Боги умирают в полночь

– В том и разница, – ответила я, – когда ты делаешь что-то бесплатно, это благотворительность, и богом одобряется, а когда за это платят… я даже не знаю на этот счет, и спросить не у кого. А мне можно подумать?

– Подумай. Я бы тебя в больницу пристроил медсестричкой какой-нибудь, но там платят совсем копейки, а работать много и ответственно. А тут если помер, то никто тебя обвинять не будет, похоронили и забыли. Смотри сама.

Вернувшись в общагу, я обсуждала все это с Наташей. Она сказала, что уже нашла себе клиентуру, будет малолеткам-первокурсникам рефераты писать и не только, естественно за деньги. ВУЗ наш был довольно дорогим, и учились там детки богатеньких родителей, так что в деньгах они обделены не были.

– Для тебя тоже работа есть, правда незаконная, – говорила Наташа, – чужие емейлы взламывать и странички в соцсетях. Что скажешь? Только не отказывайся сразу, эти ревнивые бабищи готовы нормальные деньги платить, лишь бы шпионить за своими парнями. В Макдональдсе столько никогда не заработать. Ты подумай. А еще есть и вполне законная работенка, компьютеры ремонтировать и настраивать, ты же ведь все это умеешь лучше всех, а тупых блондинок тут полно, нажмут не на ту клавишу, и сидят, лупятся на экран, я со многим и сама бы справилась. Или дрочеры вирус какой поймают, скачивая порнуху. Да полно всего, надо только твое согласие, и я тебя сама разрекламирую. Хотя многие и так знают что ты ас в этом деле.

– Мне отец твой предложил в гараже поврачевать за деньги.

– Ну и круто ведь! Соглашайся. Ритка, нам очень деньги нужны, – искренне сказала Наташа, – я уже и не говорю о клубах и шмотках, нам жрать скоро нечего будет. А отец сама знаешь какой упертый, в этом мы с ним одинаковые, ни копейки не даст, а твои предки пропали, даже попросить не у кого. Ритка, соглашайся на все, я ведь тоже ни от чего не отказываюсь.

– Только все это было твоей идеей, это ты хотела самостоятельной жизни, а я ею до тринадцати лет нажилась.

– Послушай, мы с тобой потом в монастырь съездим, на это папа точно денег даст. Мне тут недавно однокурсница рассказывала, как она с матерью в Муром ездила, там неделю жили при монастыре. Вот мы с тобой туда тоже на неделю и съездим. Все грехи вместе отмолим, а? Рит, очень нужны деньги.

Наташка была права, деньги нам очень были нужны, и я согласилась на все, и на гараж Олега, и на местное хакерство, и более легальный компьютерный ремонт.

Однажды Олег позвонил и сказал, чтобы я все бросала и бегом дула в гараж, там мне сейчас пациента привезут, а у него в больнице срочная операция. Пациентом оказался мужчина тридцати лет, лицо его было похоже на кусок мяса. Я даже не стала спрашивать того кто его привез за что его так избили, спросила лишь чем именно били.

Звали моего пациента Егор. У него была обширная гематома на затылке, заплыли оба глаза, нос был сломан, трещина в скуле, двойной перелом левой руки и отбита одна почка. Ну и не обошлось без ножевого ранения в живот, это вообще была самая распространенная травма – ножевая и в живот. На моей практике ни одна подобная травма не была не то что смертельной, а даже опасной для жизни, что странно, ведь если ударить в нужное место человек умрет в течение трех минут, а то и за минуту, смотря куда бить.

Это ранение не отличалось от остальных, и не было ни тяжелым, ни смертельным. Больше меня беспокоила голова, ей досталось больше всего, и Егор впал в кому. Когда я сообщила это мужику, который привез его, тот побледнел, потом позеленел, потом его вырвало.

– Прости мужик, но тебя мне сейчас некогда в чувства приводить, так что попей водички и посиди, – сказала я, не отрываясь от Егора, пока мужика рвало.

Он последовал моему совету, а потом спросил, выживет ли пациент. Шансы были 50/50, я ему так и сказала. Мужик встал и вышел из гаража, потом вернулся, положил на стул рюкзак, сказал, что в нем деньги на похороны и вышел. Больше я этого мужика никогда не видела.

– Да на эти деньги можно половину моего института похоронить! – сказала я вслух, осматривая содержимое рюкзака.

Позже пришел Олег, и я спросила, что мне делать с этими деньгами.

– Как что делать? Живи на них, это ж твоя зарплата! – сказал Олег.

– А если он все же умрет?

– Если тебе оставили деньгу на похороны, значит никто за ним не придет, и искать его тоже никто не будет. Я обычно в таких случаях просто оформляю в больничный морг, у меня там свой человек есть, и его хоронят как бомжа в безымянной могиле за государственный счет, а не за мой.

– Так же нельзя, – ужаснулась я.

– А как ты думала деньги зарабатываются? Вот теперь на своей шкуре почуешь. Двадцать тысяч тебе ведь не лишние, а это минимальная сумма на похороны по нашим временам. Если всех за свои деньги хоронить, то и разориться недолго. Так-то Ритка.

Я решила вылечить Егора во что бы то ни стало. И вылечила. Он вышел из комы примерно через полторы недели. Я днями пропадала в гараже. Попутно привозили-увозили других пациентов, кого-то домой, кого-то на кладбище. Я давно привыкла к смерти, потому что сюда привозили тех, кто был либо совсем плох, либо тех, кто в тот же день, или на следующий освобождали помещение. За теми же, кто приходил сюда, как в поликлинику уход не требовался.

В тот же день когда Егор пришел в себя он начал флиртовать со мной и заигрывать. Он шутил и рассказывал интересные истории, и мне было с ним интересно и весело. Он все пытался потрогать меня, прикоснуться и прижать к себе. Я сопротивлялась, и все время помнила, что он плохой мальчик, и нам с ним совсем не по пути. Я и так беспробудно грешила зарабатывая деньги, не хватало мне еще и его. Но чувства мои все же были сильнее меня, и я поддалась им.

Спустя месяц я «выписала» его из гаража, и прописала постельный режим дома. Он настоял на том, чтобы этот режим мы соблюдали вместе и в одной постели. Эти чувства были другими, это была не подростковая влюбленность, а моя первая взрослая любовь. Она меня пугала, потому что поддаваясь ей я отходила от бога. Я обещала ему вести праведную жизнь, и не сдержала обещания.

Все вокруг растворилось, и мой мир теперь состоял только из мужчины рядом со мной. Но еще больше меня пугало то, что я ощущала его чувства и эмоции, они были такими же как и мои. Он понимал меня без слов. Это было великолепно и губительно одновременно.

Спустя десять месяцев мне позвонил Олег, я была в институте, он сказал, чтобы я срочно приезжала в гараж. Войдя в дверь, я увидела Егора на операционном столе. Из его головы торчал обыкновенный кухонный нож, он был в черепе почти по рукоятку. Олег просто сидел возле него на стуле, сам же Егор был в сознании. Единственное в чем я не очень хорошо разбиралась, это неврология, а с повреждениями непосредственно мозга я вообще никогда не сталкивалась.

– Почему ты ничего не делаешь?! – накинулась я на Олега.

– Потому что когда он вытащит нож из моего черепа, я умру, – с мягкой улыбкой, и очень спокойно сказал Егор, – я ждал тебя, и хочу попрощаться, иди ко мне.

Егор протянул мне руку, а я остолбенела и не могла сдвинуться с места. Я даже плакать не могла. Мне хотелось выбежать из гаража и просто бежать куда глаза глядят без оглядки, но не могла даже пошевелиться. А Егор ждал, что я подойду к нему, и смотрел на меня, вытянув руку.

– У нее шок, – сказал Дядя Олежа, – сейчас придет в себя, у нее всегда так в момент сильных потрясений.

Этот паралич нечто ужасное. Я все вижу и слышу, все понимаю, но мое тело как будто не мое. Олег подошел ко мне и начал растирать мне плечи, я постепенно пришла в себя. Первое мое рефлекторное движение было направлено к выходу, но Олег не дал мне уйти, и я подошла к Егору. Он смотрел на меня так спокойно, как будто все хорошо, и никто не умирает.

– Может он сможет выжить? – спросила я у Олега, и из глаз у меня ручьем хлынули слезы.

– Мог бы, но надо в больницу, а здесь нет ни нужного оборудования, ни условий, это все же не живот заштопать, а мозг. Да и я не нейрохирург. Были бы в больнице – был бы шанс, но он наотрез отказался.

– Да, красавица моя, я лучше на кладбище чем в тюрьму, – все с тем же спокойствием сказал Егор, – я не боюсь смерти, при нашей профессии ее нельзя бояться, потому что риск умереть слишком велик. С тобой только жаль расставаться.

Егор умер через минуту после того как Олег вынул нож из его головы. Я прижала его руку к своей груди, когда он это делал, и просидела в такой позе еще два часа. Потом Олег растормошил меня, сказал, что руку надо отпустить, а то она закоченеет, и так и останется. Я отпустила.

Олег отвез меня домой, а не в общагу. Я легла на кровать и заснула. Я проспала девять дней и проснулась в больнице, потому что впала в летаргический сон. Проснувшись, я отлично себя чувствовала, но спустя некоторое время я вспомнила, что случилось с Егором. С точки зрения здоровья со мной все было хорошо, и меня выписали.

Я вернулась к своей обычной жизни, но еще сильнее замкнулась. Наташа говорила, что я стала и вовсе как робот, я и раньше не отличалась эмоциональностью, но сейчас мои эмоции сошли совсем на нет.

Я продолжала учиться, заниматься своей законной и незаконной работой, и от работы в гараже не отказалась, хотя Олег на этом настаивал. В моей жизни изменилось лишь одно, мужчин в ней больше не было.

Наташка время от времени впадала в истерики, ревела белугой и кричала, что это ее вина, ведь это она буквально заставила меня работать в гараже у отца. Я просто отвечала, что она не виновата. В очередную такую истерику она все же вывела меня на разговор.

– Наташ, угомонись уже. Я тебе сто раз уже сказала, что ты не виновата. Он месяц там пролежал, я бы все равно с ним столкнулась.

На деле же я знала, что если бы он сразу попал к Олегу, а не ко мне то скорее всего он бы не выжил. Если Олегу давали деньги на похороны, то он особо не церемонился и не трясся над больным. Это я решила, что наизнанку вывернусь, но он будет жить. Наташке только я об этом не говорила.

– Рит, а поехали в Муром, в тот монастырь, помнишь, я тебе рассказывала? Может тебе там полегчает, а? Сейчас ведь все равно каникулы.

У меня не было поводов для отказа, и я согласилась. В монастыре мне очень понравилось. Там было тихо и спокойно. А еще я поговорила там с одним батюшкой. Я рассказала ему, что умер мой любимый человек, и я теперь не знаю как мне жить дальше. Батюшка сказал мне важную вещь, он сказал, что смерть приходит всегда вовремя, и если человек должен умереть, то он непременно умрет, сколько его не спасай. Тогда я сказала ему, что считаю, что это бог меня так наказывает за мои грехи. Батюшка посмеялся надо мной, и сказал, что это во мне говорит гордыня. Бог очень любит главное свое творение – людей. Он очень любит каждого из нас, и ни при каких обстоятельствах не убьет одного человека в наказание другому.

Он сказал, что некоторые вещи просто случаются, и надо смириться с ними, и не искать в них какой-то смысл. Он много всего говорил, мы разговаривали с ним несколько часов. После этого разговора в моей голове как будто все начало становиться на места. На следующий день я сказала Наташе, что мы можем ехать домой, ей в монастыре было откровенно скучно.

Прошло еще полгода. Я ходила на занятия в институт, в нашей с Наташей комнате в общаге ремонтировала и настраивала компьютеры и прочую технику и ездила в гараж к Олегу. На этом замкнулась вся моя жизнь. Институт-общага-гараж и так по бесконечному кругу.

Однажды ко мне в гараж привезли мужика со сломанным позвоночником и обширной раной на животе, он обеими руками прижимал к животу вырванный кусок брюшной стенки диаметром сантиметров в двадцать. Благодаря сломанному позвоночнику он был от груди до пят парализован и не чувствовал боли.

– Зачем ты его привез? – спросила я у мужика, который доставил больного? – тут и так все понятно и не надо быть врачом, чтобы понимать что он и суток не проживет.

Мужик был белее мела и вероятно надеялся на чудо.

– А может все-таки попробовать? – жалобным тоном спросил он, – мне его жена яйца оторвет, это я его на дело подбил. А этот мудак так переволновался, что прихлебывал из фляжки больше чем нужно, и с крыши упал, и прямо на кованую ограду, об нее и живот распорол. Пожалуйста, сделай что-нибудь, хотя бы попытайся, а? Олежа тебя так хвалил!

– Я не люблю когда люди умирают, но я ведь тоже не волшебница.

Я подошла к пациенту, он находился в полусидячем положении. Я убрала его руки с куска вырванной брюшины и его кишки незамедлительно устремились наружу, и я сразу же вернула его руки назад. Это была простая демонстрация того насколько серьезна полученная им травма.

– Он почти труп, и уже был бы им, если бы позвоночник не сломал, умер бы уже от болевого шока. Я не Иисус – воскрешать не умею, кто бы и как меня не хвалил.

У мужика дрожал подбородок, и я видела, что он изо всех сил сдерживает слезы. От этой картины во мне вдруг вспыхнула злость, и я накинулась на мужика.

– Вот все вы так привозите их сюда, а потом стоите, сопли жуете и говорите о том, как все несправедливо вышло! Что он или в первый раз на деле, или всего-то на стреме стоял, или не долечился еще, или глупый был, а ты не доглядел. Однако на столе всегда оказываются они, а не вы! Стоите тут и страданиям своим цены не сложите, а умирают они! Ты же видел, что у него нервы шалят, зачем повел его на дело? Почему не оставил дома? Ты виноват в том, что он сейчас помрет, и не надо пытаться переложить вину на меня и выставлять меня плохим врачом. Ты виноват в этом, а не я. Как же вы достали, уроды конченные!

Я услышала стук и прервала свою тираду. Обернувшись, я увидела, что пациент мой умер пока я выливала свою боль на выжившего. Это костяшки его руки со звуком бряцнули о металлический операционный стол. За его большой палец зацепилась тонкая кишка, и увлекаемая за собой под тяжестью руки вылезла наружу. Я видела, что мужика сейчас вырвет и ногой пододвинула ему ведро, поставленное мною в гараже именно для этих целей.

Я перевела труп из полусидячего положения в горизонтальное и накрыла клеенкой пока мужика рвало, меня саму хоть и не тошнило, но и удовольствия эта картина мне не доставляла. Когда мужик оторвался от ведра я дала ему баклажку с водой.

– Ты прям как Олежа, жестокая и безэмоциональная, – сказал мужик куда-то в воздух.

– Если я буду над каждым трупом рыдать, то и сама скоро рядом с ними лягу. Работа у меня такая. Что с телом делать будешь?

– Не знаю. Я не могу его жене сказать, что он помер, она меня ментам сдаст!

– Деньги есть?

– Да, я взял на всякий случай, я не совсем дебил, понял, что он не палец сломал, а и умереть может.

– Хорошо. Оставляй деньги. Жене скажи, что когда увидел, что он дергается домой его отправил и больше не видел.

– Ты точно как Олежа, – обвиняющим тоном сказал мужик, – и мать твоя такая же, холодная и расчетливая и смерти не боится.

– Однако она жива и здорова, и на столе этом ни разу не была. А смерти мне зачем бояться? Все там будем рано или поздно. Короче, у тебя пять минут, я пошла в туалет, а ты пока решай что делать будешь, четыре утра, а у меня лекция в восемь.

Когда я вернулась, то мужика в гараже уже не было, а рядом с трупом лежал пакет с деньгами. Мне так хотелось спать, что я решила остаться в гараже. Мужику про лекции я соврала, мне просто хотелось чтобы он поскорее ушел. Я написала Олегу, чтобы утром зашел в гараж, и легла спать на диван.

Гараж был, как бы разделен на две комнаты, прямо из входной двери ты сразу попадаешь в первую из них. Там было все как во всех гаражах среднестатистического мужика, где он с компанией таких же друзей отдыхает от жены и тещи. Машины не было, было два очень приличных дивана стоящих друг напротив друга, между ними стол, по бокам два кресла. Стеллажи с инструментами и банками с огурцами-помидорами. На дальней стене висел добротный советских времен ковер, он и скрывал дверь во вторую комнату, которая служила операционной и стационаром.

Я проснулась от скрипа открывающейся входной двери, Олег намеренно ее не смазывал, чтобы никто в гараж не проскользнул незамеченным.

– Маргаритка, ты чего тут осталась? Там тяжелый? – спросил Олег, указывая пальцем в сторону второй комнаты. Он знал, что если у меня тяжелый больной, то домой я не уйду пока он не умрет или не выйдет из кризиса.

– Нет, у меня там жмурик. В три часа ночи привезли, и я решила тебя здесь дождаться. Мне оставили деньги на похороны, оформишь его в морг?

Дядя Олежа направился во вторую комнату, я пошла за ним. Он откинул клеенку и осмотрел труп.

– Хоть бы кишки назад запихнула, и рану скобами закрыла, – сказал Олег, скривив лицо.

Я просто пожала плечами, ему, мол, уже все равно. Дядя Олежа накрыл тело клеенкой, и уставился на меня.

– Какой же ты Ритка циничной стала. Ты ведь не такая, я знаю тебя. Ты хоть и не показываешь свои эмоции, но они у тебя есть, у тебя там вулкан, – Олег ткнул указательным пальцем мне в солнечное сплетение. – Ты очень добрая и всем сострадаешь, даже долбаным бомжам.

Он замолчал, потому что я молчала, мое лицо не выражало никаких эмоций. А потом продолжил.

– Смерть, это страшная вещь, и оттого что ты не хочешь этого замечать она не становится обыденностью. Я знаю, что ты переживаешь смерть Егора и что тебе тяжело, и я хочу помочь тебе. У меня есть психолог, свой, очень хороший, может сходишь к нему?

– Зачем? – спокойно спросила я.

– Нууу вы бы поговорили о смерти. Мне кажется, что ты как-то не совсем нормально ее воспринимаешь.

– А как я воспринимаю? И как по-твоему должна?

– Должна… должна страдать, все страдают. А ты как будто нет. Как будто просто отключила эмоции и живешь как робот.

– Страдать должна? Я? Человек умер, его жизнь закончилась. Он больше никогда по улице не пройдется, и солнца не увидит, не искупается в море и не наестся до отвала своих любимых креветок, запивая немецким пивом, не родит детей и не испытает счастья. Его жизнь закончилась, а не моя. Я жива и благодарна за это богу, потому что в моей жизни еще миллион раз все это будет. А в его больше нет. У него случилась трагедия – он умер, если бы мертвый мог страдать, он бы своими страданиями затмил всю боль мира, потому что лишаясь жизни, ты лишаешься вообще всего и навсегда. Так объясни мне, почему я должна страдать, когда бог подарил мне жизнь, и я могу делать в ней что угодно?

Олег смотрел на меня ошарашенными глазами.

– А ты оказывается гораздо взрослее, чем я думал, – сказал он и обнял меня очень крепко. – Рит, а съезди на море, тебе отпуск нужен, просто обстановку на недельку сменить, а я оплачу. Сгоняйте с Наташкой на Сейшелы, я настаиваю как твой работодатель.

– Сменить обстановку? С трупаков на океанские волны? – с легкой улыбкой сказала я.

– А чё? Не такая уж и плохая смена, – Олег подмигнул мне и привычным жестом откинул челку со лба.

– Уболтал, от Сейшел, да еще и на халяву я не откажусь. И Наташка кипятком обоссытся от счастья, разбаловали вы ее.

Уже в самолете по пути на Сейшелы Наташка познакомилась с группой парней и активно флиртовала с каждым из них. Первые два дня она провела в их компании, я же отказывалась и просто днями лежала на пляже.

– Рит, парни завтра едут кататься по острову на мотоциклах и зовут нас с собой.

– Ты езжай, а я позагораю.

– Поехали вместе, сколько можно валяться на пляже, здесь ведь столько интересного. И парни хорошие, очень адекватные, никто к тебе не будет приставать.

– Ты думаешь я этого боюсь? Что ко мне кто-то будет приставать?

– Я не знаю чего ты боишься. Я вообще уже ничего о тебе не знаю, ты же совсем перестала со мной общаться, да и вообще с кем бы то ни было. Я понимаю, что тебе нужно время, но ведь уже десять месяцев прошло. Я боюсь, что ты привыкнешь жить в своем коконе, да так в нем навсегда и останешься. Надо начинать выбираться, твоя-то жизнь продолжается.

Последняя фраза заставила меня задуматься, это действительно так – моя жизнь продолжается, я молода и красива, а жизнь свою отложила на потом. Только я хорошо знала то, что и молодые умирают, и вечно жить никто не будет, и этого самого «потом» может и не быть.

– Хорошо, ты права. Здесь и правда много интересного и очень красиво. Поедем вместе.

Парней было трое. На что-то большее, чем просто приятное общение с Наташей рассчитывало двое из них, и она никак не могла выбрать. Пока они боролись за то, с кем из них Наташа поедет на мотоцикле я общалась с третьим. Звали его Артем. Он был симпатичный и неплохо сложен, общительный и вообще, довольно приятный.

Когда битва за Наташку была окончена мы двинулись в путь. Сидя позади Артема и обнимая его, я очень явно ощутила, что мне просто по-животному не хватает секса. Недолго думая я решила, что надо бы мне с этим Артемом переспать, он идеальный вариант, потому что когда мы вернемся домой его я больше не увижу, а через неделю вообще забуду как он выглядит. Однако Артем не проявлял ко мне никакого интереса, как и двое его друзей.

– Я что перестала быть симпатичной? – спросила я у Наташи, когда мы сняв мокрые купальники одевались в сухую одежду.

– Нет, а с чего вдруг такие вопросы? – удивилась она.

– Да просто никто из парней не обращает на меня внимания, ладно твои поклонники, тут все понятно, но и Артем тоже. А я уже решила, что надо бы с ним переспать, потому что поняла, что секса мне просто дико не хватает. Я даже намекнула, а он ноль внимания.

– Это я виновата, я сказала им, чтобы не липли к тебе, потому что у тебя не так давно парень умер. Но я не думала, что в тебе вдруг желание проснется.

– Ааа, вот оно что. Хорошие мальчики, и ты тоже. Спасибо за заботу. Правда, спасибо, я знаю, что вы все переживаете и хотите помочь, а я не лучший пациент, потому что ничего не говорю.

Когда я прямо сказала Артему что хочу секса, и мертвый парень мне в этом не помеха он резко просветлел и изменил отношение.

Все проходит и ничто не вечно, время лучший врач. Хотя так говорить сейчас не модно, сейчас соцсети говорят, что время не лечит, а лишь притупляет боль. Это неправда, просто нынешнее поколение очень любит страдать.

Раньше страдать было некогда, народ страну после войны поднимал, и гнал вперед на всех парах в гонке с Америкой за лидерство и первенство. Сейчас никто никуда не бежит, люди могут себе позволить сказать вслух о том, что вообще не хотят работать и общественное осуждение их не коснется.

А раз есть время, то люди используют его на страдания, сейчас это самое модное занятие – страдать, от души и взахлеб. Люди очень любят страдать и наслаждаются своим страданием, они варятся в нем, тухнут и гниют, пока смердеть не начнет. И следом выставляют свое страдание напоказ, чтобы их пожалели, и потом наслаждаются этой жалостью, пьют ее, смакуют как сорокалетний коньяк.

Люди каким-то извращенным путем находят дорогу к счастью, ведь они получают удовольствие от собственных страданий. Они наказывают себя и получают удовольствие от расплаты. А потом говорят, что время не лечит, а лишь притупляет боль. Мы сами выдумываем себе грехи и наказания за них, может быть нам кажется, что бог с этим уже не справляется?

Люди самые настоящие мазохисты, мы любим себя наказывать и с удовольствием идем на плаху. Я не хотела идти на плаху, в самолете, возвращаясь домой, я поняла что хочу принимать время как лекарство которое лечит, а не как анальгетик, который лишь на время притупляет боль.

Все проходит и ничто не вечно, время лучший врач, и время лечит.

5

В мою жизнь вернулись клубы, пьянки и гулянки, вернулись и мужчины, правда с той разницей, что за любовью я больше не гналась, теперь я знала что она может и причинять боль. Я не ограждала себя от чувств, но их ни к кому и не возникало.

Мы с Наташей благополучно продолжили учебу, теперь это была магистратура. И на моем факультете появился Денис. Лично я с ним познакомилась не сразу. Однажды я узнала, что у меня появился конкурент по моей нелегальной подработке в институте, об этом мне сообщила Наташка.

Денис был хитрый и скользкий, вообще крайне неприятный и мерзкий тип. Для желающих проследить за своими парнями, подругами и кем угодно еще, хоть за ректором, у него были специально разработанные пакеты услуг. Туда входило много всего, и пакеты разнились в цене. Но фишкой его было то, что у него была куча фейковых аккаунтов вообще везде, и он занимался фейковым разводом парней, таким образом проверяя, способны ли те изменить. Парням же он об этом сообщал еще до развода, и за это тоже брал деньги, правда уже с парней. Короче мудрил по всем фронтам, и играл нечестно. Но мне какое дело до его работы и совести?

Проблема была в том, что его услуги были более привлекательны чем мои, и я теряла клиентов пачками. Из-за этого мне приходилось больше времени проводить в гараже у Олега. Он был не против, то чем он занимался в гараже было можно сказать его хобби (врач он всегда врач) и доход для Олега от этого дела был невелик, это для меня были огромные деньги. Чем Олег промышлял более основательно, и от чего имел основной доход, не знала даже я.