скачать книгу бесплатно
Вдруг, вскочив, мужчина направился к ней. Девушка напряглась, ожидая чего-то страшного, он просто положил ей руки на плечи и медленно, но сильно нажал. Она опустилась на колени.
Через мгновенье она почувствовала резкую боль в руке, и с трудом удержала вскрик – глянув вниз, увидела, как жрец отнимает нож от её предплечья, по которому крупными каплями стекает кровь. Не отпуская руки, мужчина потянул её вниз и повернул – кровь капала на камень, из-под которого уходил вверх шест. Омочив в ней пальцы, он начал водить ими по каменной стене, изображая какой-то знак. Бурые пятна говорили о том, что её кровь была не первой, пятнающей эти стены. Она всё еще стояла на коленях, не смея поднять взгляд, когда мокрые от крови пальцы коснулись её лба.
– Ренехбет, Соединившаяся-с-Нехбет – выкрикнул жрец – встань!
***
Лодка с тихим шелестом раздвигала полусгнившие стебли. Стоявший на корме юноша налегал на длинный шест, направляя её вдоль берега.
…ни камня, ни меди с прошлого лета, – продолжал Себех, – я не верю Аха.
– Он стар и не станет задумывать худого, – ответил Гор-Кха, внимательно рассматривая прибрежные заросли, – и зачем ему делать это? Люди Хети любят нашу ячменную воду, им нужны кости и мясо. Они бы приехали на торжища, если бы у них был камень. Что-то помешало им.
– Они могли получить то, что хотели, не только у нас. Селения вверх по Реке богаты – и, вспомни, что говорили охотники. Ладьи с людьми Че-Ни видели вблизи от белого уступа. Посланники рогатой жрицы плавают далеко от её селения. Я не знаю, не торгуют ли они с ними, вместо нас.
– Я тоже, – Гор-Кха, наконец, отвел взгляд от берега и посмотрел на Себеха, – но что же хочешь ты? Как узнать, говорит ли Аха правду?
– Булавами, – ответил Себех, – так, как мы уже сделали в эту луну. Их Черепаха медленна и слаба, как и её дети. Она защитит их не больше, чем Сом – Ме-Нари.
– И чего мы так добьемся? – Гор-Кха покачал головой, – пока союз с Хети радует нас. Мой отец много сделал, чтобы Аха ударил о землю булавой. Зачем превращать их во врагов?
– А зачем нам такие друзья? Дети Нехе сами берут все, что им нужно, так было еще с тех пор, как мы гнали стада по лугам за холмами.
– И те дни прошли, Себех. Теперь мы живем у Реки, и нам нужна дружба соседей, а Гору-Соколу нужны их дары у своего камня.
Себех замолчал, сжав губы, и тоже стал рассматривать берег. Папирус чуть покачивался на ветру, где-то крякала птица. Кормчий перехватил рукой шест, не давая лодке повернуть в сторону.
– Надо было идти за холмы бить антилоп, как ушли люди Орикса, – сказал Себех, нарушая молчание, – что ты хочешь найти здесь?
– Водопой, – коротко ответил Гор-Кха, – здесь они пьют.
– Здесь добывали даже быков, Себех, – заговорил молчавший до сих пор четвертый мужчина, с худым, дочерна загорелым лицом, обрамленным коротко обрезанной бородой, – мы станем против ветра, и будем ждать. Духи охоты не останутся голодными.
Вскоре за папирусом и тростником мелькнули затон и узкая полоска отлогого берега.
– Здесь, – сказал Гор-Кха, пока четвертый мужчина поднимал лежавший на лодке шест. Вдвоем они повернули нос к берегу, и вскоре дно мягко ткнулось в папирусные связки.
– Найдем место и будем ждать, – Гор-Кха поднимал с лодки лук, перевязанную жильной нитью охапку стрел и дротик, – Перен и Миаш уйдут на другой край. Скоро мы накормим себя и духов.
Себех, пожав плечами, подхватил копье и лук, и шагнул по колено в мутную прибрежную воду. За ним последовали остальные.
Они снова пришли – дни охоты. Жители Нехе, как и других приречных селений, разводили скот – прежде всего коз и свиней, который давно уже давал им достаточно мяса. Кроме того, на Реке ловили черепах и били водную птицу. Охотиться, чтобы добыть еду, не было так уж необходимо. Но охота угодна духам, само слово «шери» когда-то и значило охотник. И, пока медеша оставались в селении, работая или присматривая за полями, взрослые мужчины из родов шери уходили в далекие пустоши или прибрежные заросли, чтобы добыть быка, антилопу, крокодила. Дело не всегда было безопасным – случалось, гиппо ломал кости неудачнику или крокодил утаскивал его в глубины Реки. Зато священная радость охоты и убийства, торжественный обряд по возвращении в домой искупали любой риск.
Так было и сейчас, когда они ждали свою добычу. День у Реки тянулся медленно и горячо. Солнце, прогревая почти неподвижную воду затоки, успело подняться высоко, когда они услышали шорох и потрескивание.
– Идут, – сказал Гор-Кха, и Себех только кивнул в ответ, накладывая стрелу на тетиву.
Прежде чем он успел её натянуть, на вершине пригорка, в нескольких десятках шагов от них, показался силуэт круторогой антилопы, за ним, почти одновременно – еще два. Шедшее впереди животное огляделось, принюхиваясь, мужчины замерли, боясь даже дышать. Нерешительно потоптавшись на месте несколько мгновений, первая антилопа начала спускаться к воде, вслед за ней двинулись две остальных.
– Ветер, – одними губами выдохнул Себех, натягивая тетиву.
– Запахи Реки, – так же беззвучно ответил Гор-Кха, тоже взявший лук наизготовку.
Животные стали на берегу, в паре десятков шагов от воды, и настороженно оглядывались. Гор-Кха показалось, что сердце в его груди стучит очень громко, так, что антилопы не могут не слышать. Но, наконец, они решились и затрусили к воде. В который раз крутые изгибы шеи и изогнутые рога восхитили охотника. Гор-Кха знал, что, убивая животное, нужно просить прощения у его духа, иначе он принесет тебе несчастье, но теперь спросил себя – не сильнее ли Гор-Сокол тех, кто живут в этих рогатых красавицах, жизнь которых он сейчас оборвет? Будет ли обидой для его могучего хемму обратиться сейчас к ним? Или небо для Сокола, но животные – для старых духов?
От раздумий его отвлек Себех, едва ощутимо коснувшийся уари локтем. Сейчас.
Они натянули тетиву, но в этот миг все и случилось. Жалобные крики антилоп разрезали стоячий полудневный воздух, и одно из животных, резко подалось в воду, а другое шарахнулось в сторону, заваливаясь набок, но, с трудом, смогло удержаться от падения. Третья антилопа опрометью бросилась на холм.
– Рано, – выкрикнул Гор-Кха, и послал стрелу в убегавшую антилопу. Та лишь оцарапала ей спину, и тут же выпала. Животное стремительно взбиралось на пригорок, и Гор-Кха обернулся к двум оставшимся – как раз вовремя, чтобы увидеть, как из бока одной вырастает стрела.
– Попал! – радостно крикнул Себех, бросаясь вперед.
Уари поспешно наложил на тетиву еще одну стрелу – даже раненые, антилопы продолжали бороться за жизнь, и часто уходили от охотников, чтобы, обессиленные, стать легкой добычей хищника.
Рассказы об охоте, древнем священном занятии шери, часто длились долго, после того, как заканчивались охотничьи обряды. Охотники говорили, замолкали, пили ячменную воду, раскладывали перед собой рога или зубы убитых зверей. Но и брошенная в огонь иссохшая веточка акации не успела бы сгореть, пока произошло то, что произошло.
Одна из раненых антилоп, в чьем боку по-прежнему торчала стрела Себеха, на нетвердых ногах продолжала удаляться от берега. Мгновение Гор-Кха думал выпустить стрелу в неё, но животное издало еще один крик, и его ноги подкосились. На другой стороне берега он увидел Миаша, все еще с поднятым луком. Он повернулся ко второй антилопе, как раз, чтобы увидеть, как отвратительная коряга внезапно появляется из стоячей воды, и в её черной глубине тускло поблескивают зубы. Страх сковал сердце, на какой-то миг уари показалось, что это один из мрачных духов стоячих прибрежных вод вдруг появился во плоти, чтобы заявить о своих правах на долю добычи. Но чутье охотника вернулось почти сразу же.
– Крокодил! – громко выкрикнул он, – Это крокодил! Перен, Миаш – остроги!
Они и сами его, конечно, увидели. Пресмыкающееся, скользнув по гниющим у берега травам, подалось к раненой антилопе, в которой торчало уже три стрелы. Истекавшее кровью животное не успело заметить новую опасность, пока зубы крокодила не сомкнулись на его копыте. Антилопа дернулась, но сил, чтобы вырваться, у неё больше не оставалось.
– У нас будут антилопы и крокодил! Себех – дротик! – Гор-Кха лихорадочно нащупывал на поясе роговую рукоятку ножа, – Перен, сюда!
Того не нужно было подгонять – с коротким копьем наперевес, худой, жилистый охотник мчался по берегу, расплескивая воду. Крокодил, между тем, сомкнув мертвую хватку на своей жертве, медленно тянул напрягавшую последние силы антилопу в пахнущую тиной глубину.
– Небольшой, – побормотал про себя Гор-Кха, – сможем добыть.
Отбросив ненужный уже лук, он перехватил кремневый нож правой рукой, и еще раз крикнул:
– Себех! Подай же дротик! – когда увидел мелькнувшую рядом с ним фигуру охотника. Он бежал к берегу, будто не услышав уари – и, став у самой кромки воды, в нескольких шагах от продолжавшего бороться с теряющей силы антилопой крокодила, поднял обе руки.
– Нельзя, Перен, – услышал Гор-Кха голос Себеха, – Родитель не дал нам права вкусить его плоть. Ты не коснешься его.
***
Ренехбет вздрогнула и испуганно огляделась, не понимая, где находится. Лишь спустя несколько мучительных мгновений вспомнила – Нехе, дом уари, и она, его жена. Теперь её дом. Уже девятое утро она просыпалась здесь, глядя на гладкие, прилаженные друг к другу куски дерева над своей головой, но чувство первого страха до сих пор не прошло.
Плетенка рядом была пуста – муж не пришел домой вчера. Он и другие шери отправились на охоту. Неизвестно, сколько их не будет, и все ли вернутся целыми – охота дело опасное.
Ренехбет приподнялась, и, сев на циновке, осмотрелась. Небольшое, отделенное от остального дома связанными ветвями, помещение, но даже здесь больше ценных вещей, чем во всей хижине её покойного отца в Ме-Нари. В палетке, на которой она растирала мужу галену, охру и малахит, и сейчас лежало немного порошка. Другая палетка рядом, в форме черепахи – её. Какие-то белые камешки, изображавшие глаза, тускло поблескивали в неясном свете. Фигурки из слоновой кости, охотник, женщина и гиппопотам, стояли на столике – четырех плоских кусках дерева на глиняных кирпичах. Нож, тонкое, волнистое острие из кремня вливалось в изукрашенную резьбой костяную рукоять. Маленький медный топорик. Еще фигурки из красивых, блестящих камней, каких не найти в Ке-Ем. И драгоценный нуб, кусочек желтого металла, раскатанный в пластину, тщательно прикрепленную к жильной нити, лежал рядом с булавой.
Слева от неё, на женской стороне, она положила вечером подаренные мужем бусы (разноцветные, сверленные бусины из диковинных камней поблескивали в тусклом свете), подвески из слоновой кости и накидка с двумя медными заколками, без которой он запретил ей выходить из дома.
В Ме-Нари люди тоже украшали себя, но в Нехе этому, видимо, придавалось большее значение – бусы и ожерелья, браслеты и гребни показывали род человека, и служили способом странного для неё разделения жителей селения на шери и медеша. Впрочем, много в этом селении пока оставалось непонятным.
Резко поднявшись, девушка надела на себя льняную юбку, скрепила заколкой, и повязала ожерелье. Откуда-то повеяло слабым запахом готовящейся еды. До сих пор сложно было поверить, что самой ей готовить нельзя – муж объяснил, что для этого к уари-на будет приставлена особая женщина. Он даже сказал, как её называют в Нехе, но новое слово не запомнилось.
За стеной спальни запах жареного ячменя и мяса стал сильнее. Встретившая её у дверей девушка подняла руку и опустила голову.
– Уари-на Ренехбет, пусть духи благословят твой день!
Вздрогнув на мгновение (Ренехбет, да, моё имя теперь – Ренехбет), она ответила:
– Пусть будет добрым твой день, Мерхет. Ты уже готовишь еду?
– Уари-на Ренехбет, твоя еда почти готова. Не принести ли воды или листьев?
– Воды, чтобы освежить рот, Мерхет.
Мерхет, кивнув, побежала в комнату и через некоторое время вернулась с красным кувшином, полным прохладной воды.
Полоща рот, Ренехбет глянула на стоявшую перед ней девушку – та замерла, склонив голову и опустив глаза. Полоса льняной ткани едва прикрывала крепкие бедра, выше пояса на Мерхет были только бусы из костяных пластинок. Так же, впрочем, ходили и незамужние девушки в Ме-Нари, но Ренехбет не могла свыкнуться с мыслью, что та готова исполнять её приказы.
Еда, которую Мерхет подала ей, мало чем отличалась от того, что ели в Ме-Нари – ячменные лепешки, зажаренное на углях козье мясо, печеные яйца какой-то речной птицы. Разве что без рыбы – жители Нехе не ели её, и презирали тех, кто ест. В чашу с красным верхом была налита вода. Заканчивая трапезу, Ренехбет спросила:
– Мерхет, почему ты не хочешь поесть рядом со мной?
– Нет, нет, так нельзя, гаша? не может есть рядом с уари-на – ответила Мерхет, подняв округлившиеся глаза на Ренехбет, – уари не позволяет этого.
Вот как они называют таких девушек – гаша. Почему девушек называли «отданная» и как они жили рядом с шери – Ренехбет еще не очень понимала, в Ме-Нари не было ничего подобного.
– Хорошо, тогда иди поешь в свою хижину. Ты мне пока не нужна. Я хочу пойти к Реке одна.
Река всегда успокаивала её. Кроме того, она вчера слышала, что сегодня должны были освятить новую ладью. Она помнила такой обряд по Ме-Нари, но ладьи в Нехе были больше, и ей вдруг захотелось увидеть, каких духов призывают для этого здесь.
Когда Ренехбет выходила из дома, малахитовая пыль уже сделала зелеными её веки и брови, бусины постукивали на груди. На второй день она, забывшись, вышла без ожерелья, но столкнувшись с взглядом Гор-Кха, оцепенела на мгновенье, после чего тут же побежала обратно в комнату.
Селение, такое большое, что она никак не могла с этим свыкнуться, полнил обычный шум. Мимо пригорка, где были расположены жилища шери, она спустилась к каменному руслу высохшего ручья. Здесь и вверх, по усеянному неровными желваками берегу, шли хижины тех, кто работал с камнем, костью и медью. Стук камня о камень, треск и скрипы смешивались с выкриками и лаем собак. Обнаженные фигуры ремесленников возле их хижин выпрямлялись при её приближении, руки поднимались в знакомом жесте. Впрочем, некоторые ушли в работу настолько, что не замечали проходившую мимо Ренехбет.
Поворачивая к узкой полоске берега, в конце которой спускали ладьи на воду, она краем глаза увидела знакомую фигуру. Не успев еще понять, кто это, Ренехбет повернулась и вздрогнула.
– Пусть духи благословят твой день, уари-на, – спокойно сказал Седжи и перехватил рукой посох, – что ты ищешь у воды, когда небесный огонь едва разгорелся?
Жрец смотрел на неё, не улыбаясь, и Ренехбет опять почувствовала поднимающийся по жилам страх. Он смотрел на неё сейчас теми же почти черными, ничего не выражающими глазами, как в тот день, когда она стояла перед ним раздетая в святилище Нехбет.
– Я, – девушка сглотнула, – я… хотела увидеть ладью, которую будут освящать сегодня.
– Тогда почему ты не взяла с собой свою гаша?
– Я хотела пройти сама, – Ренехбет сжала кулаки, стараясь не опускать взгляд, хотя это было нелегко тому, кто смотрел глаза в глаза Седжи, – опасно ли мне ходить одной?
Впервые на лице Седжи промелькнуло тень какого-то чувства, хотя девушка не смогла понять, какого именно.
– Ты – Ренехбет, и наша уари-на, – сказал он, как обычно, негромко, – и если верен был наш выбор, и Нехбет простерла над тобой свое крыло, лишь твой мужчина может быть сильнее в Нехе, чем ты.
Она совсем не чувствовала себя второй по силе, но, кажется, странный мужчина на неё не сердился. Она нерешительно кивнула.
– Ты знаешь, что должна делать сегодня?
– Нет, – ответила Ренехбет и поспешно добавила, – мой мужчина мне ничего не говорил.
– Гор-Кха, чья булава благословлена Соколом, не будет говорить тебе всего. У него есть что делать. Приходи ко мне, уари-на, и я скажу, что ждут от тебя люди Нехе.
– Хорошо, – кивнула девушка, – но что я должна делать сегодня?
– Идем, я покажу тебе ладью, раз ты хотела её увидеть, – сказал Седжи, и протянул руку туда, где темнел нос с развевавшимся по ветру украшением из пальмовых ветвей, – это хорошая ладья, и будет она нести по воде сынов Нехе, во славу Отца-Сокола.
Жрец двинулся вперед, и Ренехбет ничего не оставалось, кроме как пойти за ним следом. Утренняя Река была спокойна, несмотря на ветер, небольшая лодка шла в сторону от берега. Почти безлюдный берег удивил Ренехбет, привыкшую к видам утреннего лова.
– И когда тень исчезнет у шеста, Гор-Сокол благословит эту ладью, и вольет в меня свою волю, – сказал Седжи, остановившись и разглядывая судно.
Ладья, связанная из плотно подогнанных одна к другой вязанок папируса, лежала в небольшом углублении, вырытом в иле, и Ренехбет увидела круглые ветви, подложенные под её дно.
– У нас, когда освящают новую ладью, её поливают кровью козы, потом выплывают на середину Реки и бросают лепешки из проса в воду во славу Сома-отца, – несмело сказала девушка.
– Гор-Сокол примет её в свои воды, и они станут кровью, если он захочет, – Седжи повернулся к ней, и девушке показалось, что она слышит неодобрение в его словах, – иногда он желает крови козы или быка, но чаще ему нужны только наши слова. Он разжигает небесный огонь, и любая тварь, что живет в Ке-Ем, отдаст ему свою кровь, когда он этого захочет.
– У нас другие хемму…, – начала Ренехбет, но мужчина прервал её:
– Гор-Сокол – не просто хемму! Он тот, кто видит каждого сына и дочь Ке-Ем, тот, кто плывет в своей небесной ладье, тот, кто говорит свое слово, и дает нам тепло или влагу. Запомни это, уари-на. Ни один из духов долины, ни рыбина из Реки не может противостоять его воле.
– Но разве сокол… – начала Ренехбет, но умолкла, столкнувшись с пронзительными и словно потемневшими глазами Седжи.
– Сокол – лишь образ, который он принимает, спускаясь в наш мир, – жрец говорил сухо и четко, слова нанизывались одно на другое, как просверленные камешки в ожерелье, – то же, как выглядит он, когда правит небесной ладьей, не может увидеть ни один человек.
– Но тогда…., – девушка осеклась, не договорив, Седжи посмотрел на неё, и выражение его лица неуловимо смягчилось.
– Ты ведь только девочка из селения рыбоедов, – сказал он, словно обращаясь сам к себе, – или была такой, пока Нехбет не остановила на тебе свой выбор. Но когда-то и я просыпался, не зная, откуда берется тот свет, что меня будит.
Он помолчал немного, и Ренехбет ждала продолжения.
– Я родился в Аппи, небольшом селении за много дней вверх по Реке, – Седжи заговорил снова, спокойно и размеренно – в нашем роду умели лечить раны и укусы, и мы знали, когда надо бросать в ил зерно. Но однажды это случилось, когда мне было не больше лет, чем тебе. Я лежал на лугу, и рядом паслись наши козы, и духи полудня уже начали шептать мне свои слова в уши. И вдруг, хотя мои глаза были закрыты, я увидел, как темнеет все вокруг. Не было ни единой тучи. Но, среди ясного неба вдруг появилось что-то и…, – по лицу жреца пробежала судорога, – и небесный огонь начал гаснуть. Казалось, нечто крало его у нас. Словно чьи-то невидимые зубы вгрызались в него. Я лежал и не мог пошевелиться, но слышал, как кричат от страха люди в селении. И сумрак окутал мир, и вдруг я увидел это. Ладья, плывущая в земли предков, и сокол, летящий рядом с ней. И словно от ячменного напитка, зашумело у меня в ушах, и земля поплыла, но я все же ясно слышал голос, который произнес «Гор». И я помнил это имя, когда пришел в себя, и увидел, что небесный огонь снова светит ярко. С тех пор я знаю, кто плывет в небе. И знаю, что он выбрал меня.
– Но Небет…, – начала Ренехбет, но Седжи снова вперил в неё свои острые и темные, как обсидиан, глаза, и она запнулась.
– Нехбет, – сказал он, сделав ударение на слове, произнесенном, как принято было говорить в Нехе, – та, что простирает крыло над женщинами. Коршун – лишь то, как она является нам, потому что никто не знает, как выглядят духи. Кровь, что течет из женщины раз в луну – её ка, и крик, что издает родившийся ребенок, или женщина, когда мужчина в ней – её голос.
В её селении все это объясняли немного иначе.
– Это Сокол сказал Гор-Кха идти с булавой на Ме-Нари? – вдруг глухо спросила она, и замерла, испугавшись своей смелости.
– Сокол послал силу булаве твоего мужчины, он выбрал его, как Нехбет выбрала тебя, – Седжи опять говорил сухим, как обточенные ветром камешки голосом, – твой отец должен был признать его силу. Он не захотел. Но, если признаешь ты, Нехе будет твоим.
Первый день в Нехе был еще слишком ярок в памяти – враждебные взгляды, яростный рев толпы, встречавшей Гор-Кха и тягучий, делающий кровь желтой, страх.
Она повернулась и посмотрела вверх. Коровий череп, насаженный на шест, желтовато отсвечивал на солнце. Нехе будет её?
