Идеальное зеркало

На улице вечерело, начинало холодать. Я испугалась, что могу не успеть рассмотреть башню в деталях – закуталась плотнее в кашне и помчалась по улице в направлении отеля, пока не услышала чёткое «Маша!» позади и обернулась.

Передо мной стоял Виталий.

«Чёрт! Чёрт! Чёрт!»

«Ну что он здесь делает? Такой красивый и уверенный в себе», – пронеслось в моей голове. Мне показалось, что он вкусно пахнет, хотя нас разделяли добрые метров семь.

– Ты опоздала на самолёт? Встречающая машина вернулась пустая, шофёр не смог дозвониться тебе. В чём дело? – слегка взволнованно спросил Виталий.

– Как ты узнал, что я здесь? – в растерянности ответила я вопросом на вопрос.

– Можно сказать, что я занял пункт наблюдения, – улыбка появилась на лице старшего коллеги, указующего на громадные окна кафе с нечитаемым названием.

Он приблизился. Слишком близко приблизился, что мне пришлось немного отшатнуться назад. Этот чёртов город влюбленных! Как-то сразу закружилась голова, захотелось глубже вздохнуть. И да, он действительно вкусно пах.

– Наблюдения? Как же работа? – промямлила я.

– Работа работает, а я жду тебя. Ты наша главная суперзвезда, забыла? В целом мы все здесь ради твоей прогулки в Агентство.

– Ааа… – наконец до меня дошёл весь этот «теплый приём», – Что ж, все ОК. Я на точке. Пойду в гостиницу, сложу чемодан и компьютер. Хочется немного погулять, а то от впечатлений уже кружится голова. Этот город явно не такой простой, как мне казалось раньше.

Я стала медленно удаляться и старательно моргать, чтобы не заплакать.

– Можно с тобой? – услышала позади.

– Что? – я оторопела.

– Я тоже хотел погулять, но компании как-то не подобралось.

– Я хотела попить кофе с круассаном в брассери с клетчатым полом, а потом пойти к Эйфелевой башне… – затараторила, – Ты там был тысячу раз, так что зачем…

– План одобрен! Особенно клетчатый пол. Я покажу дорогу.

Вот так всегда находился человек, который лучше знал, что для меня лучше. Уверена, многие назвали бы это везением. Но сейчас мне уже так не казалось. Я хотела побыть наедине с Парижем, составить своё собственное мнение о нём. Погулять по его старым улицам, увидеть архитектуру, которой восхищались люди ещё сотни лет назад, оказаться рядом с теми местами, которые раньше видела только в журналах или по телевизору. После поездки на метро у меня сложилось впечатление, что в этом городе не так уж здорово, как все говорят. Он какой-то грязный, тесный, неудобный, нет ни одного магазина, чтобы просто воды купить. Хотелось передумать. Почему этот человек решил вмешаться?

«Как бы не влюбиться в него», – подумала и отправилась следом за боссом.

В номер меня заселили молниеносно – вот, что значит настоящий сервис. Я решила просто оставить чемодан и выйти в своём прекрасном перелётном образе в город. Всё равно особых нарядов не брала. Спускаясь по главной лестнице прямо в холл гостиницы, мне открылся вид на Виталия, стоящего у подножия. «Вот я и принцесса», – внутренний смех.

– Ты отлично выглядишь. Спортом занялась? – как бы невзначай начал разговор начальник, когда мы покинули здание Marriott в направлении брассери с клетчатым полом.

– Да? Спасибо… Я действительно занялась спортом. И мне очень нравится бегать, – вдруг без стеснения ответила я.

– Ну и как тебе?

– Я же сказала, мне нравится бегать.

– Я про то каково тебе, наконец, обрести что-то «своё» в этом мире.

– Ну… Мне трудно без пробежек утром, весь день как в тумане проходит без этого, – смешалась я.

«Откуда он узнал про «обрести своё»?»

– О! Да ты спортивная девчонка значит.

– Да брось, какая я спортивная девчонка.

– Я делаю выводы из того, что ты сама говоришь, – он примирительно поднял обе руки. – Или ты хочешь как-то усложнить процесс поиска своего места в жизни? Хочешь какого-то знака? Или чтобы был какой-то районный центр распределения природных дарований?

– А такой есть? – шутка, но хотелось поверить.

– Не будет знаков. Всё, что тебе нужно – внутри тебя, в твоей голове. И если что-то мешает тебе проявиться, то только ты сама, – как-то понурившись проговорил Виталий и засунул руки в карманы брюк, слегка утопая тем самым в недрах своего объёмного трикотажного жакета.

– Слушай, мы не на тимбилдинге… Если мне дозволяется быть откровенной, – руками я просительно очертила невидимую границу рабочих будней и простой прогулки. – Давай не будем лезть мне в душу сегодня. Мы вроде завтра идём разделывать моё «я» на части. А сегодня оставим его в покое.

Неловкость ситуации била под дых, я с Виталием никогда в жизни не оставалась наедине дольше десяти минут, не то, что гулять пойти. Он снова «странно» посмотрел на меня. В тот момент я уже не знала, как назвать этот проникающий прямо в голову взгляд.

– Как скажешь. Ты – главная. Клетчатый пол, – внезапно остановился Виталий около входа в крошечное кафе прямо за углом Marriott, где такие же крошечные столики были усажены людьми с газетами и сигаретами.

Удалось устроиться за столиком у окна – джек-пот. Я обожаю смотреть на прохожих и пить кофе. Иногда это можно делать и с вином. Будто бы я сижу на берегу реки и наблюдаю за её течением. Да, клише, но это самое оптимальное состояние для меня, чтобы войти в своего рода медитацию и прислушаться. Правда, теперь мои планы были нарушены присутствием тёмного человека. Он так и остался навсегда для меня образом из сна.

Пока Виталий ходил за кофе и круассанами, я всматривалась во французов за окном. Кто-то громко засмеялся в зале, и я обернулась: все присутствовавшие смотрели на красивую девушку с кудрявыми волосами, белокурой кожей и подкрашенными голубым карандашом глазами. Волосы пепельной копной ниспадали на её спину, куртку зелёного цвета. Она была совершенно раскрепощённой, это чувствовалось в манере её жестикуляции, в том, как она поправляла волосы. Красотка сидела, подложив одну ногу под себя, и увлечённо болтала с парнем через стол. Они много смеялись, её бархатный низкий голос звучал временами на весь зал, а посетители с принятием слегка негодующе шушукались и старались говорить чуть громче на своих местах. Казалось, всем было приятно смотреть на её свободное самовыражение, поведение женщины, уверенной в себе, в своей красоте, своих словах. Когда Виталий подошёл ко мне, я всё ещё тянулась взглядом к кудрявой девушке.

– Ты красивее, чем она, – сказал он, садясь на стул.

– А?

Ну, это было уже запредельно неформальное общение. Я обомлела от такой внезапной откровенности. Как же мне не хотелось, чтобы наша прогулка превратилась в зловонный подкат начальника к подчиненной. Сознание решило не принимать настолько неожиданную информацию, что перезагрузилось до момента предыдущей удачной загрузки.

За стеклом проехала машина и разбрызгала маленькую лужу, успевшую скопиться за те семь минут, что прошли с начала дождя. Тогда я решила не уступать ему свой Париж.

– Что тебе нужно от меня? И не надо заливать про историю с Агентством.

– Ничего, что я мог бы объяснить так сразу. Что, нельзя уже и слова сказать? – смеясь, отмахнулся он от меня.

– Это не ответ.

– Нет, это – ответ. Ответ простой, человеческий. Неужели ты хочешь разбираться в этом сейчас? Пей свой кофе. И нет, я не подкатываю к тебе.

«Как он узнал, что я об этом подумала?! Хотя, логично было бы предположить ход мыслей», – пробежало у меня по хребту.

Снова взрыв смеха в зале. Тогда мой спутник тоже задумчиво вгляделся в девушку и будто поменялся в лице.

– Красивая? – спросила я с легкой усмешкой и, что уж скрывать, завистью.

– Да. Это очевидно.

– Поэтому она так уверена в себе? Не смущается… – я не знала, как описать её уверенность и замолчала на мгновение, – смеяться на весь зал?

– Смеётся на весь зал она потому, что молода и пока верит, что мир ей что-то должен. А то, что она красива – данность, с которой она живёт всю жизнь, поэтому доброе и снисходительное отношение к любым её поступкам не вызывает удивления в её сознании.

– Значит всё-таки правда, что красивым всё можно?

– Это психология школьницы.

– Но я права?

– Да, в целом да, красивым всё можно.

Снова французы забегали в моём окне. Видимо, дождь кончился так же неожиданно как начался. Фары машин отражались в мокром асфальте, люди сновали туда-сюда. В Париже наступала ночь.

– Я что, не увижу башню? – сказала я, слишком приблизившись к стеклу, из-за чего оно на секунду запотело, как в том сне, и мне пришлось отпрянуть от него, чтобы не заплакать.

– Она отлично подсвечивается.

– Мы пойдём к ней?

– Можно поехать.

– Нет, надо идти, – почти прошептала я.

– Тогда пойдём.

Он неожиданно встал и просто вышел из кафе. Я подивилась такому легкому переходу от мысли к действию, но свой кофе всё же залпом допила.

Круассан мягко улёгся в мой страдающий желудок, погода осталась прохладной, но не промозглой, поэтому идти можно было с удовольствием. Брусчатка сменялась асфальтом, а асфальт вытоптанными городскими тропинками и иссушенными газонами. Кафе встречались буквально на каждом шагу. И я вам скажу, клетчатых полов среди них было предостаточно.

Мы прошли мимо башни Монпарнас. Я надолго ушла в себя, вспоминая, где же я читала о ней. За бортом остался и Музей современного искусства в стенах Токийского дворца, Нотр-Дам. Я сжимала кулаки, но двигалась именно к Ней. Я должна была прийти к Эйфелевой башне, увидеть её и оказаться в Париже по-настоящему. По-моему, нет в мире другого настолько яркого символа страны, чтобы, не посетив его, нельзя было бы считать, что побывал в этих краях.

Прогулка шла и шла. А мы двигались вдоль улиц, где когда-то ходили слуги короля. Завсегдатаи пивнушек бродили по брусчатке в ботфортах и распевали шутливые песни, рискуя встать в лошадиный навоз, в то время как дамы бежали по краю тротуара и почесывались от вшей, заводившихся в их белых париках. Когда я рассказала о своих мыслях Виталию, он долго смеялся, сказал, что он бы решил, что я пессимистка, если это всё не было бы правдой. Но мне виделись и другие картины, того, как на верхних этажах этих трех или четырёхэтажных домов жили самые бедные поэты и художники, создавая шедевры искусства, которые сегодня стоят миллионы евро. Город показывал мне свою историю, а я раскрашивала её своим воображением. Здесь творились дела, о которых так никто и не рассказал, потому что истории все эти были про людей обычных, незаметных без серьезного увеличения, как я.

Виталий пытался рассказать мне всё, что знал о тех местах, что мы проходили мимо, чтобы мне было не так жаль пропустить их или чтобы я знала куда возвращаться, когда приеду сюда сама. На деле вышло так, что он звучал музыкой в моих ушах, будто я посетила концерт филармонического оркестра. Мой спутник-дирижёр размахивал руками и живописал истории, происходившие здесь десятки или сотни лет назад, говорил о картинах, литературных героях, что топтались прямо здесь, революциях, обычаях и знаменитой пренебрежительности французских монархов к нуждам простого народа всего каких-то двести лет назад. Я млела от всего того, что происходит вокруг меня, старалась впитать каждую секунду происходящего, трогала пальцами фонари и уличные скульптуры, лавки, здания… людей.

В какой-то момент он резко повернул с прямой дороги до Эйфелевой башни через Марсово поле и пошёл по направлению к проспекту Сюфран.

– Эй, нам в другую сторону! – вскричала я ему вслед.

– Я уверен, что первое мгновение – самое важное, – ответил он мне в пол-оборота, не высовывая руки из карманов.

– Что это значит? – спросила я приближаясь.

– Это значит, что я знаю особое место.

И мы двинулись по проспекту. Я, смущённая таким резким поворотом, хотела было возразить, что прямая дорога вернее.

– Но почему не напрямик?

– А ты всегда ходишь прямой дорогой? – спросил он, глядя себе под ноги.

– Я бы хотела, да… Я стараюсь выбирать прямой путь.

– А если я тебе скажу, что этот путь, может быть и длиннее, но его финал будет… значительнее.

– Я тебе поверю. Но это, обрати внимание, уже гарантия для меня, потому что ты тут был. Сама бы я пошла через парк.

– Ты думаешь, что в жизни таких гарантий не бывает?

– У меня никогда не было. Право, лево, нужно понимать, куда ты идёшь. Иначе – тупик.

– Логично предположить, что ты там, где хочешь быть, в таком случае.

– Я хочу быть в Париже, – смайлик, смайлик.

– Нет, я про профессию, личную жизнь и прочее.

– Наверное…

– Значит, завтра зеркало покажет тебя такую, как есть сейчас?

Тут я задумалась. Выходит, нет. Получается, я своими прямыми дорогами пришла в самое сердце запутанности прямых дорог. Потому как в чём в чём, а в том, что зеркало покажет что-то, не связанное с моей нынешней жизнью, я была уверена. Я не на своём месте!

Потрясающе простое открытие случилось со мной в совершенно, казалось бы, неожиданных обстоятельствах. Кто бы сказал мне раньше, что я буду гулять по Парижу и показывать мне его будет никто иной, как самая загадочная личность московского офиса Yellow Bridge, если не всей компании вообще. Что главной достопримечательностью города станет мысль, которая всегда была в моей голове, но настолько завалена томами обязательств и обязанностей, что умудрилась остаться незамеченной – я не на своём месте.

Я не на своём месте.

– Я же не обидел тебя? – Виталий, кажется, растерялся.

– Конечно, нет. Просто попал в точку, и я смутилась, – от былой неловкости, кажется, не осталось и следа.

– Поделись.

– Эммм. Неет… Это личное, я бы не хотела это вытаскивать.

– Не могу не уважать это решение. Но завтра ты должна будешь кое-что о себе рассказать куче незнакомых людей. Пора порепетировать. – развел он руками в карманах и пошёл задом наперёд, повернув своё улыбающееся лицо ко мне. Конечно, я покраснела, заулыбалась даже.

– Да, ты прав, – отвернулась. – Не мне секретничать уже. «Я не на своём месте» – вот что я поняла.

– Это открытие, – рассмеялся, скотина.

– Почему… Почему ты смеёшься? Я поделилась открытием жизни, а ты ведёшь себя как скот!

– Извини, извини. Согласен. Порой, очевидные окружающим вещи, совершенно секретны для их носителей. Это отличный старт, что ты это поняла. Что будешь делать?

– Подожди, я ещё не отъехала от станции «Откровение».

– Ой, не надо спешить на этот поезд. Умоляю. Побудь сейчас.

Мой спутник будто повеселел. В Париже вино разливают в воздух? Он скакал вокруг меня, изображая как «болтает ножками» на станции. Выглядело так, будто он пописал в свою штанину. Но он наслаждался моментом. Внезапно он взял меня за талию и напугал до смерти, что поцелует, а я ему это позволю. Но, вместо этого, он развернул меня лицом к переулку, перетаскивая на особую точку в пространстве этого города, где между домами я увидела Её – Эйфелеву башню.

Она стояла там, между домами, в золотом сиянии скрытых фонарей подсветки. Будто вычерченная карандашом, башня возвышалась как мечта, протыкая насквозь парижское небо. Господи! У меня подкосились ноги, и я опустилась на колени, прижала руки ко рту и дышала, боясь спугнуть этот магический облик вероломного попрания традиционного облика Парижа, ставший его сердцем. Разве можно было придумать что-то совершеннее? Она походила на стопку иголок, уложенных в такой точной последовательности, что можно было разглядеть каждую и восхититься человеческому подвигу, гением мозга, который всё это придумал, построил и накрепко вбил гвоздём в историю всего человечества. Я думала, что она вот-вот исчезнет, опустится за деревья, что скрывают её подножие от меня. Но она была там.

– Ну привет, Маша. – сказал Виталий спустя тысячу лет.

– Ты видишь её? – прошептала я.

– Да.

– Боже…

– Шок?

– Да.

– Вино?

– Да.

Пока я сидела и не могла оторвать глаз от Эйфелевой башни, Виталий сходил за бутылкой вина в ресторан через дорогу, вернулся ко мне и уселся рядом на тротуаре. Наверное хорошо, что была ночь, иначе бы нам никто не разрешил вот так сидеть и смотреть на неё.

– Почему ты сказал «привет»? – спросила я, не отрываясь от башни, когда приняла бокал вина из его рук.

– Показалось, что я, наконец, увидел тебя настоящую. Мне всегда интересно именно это в людях, которые мне интересны.

– И что ты увидел?

– Восхищение. Ты знаешь, не многие вот так позволят себе проявить восторг, прожить в моменте, чтобы осесть на асфальт и захлебнуться, – он поднес бокал к моему и тихо чокнулся.

– Почему ты привёл меня сюда? – спросила я, услышав звук бокалов.

– Спросим по-другому – почему ТЫ здесь?

После такого вопроса я автоматически устремилась мыслями в ворох простых вариантов ответов на него. Среди них были «всегда мечтала увидеть Париж», «ты же сам меня выбрал», «в смысле, это же Эйфелева башня» и неожиданное «мне просто хотелось побыть с тобой рядом». Но, вместо всего полагающегося, в этот откровенный момент истины из меня выплыла правда.

– Я больше не могу так жить… – слезы придушили последние звуки.

– А как ты живёшь?

– Как десятки людей, которые меня воспитали, вырастили, обучили. Меня нет среди них. Сколько я ни всматриваюсь, но меня там нет, это точно… – наверняка Эйфелева башня отражалась в моих глазах в этот момент, потому что я уверена, не будь её там, я бы ни за что не решилась вытащить из себя столь постыдную мне правду.

– А где, по-твоему, ты можешь быть?

– Я надеюсь, что «Идеальное зеркало» укажет мне путь.

– А если тебе не понравится то, что оно скажет? Снова повинуешься стороннему мнению?

– На сайте говорят, что это не просто стороннее мнение, а математически точно высчитанное предназначение вообще-то.

– И тем не менее, это только мнение. Не ты ли сама стремишься к тому, чтобы самостоятельно решать свою жизнь, а не математически точно?

– Согласна… Ты пытаешься меня отговорить что ли?

– Ни в коем случае. Мне любопытно, как это у тебя в голове работает. Как можно не чувствовать… своё?

– Очень даже просто, когда всю жизнь за тебя всё решают, а любое твоё проявление встречает шквал критики. Мама никогда не давала мне второго шанса. Тебе, наверное, такое незнакомо.

– Ну не суди по одёжке.

– Расскажешь?

– Может быть, – пауза. – И что, ты ни разу не чувствовала внутренний зов, голос?

– Был один раз, недавно, когда я проснулась утром после очень странного сна и не могла понять, что со мной происходит. Мне хотелось мяться и выгибаться, как будто у моего тела была ломка. А потом я начала бегать утром и теперь не могу без этого.

– Вот видишь! Это настоящий зов. Хорошее начало.

– Это всего лишь пробежки утром.

– Слушай дальше себя. Ты уже сказала, что больше не можешь так жить, значит, что-то всё-таки с тобой происходит. А Агентство может лишь помочь тебе в этом. Ты так не считаешь?

– Не знаю. Пока мне кажется, что нет мне места во Вселенной.

– Ну где-нибудь уж местечко найдётся, – сказал он со странной ноткой удивления в смехе.

Несколько минут мы просто сидели на тротуаре и медленно отпивали из своих бокалов вино, вглядывались в башню. Её невозможно увидеть с первого взгляда. Она – это сплетение множества нитей и тросов, балок, лестниц. При этом, во всё материальное богатство монумента вшиты тысячи историй людей, которые смотрели на неё, мечтали о ней, для которых она стала символом. Словно каждый штрих карандаша архитектора стал обещанием кого-то жить полной жизнью.

– Ты не первую меня сюда привёл? – отметила скорее для себя с бессмысленной грустью.

– Чокнись уже и смотри дальше. Расскажи, что ты чувствуешь?

– Я чувствую величие, в буквальном смысле. Мне страшно, какая она высокая. Если бы я потрогала её за верхушку, то меня бы охватил первобытный страх высоты. Ты думаешь, что увидь я её потихоньку, через парк, было бы не так?

– Когда приближаешься к ней постепенно сложно почувствовать её объём и высоту, её красоту. А мне хотелось вспомнить как это – увидеть Эйфелеву башню впервые. Если что, то её было видно много раз, когда мы шли сюда, но каждый раз ты то отворачивалась, то что-то мешало обзору или ты её не замечала. Я понял, что нужно сюда. Ещё бокал? – и бутылка забулькала, разливая по второму бокалу красного.

Париж.

– Как ты её увидел впервые?

– Примерно так же, как и ты. Я будто динозавра живьём застал. Ехал на автобусе, ниоткуда в никуда и вдруг верхушка промелькнула над домом в окне. Интригующая вспышка и всё, дальше ничего не видно. У меня дыхание перехватило. Я вывалился из автобуса на следующей остановке, ждал пока он отъедет, чтобы обернуться и увидеть её. Сразу всю, в золотом сиянии. Так стоял даже и не знаю сколько.

– В сиянии.

– Да, тоже темно было. Тебе не холодно сидеть на асфальте?

– Нет.

Я проснулась на подушке из грёз. Нельзя иначе сказать. Уверена, моё сияние лилось из окон номера. Словно рок-звезда, я встала с белых простыней в своём белом отельном халате, прошла в ванну и с упоением приняла каскад теплых капель из душа на себя. Свежая и вкусная, причесала волосы и не заплела в тугой пучок, а распустила свободной гладью по плечам. Подкрасилась, одела синюю юбку-карандаш, белую рубашку и туфли на низком каблуке, чтобы весь день быть на высоте, но без хамства.

Невероятно довольная собой, мы со счастливой улыбкой спустились к завтраку. В девять нас должна была ждать машина у входа, так что у меня был огромный час для наслаждения едой. Выбрала самое вкусное: омлет, икра, круассан, кофе. Ну и яблочный штрудель, конечно. И нет, я не читала газету и не уткнулась в телефон. Я вспоминала вчерашний вечер. Думаю, что свечение ещё усилилось от этого.

Удивительно, всего один вечер, подчинённый исключительно собственным порывам и такой результат. Столько вдохновения, сколько я не получала ни от одной недели или двух на берегу моря. А раньше думала, что тропики на меня имеют исключительно благотворный эффект. Тогда как вот: в один день и откровение всей жизни – «Я не на своём месте!», и готовность к тому, чтобы найти это своё место, во что бы то ни стало срочно найти и занять.

Или это из-за него я так себя чувствовала? Удача ли то, что я встретила Виталия на улице и провела с ним вечер, распивая вино и глазея на Эйфелеву башню? Конечно. Сама я ни за что не почувствовала бы всё это, больше переживала бы за то, что сейчас потеряюсь. Бесценно разделить момент с тем, кем восхищаешься, чьё мнение тебе не безразлично. Его особая природа воздействия на меня вчера совершенно исчезла, я была благодарна, что он рядом. И теперь была уверена, увидев его в коридоре, не буду заливаться краской. Или буду…

Тем вечером мы сидели на тротуаре пока не выпили всю бутылку вина. После того Виталий сказал, что нужно успеть на последний подъём вверх. Сказал: «Ты сегодня всё трогаешь, должна прикоснуться и к ней!». Я надеялась, что он не заметил, как я всё трогаю. Не хотелось выглядеть психопаткой в его глазах. Но куда уж там.

Так мы успели на подъём, а потом долго шли по лестнице, а я всё не могла поверить, что поднимаюсь по одной из ножек Эйфелевой башни, держусь за перила Эйфелевой башни, иду по металлическому полу Эйфелевой башни, приближаюсь к верхушке Эйфелевой башни. Хваталась за всё, впитывала пальцами. Вместе с сотней других людей мы шли к первой платформе, где нужно было отстоять огромную очередь к лифту. Самая верхняя часть, уже начинала вырисовываться в моём сознании. Там реально есть люди, там даже ресторан был, только в тот момент он не работал.

Когда мы, наконец, оказались на самом верху, мне пришло в голову, что вот-вот и космос. Как это возможно, что я здесь, в трёх сотнях метров над Парижем? Если падать, то я, чур, в Сену. Все вновь пребывшие шумно передвигались в поисках незанятого пространства у самого края, чтобы разглядеть что-то знакомое с высоты. Мы приблизились к окошку, выходившему в сторону парка. Я не пыталась что-то узнать из этого пейзажа, это был совершенно новый для меня город. Париж снял с себя маску блудливого свободолюбия и показал себя мне как есть.

Это город, в котором живут люди, давно живут, не боятся менять его под стать времени и нравам. Городу это нравится, поэтому он гармоничен, не стесняется грязи своих окраин и исписанных стен метро, его памятники целы и вечны, его ценности растут, он всё ещё готов порождать новых героев времени и привлекать к себе тысячи мигрантов со всего света. А что нужно Парижу? Ему достаточно сладкого запаха лаванды, что несут ветра с полей Прованса. В этом городе можно жить, его нужно любить, им необходимо восхищаться.

Мою сладкую негу по Парижу нарушил консьерж. Подошёл ко мне и наклонился до уровня моего плеча, от чего я чуть не заорала от ужаса: «Мария, за вами приехала машина».

«За мной? Почему за мной? А больше никто не поедет?».

Хорошо, что успела почти всё доесть.

Рок-звезда в действии. Забрав сумку с ноутбуком из номера, я спустилась по главной лестнице и вышла к входу, где стояла шикарная чёрная тачка.