Песнь расколотых небес

Ветер пел громче здесь, у реки. Его голос был не одинок – в нём сплетались десятки других, тонких и далёких, как эхо, что отражалось от осколков неба. Они шептались, звали, умоляли:

– Играй, дитя… Ты – первая струна… Ты – начало…

Линь Сюэ не понимала их слов, но чувствовала их силу. Это был не просто ветер – это была мелодия, древняя, как само небо, и она текла через неё, как кровь в венах. Она подняла голову, вдохнула влажный воздух, пахнущий травой и землёй, и впервые за многие годы улыбнулась. Пусть клан отверг её, пусть отец проклял, но ветер был с ней, и он не лгал.

Она не знала, сколько просидела у реки, но солнце уже клонилось к закату, когда шаги прервали её мысли. Они были тяжёлыми, уверенными, и сопровождались звоном металла – кто-то шёл с оружием. Линь Сюэ напряглась, её рука сжала гуцин, но голос, что раздался, был не угрожающим, а усталым, с ноткой любопытства:

– Ты та, что разбудила бурю, верно? Я видел, как осколок дрогнул. Не думал, что найду здесь слепую девчонку с разбитым гуцином.

Она повернулась на звук. Мужчина стоял в нескольких шагах, его голос был глубоким, как гул барабана, но в нём сквозила горечь. Она не видела его лица, но слышала скрип кожи – доспехи или плащ, – и лёгкий звон, будто меч в ножнах ударялся о пояс.

– Кто вы? – спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.

– Меня зовут Чжан Вэй, – ответил он. – Бывший монах, ныне странник. А ты… ты, похоже, не просто музыкант. Что ты сделала там, в деревне?

Линь Сюэ не ответила сразу. Она поднялась, держа гуцин, как щит, и шагнула к нему.

– Я сыграла, – сказала она наконец. – И ветер послушался.

Чжан Вэй хмыкнул, и в этом звуке было больше удивления, чем насмешки.

– Ветер, говоришь? Тогда тебе лучше идти со мной, девочка. Если ты разбудила его, скоро сюда явятся те, кто захочет твоей головы – или твоей силы.

Линь Сюэ замерла, её пальцы сжали гуцин так сильно, что дерево скрипнуло. Она не доверяла людям – клан научил её, что слова могут быть острее клинков, – но в голосе Чжан Вэя было что-то, что заставило её прислушаться. Может, это была усталость в его тоне, или тень боли, что проскользнула в словах, или просто то, что он не набросился на неё с мечом. Она вдохнула, чувствуя, как ветер кружит вокруг неё, словно подталкивая вперёд, и кивнула.

– Хорошо, – сказала она. – Но я не знаю, куда идти.

– Я знаю, – ответил он. – Есть место, где ветер поёт громче, чем здесь. Если ты та, о ком говорят пророчества, нам нужно найти первую струну.

Она не спросила, что он имеет в виду – голоса в её голове уже шептались о струнах, о небе, о чём-то большем, чем она могла понять. Чжан Вэй шагнул вперёд, его рука легла на её плечо, твёрдая, но не грубая, и повёл её прочь от реки, туда, где холмы поднимались к небу, а осколки пели свои разрозненные мелодии.

Деревня осталась позади, её руины растворялись в сумерках, как сон, что тает с рассветом. Но Линь Сюэ чувствовала, что это не конец, а начало. Ветер гудел над ней, и где-то в глубине его голоса она слышала зов – зов, что вёл её к расколотым небесам.

Путь был трудным. Холмы, поросшие густой травой и колючими кустами, поднимались всё выше, их склоны обрывались в пропасти, где шумела река. Чжан Вэй шёл впереди, его шаги были уверенными, как у человека, что привык к дорогам, а его дыхание оставалось ровным, несмотря на груз меча и плаща. Линь Сюэ следовала за ним, ориентируясь на звук его шагов и шорох ветра в листве. Она не спрашивала, куда они идут – голоса в её голове становились громче с каждым шагом, и она знала, что они ведут её туда же, куда и этот странник.

Ночь опустилась на мир, как тяжёлый шёлковый полог. Звёзды сияли над осколками, их свет отражался в реке, что текла внизу, и Линь Сюэ чувствовала их тепло, даже не видя. Чжан Вэй остановился у подножия скалы, где ветер выл особенно сильно, и она услышала, как он опустился на колени, шаря руками по земле.

– Здесь, – сказал он наконец. – Старая пещера. Монахи прятали здесь свитки, когда я был одним из них. Если ты хочешь знать, что с тобой происходит, нам нужно найти ответы.

Он помог ей спуститься в пещеру, её стены были холодными и влажными, а воздух пах землёй и плесенью. Линь Сюэ села, прижав гуцин к груди, и слушала, как Чжан Вэй роется в старых ящиках, его пальцы шуршат по бамбуку и бумаге. Наконец он вернулся, его голос стал тише, но в нём появилась напряжённость:

– Вот оно. Свиток о Пяти Божественных Струнах. Слушай внимательно, девочка.

Он начал читать, и его слова заполнили пещеру, как мелодия, что пробуждает спящих. Свиток говорил о Небесном Дворце, о Ци Лин, о её гуцине и о том, как боги предали её, расколов небо. Он говорил о струнах, разбросанных по миру, и о пророчестве: тот, кто соберёт Песнь Небес, либо исцелит расколотое, либо уничтожит богов. Линь Сюэ слушала, её сердце билось в такт словам, и она поняла, что голоса ветра – это не просто ветер. Это была первая струна, зовущая её к себе.

– Ты думаешь, я… – начала она, но Чжан Вэй перебил:

– Я не думаю. Я знаю. Ты разбудила ветер, и он ответил. Первая струна где-то рядом, на этом осколке. Но если ты пойдёшь за ней, пути назад не будет. Боги не простят того, кто бросает им вызов.

Линь Сюэ сжала гуцин, сломанные струны задрожали, как будто соглашаясь. Она не знала, готова ли она, но голоса в голове не оставляли выбора. Она кивнула, и Чжан Вэй поднялся, его меч звякнул о ножны.

– Тогда идём, – сказал он. – Завтра мы поднимемся к осколку. И пусть боги попробуют нас остановить.

Линь Сюэ не спала той ночью. Она сидела в пещере, прижавшись спиной к холодной стене, и слушала, как ветер завывает снаружи, его голос смешивается с далёким гулом осколка. Чжан Вэй дремал у входа, его меч лежал на коленях, а дыхание было ровным, как ритм барабана. Она не видела его лица, но представляла его: суровое, с морщинами, что рассказывали о годах странствий, и глазами, что видели больше, чем он говорил. Он назвал себя бывшим монахом, и это слово звенело в её голове, как отголосок свитка. Монахи-даосы, хранители древних тайн, были легендой в деревне – клан Линь чтил их, но боялся, ибо они говорили с богами и духами, которых смертные предпочитали не трогать.

Свиток, что он прочёл, был не просто рассказом. Это была карта судьбы, вырезанная на бамбуке чернилами из сажи и крови драконов. Линь Сюэ не могла его увидеть, но чувствовала его вес в словах Чжан Вэя. Пять Божественных Струн, каждая связана со стихией, каждая спрятана в сердце осколка неба, охраняемого духами и богами. Первая струна, струна ветра, была где-то над ними, в том самом осколке, что пел над деревней с её рождения. Свиток говорил, что она найдёт её, если услышит зов, но предупреждал: каждая струна – это шаг к Песне Небес, а Песнь – это выбор между гармонией и хаосом.

Линь Сюэ провела пальцами по сломанному гуцину, её ногти задели трещины в дереве. Она вспомнила, как делала его: долгие часы в тени кипариса, нож, что резал её пальцы, пока она вырезала корпус, и нити, что она натягивала, пока руки не кровоточили. Это был не просто инструмент – это была её душа, её голос, её связь с миром, которого она не видела. Теперь он был сломан, но она знала, что починит его. Ей нужна была первая струна, и не только для гуцина – она чувствовала, что без неё голоса в голове замолчат, оставив её в пустоте.

ГЛАВА 2: ПЕРВАЯ СТРУНА ВЕТРА

Утро пришло с холодным ветром и запахом дождя, что витал над пещерой, где Линь Сюэ и Чжан Вэй провели ночь. Слова свитка, что он прочёл накануне, всё ещё звенели в её голове, как эхо далёкой мелодии: Пять Божественных Струн, Ци Лин, предательство богов и пророчество о Песне Небес. Чжан Вэй разбудил её резким голосом, его рука легла на её плечо, и меч звякнул о ножны, как обещание нового дня:

– Пора. Осколок ждёт.

Они вышли из пещеры, влажный воздух оседал на её коже, а шаги Чжан Вэя гудели впереди, уверенные, как у человека, что знал дорогу. Они шли уже несколько часов, холмы поднимались всё выше, а осколки в небе пели свои разрозненные мелодии, что отзывались в груди Линь Сюэ тихим эхом. Чжан Вэй шагал впереди, его меч позвякивал о пояс, и время от времени он бросал на неё хмурый взгляд, словно проверяя, не сломается ли она под тяжестью пути. Путь вёл через крутые скалы, поросшие травой, что цеплялась за камни, и ветер выл, становясь громче с каждым шагом. Линь Сюэ сжимала сломанный гуцин, его треснувшее дерево скрипело под пальцами, а голоса в её голове – тонкие, как шёлковые нити, – пели настойчивее, зовя к осколку, что гудел над деревней с её рождения.

Чжан Вэй остановился у кривого дерева, чьи ветви гнулись под бризом, и его голос прорезал тишину:

– Твой ветер – не просто звук, девочка. Он говорит с тобой, как говорил с кем-то до тебя. Ты знаешь, что это значит?

Она покачала головой, её пальцы сжали гуцин, и тишина стала её ответом – не для него, а для себя. Но не успел он договорить, как тишину разорвал резкий свист. Стрела пронеслась мимо, вонзившись в ствол дерева с глухим треском, и щепки брызнули в воздух, как искры от костра. Линь Сюэ замерла, её слепота не скрыла угрозы, а слух поймал топот ног и лязг металла, что приближались с холмов.

– Докажи, что ты не обуза! – рявкнул Чжан Вэй, толкнув её за дерево. Его клинок вылетел из ножен с шипением, встречая врагов, что вырвались из теней. Их мечи сверкали в утреннем свете, отражая холодный блеск осколков над головой, а лица скрывали маски из чёрного шёлка, натянутые так плотно, что казались второй кожей. Но голоса – хриплые, пропитанные ненавистью – выдавали их:

– Проклятая девчонка, что призвала ветер и оставила нас без дома!

Их было шестеро – мужчины из клана Линь, те, кто выжил после бури, что она вызвала в деревне, те, чей храм рухнул под её мелодией, оставив их без крова и веры. Двое с мечами, один с копьём, трое с луками, натянутыми для удара, – они двигались слаженно, как воины, чья ярость закалилась в изгнании. Высокий бандит с зазубренным мечом шагнул вперёд, выкрикнув:

– Ты заплатишь за храм, слепая тварь!

Чжан Вэй бросился на него, его плащ взметнулся, как крыло ворона, и меч рассёк воздух, вонзившись в грудь врага. Кровь хлынула на траву, чёрная в утреннем сумраке, как пепел их прошлого. Второй бандит метнул копьё, оружие мелькнуло в воздухе, вонзившись в землю у ног Линь Сюэ, и голос копейщика прорезал хаос:

– Твоя музыка – смерть, девчонка! Мы вернём себе покой твоей кровью!

Линь Сюэ прижалась к дереву, её пальцы сжали гуцин, а слух ловил всё: свист стрел, что пролетали над ней, хрип умирающего, топот ног, что окружали её. Эти люди когда-то пели гимны Цянь Луну рядом с ней, их руки держали те же шёлковые ленты на празднике, но теперь их вера обратилась в ненависть, а месть стала их законом.

Чжан Вэй сражался как буря. Его клинок отбил вторую стрелу с лязгом, что эхом прокатился по холмам, и третий бандит упал с криком, его меч звякнул о камни. Но в его глазах мелькнула деревня, объятая пламенем – крики матери, пепел, что оседал на его детских руках. Это было пятнадцать лет назад, в долине у подножия Огненных Пустошей, где его клан, мастера ци и меча, жил в тени парящего осколка. Он был мальчишкой, едва державшим деревянный клинок, когда небеса вспыхнули – не буря, не молния, а пламя, что упало с осколка, как воля Хуо Фэн, решившей стереть их с лица земли. Его мать стояла у порога хижины, её длинные волосы развевались на ветру, голос звал: «Беги, Вэй!» – но он замер, глядя, как огненный вихрь поглотил её, превратив крик в дым. Отец бросился к колодцу, черпая воду, что испарялась в руках, его сестры нигде не было видно. Чжан Вэй бежал, слёзы жгли глаза, а за спиной гудел голос Хуо Фэн: «Смертные забыли страх – я напомню!» Он не знал, за что – за дерзость клана, что добывал алый нефрит, или за молитвы, что не дошли до её ушей, – но поклялся, что боги заплатят.

Меч в его руках теперь пел ту же клятву. Стрелок рухнул, стрела ушла в небо, и кровь бандита смешалась с травой, но для Чжан Вэя это была лишь тень той крови, что он жаждал пролить – крови богов. Лязг металла вернул его в бой: четвёртый бандит бросился с копьём, выкрикивая проклятия, но Чжан Вэй шагнул навстречу, его клинок вонзился в грудь врага, и прошлое растворилось в настоящем. Последние двое – лучники – дрогнули, их луки опустились, и они отступили в тени холмов, оставив за собой лишь эхо ненависти.

Чжан Вэй дышал тяжело, не от усталости, а от гнева, что горел в нём ярче, чем огонь Хуо Фэн, и знал, что эта слепая девочка за деревом – его шанс, его оружие против небес. Он повернулся к ней, его голос был резким, как удар меча:

– Цела?

Она кивнула, её руки дрожали, но гуцин был невредим. Чжан Вэй шагнул ближе, его плащ шуршал по траве.

– Эти псы – лишь предвестники, – сказал он. – Твоя музыка разбудила их гнев, но настоящая битва впереди. Идём.

Они двинулись дальше, оставив тела изгнанников позади. Путь стал круче, скалы поднимались к небу, и ветер выл сильнее, как предчувствие. Они достигли вершины холма, где скала обрывалась в пропасть. Линь Сюэ слышала, как ветер гудит, как он кружит вокруг осколка, что висел прямо над ними. Его гул был низким, глубоким, как голос земли, и она знала, что струна где-то там. Чжан Вэй остановился, его рука легла на рукоять меча.

– Мы не можем просто подняться, – сказал он. – Осколок охраняется. Слышишь этот шум? Это не просто ветер. Это дракон.

Линь Сюэ прислушалась, и её кровь похолодела. За гулом ветра был другой звук – рычание, низкое и грозное, как гром перед бурей. Она не видела дракона, но чувствовала его: его крылья рассекали воздух, его когти скребли по камню осколка, а дыхание несло запах озона и металла. Чжан Вэй вытащил меч, его клинок зазвенел, как колокол, и она услышала, как он шагнул вперёд.

– Оставайся здесь, – сказал он. – Я отвлеку его. Если ты слышишь струну, найди её.

Но Линь Сюэ не осталась. Она сжала гуцин и пошла за ним, её шаги были неуверенными, но решительными. Ветер кричал в её ушах, голоса становились громче, и она знала, что струна зовёт её. Дракон взревел, его крылья подняли бурю, что едва не сбила её с ног, но она продолжала идти, пока не почувствовала, как земля под ней дрожит. Чжан Вэй закричал что-то – слова терялись в шуме, но в его голосе была ярость, смешанная с отчаянием, как у человека, что сражается не только с чудовищем, но и с тенями своего прошлого.

Линь Сюэ стояла на краю пропасти, её пальцы сжимали гуцин, а слепые глаза смотрели в пустоту. Она не видела битвы, но чувствовала её: каждый удар клинка о чешую отдавался в её груди, как барабанный бой, каждый взмах крыльев дракона поднимал вихрь, что бросал в неё пыль и мелкие камни. Её разум рисовал картины: дракон, чья чешуя сияла, как облака в грозу, и Чжан Вэй, чей меч танцевал в воздухе, как молния, что ищет землю.

Она упала на колени, её руки коснулись камня осколка, и она услышала её – первую струну. Её голос был чистым, как звон хрусталя, и он пел о свободе, о небе, о Ци Лин. Она протянула руку, чувствуя, как ветер ведёт её, и пальцы сомкнулись на чём-то тонком и холодном. Струна дрожала в её ладони, живая, как нить судьбы, тонкая, как дыхание зимнего ветра, словно в ней текла кровь давно забытых богов. Ветер кружил вокруг неё, его голос стал гимном, что поднимался к расколотым небесам, вплетая в себя ноты свободы и утраченной гармонии. Осколок гудел в ответ, его каменные края дрожали.

Битва длилась недолго. Дракон взревел в последний раз, его крылья хлопнули, поднимая бурю, что едва не сбила Линь Сюэ с ног, а затем звук его шагов затих – он отступил, улетев в глубины осколка, оставив за собой запах озона и крови. Чжан Вэй вернулся к ней, его дыхание было тяжёлым, как у человека, что только что вырвался из лап смерти. Он опустился на одно колено рядом с ней, его меч воткнулся в землю, и она услышала, как капли крови стекают с клинка, падая на камни с тихим шипением.

– Ты нашла её, – сказал он, его голос был хриплым, но в нём сквозило удивление. – Первая струна… Я думал, дракон разорвёт нас обоих, прежде чем ты успеешь.

Линь Сюэ подняла руку, показывая струну. Она была почти невесомой, её поверхность переливалась, как шёлк, что ловит свет луны.

– Она позвала меня, – тихо ответила она. – Я не могла не пойти.

Чжан Вэй хмыкнул, и в этом звуке было больше усталости, чем насмешки.

– Тогда ты либо безумна, либо благословенна. И я пока не знаю, что хуже.

Он поднялся, его плащ зашуршал, и Линь Сюэ почувствовала, как он берёт её за локоть, помогая встать. Её ноги дрожали, но она не сопротивлялась – ветер шептал ей, что этот человек, кем бы он ни был, теперь часть её пути. Они отошли от края пропасти, спустившись по склону к небольшой ложбине, где трава была мягкой, как ковёр, а воздух пах дождём и землёй. Чжан Вэй развёл костёр, его руки двигались быстро, высекая искры из кремня, и вскоре тепло пламени коснулось лица Линь Сюэ, разгоняя холод дня.

Она сидела, скрестив ноги, её сломанный гуцин лежал рядом, а струна покоилась на коленях. Она провела пальцами по её поверхности, чувствуя, как она дрожит, словно живая, и голос ветра в её голове стал яснее, чище, как мелодия, что ждёт своего завершения. Чжан Вэй молчал, глядя в огонь, его тень плясала на камнях, и Линь Сюэ впервые задумалась, кто он такой. Его голос, его шаги, его меч – всё говорило о человеке, что видел больше, чем говорил, и чья душа была покрыта шрамами глубже, чем те, что оставил дракон.

– Расскажи мне о себе, – сказала она наконец, её голос был тихим, но твёрдым, как нота, что открывает песню. – Ты сказал, что был монахом. Почему ты ушёл? И почему ты здесь, со мной?

Чжан Вэй не ответил сразу. Он бросил ветку в костёр, и пламя взметнулось, осветив его лицо – она не видела его, но чувствовала, как тени играют на его чертах. Наконец он заговорил, и слова его были тяжёлыми, как камни, что падают в бездну:

– Я родился в деревне у подножия Великого Осколка, сердца расколотого неба. Мой отец был кузнецом, мать – травницей. Мы жили просто, но счастливо, пока жрецы Небесного Ордена не пришли к нам. Они сказали, что боги требуют дани – кристаллы ци, что падали с осколков. Мой отец отказался. Он сказал, что боги не заботятся о нас, а жрецы – просто воры в белых мантиях.

Он замолчал, его пальцы сжали рукоять меча, и Линь Сюэ услышала, как металл скрипит под его хваткой.

– Они вернулись с Хуо Фэн, – продолжил он. – Богиня огня спустилась с небес, её фениксы кружили над деревней, а пламя лилось, как река. Я был мальчишкой и просто стоял, глядя на пожар, на смерть, не в силах пошевелиться. Но каким-то чудом огонь меня не забрал. Я слышал крики. Мой отец сгорел, защищая кузницу, мать умерла, пытаясь вытащить его. Когда всё затихло, от деревни остался только пепел, а я – единственный, кто выжил.

Линь Сюэ сжала струну, её сердце содрогнулось от его слов. Она знала боль утраты – смерть матери оставила в ней пустоту, что никогда не заполнялась, – но его история была глубже, темнее, как буря, что не знает конца.

– Как ты стал монахом? – спросила она.

– Жрецы забрали меня, – ответил он. – Они сказали, что я избран, что боги помиловали меня ради служения. Меня отвели в храм под Великим Осколком, где монахи-даосы учили меня читать свитки, управлять ци, сражаться с мечом. Я был хорош – слишком хорош. Но чем больше я узнавал, тем больше видел их ложь. Боги не спасители. Они предали Ци Лин, раскололи небо и теперь держат нас в цепях, требуя поклонения. Я ушёл, когда понял, что не могу служить тиранам.

Его голос дрогнул, и Линь Сюэ услышала в нём не только гнев, но и тоску – тоску по миру, что он потерял, по семье, что не вернуть. Она протянула руку, коснулась его рукава, и он не отстранился.

– А теперь? – спросила она. – Почему ты помогаешь мне?

– Потому что ты – шанс, – сказал он. – Свитки говорят о том, кто соберёт Песнь Небес. Я верю, что это ты. И если ты сделаешь это, мы сможем уничтожить богов, освободить мир от их власти. Я не хочу спасения, Линь Сюэ. Я хочу мести.

Его слова повисли в воздухе, как дым над костром, и Линь Сюэ почувствовала их тяжесть. Она не знала, хочет ли она мести – её сердце было слишком полно голосов ветра, слишком привязано к мелодиям, что пели о гармонии, а не о разрушении. Но она знала, что не может вернуться назад, не может забыть зов струн. Она кивнула, и Чжан Вэй поднялся, его тень вытянулась в ночи.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.