скачать книгу бесплатно
– Хорошо-хорошо, не беспокойтесь. Я вам позвоню. Надо с мужем поговорить. – И поскорее захлопнула дверь.
Вечером Кети рассказала все Бесо, который как нельзя кстати был в относительно адекватном состоянии. Он тоже сперва не понял, в чем смысл столь необычного предложения, глубокомысленно повертел так и этак бумажку с номером, даже на свет зачем-то посмотрел. Потом изрек:
– А что? Это вариант неплохой. Корова, говоришь, есть? Деревенское мацони – это вещь. Завтра я съезжу в Цхнети, на дом посмотрю, туда-сюда. И вообще проверю, кто чем дышит. Ты же знаешь, – он постучал себя по лбу с залысинами, – мозг! – Кети успешно подавила усмешку. – А то вдруг получим от мертвого осла уши, а не бабушку с мацони…
Так в семье Кети утвердилась Тасико. Она взвалила на себя все хозяйственные заботы почище любой домработницы и скоро стала совершенно незаменима. Молоко, сыр и яички, доставленные из ее хозяйства, очень живописно вписались в интерьер полупустого холодильника.
Кети на первых порах напряженно приглядывалась к дармовой помощнице, перепрятав от греха подальше уцелевшие от запоев Бесо несколько колец – весь золотой запас семьи. Она никак не могла понять, зачем Тасико эта добровольная женская каторга? Причем на конкретный вопрос сама «рабыня Изаура» отвечала что-то совершенно несовременное:
– Устала от одиночества. К тебе, Кети, просто сердце потянулось. Вот и все.
Это было особенно странно слышать: в наше-то волчье время – и вдруг такой подозрительный альтруизм.
Потом Кети перестала ломать себе голову и зажила дальше. Нашла работу и стала без волнений оставлять детей на совершенно постороннего человека.
Так прошло несколько лет. Однажды вечером Тасико стало плохо с сердцем. Кети бросилась к ней, оседающей на пол у раковины.
– Эй, кто-нибудь, быстро звоните в «скорую»!
Но через пять минут стало ясно, что «скорая» уже не поможет.
Кети дрожащей рукой закрыла Тасико глаза.
На другой день они с Бесо поехали подготовить дом Тасико к похоронам. Требовалось сделать уборку и переставить мебель. Среди вещей попалась на глаза потрепанная тетрадь советского образца. Кети раскрыла ее, пробежала глазами по неровным выцветшим строчкам и уже не смогла оторваться.
«…Господи, как мне жить теперь? За что?!!!! Почему это должно было случиться именно со мной?!»
Кети перевернула еще несколько листов, и картина прояснилась. Шестнадцатилетнюю Тасико соблазнил один студент, который приехал в гости к соседям. Провел романтично время и отбыл преспокойно в город, увозя с собой приятные впечатления. О том, что Тасико беременная, он даже не узнал. Сама будущая мать осознала шокирующую новость, когда уже невозможно было что-либо изменить.
«…Мне страшно подумать, что сделает отец, когда все узнает. Господи, сделай так, чтоб я не проснулась завтра утром. Так будет легче для всех. Что тебе стоит, Господи?»
Отец-таки узнал. Чтобы скрыть позор от соседей, запер дочь до родов дома, а для общего сведения объявил:
– Тасико сошла с ума, на людей кидается. Поэтому держим взаперти.
Когда родилась девочка, старший брат Тасико тут же вывез ее в город и сдал в детдом.
Тасико еще долго не выпускали на улицу, чтобы люди привыкли к факту ее «болезни». Отец все продумал. Даже если бы Тасико стала разыскивать ребенка, все вопросы можно было списать на бредовую идею.
«Где же она, моя доченька?! Только и успела на нее полчаса посмотреть. Все искала приметы, как бы ее от других отличить. Так нет, тельце чистое, беленькое. Одна крошечная родинка между средним и указательным пальцами. Как мне ее найти в этом людском море? В чьи руки попадет моя девочка? Дай Бог, чтобы в хорошие! А если нет? Тут свои родные со мной что сделали… Зачем столько злых людей на свете???»
Еще шелест страниц, и мелькнули даты смерти родителей.
«Я ждала смерти больного отца как избавления. Пока смотрела за ним, вся злость ушла куда-то и осталась только огромная усталость. Умирая, он сказал: «Прости меня. Я тебе жизнь поломал». Господи, найду ли я когда-нибудь свою девочку? Хоть бы отдать ей ту часть любви, которая во мне, и умереть на ее руках!»
Еще несколько листов и скупые строки:
«Сегодня моего брата зарезали в драке. Была у меня слабая надежда, что он скажет, в какой детдом отвез мою кровиночку. Но этого я уже никогда не узнаю…»
Потом шел подробный перечень детдомов, которые напрасно обошла Тасико, так и не найдя никаких следов.
Затем подчеркнутые строки и восклицательные знаки.
«Слава Тебе, Господи! Это точно она! Я сидела в автобусе, а моя девочка взялась правой рукой за поручень прямо перед моими глазами. У нее родинка между пальцами!!! Я пошла за ней, трясясь от страха, что она заметит меня! Оказывается, все эти годы мы жили почти рядом. Она в Багеби, а я в Цхнети…»
На могиле у Тасико стоит камень с надписью:
«Маме от дочери. Лучше поздно, чем никогда!»
Семейное насилие
– Вот говорят – семейное насилие. Верно говорят. Это самое насилие я постоянно терплю, – рассказывает Элисо. – Вообще же о нас прямо сериал можно снимать. Ну, начну от Ноева ковчега… Шестнадцать лет я замужем, и каждый день – как на линии фронта! Когда Заур меня привел, сразу было видно, что характер у него тяжелейший. На панихидах к своим родственникам начинал приглядываться: «Почему ты на него посмотрела? А этот зачем так нехорошо тебе улыбнулся?» На пустом месте криминал выищет – и все, вечер гарантированно испорчен!
Заур был такой же, как многие парни его возраста: курил травку, не работал. Так мы прожили несколько лет. Я родила Дато. Работала в одной фирме, имела хорошую зарплату. Заводить других детей мы не собирались. Я сначала думала: вот ребенок родится, и муж изменится. Какой там, еще хуже стало! С нами произошло, как в той поговорке: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Дато серьезно заболел. Пробовали лечить, но безрезультатно. Мой муж смотрел на это, смотрел, а потом сгоряча дал обет: если сын поправится, бросит не только травку, но и курево. Он считал, что это за его грехи ребенок отдувается.
Странно, но факт: у Дато относительно скоро все наладилось. Зауру пришлось идти в церковь и выяснять у мамао[13 - Священника (груз.).], как выполнить свое обещание. Тем более что на свои силы он не очень-то надеялся. Бросить курить не у всех получается.
Священник отнесся к нему с пониманием. Причастил его, и с того дня как отрезало. Заур до сих пор не курит. Я сама была поражена не меньше мужа. После этого Заур зачастил в церковь. Потом меня и своего младшего брата потащил.
Фирма моя закрылась, а искать другую работу муж мне не позволил, хотя у меня были неплохие варианты. Я ж говорю, что ревность его по сей день душит. Пошли скандал за скандалом. Посуды мы перебили – не счесть. Я даже собрала чемодан, схватила Дато в охапку и ушла к своему дяде. Заур помчался за нами. В дверь ломится – попробуй не открой! «Э-э, – думаю, – еще перережут друг друга, что я потом делать буду?» Пришлось вернуться.
Потом у нас как-то все стало меняться. Можно сказать, все это началось с того, что однажды мы поехали не в ту сторону. Дело было так. Едем мы как-то по делам. Видим – на противоположной стороне стоит матушка.
– Давай, – говорит Заур, – круг дадим и подвезем ее, куда скажет.
– Почему бы нет, – отвечаю.
Так и сделали. Притормозил он около нее и дверь открыл:
– Садитесь, матушка. Куда вам?
Настоятельница (мы по кресту на груди поняли) села и назвала место. И хотя для нас это был большой крюк, Заур стал ее бойко уверять, что нам именно туда и надо. Матушка, кажется, нас раскусила, но не стала заниматься разоблачениями. Пока ехали, разговорились на разные темы, обменялись телефонами. Короче говоря, когда доехали до ее монастыря, было впечатление, что знаем друг друга сто лет. Потом эта матушка стала для нашей семьи кем-то вроде Ангела Хранителя. После той встречи на дороге у Заура получилось то, о чем он давно мечтал: дела с работой улучшились, и он начал понемногу жертвовать на монастыри. Стал ездить по святым местам и, конечно, таскать нас за собой.
Потом родились у нас подряд четверо младших. Приключений хватало с лихвой. Но чуть что – мы обращались за помощью к матушке, и все оборачивалось наилучшим образом. Вот хотя бы тот случай взять, когда я последнюю, Саломе, рожала. Что-то пошло не так. Чувствую, мне все хуже и хуже. Ползаю за врачом и умоляю его так, как ребенок конфету клянчит, давление мне измерить. А ему плевать, только отмахивается: «У вас все хорошо». Деньги свои уже взял, остальное ему по барабану.
Заур красный, взъерошенный под окном роддома бегает и кулаком оттуда грозит: «Не дай Бог с моей женой что-нибудь случится, я с тобой потом разберусь!» А я уже приготовилась умирать. Представила себе душераздирающую картину, что будет в этом мире без меня: мой муж сопьется, а дети станут босяками. Сижу и плачу из-за своей впечатлительности. Тут дверь открывается и заходит матушка (догадался Заур самую умную вещь сделать – ей позвонить). Села она рядом со мной и говорит: «Тебе никакая операция не понадобится, все будет хорошо». И правда, все потом ее молитвами обошлось.
Таких историй у нас было вагон и маленькая тележка. То проблемы с домом, то осложнения у детей – всего не упомнишь. Но стоило позвонить ей и попросить помолиться, как все тут же налаживалось.
А так на нас даже самые близкие люди смотрят как на ненормальную, безответственную парочку. Для всех неразрешимый ребус: зачем надо было заводить кучу детей в нестабильной стране?
Тем более, зная, какой тяжелый и бескомпромиссный характер у Заура, не понимают, как я с ним до сих пор не развелась.
Взять хотя бы вопрос одежды. Когда я была беременной вторым, Торнике, понадобилось мне куда-то съездить по одному важному делу. Заур, что называется, рогами уперся:
– Я тебя никуда в джинсах не повезу! Или – или.
Пока я спорила и доказывала, что прилично, а что нет, он молча завел машину и уехал. С тех пор пришлось мне на брюках поставить крест.
Или взять, к примеру, воскресный поход в церковь. Как бы я ни ныла, что устала и мне лень вставать на час раньше, он и слышать ничего не хочет: воскресную службу пропускать нельзя.
И я через «не могу» начинаю собираться. Ему-то что, стоит себе в церкви весь в молитвенном настрое, ну максимум возьмет на руки самую младшую, а остальные меня поминутно дергают: то им одно надо, то другое.
Или вот еще причина для споров. У Заура с работой то пусто, то густо. Он может, например, кому-то деньги пожертвовать, не думая о завтрашнем дне. Я с ним ругаюсь:
– Так нельзя, у тебя пятеро детей! Надо все рассчитывать.
То ли он на Бога надеется, то ли живет эмоциями – не поймешь. Не любитель разговаривать. Пожаловалась я как-то матушке на Заура: рычит он на меня постоянно, все время меня контролирует и мораль читает. И вообще, я никакой любви от него не чувствую.
А она только отмахнулась, сказав что-то в таком роде: слова, мол, ветер, если б ты знала, в какую горячую калошу я сажаю своих послушниц, чтобы они были еще лучше! Так что делай свое дело и не забивай голову ерундой.
Вот что значит духовный человек. А то ходит тут моя подруга, эмоции разбрызгивает:
– Как можно так жить, он тобой как хочет, так и крутит! Ты и так с этими детьми, как солдат сил быстрого развертывания, на себя в зеркало лишний раз посмотреть не успеваешь. А твой феодал еще мораль читает: «Утренние молитвы читала или нет?»
Это она как-то наш разговор застала, не так поняла, вот и клеймит теперь Заура «православным тираном» и всяким таким. Хорошо, что она все остальные его выходки не видела.
Я ей пыталась объяснить:
– Ты хочешь – верь, хочешь – нет: если я завожусь и утреннее правило не прочту, у меня весь день наперекосяк идет.
Но она свое твердит:
– Надо звонить в «горячую линию» по насилию в семье. Не семнадцатый век! Нельзя мужиков на голову сажать!
Вот и делись после этого с подругой. Ей я стараюсь говорить, что у нас все прекрасно. Как-то мне тошно от ее сочувствия. Тут и так столько проблем. Главная – нестабильность материальная. Не знаю, что будет завтра. Ведь мы в основном живем на то, что мой дядя из России пришлет. Но и несмотря на это финансирование, живу я в вечном страхе. Попробуй что не по нему сказать, психанет и все крушить начинает. На днях два окна разбил. Мне тоже иногда достается под горячую руку. Ходила я к мамао жаловаться. Ну, поговорил он с ним, прочистил мозги. Заур неделю ходил, мне в глаза заглядывал. Потом опять двадцать пять. Не могу же я каждый раз к мамао бегать жаловаться. С одной стороны, нам явно Бог помогает, а с другой – очень тяжело. И так жить не могу, и разводиться не хочу. Не представляю своей жизни без Заура. Наверно, смешно звучит, но он для меня гарант спокойствия. Я часто одна с мальчишками справиться не могу, когда его дома нет. А ему стоит лишь рыкнуть, и все становится на свои места.
Все твержу себе, что это у меня крест такой. Но уже и нервы не выдерживают…
Наперекор стереотипам
– Мы ушли! – крикнул из прихожей свекор, и, как подтверждение, последовал щелчок замка.
Нана только покачала головой, выражая непонимание и удивление одновременно. Нодари-бидзия и Гулико-дейда, как Нана называла родителей своего покойного мужа, на старости лет, кажется, дружно тронулись умом. Последний месяц они зачастили в какие-то странные «гости», хотя до того мирно кряхтели дома и дальше ближайших магазинов никаких вылазок не совершали. А тут визит за визитом, блеск в глазах, нервозность в движениях, какие-то заговорщицкие перешептывания, перемигивания. Ни дать ни взять – теракт готовят с требованием поднятия пенсий.
Все это, конечно, очень неудачное сравнение, но факт оставался фактом: старички что-то затевают.
Нана, в отличие от них, уже давно ничего не хотела и ни в какие авантюры не пускалась. Просто тянула ежедневную лямку трудоголика, разрываясь между работой в детсаду и двумя детьми.
Свекор со свекровью, которых она так и не научилась называть «мама» и «папа», всячески пытались ей помочь. Само собой, души не чаяли в двух внуках. Нодар, в прошлом инженер, ухитрялся находить учеников по математике и корпел вечерами, разбирая тесты для выпускных экзаменов. Гулико тоже вносила свой неоценимый вклад в семейный воз, но немного в другом эквиваленте.
Известие о смерти единственного сына, убитого в поезде при невыясненных обстоятельствах, сильно надломило Гулико. Вначале она изводила себя и других неразрешимым вопросом: «За что, Господи?» Естественно, как-то она обратилась с этой головоломкой к первому попавшемуся священнику. Тот задал только два встречных вопроса.
– Кем вы работали?
– Гинекологом, – с нескрываемой гордостью произнесла Гулико. Она была настоящим профи и дело свое любила без памяти.
– Сколько абортов сделали? – тут же последовало продолжение.
– Пятьсот, – не задумываясь, ответила она и тут же осеклась.
Священник развел руками:
– Что же вы еще хотите после стольких убийств невинных младенцев?
Гулико, бывшая в свое время членом партии и имевшая немало вполне заслуженных регалий, просто онемела. С этой стороны она никогда не рассматривала свои профессиональные действия. Всю ночь она проплакала, переваривая этот шок. На другой день спозаранку она, опираясь на руку Нодара, направилась к тому же священнику за ответом.
– Что же мне делать?
И получила расплывчатый совет: мол, надо каяться, молиться и совершать добрые дела.
Дома супруги стали обсуждать конкретное значение сакральной фразы. Тогда Нодар предложил свой вариант:
– А если открутить этот процесс назад?
– Как назад? – Гулико слегка вынырнула из океана уныния.
– Ты можешь помочь людям в лечении бесплодия. А я лично перекопаю интернет и найду тысячу и один народный метод для этого дела. Причем лечить ты будешь бесплатно.
Гулико ухватилась за эту идею с тройной энергией.
Нодар до рези в глазах исследовал неимоверное количество сайтов на своем стареньком компьютере… Гулико приступила к лечению соседей в радиусе нескольких улиц.
Дело явно задумывалось под счастливой звездой. Слава множилась и разрасталась. Гулико удостоилась народного титула «тибетской травницы с грузинским уклоном». Без внимания ее тоже не оставляли, несли кто что мог: начиная от кондитерских изделий и заканчивая десяткой-другой лари. Все воздаяния вливались в семейный бюджет.
Нодари поднапряг свой талант шахматиста и изобрел еще один источник заработка. Предложил уличным торговцам хранить в своем подвале их фруктово-овощную продукцию. Цена – лари за ночь, независимо от количества тары. Сам хозяин переселился ночевать в холодный подвал, чтобы, не дай Бог, чего-нибудь не стибрили соседские мальчишки. Зимой в подвале стоял жуткий холод, но Нодар мужественно охранял вверенную ему собственность, высунув кончик увесистого носа из спального мешка. И, как следствие этих героических действий, получил от соседей титул «Заслуженный полярник Республики Грузия».
Так, в мирных трудах, катилась жизнь титулованной четы на закате дней. Хотя бывали у сладкой парочки и нешуточные кризисы.
Гулико, знавшая Нодара со школы, иногда взбрыкивала и начинала на пустом месте выискивать следы супружеской неверности. Как-то она даже выгнала мужа из дома, приревновав его к бывшей однокласснице, случайно встреченной на улице.
После возвращения домой Нодар был с позором выставлен за дверь, сопровождаемый визгливым напутствием:
– Не вздумай оставлять здесь свои вставные зубы, Касабланка!
К вечеру, остыв, Гулико лично отправилась на поиски изменщика и обрела его в Кировском парке сидящим за нардами. Нодар был водворен в родные пенаты, чему сопутствовало объявление на тональность ниже утреннего:
– Мы должны умереть на одной подушке в один и тот же день!
Вот на основании всех этих психологических нюансов Нана и решила, что у старичков очередное весеннее обострение, и спокойно занялась стиркой.
Свекор и свекровь явились домой чрезвычайно довольные и, видимо, решили, что пора раскрывать карты.
– Завтра к нам в гости придет Омари, – торжественно объявил Нане свекор, нервно протирая очки.
Гулико не менее возбужденно чертила зигзаги на кухне между столом и раковиной, развернув фронт работ, равный разве что новогоднему. В заготовках уже угадывались сациви, пхали с орехами и прочие вкусности.
Долгожданный гость оказался слегка затюканным компьютерщиком в толстенных очках. Сними он их – выглядел бы точно каким-то беззащитным увальнем.
