Пиши или умри

Сатико, едва взглянув на лист, вздохнула.

– Как оригинально, – пробормотала она. – Сначала худший провал, теперь то, что мы хотим стереть из памяти. Может, в следующем раунде нас заставят составить список новогодних обещаний?

– Лучше бы так, – отозвался Дайго. – Это хотя бы безопасно.

Голос проигнорировал их комментарии.

– Вы не можете солгать. Вы не можете уклониться от ответа. Если ваше воспоминание недостаточно сильное, последствия будут соответствующими.

– Конечно, будут, – пробормотал Дайго. – Этот голос уже звучит, как мой редактор.

Аяко, сидевшая рядом, сжала ручку так крепко, что костяшки пальцев побелели.

– Я не знаю, что выбрать, – прошептала она.

– Просто начни писать, – сказал Дайго, повернувшись к ней. – Поверь мне, лучше что-то, чем ничего.

Сатико фыркнула:

– Это не утешение.

– Даже и не пытался, – отрезал он.

Дайго посмотрел на свой лист. В памяти сразу всплыло слишком много воспоминаний, каждое из которых хотелось стереть. Но одно выпирало сильнее других, как заноза в сознании.

– Конечно, это. То, что преследует меня все эти годы.

Он начал писать. «Я забросил свой первый роман, когда был так близок к завершению. Тогда я думал, что не готов. Что он недостаточно хорош. Я спрятал рукопись в ящик и убедил себя, что однажды вернусь к ней. Но не вернулся. Она лежала там годами, пока я пытался писать что-то новое, что-то "лучше". Но каждый раз, когда я брал в руки ручку, я слышал голос, шепчущий: "А что, если это снова будет провал?"» Ручка поскрипывала на бумаге, пока он выводил каждое слово. Это воспоминание жгло, но он не мог остановиться. Рядом Сатико сосредоточенно писала. Её лицо было напряжённым, будто каждое слово давалось ей с трудом.

– Ты выглядишь так, будто пишешь завещание, – сказал Дайго, стараясь смягчить атмосферу.

– А ты будто сочиняешь рекламу, – парировала она, не отрываясь от листа.

– Ну, это у меня профдеформация уже, – ухмыльнулся он. – Могу продать даже свой провал.

Но её взгляд стал ещё жёстче.

– Может, хватит шутить? Это не поможет.

– А что поможет? – он развёл руками.

Она не ответила, вернувшись к своему тексту. Аяко вдруг подняла голову.

– У меня странное чувство, – сказала она тихо.

– Какое? – спросил Дайго, оборачиваясь к ней.

– Когда я пишу, я… чувствую, что это становится реальным. Как будто я возвращаюсь туда.

Дайго хотел было засмеяться, но её глаза были слишком серьёзными.

– У нас у всех флэшбеки, – сказал он, стараясь говорить мягко. – Это нормально.

Но Аяко покачала головой.

– Нет. Это… другое.

Голос прервал их разговор:

– Осталось десять минут.

– Ну, спасибо за таймер, – пробормотал Дайго, возвращаясь к своему листу.

Его рука двигалась автоматически, как будто текст сам писал себя. «Иногда мне кажется, что та рукопись была лучше, чем я. Как будто, забросив её, я забросил себя. Может, я просто боялся её закончить, потому что это означало бы, что мне придётся увидеть, каким я был на самом деле.» Он отложил ручку и посмотрел на свою историю.

– Хорошо это или плохо? Это… правда. Только бы этого хватило.

– Время вышло, – объявил голос, звучащий как всегда безэмоционально.

Дайго с облегчением отложил ручку. Его рука болела от напряжения, а голова была заполнена рваным вихрем мыслей.

– Вот и всё, – пробормотал он. – Ну, кто следующий на литературную казнь?

Его шутка повисла в воздухе. Сатико в упор не смотрела на него, а Аяко прижимала свои листы к груди, будто те могли её защитить.

– Положите свои истории на центр стола, – приказал голос.

– А если я предпочту их сжечь? – пробормотал Дайго, но всё-таки подчинился.

Листы медленно исчезли, словно их всосала невидимая сила. Комната погрузилась в напряжённое ожидание, в котором каждая секунда растягивалась, как резина.

– Начнём с мистера Мацумуры, – объявил голос.

– Конечно, с меня, – вздохнул Дайго, откинувшись на спинку стула. – Почему бы нет? Я люблю быть первым.

В центре комнаты появился экран. На нём начали проявляться слова из его текста:

«Я забросил свой первый роман…» Голос начал читать вслух. С каждой строкой Дайго чувствовал, как его собственные слова, которые ещё недавно казались безобидными, оживают, пронзая его словно иглы. «Я спрятал рукопись в ящик и убедил себя, что однажды вернусь к ней. Но не вернулся…» Свет в комнате стал более тусклым. Тени на стенах вытянулись, словно оживая, и начали медленно ползти к столу.

– Что это? – прошептала Аяко, отодвигаясь.

– Отличный вопрос, – пробормотал Дайго, сжимая подлокотники.

Голос продолжал читать: «Она лежала там годами, пока я пытался писать что-то новое, что-то лучше…» Одна из теней начала сгущаться, принимая форму – что-то среднее между человеком и расплывчатым силуэтом. Она как будто встала рядом с Дайго, а затем склонилась, глядя прямо на него.

– Это что, моя рукопись? – Дайго нервно засмеялся. – Отлично. Видимо, она обиделась.

Тень наклонилась ближе. В воздухе стало холоднее, как будто из комнаты вытянули всё тепло.

– Всё, всё. Я больше не смеюсь, – пробормотал он, стараясь не двигаться.

Тень внезапно растворилась, оставив за собой слабый запах пыли и чего-то горелого.

– Ваши слова сильны, мистер Мацумура, – сказал голос. – Но, как и ваша рукопись, они остались незаконченными.

– Ну, извините, что я не могу завершить жизнь, сидя за одним столом с призраками, – огрызнулся он, чувствуя, как его пальцы дрожат.

Экран погас, и в комнате стало чуть светлее.

– Следующая – мисс Харада.

– О, нет… – прошептала Аяко.

Дайго посмотрел на неё, пытаясь приободрить.

– Ты справилась в прошлый раз. Справишься и сейчас.

Она кивнула, но её руки тряслись, когда текст начал проявляться на экране. «Я хотела стереть тот день, когда сказала себе, что не могу быть писателем…» Пока голос читал, вокруг Аяко начало что-то меняться. Воздух вокруг неё словно сгустился. Вдруг в углу комнаты появилось что-то похожее на дверь – но не настоящую, а расплывчатую, как старое воспоминание.

– Что это такое? – прошептала она.

– Ты что, создала дверь? – удивился Дайго. – Надеюсь, она открывается наружу.

Аяко медленно поднялась, но не сделала ни шага к появившемуся объекту. Дверь вдруг исчезла, как мираж, оставив её с ещё большим страхом в глазах.

– Ваше воспоминание сильно, – сказал голос. – Но вы боитесь, что оно вернётся.

– Что это значит? – сдавленно спросила она, но ответа не последовало.

Свет снова стал ярче, и комната вернулась к прежнему состоянию.

– Что, чёрт возьми, это было? – спросил Дайго, переводя дыхание.

– Я… я не знаю, – прошептала Аяко. – Но это было… слишком реально.

Сатико поднялась со своего места, глядя на то место, где недавно была дверь.

– Похоже, то, что мы пишем, может стать чем-то большим, чем просто словами, – сказала она.

– Отлично, – усмехнулся Дайго. – Теперь мои провалы могут меня преследовать не только в голове, но и в реальности. Как вдохновляюще.

Аяко смотрела на него, её лицо оставалось бледным.

– Если это правда, значит, наши слова важны.

– Важны? – переспросил он. – Они могут нас убить, вот что важно.

– Но они могут нас и спасти, – тихо сказала она.

Дайго задумался.

– Если ты права, то это меняет всё, – сказал он, глядя на пустой лист. – Теперь мне нужно быть ещё осторожнее с тем, что я пишу.

После того как текст Аяко исчез с экрана, в комнате повисло напряжённое молчание. Тени на стенах больше не шевелились, но что-то в воздухе оставалось неправильным – слишком тяжёлым, слишком холодным. Дайго потер виски, пытаясь осознать, что только что произошло.

– Ладно, – наконец сказал он, разрывая тишину, – мне одному кажется, что наши слова оживают?

Сатико подняла взгляд, холодно посмотрев на него:

– Ты хочешь сказать, что этого не заметил раньше?

– Ну, извините, что у меня не такой опыт общения с ожившими страхами, – огрызнулся он. – Обычно мои слова умирают на стадии рукописи.

Аяко нервно прикусила губу.

– Но почему это происходит? Мы ведь просто пишем… – Она запнулась, оглядываясь на пустое место, где недавно появилась и исчезла её дверь.

– "Просто пишем" явно уже не работает, – проворчал Дайго. – Очевидно, здесь что-то хочет показать нам, насколько реальны наши страхи.

Сатико встала, сложив руки на груди, её лицо оставалось бесстрастным, но голос звучал напряжённо:

– Это не страхи. Это мы.

Дайго приподнял бровь.

– Простите, что?

– Мы оживляем это, – сказала она. – Наши слова, наши воспоминания, наша энергия. Это не игра. Это эксперимент.

– Ну, конечно, – усмехнулся Дайго, откидываясь на спинку стула. – Эксперимент. А кто у нас главный учёный? Голос из динамика?

– Неважно, кто стоит за этим, – резко ответила Сатико. – Важно, что мы делаем.

Её слова заставили Аяко вздрогнуть.

– Но… если это правда, значит, всё, что мы пишем, может стать реальностью? – спросила она.

– Похоже на то, – кивнула Сатико.

Дайго тихо засмеялся, но смех был нервным, почти истеричным.

– Прекрасно. Я даже в обычной жизни боялся, что мои тексты ничего не стоят. А теперь они могут меня убить.

– Или спасти, – резко сказала Аяко.

Он взглянул на неё, удивлённый её тоном.

– Спасти? Ты серьёзно? Ты видела, что произошло? Я только что написал про свою неудачную рукопись, и она буквально попыталась меня задушить.

– Но ведь она исчезла, верно? – возразила она.

– Исчезла, потому что я не дал ей шанса закончить свою работу, – пробурчал он. – В этом я хотя бы последователен.

Аяко сжала руки в кулаки.

– Значит, надо писать по-другому. Если наши слова влияют на реальность, мы можем что-то изменить.

Сатико внимательно посмотрела на неё.

– Ты уверена, что это работает в обе стороны?

– Мы не узнаем, пока не попробуем, – твёрдо ответила Аяко.

Дайго хмыкнул.

– О, великолепно. Теперь мы не просто писатели, мы боги собственного маленького ада.

– Ты можешь продолжать жаловаться, – сказала Сатико, садясь обратно, – но это не спасёт тебя в следующем раунде.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.