Боги и смертные: Современное прочтение мифов Древней Греции

В очередной семестр я решила изменить подход. В программе курса, которую я выложила перед началом, не было ни списка мифов с разбивкой по лекциям, ни дополнительной литературы, которую требовалось бы к той или иной лекции прочитать. Вместо этого после звонка на занятие мой помощник приглушал свет в аудитории, оставляя только прожектор над сценой, и я выходила из-за кулис в плаще древнегреческого сказителя. Встав посреди сцены, я зачитывала – как можно драматичнее и с чувством – один из мифов в той обработке, которую я делала для книги. Я предлагала им свою версию мифа, а не древнюю, потому что моя была короче, слог доступнее для студентов, а кроме того, там могли подчеркиваться определенные моменты, которые мне хотелось бы обсудить со слушателями.

Спустя восемь-девять минут, когда я заканчивала читать, помощник включал свет, я снимала плащ и начинала лекцию, в которой рассуждала о значении мифа, с которым только что ознакомились студенты: как в нем отражены древние социокультурные ценности, как преподносятся представления древних греков о взаимоотношениях богов и смертных, как с его помощью объясняется существование того или иного обряда, каких-то видов животных или образование горных пород, как он стыкуется с другими, уже изученными к тому времени мифами и так далее. Я показывала студентам древние и современные произведения искусства, посвященные этому мифу, а также зачитывала отрывки из древних авторов, тоже его пересказывавших. Я растолковывала, чем эти версии различаются между собой и чем отличаются от моей, объясняя, как от этих различий меняется заложенный в мифе посыл. После каждого занятия студентам давалось задание прочитать самим услышанный на лекции миф и те древние его переложения, отрывки из которых я приводила.

Я устраивала эти спектакли в надежде, что, воспринимая каждый миф как сказание – историю, призванную развлекать и увлекать, а не просто учебный материал, студенты проникнутся ими больше. И кажется, затея удалась: когда гас свет, в аудитории воцарялась полная тишина. Увеличилось и число студентов, приходящих на консультации между лекциями, чтобы побеседовать о мифах.

В том или ином виде, адаптированном или первозданном, древнегреческие мифы присутствовали в моей жизни с тех пор, как я стала сама выбирать, что мама будет читать мне сегодня вслух. Много лет спустя я точно так же читала их уже собственным детям, а потом и внукам. Один из моих сыновей, ставший иллюстратором, добавил к пересказам свое видение некоторых мифов, представленных в книге. Много лет мифы воодушевляли меня, забавляли и восхищали. Они составляли мне компанию в путешествиях и утешали в горе. Они укоряли меня, когда я понимала, что делаю – или собираюсь сделать – что-то неправильное. Самое меньшее, чем я могу их за это отблагодарить, – рассказать их снова. Надеюсь, что мифы, которые я предлагаю вашему вниманию в своем изложении, развлекут, увлекут и позовут вас куда-то так же, как меня.

ЗЕМЛЯ И ЕЕ ДЕТИ{2}

Боги

{1}

Земля и ее дети

Вначале нельзя было различить ничего – одна сплошная зияющая бездна без конца и края, безликая, неопределенная, простертая во все стороны сразу.

Но вот что-то начало проступать. Сперва появилась Земля – широкогрудая, незыблемая. Затем возник Тартар и затаился под Землей до той поры, когда величайших злодеев ввергнут в него на вечные муки. Третьим пришло Вожделение, от которого будет возникать слабость в коленях и мутиться разум равно и у богов, и у смертных. Последними явились Мрак и Ночь. Соединившись в любви, они создали Воздух и День.

Земля без всякого мужского участия, сама по себе, породила Небо, Море и Горы. А затем возлегла с Небом и произвела на свет новых детей. Иные среди них пленяли красотой и были прирожденными правителями. Они хотели упорядочить свежесозданный мир, раз и навсегда задав путь солнцу, направив бурлящие воды в отведенное для них русло и положив начало собственному царству. Одна из этих отпрысков Земли, Мнемосина, запечатлевала великие деяния своих братьев и сестер, чтобы память о них жила до скончания веков.

Трое других детей – Циклопы – своими сильными и ловкими руками выковали гром и молнию. Хотя в остальном они походили на своих братьев и сестер, у каждого был только один глаз, находящийся в середине лба. Еще чуднее выглядели Сторукие, имевшие по пятьдесят голов и по сотне рук на брата, но считавшие любой труд ниже своего достоинства.

Небо, боясь и ненавидя всех своих детей еще до их рождения, придумало, как не давать им воли. Стоило Земле собраться кого-то родить – и Небо возвращало младенца обратно в утробу, не позволяя ему появиться на свет. Так и томились его дети в темнице земных недр, пока их мать стонала от непосильного бремени. С Циклопами же и Сторукими Небо обошлось еще суровее, потому что их оно боялось и ненавидело больше других. Они оказались заточены не в утробе Земли, а еще глубже – в Тартаре, скованные крепкими цепями.

И только с Кроном – последним сыном, которого зачала от Неба Земля, – все обернулось иначе. Уже с зачатия наделенный коварством, Крон охотно согласился исполнить задумку матери. Пошарив в своих глубинах, Земля добыла серый адамант, из которого изготовила клыкоподобный серп. Его она и вручила Крону с наказом притаиться у зева утробы, словно готовясь к появлению на свет, и ждать своего часа.

Вскоре пожаловало сгорающее от вожделения Небо и, навалившись на Землю, скрыло свое и ее обнаженные тела под покровом ночи. Но когда Небо вошло в Землю и начало стонать от наслаждения, Крон скользнул в родовые пути и, взмахнув серпом, оскопил своего отца. Стеная от боли, Небо побрело прочь в свои воздушные чертоги и больше Земли не домогалось.

Крон же, потрясая окровавленными отцовскими гениталиями, триумфально выбрался из отверстия меж материнских ног и закинул отсеченную плоть в море, где она запрыгала, словно поплавок, по волнам, одеваясь белой пеной.

Из этой пены что-то начало расти, постепенно принимая облик богини. Покатавшись на пенном островке по морю, она ступила изящной ножкой на берег острова Кипр, где перед ней мгновенно расстелился ковер мягкой зеленой травы. Грации и времена года поспешили умастить ее тело, а после вручили ей вышитый пояс – поддерживать прелестную грудь, прозрачный шелковый покров – окутать совершенные формы, сандалии – защитить нежные ступни.

Новорожденная богиня получила имя Афродита – от «афрос», пены, из которой она возникла. Вожделение и Желание прильнули к ней, едва увидев, и впредь не разлучались с ней никогда. Ей доставляло удовольствие зажигать страсть в сердцах богов и людей, но тем, кто принимал ее дары, стоило бы помнить об оскоплении, которое привело ее в этот мир.

Когда заброшенные Кроном в море отцовские гениталии описывали дугу в воздухе, капли крови с них упали на Землю, и она зачала вновь. Немного погодя она произвела на свет ужасных эриний, карающих всякого, кто предаст своих родных; стройных древесных нимф и огромных гигантов, уже при рождении облаченных в доспехи и сжимающих копья.

{2}

Титаны

Крон окинул долгим взглядом неведомый мир, в котором очутился. Вызволив Землю из настойчивых объятий Неба, он отдалил родителей друг от друга, и между ними образовался широкий простор. Там дети, которых Земля зачала сама, до того как возлечь с Небом, наконец смогли расти без помех. Море и Горы ширились и высились, принимая назначенную им форму и очертания. Крон только ахнул, глядя, с какой скоростью Горы покрываются низкорослыми соснами.

После тесной материнской утробы все эти просторы вызывали у Крона восторг, но вскоре ему стало одиноко. Тогда он помог выбраться своим братьям и сестрам, и вместе они принялись обустраивать мир.

Прежде всего Крон объявил себя царем над остальными – как-никак именно он оскопил отца и освободил всех. Затем он каждого приставил к делу. Одним он поручил придавать миру уют: Гелиосу повелел гнать огненную колесницу по небесному своду днем, а Селене – править другой колесницей, менее яркой, по ночам. Другим Крон приказал следить за порядком: Фемиде предстояло наделять связующей силой клятвы и обеты и налаживать сообщение между разными частями мира. И теперь, когда работа закипела, Мнемосина не покладая рук запечатлевала на долгую память все нововведения. Ни один из богов не остался без работы.

Но самое важное, по его мнению, занятие Крон припас для Реи: она стала его женой.

Из своего укрытия на вершине нового мира Небо наблюдало за происходящим, еще не оправившись от саднящей кровавой раны. У него вошло в привычку презрительно называть своих отпрысков титанами, что на его языке означало непомерную заносчивость, и предрекать им скорое возмездие.

Крон, надо сказать, и сам боялся, что его дети поступят с ним так же, как он поступил с отцом. Видя, что отцовский способ обезопасить себя не сработал, Крон долго ломал голову, пытаясь придумать что-нибудь получше. Наконец он нашел вариант, который казался ему беспроигрышным. Каждого рожденного Реей ребенка Крон моментально проглатывал. Уж из моего живота точно никто не выберется, посмеивался он самодовольно.

Рею это мучило и тяготило не меньше, чем прежде Землю, и она обратилась за помощью к родителям. Вместе они разработали план, исполнить который должны были Рея, Земля и Геката, принимавшая у Реи роды. Уединившись на острове Крит, подальше от тронного зала Крона, заговорщицы стали дожидаться, когда Рее придет пора разрешиться от бремени.

Но, несмотря на все предосторожности, Крон почуял неладное. Когда роды наконец начались, он с нетерпением прислушивался, не стучится ли к нему Геката, и, едва раздался стук, рывком распахнул двери и выставил руки, готовясь схватить младенца.

Однако в первый же миг после родов богини-заговорщицы совершили подмену, и вместо новорожденного сына Геката вручила Крону спеленутый камень. Крон проглотил его, не заметив разницы, сыто рыгнул и продолжил указывать братьям и сестрам, как им исполнять свои обязанности.

Сын же его остался на Крите, надежно спрятанный в пещере, где его нянчили нимфы и выкармливала молоком ласковая коза Амалфея. У входа в пещеру стояли молодые боги куреты, которые били копьями в щиты, чтобы плач младенца не донесся до ушей Крона.

Земля тем временем взяла себе нового супруга – им стал ее собственный сын Понт-море. У этой четы родилось много детей, среди которых была дочь по имени Кето и сын по имени Форкий. Выше пояса эти двое не отличались от своих единоутробных братьев и сестер – титанов и титанид, – но ниже пояса напоминали обитателей морского царства их отца.

В свою очередь совокупляясь в любви, Кето и Форкий породили ряд странных созданий, доставлявших немало хлопот. К их числу принадлежали грайи, появившиеся на свет уже седовласыми, с одним глазом и одним зубом на всех, а также горгоны с орлиными крыльями на спине и ползучими змеями вместо волос. Еще одна дочь, Ехидна, была, как и родители, получеловеком-полуживотным: выше пояса – прекрасная богиня, ниже пояса – отвратительная холодная и склизкая змея. Прячась в пещере на краю света, она жадно облизывала губы в мечтах о сыром мясе.

Супруги, которых ей удавалось завлечь на свое ложе, были так же кошмарны видом, как сама Ехидна, и от них она рожала чудовищных детей. Так она произвела на свет Химеру – дикую львицу, у которой посреди спины торчала голова огнедышащей козы, а вместо хвоста извивалась змея, – и трехголового пса Цербера, который стерег врата подземного царства, оглашая окрестности гулким, словно удары в бронзовый гонг, злобным лаем.

Порождением Ехидны была и Сфинга[1] – львица с женской головой, скрывавшая за чувственными розовыми губами кинжально-острые зубы, которым предстояло растерзать не одного смертного. Ехидна же подарила жизнь злонамеренной девятиглавой змее Гидре и Немейскому льву, который примется разорять смертных, истребляя скот.

Да уж, непростой мир унаследует последний из сыновей Крона, если выживет и свергнет своего отца. Ему, его братьям и сестрам и их детям придется не только ниспровергать титанов, но и расправляться со всеми этими отпрысками Кето и Форкия.

{3}

Восстание младших богов

Младенец на Крите подрастал, нежась на шелковистом брюхе козы Амалфеи и посасывая ее молоко. Рея назвала мальчика Зевсом.

Завороженный отблесками щитов своих привратников, плясавших в полумраке пещеры, он вскоре научился ускользать от нимф, когда ему хотелось повидаться с молодыми куретами. Рос он не по годам смышленым: однажды, когда Крон заметил необычное оживление на острове и ринулся посмотреть, что там происходит, Зевс обвел родителя вокруг пальца, мгновенно обратив нимф в медведиц, а себя в змею. И хотя в этот раз его находчивость всех спасла, стало ясно, что опасность ему грозит по-прежнему и чем скорее он свергнет Крона, тем лучше. Зевс начал строить планы.

У некоторых из младших титанов было больше общего с Зевсом, чем с Кроном. Такой была и двоюродная сестра Зевса Метида – дочь Океана и Тефиды. Метида была умнейшей среди богов и находила решения там, где другим это было не под силу. Она предложила Зевсу тайком подсунуть Крону рвотное, чтобы под его воздействием тот отрыгнул всех братьев и сестер Зевса, по-прежнему томящихся у Крона в животе. Тогда их можно будет привлечь в союзники.

Зевс с Метидой прокрались в крепость Крона на Офрийской горе, и там из полутемного укрытия Зевс наблюдал, как Метида подает титану питье с подмешанным в него снадобьем.

Поначалу не происходило ничего. Затем до Зевса донесся рокот, напоминающий землетрясение. Крон побледнел, покрылся испариной, и его начало рвать. Первым из его рта вылетел спеленутый камень, а потом, по очереди, Гера, Посейдон, Деметра, Аид и Гестия – в порядке, обратном тому, в каком Рея их рожала, а Крон проглатывал. Спеленутый камень Зевс впоследствии забрал и поместил в святилище в Дельфах.

Пока же между старшими и младшими богами вспыхнула война. Цитаделью титанов стала Офрийская гора, а младшие укрепились на горе Олимп, возвышавшейся дальше к северу. Десять лет бились они, постепенно изнемогая и слабея духом. Настолько равными были силы, что казалось, ни одна сторона не сможет победить.

Тогда Земля пришла к Зевсу с новым советом. Она напомнила, что в Тартаре по-прежнему томятся заключенные там Небом в незапамятные времена Циклопы и Сторукие. Если Зевс их освободит, то обретет в этих свирепых созданиях преданных соратников.

Так Зевс отправился в те пределы мира, куда никто из богов еще не отваживался заглянуть. Там оказалось, что стеречь заключенных Тартар приставил свою жуткую дочь Кампе. Выше пояса Кампе выглядела как женщина, ниже пояса извивалось змеиное тело, оканчивающееся ядовитым жалом, которое она в постоянной боевой готовности держала занесенным над головой. Из каждого плеча росло множество когтистых рук – эти когти не уступали остротой серпу, оскопившему Небо. Но Зевс, ловко орудуя копьем, сумел сразить Кампе, одержав первую свою великую победу. После этого он выпустил на свободу отцовских братьев, которые, пав на колени, поклялись ему в верности.

Прибытие Циклопов и Сторуких переломило ход войны. Циклопы принялись ковать молнии, которые метал Зевс, а Сторукие отрывали от земной тверди огромные глыбы и обрушивали их на врагов. Вскоре многие титаны уже стонали от ран или корчились в оковах. Казалось, что победа богов близка.

Но потом Земля возлегла с Тартаром и в его змеиных объятьях зачала свое самое чудовищное дитя – громадину Тифона, который, шагая по равнинам, задевал макушкой звезды. Из глаз его летели огненные вихри, а из пасти вырывались рев, лай, визг, рык, мычание и вопли всех мыслимых и немыслимых тварей, и от этой невыносимой какофонии задрожали петли на вратах цитадели младших богов. Голову Тифона покрывали нечесаные сальные космы, а из плеч, кроме бесчисленных рук, каждая из которых сжимала оружие, змеились всевозможные гады. Ниже пояса тоже клубились змеи, каждая толще дубового ствола.

Если бы не отвага Зевса, завладел бы миром Тифон. Большинство богов, едва завидев его, обернулись животными, бежали в Египет и там затаились. Зевс же стоял как скала и, выхватывая у Циклопов свежевыкованные молнии, метал их в Тифона, пока того не объяло пламя. Под огненным дождем Зевсовых молний загорелась и Земля: горы и долы стали плавиться, словно олово в ковше кузнеца, а потом закипели, заклокотали и заструились по ее покровам. Море с изумлением увидело, что и на гребнях его волн пляшет огонь. Грохот стоял страшный, глубоко в Тартаре титаны в страхе жались к Крону.

Наконец Тифон был повержен. Зевс сковал то, что от него осталось, адамантовыми цепями и зашвырнул в недра Тартара. Там, силясь освободиться от оков, Тифон вспучил изнутри земную поверхность – так образовалась Этна. Время от времени, рыча от бешенства, он выпускал в небо фонтан огня, и тогда по склонам созданной им горы лились реки лавы. От его дыхания поднимались бури, которые топили корабли и рушили все, что выстроили люди на суше.

{4}

Воцарение Зевса

Зевс был намерен править не так, как его отец и дед. Он уже понял, что тирания, опирающаяся только на силу, долго не продержится. Поэтому сразу после окончания войны он бросил со своими братьями жребий, чтобы поделить между ними троими небеса, воды и подземный мир. Было решено, что поверхностью земли все боги будут владеть сообща. Небеса, а значит, и верховную власть, вершительницы судеб отдали Зевсу. Посейдон получил власть над водами, а Аид – подземное царство.

Не остались без дела и сестры Зевса. Деметра занималась теперь посевами и урожаем, Гера стала покровительницей брачных уз, а еще они вдвоем заботились о матерях. Гестия, давшая обет целомудрия, охраняла очаг, находившийся в центре каждого жилища, и тот разгорался ярче всего, когда огонь в нем поддерживали девы, не вкусившие плотской любви.

Еще Зевсу необходимо было решить, как поступить с титанами, заключенными в Тартаре. Те, кого Зевс счел неисправимыми, либо остались томиться там, либо были подняты на поверхность и приставлены к делам, которых сами боги чурались. Атласу приказали держать на плечах Небо, чтобы то не навалилось снова на Землю: хоть и оскопленное серпом Крона, оно по-прежнему льнуло к мягкой и теплой Земле и, если ему не помешать, могло снова лечь на нее тяжкой ношей.

Кого-то из титанов пришлось вернуть к делам, которыми они занимались до войны, – иначе, как осознал Зевс, мир разладится. Гелиос и Селена вновь стали путешествовать по небосводу днем и ночью, чтобы земля не лишилась света. Кому-то из титанов в благодарность за поддержку Зевс нашел новые занятия – более почетные, чем прежде. Рея помогала Деметре и Гере печься о матерях. Фемида и ее сын Прометей, дававшие Зевсу советы во время войны, остались его советниками.

Река Стикс, петлявшая по подземному царству, в войне не участвовала, но теперь, по наущению своего отца Океана, обратилась к Зевсу и предложила послужить ему. Тогда Зевс повелел, чтобы ее водами боги клялись, давая самые торжественные обеты. Любой из богов, нарушивший такой обет, на год забывался сном без сновидений и еще девять лет не мог пировать на Олимпе.

Самое почетное дело досталось Гекате. Зевс наделил ее частичной властью над землей, водами и небесами, а также назначил решать, достигнут ли ушей богов молитвы смертных. Без ее помощи ни один человек отныне не мог заручиться благословением свыше. Рыбак мог взывать к Посейдону, а мать – к Гере, но, если они не упоминали при этом Гекату, их мольбы никто не слышал.

Не обошел Зевс почестями и Метиду, потому что именно она задумала и осуществила уловку, вынудившую Крона изрыгнуть сестер и братьев Зевса. Впрочем, Зевса восхищал в Метиде не только ум, поэтому он решил сделать ее своей женой. Вскоре Зевс уже с нетерпением ожидал, когда появится на свет их, безусловно, весьма незаурядный первенец.

Однако на середине срока к Зевсу пришли Земля и Небо с тревожным пророчеством. Первое дитя Метиды, сообщили они, сможет тягаться силой с Зевсом и мудростью с Метидой, но дитя это окажется дочерью, а значит, угрозу для отцовской власти представлять не будет. Вторым же у них родится сын – неистовый и непокорный, которому судьбой предназначено свергнуть отца.

Зевс обеспокоился. Прекрасно себя зная, он не сомневался: едва Метида оправится от родов, он снова окажется на ее ложе, а любовь между богами редко оказывается бесплодной, об этом он тоже был отлично осведомлен. Значит, недалек тот час, когда будет зачат опасный для него наследник, – поэтому Зевс скрепя сердце решил избавиться от Метиды немедленно и бесповоротно. Тщательно все обдумав, он вознамерился обратить против жены ее же силу.

Превращаться в животных, растения и многое другое умели все боги, но Метида обладала особым талантом к метаморфозам и гордилась им. Однажды Зевс решил вроде бы в шутку испытать ее: дескать, он знает, во что она точно никогда не сможет превратиться. Метида, несмотря на всю свою мудрость, простодушно клюнула на эту наживку.

Сперва Зевс велел ей обернуться львицей, и она это с легкостью исполнила. Потом гигантским кальмаром, который бился и задыхался на пыльной земле. Потом дубом, подпирающим небеса. Потом лугом под кружевным покрывалом асфоделей. Потом пылающим костром, взметающим в небо искры.

Тут Зевс спохватился:

– Ах, Метида, дорогая! Я только сейчас понял, что прошу тебя превращаться в какие-то громадины. Конечно, тебе это ничего не стоит. А вот сжаться во что-то крошечное, ничтожное, едва заметное, ты вряд ли сумеешь.

– А ты проверь! – фыркнула уязвленная Метида.

– Стань бабочкой! – предложил Зевс.

Метида закрыла глаза, наморщила лоб, и – фьють! – ее уже нет, а на запястье Зевса сидит прелестная бабочка, подрагивая тонкими крыльями в пурпурных сполохах. Зевс поднес руку к губам, Метида думала – для нежного поцелуя. Но не успела она опомниться, как язык Зевса выстрелил, словно у лягушки, и втянул ее в рот. Прокатившись кувырком по ущелью пищевода, она погрузилась в нектар, который Зевс пил с утра, и почувствовала, как сотрясается от хохота живот ее мужа.

Метида вертелась и крутилась, но теснота не давала ей превратиться во что-то покрупнее и вырваться на свободу. Она оказалась в ловушке, заточенная в животе Зевса так же надежно, как были заточены его братья и сестры в животе Крона. Вот только у нее не осталось снаружи никого, кто бы ее вызволил, как она в свое время помогла вызволить их.

Второй женой Зевса стала Фемида. Но потом он оставил ее и взял третьей и последней женой свою сестру Геру. Это, впрочем, не значит, что он завязал с любовными похождениями.

{5}

История Персефоны

В перерыве между второй и третьей женитьбой Зевс соблазнил свою сестру Деметру, чьи золотые кудри были подобны пшеничному полю, по которому гуляет ветер. Брат с сестрой обратились змеями и, сплетясь под землей, совокупились среди зерен, из которых вот-вот должна была проклюнуться новая жизнь. Девять месяцев спустя у Деметры родилась Персефона.

Всю свою горячую любовь изливала Деметра на единственную дочь. Они были почти неразлучны, а когда все же разлучались, одной стоило только позвать, чтобы вторая моментально очутилась рядом, как бы далеко ни была.

Но кое-чем Персефона предпочитала заниматься с подругами. Например, собирать цветы – дело, которое в любом случае обычно поручалось дочерям. Цветы использовались для готовки и в лекарственных целях, поэтому их необходимо было в нужное время собрать, высушить и держать под рукой. В отличие от матери-хозяйки, которой хватало других хлопот, мешавших выбраться на луг в пору цветения, девушек ничем важным и неотложным не обременяли, и их домашние обязанности вполне могли подождать. А еще дочерей отправляли собирать цветы, чтобы девушки успели нагуляться – насладиться свободой и солнцем, пока на них не давит груз взрослых забот. Предполагалось, что когда-нибудь каждая выйдет замуж и родит, но в статусе жены и матери она уже редко будет покидать дом, а ее уделом станет вынашивать детей, кормить голодных ребятишек и ткать на станке. Девушка, которой дали насладиться свободой до брака, будет более примерной женой и матерью – так, по крайней мере, считалось в народе.

И хотя боги, разумеется, в лечении не нуждались и работали, только если сами хотели, они тоже считали полезным отправлять дочерей на луга, пока девушки еще молоды. Больше всего юным богиням нравился луг в тени Олимпа. Там в изобилии росли цветы всех времен года – крокусы, ирисы, фиалки, гиацинты, розы и лилии.

Однажды Земля вырастила там цветок, который возвышался над всеми остальными и затмевал их красотой – это был великолепный нарцисс, у которого над одной луковицей распустилась сразу сотня цветов. Он источал чудесный аромат, которым невозможно было не восторгаться.