Соло ласточки

За этими пространными, не совсем понятными мне самому размышлениями, я не заметил, как кабинет Хомичева опустел.

– Спасибо вам, Юрий Валентинович. Как научить народ работать? – Ему явно хотелось выглядеть умным в моих глазах. Я предоставил ему такую возможность и выпил с ним предложенную рюмку коньяка «за наше общее дело». Хомичева потянуло на откровенность, и мне пришлось выслушать его версию накопления первого миллиона.

– Юрий Валентинович, трех дней вам хватит, чтобы со всем этим разобраться? – вдруг спросил Хомичев и посмотрел мне в глаза трезвым взглядом.– На большее не рассчитывайте, – тихо добавил он.

Я вышел из кабинета, оставив дверь открытой. Секретарша пудрила нос и даже не посмотрела в мою сторону. Дверь из приемной за мной с грохотом захлопнулась.

До обеденного перерыва оставалось время, за которое я успел побывать в производственном цехе. Ядреным русским языком я разъяснил мастерам-наладчикам способы подсоединения проводов в машинах. Проверил работу механизмов и, в принципе, остался доволен полученным результатом. Работа отвлекла меня от свирепых мыслей, я успокоился и принял решение больше не буйствовать и не злиться.

Я вышел за ворота предприятия, сделал глубокий вдох и почувствовал душевное облегчение. Довольно размеренным шагом я пошел в столовую, с твердой уверенностью встретить там Аглаю. Мне казалось, что те события, которые произошли этим утром, не повлияют на устоявшийся ход ее жизни. И что собственно произошло? Я сорвался не по своей вине, она сама спровоцировала меня на грубость и, она, как умная женщина, просто обязана сгладить конфликт между нами. Но я еще не понимал, что и мы, мужчины иногда ошибаемся и бываем не правы…

Огромный зал столовой, как обычно в это время, был полон. Но среди многочисленных посетителей ее не было. Стол, где должна была сидеть моя «дама в черном», был занят тремя женщинами из соседней парикмахерской. Розово-синие халаты делали их похожими на букет фиалок. Я отметил в себе переменившееся настроение и способность мыслить образно, прибегая к поэтическим сравнениям. Я сел на свое место, напротив «букета фиалок», и решил ждать ее появления.

– Если вы надеетесь на встречу с нашей прекрасной Еленой, то напрасно. Она не придет сегодня, – услышал я голос писателя за спиной. В руках он держал салфетку. Писатель закончил обеденную трапезу и собирался уходить.

– Почему?

– Потому что она никогда не опаздывает к обеду… Неважно выглядите… Весна – время простуд, надо беречься, молодой человек.

Писатель встал, откланялся и медленно побрел к гардеробу. Я решил ждать, и, через некоторое время, надежда на встречу с ней в этом «романтическом месте» испарилась, так же как исчезает пар над огромными кастрюлями, оседая каплями влаги на потолке. И когда из- за стола поднялся последний посетитель, я понял, что она не придет сегодня, и завтра не придет, и послезавтра и, быть может, не придет до тех пор, пока я не уеду из города…

– Молодой человек, мы закрываемся! – крикнула в мою сторону «монстр за кассой».

– А как ее зовут? – крикнул я в ответ. Но, скорее всего, я не крикнул, а пробурчал себе под нос, задавая вопрос себе самому. И кассирша его не расслышала, а когда я проходил мимо кассы, она мне приветливо улыбнулась.

– Закрываемся мы. Приходите вечером. Вечером у нас музыка и танцы.

– Спасибо. Зайду, как нибудь.

Мне ничего не оставалось, как покинуть заведение ни с чем. Но когда я подошел к выходу, меня окликнули.

– Вы меня? – оглянулся я и увидел за стойкой гардероба уборщицу, ту самую, которая в вечерние часы работы столовой перевоплощалась в охранника, наряжаясь матрешкой.

– Тебя, тебя, а кого же еще? Я пока не слепая, – кряхтела она, выходя из —за стойки. – Вот, просили передать. – Она протянула мне тетрадный листок, свернутый в несколько раз. Ответственная уборщица строго выполняла указания того, кто просил ее вручить мне послание. Листок успел пропитаться запахом ее рук и слегка помяться. – Имени просили не называть. Сказали, что вы сами знаете.

– Спасибо. Конечно, знаю, – ответил я, скрывая волнение, и поспешно вышел.

«Послание» оказалось предельно кратким: « ул. Прибазарная, д. 13, кв. 13». Но эти несколько слов сделали меня самым счастливым существом в первый день весны. Я упивался победой, ее вкус оседал на моих губах снежной крупой. Я приосанился, а потом, разгоряченный быстрой ходьбой, распрямился настолько, что холодный, но все же весенний ветер, врывался под полы пальто.

Но то, что произошло через пятнадцать минут, когда я вышел на улицу Прибазарную, произвело на меня такое потрясение, от которого я и сейчас испытываю слабую дрожь в коленях. В те минуты моя дрожь была равносильна дрожи отбойного молотка. Талантливому писателю было бы, где разгуляться, описывая картину разрушения дома под номером 13 и анализируя состояние героя от рушившихся, как стены старинного особняка, надежд! Моя краткость в описании сцены, которая разыгрывалась передо мной на Прибазарной улице, не признак моего писательского таланта, а стремление ускорить повествование о событиях первого весеннего дня.

– У вас есть разрешение на снос старинного особняка, главную достопримечательность вашего города? – задал я самый глупый вопрос в своей жизни пожилому рабочему в каске с отбойным молотком в руках. Рев огромной стенобитной машины и глухие удары чугунного шара заглушали мой голос. Но, наверное, в моих глазах застыли такой ужас и такое негодование, что рабочему захотелось меня утешить, и он прокричал мне в ухо.

– Хомичев дал команду на снос! На этом месте выстроим супербаню, закачаешься! Приходи через полгода, попаримся вместе!

– Какая баня, вы с ума сошли? – крикнул я в ответ. Мой тон явно не понравился пожилому рабочему, потому что он не стал разбираться со мной, а с силой вытолкнул за ленточные ограждения.

– Иди отсюда, здесь посторонним вход воспрещен! – орал он и махал кулаками в брезентовых рукавицах перед моим носом. Я понял, что ждать вразумительного объяснения происходящему бесполезно. Я отошел еще на несколько метров от пестрых лент и притих как побитый пес, только что не скулил от обиды на хозяина.

Я ждал многого от нашей встречи на чердаке, но такого! Такого хода событий не могло представить мое распаленное воображение, с явными признаками какого-то начинающегося психического расстройства.

Месть Аглаи несомненно достойна бурных аплодисментов обывателей, жаждущих повторения и кричащих виртуозной мстительнице «Бис!». Такой цинизм исполнения финальной сцены поверг меня в ужас, в шок! Жестокость расправы над моим чувством не находила оправдания в моих внутренних монологах. Они строились на одних междометьях и нецензурной брани!

Оно, это зародившееся чувство, было мне дорого. Ценность его для меня была велика только потому, что я нашел силы признаться себе в этом! Кем я стал для нее за эти короткие встречи близости, только прохожим, пассажиром в переполненном купе экспресс-поезда, безымянным собеседником, раскрывшим тайну своего существования в пустом мире? Мой пустой мир для нее -это всего лишь холодный номер в гостинице безымянного города, а я сам, я такой неординарный и мужественный, наблюдательный и немногословный, я стал для нее администратором, скулящим возле ее плеча под одеялом.

Эта стенобитная машина прошлась по мне, разутюжив все, то, что почти прорвалось наружу, пустило ростки в поле, заброшенном обитателями пустого мира.

Весенние мартовские сумерки спускались на улицы города с такой же неотвратимостью, как и зимние февральские. Центральную улицу осветили фонари и вывески на домах. Простояв над грудой досок и штукатурки разрушенного родового гнезда старика-лилипута, надышавшись пылью, я принял решение найти Аглаю. Разыскать ее в этом чужом городе, чего бы мне это не стоило! А что мне оставалось делать? Мое уязвленное самолюбие молило о пощаде, но гордость делала меня злым и беспощадным к обидчице!

– О, братан! Привет! Заходи, но только ненадолго. Я убегаю сейчас! Свидание… ты понимаешь, – замахал руками Серега, когда китайский колокольчик над порогом его супермаркета и у меня над головой зазвенел серебряным звоном. Вид у Сереги был праздничный. На нем был пиджак ярко малинового цвета и огромный галстук. Он проворно укладывал в пестрый пакет продукты в ярких упаковках. – Все так неожиданно… звонит и говорит загадочным голосом «Буду ждать, милый, хочу только тебя, на нашем месте, в тот же час!». Неделю к себе не подпускала, а тут сама, понимаешь… Чего ты потный такой? Заболел что ли? Весна, братан! Нам болеть не полагается, – Серега загадочно мне подмигивал, его намеки казались мне грубыми и пошлыми.

– А нет вашего места! – заорал я. Зачем я так закричал на Серегу. Мой голос, хриплый и глухой, напугал продавщицу за прилавком. Не разобравшись, что случилось и кто кричал, она закричала писклявым голосом в ответ.

– Нажрутся с утра пораньше и ходят целый день! Сергей Иванович, гоните его в шею, пока товар не стянул. Я одна не останусь в ночь, вызывайте сменщицу или сами оставайтесь. Я за копейки жизнью рисковать не собираюсь.

– Заткнитесь оба! Иди, работай… Братан, чего с тобой? Ну-ка, зайдем в мой кабинет, на пару слов. – Серега толкнул меня в спину, а я и не сопротивлялся. Теперь подсобка с товаром стала кабинетом, я почувствовал себя в нем крайне неуютно. Появившаяся неприязнь на лице Сереги и вопросительный блеск в глазах говорили о переменившемся настроении.

– Ты мне скажи, ты был у нее? Честно, по-мужски, ответь…

– Да.

Я хотел что-то пояснить, но не успел, потому что Серега ударил меня кулаком прямо в нос. Но он ошибся на мой счет. Я не заставил себя ждать и ответил ему таким же ударом. Мы разозлились оба. И начался мужской разговор.… Не знаю, как долго бы продолжалась потасовка, но пронзительный крик продавщицы «Убивают! Грабят!» остановил нас на полуслове.

– Ты чего разоралась, Степановна? Не видишь, мужики разговаривают.

– А кто вас разберет, разговариваете вы или морды друг другу бьете… Вызываю милицию… Оба сядете у меня на пятнадцать суток…

Пришлось окончательно прервать мужской разговор, чтобы не пугать Степановну, так звали бдительную продавщицу, и не привлекать внимание правоохранительных органов.

– Как ты мог, братан? Я все для тебя, а ты… – недоумевал Серега. Он обхватил голову руками. Сел на ящик с пивом и совсем по-детски засопел в сторону.

– Слушай, Серега, не горюй ты так…. Кто же знал, что так получится.… Не давал бы ты мне ее адреса, не пришлось бы сегодня отношения выяснять.… А особняк тот снесли сегодня. Я только что оттуда. Так что, может, ты мне скажешь, где ее найти. Я поговорю с ней, быстро, клянусь, очень быстро… ну, потом и ты поговоришь, – успокаивал я Серегу. Я сел на коробку с чем-то хрустящим напротив.

– Пересядь, товар испортишь.… А я смотрю на тебя и не пойму, что-то неважно выглядишь, братан.… А теперь вижу, что с головой у тебя проблема. Какой особняк? Ты кого ищешь, Агата Кристи?

Я не сразу уловил связь между Агатой Кристи и моей головой.

– Я тебе про Аглаю… Витальевну.… А ты про Анжелу подумал?

– Не заводи меня, слышишь? А то и в правду в ментовке окажемся… Ну, ты даешь, братан… А я не понял, вот, разнервничался немного… Давай мировую? – выдохнул Серега с облегчением. Он потянулся к полке, где в ряд выстроились бутылки с водкой.

– А как же свидание?

– А что свидание, сейчас выпью для храбрости и пойду. Ну, давай, за любовь! – Мы выпили не чокаясь. Серега разлил по второй. – Мужик я или нет? Я же не бормотуху пью…

– Давай выпьем. – Мы выпили, не закусывая, просто утоляя жажду и снимая боль от ушибов, – ты мне скажи, где ее искать теперь? Особняк-то снесли.

– Какой особняк? Это же барак для строителей предприятия. Он полвека простоял. А теперь миллионер наш хр-в выкупил это место. Что он там строить собрался, пока не знаю…

– Баню.

– Баню? Вот гад! Решил грехи свои смывать…

– Да Бог с его грехами. Ты мне скажи, куда Аглая переехала?

– А что? Зацепила она тебя?.. Ладно, понимаю и не вмешиваюсь. Вот только куда она уехала, она мне не сказала. Забежала сегодня с утра, набрала продуктов для лилипута-сожителя. Сказала, что с ним удар случился, что везет его в областную больницу. Попрощалась так душевно, поблагодарила, попросила плохого о ней не думать и ушла.… Давай по третьей, за любовь как положено…

Мы выпили. Серега вошел в свой привычный ритм, стал отряхиваться и перетягивать огромный галстук.

– Не могу я эти галстуки носить! Ну, прям, как удавка на шее…

– А кто она и откуда приехала, не знаешь?

– Не, не знаю. У нас с ней чисто деловые отношения были. Приехали они в город прошлым летом или осенью. Не скажу точно. Она пришла ко мне одна. Вежливо так обратилась, по имени отчеству. Попросила о помощи. Ну, как откажешь такой женщине. Но у меня с ней ни-ни… Сам понимаешь, Анжела… Да и город маленький… Клиенты у нее в основном командировочные были… Но все мужики порядочные. Я сам подбирал. Она молодец, такая внимательная. Предлагала мне часть дохода, но я отказывался. Что я не мужик… Они и так у меня все отоваривались.… Вот такой договор был… У нее, правда, один дальнобойщик появился, стал постоянным клиентом. Все просил ее с ним уехать. Пришлось мне с ним поговорить, уладить ситуацию… Хороший мужик оказался. А она ни в какую и все… Не поймешь этих баб. Чего им надо?

– Они все с другой планеты…

– О, хорошо сказал! За это выпьем, и пойду я, братан. Не обижайся, сам понимаешь, у меня такое свидание сегодня… важное… с инопланетянкой.

Мы вышли на улицу. С неба опять что-то сыпалось. Серега пожал мою руку.

– Давай, братан! Не обижайся. Эх, если бы не наш маленький город, мы бы с ней этот бизнес на широкую ногу поставили, – Серега подхватил пестрый пакет, поднял ворот куртки и пошел быстрым шагом. Мне захотелось проводить его взглядом. Пройдя несколько шагов на ветер, он развернулся ко мне лицом и пошел к своей Анжеле, пятясь, как рак, задом.

– Ты когда уезжаешь, братан? – крикнул он.

– Утром! – прокричал я в ответ.

– Счастливо! Заходи, если что…

Вот все и закончилось. Я поблагодарил Бога, что все так устроилось. Обратился к нему с некоторыми сомнениями. Но потом решил, что не совсем прилично беспокоить Всевышнего по таким пустякам. Пусть устраивает судьбы влюбленных, а не разбирается с таким придурком как я, «командировочным», который, в силу непонятных причин и обстоятельств, думал о ненормальной проститутке больше, чем было положено правилами приличия. А вообще, о каком приличии могла идти речь…

Алкоголь и морозный ветер в спину меня успокоили. Теперь я знал точно направление пути. Я спешил в гостиницу. Мне хотелось поскорее лечь в койку, заснуть беспробудным сном. А утром, не сказав никому ни слова, сесть в автобус и уехать из этого города навсегда!

Но моему желанию остаться наедине с самим собой, единственному здравому желанию за сегодняшний день, не суждено было сбыться.

– Добрый вечер. Ключи, пожалуйста, – обратился я к горничной, которая встретила меня холодным, равнодушным взглядом.

– Ваш номер занят новым постояльцем! У вас закончился срок проживания у нас! Вот ваши вещи! – услышал я знакомый голос администраторши в конце коридора. Она вышла из своего кабинета, дверь в который была открыта. – Всего доброго, счастливого пути! – Она оставила мой чемодан на пороге кабинета и хлопнула дверью.

– Забирайте вещи и выходите. Посторонним у нас нельзя. Мы закрываем двери на ночь. Инструкция… – горничная не проявила ни капли сочувствия к моему положению и поспешно удалилась в подсобку. Своей поспешностью она выразила солидарность с начальницей.

Я остался совершенно один в холле, но сдаваться не собирался. Я сел в кресло под пальмой и решил обдумать план действий. Цель обозначилась сама собой – не остаться на улице в эту первую ночь весны. Первую и очень холодную ночь. Я понял, что в моем положении мне ничего не оставалось делать, как выяснить отношения с женщиной, которую я так обнадежил прошлой ночью и о которой за весь день не удосужился вспомнить.

«А на что, собственно, она рассчитывала? Что она успела нафантазировать за время нашего короткого знакомства? И что дало ей право предъявлять мне претензии? Я не сказал ей ни одного слова, я был скрытен и осторожен. Моя вина заключалась лишь в том, что я поступил с ней так, как она захотела. Она прыгнула ко мне под одеяло по первому зову, приняв решение самостоятельно, о котором я ее не просил, только намекнул. Так к чему такая буря эмоций? Она провоцирует меня на поступок, но он меня вряд ли к чему обяжет! Она требует от меня лжи. Ну, что ж, если она настроена обмануться и в эту ночь, я помогу ей… Перспектива вокзального кресла меня не прельщает вовсе…».

– Ты обижаешься? Но почему? Я весь день просидел над работой. Я летел к тебе на всех парусах, а ты выставляешь меня на улицу. Или мой номер занят новым командировочным, и ты уже успела ознакомить его с правилами проживания в своем царстве? – начал я, стремительно ворвавшись в ее кабинет. Самое банальное наблюдение классиков о лучшем способе обороны – нападении – подействовало. Я подошел к ней так близко, что пути к отступлению были перекрыты стеной за ее спиной и моей широкой грудью. Женщина обмякла и осталась в моих объятиях. Представляю, как пошло прозвучит мое описание взятия приступом ее крепости, поэтому опускаю рассказ о подробностях нашего прощального свидания…

Первая ночь весны расставалась со мной визгливым криком петуха под окнами. На пороге я оглянулся. В мятых подушках спала сама безмятежность. Я утомил мою безымянную спутницу в ночи и успокоил одновременно. Успокоил настолько, что она не проснулась, когда, одеваясь, я наткнулся на стул, и он с грохотом отлетел в сторону.

…Водитель автобуса не торопился с отправлением. Он строго следовал расписанию и не спешил заводить мотор. Проверив наличие билетов у пассажиров, он еще некоторое время усаживался в водительское кресло, как будто хотел, чтобы все неровности и выпуклости его тела совпали с просевшими углублениями сиденья. Когда он понял, что его ничего не отвлечет в пути, мы тронулись.

Мы проехали по темным, дремавшим переулкам города, подбирая на остановках первых пассажиров. Не набирая скорости, выехали на центральную улицу. Мне показалось, что маршрут автобуса был согласован с кем-то, кто хотел, чтобы я еще раз увидел места, в которых происходили события прожитых дней.

Я прижался лбом к влажному стеклу. Прохлада испарений проникала через лоб и виски в мои мозги, остужала воспаленное воображение, возвращала способность здраво мыслить и хладнокровно воспринимать происходящую вокруг дорожную суету.

– Человеку плохо! – Услышал я визгливый крик за спиной. – Остановите автобус! – Распоряжался все тот же визгливый голос. Водитель притормозил, в салоне загорелся свет. Я собирался проявить сочувствие и предложить помощь. Но потерял способность владеть собой. В эту секунду, отпрянув от стекла, я увидел эту женщину с визгливым голосом, которая проявляла заботу о пострадавшем человеке. Все, что творилось за моей спиной, я видел в отражении. Запотевшее стекло как зеркало отражало происходившее в салоне. Пассажиры в тесном проходе салона волочили грузное тело немолодого мужчины, стаскивая с него потертую куртку.

Автобус остановился, человека вывели на улицу, смочили лицо водой и усадили на обочину. Что происходило дальше, меня уже мало интересовало. Я был увлечен своим открытием, которое раскрывало секрет интуиции Аглаи! На протяжении одиннадцати дней ОНА наблюдала за мной через отражение в огромном окне столовой. Она знала о каждом моем движении, она отслеживала каждый мой взгляд, направленный в ее сторону. Сквозь опущенные ресницы она следила за моими мыслями и читала их как прейскурант на помятом листке меню этой дешевой столовой. Она ждала и, спустя положенный срок, была готова затащить меня в свои сети. Она увидела во мне потенциального клиента на своем заброшенном чердаке. Мой горящий, голодный взор выдал меня, и она бесстыдно воспользовалась моим природным желанием заплатить за пикантное приключение заезжего командировочного. Мой холеный вид и толстый бумажник явились для нее стимулом начать эту пошлую игру. Ее цель поправить свое бедственное материальное положение оправдалась.

Простота суждений о случившемся душевном переживании, словно все та же прохладная влага стекла, вернула меня в реальность происходящего. Автобус набирал скорость на просторной пустынной магистрали города. Но, не нарушая правил дорожного движения, образцовый пожилой водитель притормозил на красном сигнале светофора. За окном я увидел фасад в мраморной крошке столовой «Встреча». Сюжет панно оставался тем же, но отблески света от уличных фонарей высветили не размытые блеклые пятна на причинных местах колхозника-пахаря и интеллигентки, а четко прорисованные, с тем же художественным вызовом Пикассо, их чресла. Спустя мгновение, параллельно отъезжавшему автобусу я увидел фигуру человека, спешившего спрятаться в темноту перекрестка. Сомнений не возникало – силуэт человека, с приподнятым воротником и втянутой в плечи головой, принадлежал… сумасшедшему писателю – автору неопубликованных творений, моему случайному собеседнику в обеденный перерыв, свидетелю моего помешательства дамой в черном.

Тот, к кому я обращался несколько часов назад в порыве страстных переживаний, предоставил мне возможность получить ответ на вопрос о женской интуиции и раскрыл личность художника-бунтаря. Всевышний простил мне мое прелюбодеяние и сжалился над моей пытливостью.

Мысли о предназначенности случайных встреч в жизни оставляли меня. Я расставался с ними без сожаления, немного разочаровываясь в незатейливости хода событий. Смущал меня в этой истории только финал – беспощадный и несправедливый. Но, возможно, там, наверху, сочли его верным и выставили счетом за льстивую оду собственной интуиции. А ласками уличной проститутки с богатым воображением и бурной фантазией решили смягчить боль от удара чугунным шаром-разрушителем. Эта беспощадная чугунная чушка крушила мою плоть, воспылавшую от удовольствий. А душу, с зародившейся надеждой на взаимность, оставили мне только для того, чтобы я сам с ней разбирался.

Но ночью, засыпая под стук колес поезда, я вдруг вспомнил тепло ее дыхания и шепот над ухом. Она то смеялась, то спрашивала меня, то настаивала, то обижалась: «Ты мой…». Сейчас я также молчал, как и в тот вечер, когда лилипут сопел за занавеской. «Ты мой!», «Ты мой?», «Ты мой…» – наверняка стучали колеса, но я их не слышал. Я заснул, как и в тот вечер, ничего не ответив ей.

***

Москва встретила меня солнечной слякотью! Следуя указателям на вокзальных щитах, я безропотно вливался в толпу и ликовал. Я радовался возможности быть обезличенным, неузнаваемым. Я чувствовал себя ребенком, которого оставили без присмотра, подростком, предоставленным самому себе. Двухдневное пребывание в душном вагоне оставило след на моей одежде легкой помятостью, запах несвежего белья окутывал меня туманом, который все же рассеивался на свежем воздухе. Трехдневная щетина придавала лицу сакральную мужественность. Я взял с себя слово больше никогда не экспериментировать с поездками в российскую глубинку!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.