Агнец

– Сейчас я что-нибудь по-быстрому приготовлю, малыш Агнец. Потерпишь?

– Конечно. Могу чем-нибудь помочь?

– М-м, да, пожалуй. Нарежь овощей, а я возьмусь за мясо, которое ты для нас принёс.

Урса достала из крохотного холодильника, увешанного магнитиками с различных стран, мясо, надела бежевый фартук и встала за стол.

– Кстати, спасибо, что сегодня вернулся в мир людской и принёс ещё добычи, – между делом сказала медведица. – Овис тебя уже безумно любит.

– Было бы за что.

Сев над мусорной корзиной, Агнец начал чистить и нарезать в миску овощи. Он делал все быстро, уверенно и красиво, что очень поразило матушку Урсу, чьим любимым занятием была готовка.

– Ого, как быстро ты работаешь! Неужто ты когда-то был поваром или работал на кухне?

– Нет, просто со временем приловчился. А на деле я был писателем и художником. Хотя я уже не уверен, могу ли себя так уверенно называть… Бездарность я, короче.

– Не бездарность! А ну отбросить плохие мысли! Ты у нас вообще творческий мальчик и умничка! – она потрепала его по голове и по-матерински поцеловала в белую макушку. – Гордость наша!

Агнец смутился и был тронут до глубины души. Давно он не слышал похвалы, особенно от матери, которая никогда не интересовалась его творчеством и всё, что могла делать, так это критиковать: когда он пытался читать ей свои произведения, она не улавливала его сути и спорила по поводу описаний природы; когда он показывал ей картины, в частности портреты, она говорила, мол, «не похоже», «переделай» и прочее.

Однажды, когда наш герой ещё был совершенно юн, произошёл случай: мать поругалась с сыном из-за того, что тот никак не мог нарисовать её портрет, а рисовал иных людей, потому она жутко обиделась, а когда Агнец всё же добрался до её портрета, убрала его куда-то далеко в шкаф и навеки забыла о его существовании, ибо считала, что она вышла некрасивой и непохожей на саму себя. Но малыш Агнец всё помнил, держал страшную обиду на мать из-за этого случая и больше никогда не рисовал её портретов.

– Думаю, – начала Урса, – на днях Ноктуа (филин) возьмёт тебя под своё крыло и заставит что-то нарисовать или написать. Ты же напишешь или нарисуешь что-нибудь? Мне и, думаю, другим будет интересно посмотреть на твой талант!

– Если попросят – сделаю.

– Мы просим, просим! Особенно я хочу послушать твои рассказы; думаю, у тебя выходят просто изумительные описания и замечательные истории!

– С чего вы так решили?

– Ты выглядишь очень умным и начитанным человеком, который точно мастерски владеет пером!

– Зачем вы смущаете меня, матушка Урса?

– Потому что мне хочется тебя похвалить!

– Но пока не за что хвалить…

– Есть за что, малыш. Я в тебя верю и буду верить, чтобы ни случилось.

Она с нежностью поцеловала его в лобик.

На мгновенье воцарилась тишина, прерываемая бурлящей водой и стуком ножа о доску. Агнец посмотрел на фотографию на стене, где навеки застыла ещё очеловеченная Урса в красивом белом платьице со своими тремя корчавшими рожицы малышами и красивым, статным супругом с горбатым носом в синем фраке. Глаза его были грустны из-за нависших век, но в то же время счастливы и блестели радостью. От этой фотографии так и веяло семейным теплом и уютом, что растрогало Агнца сильнее.

– Это ваши дети и супруг? – спросил он.

– А? Да, это мои детишки, – Урса вздохнула, сложив руки перед собой в замочек. – Да, детишки и любимый… Я очень их любила, любила даже больше себя, но, будь он проклят, пожар отнял у меня всё. Теперь я осталась одна на этом свете; нет у меня рода, да и я уже бесплодна наверняка, – ласковая улыбка тронула её губы, и океан печали хлынул в чёрных глазах водопадом. Урса предалась воспоминаниям: – Иногда по вечерам мы садились здесь за столом и вместе пекли оладушки. Оладушки у нас вкусные получались, пышные, красивые, сынки мои радовались, так радовались, что готовы были заплакать от счастья. Представляешь, как мало им нужно было для счастья? Как мало они просили, но я всегда старалась дать им больше, сделать так, чтобы они ни в чём себе не отказывали, и у нас с Виэлем это получалось! Мы растили по-настоящему порядочных и добрых людей. И одёжку я сама им вязала и игрушки тоже, а они крутились тут по комнате, кричали «Мама, посмотри сюда!», «Мама, обними меня!» и прочее. Вот, кстати, любимая игрушка Митьки. Сохранилась на удивление, – она указала на плюшевого мишку, что с остальными детскими игрушками лежал на полке. – А вот Данька, самый старший и самый громкий из моих, любил кошек, потому я ему котёнка связала, трёхцветного на удачу! А Полли, младшенькому, нравились ящерки и змейки. Представляешь, я ему сшила длинную-предлинную змею! – она развела руками, показывая большой размер змеи. – Она была ярко-красного цвета, его любимого цвета… Правда, потеряла я этого змея. А если сошью такого же, это будет уже не то…

Урса отвернулась и смахнула слезу.

– Да… хорошие были времена. Теперь мне остаётся жить воспоминаниями, ведь они всё ещё живы, пока я помню о них. Ничто не заставит меня забыть моих малюток и Виэля.

– Виэль – ваш супруг?

– Да.

– Интересное имя… А как вы познакомились?

– О, мы знакомы были ещё со школы, где учились в параллельных классах. Мы были безумно влюблены друг в друга: он часто приходил к моему дому с цветами и звал гулять, а я, накрашенная, наряженная выходила к нему, и мы подолгу гуляли, держась за руки и болтая о том, о сём… Ох, какой он был умнючий! Я постоянно слушала его с восторгом и поражалась его разносторонности, а потом он слушал меня, глупенькую неначитанную девочку, и слушал внимательно, с улыбкой, задавая вопросы и искренне интересуясь тем, о чём я говорила. Ему было всё равно на мою неграмотность, и он любил меня такой, какая я есть: неуклюжую, глуповатую и боевую, хотя нас окружали очень талантливые и красивые девочки. А сам Виэль был главной звездой школы: умный красавец и прямо-таки жених мечты, и такой идол выбрал меня! Да, хорошие были времена…

– Что ж вы так о себе говорите? Вы очень красивая и добрая женщина, а не неуклюжая и глупая.

– Спасибо, малыш Агнец; мне очень приятно это слышать, особенно от тебя.

Внезапно со стороны раздался стук и звоночек, – к ним зашёл волк Вольф с пирожками на деревянном подносе. Сняв обувь, он прошёл на кухню и поставил пирожки перед Агнцем на стол.

– Не отвлекаю? – спросил он.

– Нет-нет, что ты! – нежно улыбнулась ему Урса, заставив волка покраснеть, как влюблённого мальчишку. Агнец уже давно заметил, как он смотрел на медведицу, и понял, что неуверенного в себе Вольфа связала крепкая и невинная любовь к Урсе.

«Интересно, сколько он её любит? И признается ли? Примет ли его любовь Урса, если она так предана покойному мужу?» – всё думал Агнец, смотря на волка.

С улицы раздалось плавное пение оленихи Червус:

Любовь моя, признаться тебе не в силах я,Любовь моя, тебе до крышки гроба верен я,Любовь моя, любимая, я знаю, как нам тяжело,Но я люблю тебя, и на проблемы будет нам всё равно…

– Хорошо, что не отвлекаю! А я тут пирожки испёк и всех угощаю. Не хотите? – спросил волк.

– Хотим! – медведица попробовала один пирожок и взвизгнула от удовольствия. – Какая вкуснятина! Ты всегда был невероятнейшим пекарем, Вольфи!

Агнец тоже попробовал пирожок с картошкой, поблагодарил покрасневшего мужчину за угощение и предположил:

– Дайте-ка угадаю… Вы были пекарем?

– Да, угадал: у меня в своё время была пекарня. Я, как и сейчас, жил по соседству с Урсой…

– И каждый день угощал нас различными пряностями, – добавила Урса, разлила суп в чаши, поставила их на стол перед мужчинами и сама села за ужин. Вольф и Агнец поблагодарили её и принялись за еду.

– Да, были времена… – с ноткой печали вздохнул волк. – Помню, как вы с Виэлем в ответ готовили мне супы и приносили в обед, пока я работал.

– Конечно! Мы так выражали любовь к тебе и заботились о твоём здоровье. А ты не ел, не спал, совсем обнаглел! Ты тем ещё трудоголиком был и остаёшься им.

– Не спорю, но и вы с Виэлем трудились, не покладая рук. Они вместе содержали библиотеку, путешествуя по городам, и собирали различную литературу, дабы привезти её в нашу глушь и учить всех грамоте! – уточнил для Агнца Вольф.

– Ого, библиотека! – удивился юноша. – Удивлён, что не филин её содержал.

– А Ноктуа работал и у нас, и в школе, куда мы доставляли учебники, – сказала медведица. – Так что он тоже внёс большой вклад в наше дело.

– Никогда не мог найти общий язык с этим чёрствым пнём, – пробубнил волк, скрестив руки на груди. Кажется, он немного ревновал.

– Ну да, Ноктуа сложный по характеру, но это не умаляет его добродушия. Ученики очень любили его, хоть и боялись.

– Как говорится, хороший преподаватель не значит хороший учитель…

– Да ладно тебе, вы с Ноктуа ещё подружитесь.

– Ага, уже сто лет не можем сдружиться!

– Я думаю, вы правда наладите контакт, – сказал Агнец, подперев щёку кулаком. – Я так чувствую, а мои предчувствия, зачастую, сбываются.

– Пф-ф! – волк внезапно блаженно улыбнулся. – Слушай, Урса, милая моя, а помнишь тот случай, когда Виэль ногу сломал?

– Конечно, помню! Мы тогда с тобой вместо Виэля поехали в Кайдерск за книгами…

Агнец ещё долго слушал воспоминания зверей, задавая вопросы и всё больше узнавая о своей новой семье. Так он узнал, что Вольф и Урса познакомились, когда случайно разговорились в только-только открытой пекарне волка (они с Виэлем были первыми посетителями); узнал, что у Вольфа никогда не было жены, зато был приёмный сын Вафлёнок, что должен был пойти по стопам отца, однако умер во время пожара вместе со всеми поварскими книгами, которые писал сам Вольф; узнал, что Овис и её старший брат Ариен раньше были обычными пастухами, которые спасли оставшихся зверей от пожара, укрыв в своём крепком доме, и за свою рациональность они стали предводителями стаи. Вернее, предводительницей стала Овис, а Ариен – её правой рукой.

– А проклятье вообще снимается? – спросил Агнец. Звери в трауре покачали головой.

– Наверное. Ну, мы надеемся. Овис говорит, что ответа пока нет, однако мы активно пытаемся разузнать о проклятии больше, – ответил Вольф.

– И ничего нового не узнали?

– Пока нет.

– А если я помогу вам узнать, вы меня убьёте?

– Почему ты так отчаянно жаждешь смерти? – с беспокойством вопросила побледневшая Урса.

– Честно, сам не до конца понимаю. Просто… Я уже не вижу никакого света ни в настоящем, ни в будущем. Словно моя душа умерла, а оболочка, то есть тело осталось на этом свете. Меня мало что радует, и я даже не понимаю, почему. Что со мной стало? Самому бы узнать…

– Какой ужас, – побледнел с медведицей Вольф. Кажется, мысли и разговоры о смерти до одури пугали его.

– Мальчик мой… – она погладила его по белоснежной головушке и обняла. Агнец прижался к ней и тоже крепко обнял её, ощутив небольшой огонёк, что загорелся в его душе.

Неужели наступил час его воскрешения?..

Глава IV. Кошмар первый

Часы показывали полпервого.

Вольф вернулся в свой дом, попрощавшись и оставив зевающих Урсу и Агнца за столом.

– Ну что, малыш, пришла пора ложиться спать, – потрепала его по голове медведица и поднялась с места. – Пожар съел большую часть нашего с Виэлем дома, и из четырёх комнат осталась только эта. Я посплю сегодня на полу, а ты – на кровати.

– Протестую, – решительно поднялся с места вслед за ней Агнец. – Я буду спать на полу. Вы – женщина, тем более старше меня, вам нельзя ложиться на пол, притом холодный. И никаких отказов! Я настаиваю.

– Ох, малыш Агнец… Если хочешь… Но, главное, не замёрзни… – смутилась Урса. Вытащив из шкафа толстое одеяло, она протянула его Агнцу и велела укутаться в него. Помимо одеяла она дала ему один из своих свитеров и небольшую розовую комковатую подушку.

Агнец снял костюм с бабочкой, оставшись в одной рубашке, надел свитер, сложил одеяло напополам, разулся, положил его на пол вместе с подушкой и завернулся в него почти с головой. Сразу ощутилось, как холод покидает все члены и становится приятно, тепло…

Урса по-быстрому переоделась в длинное тёплое ночное платье, потушила свет и легла в постель.

– Спокойной ночи, малыш Агнец, – с любовью в низком голосе сказала она.

– Спокойной ночи, матушка Урса. Спасибо вам за всё.

– Не за что! Мы все тебя очень любим.

– А я вас люблю. Очень люблю.

И с счастливой улыбкой наш герой погрузился в царство сновидений.

***

Пятое августа, тысяча сорок четвёртый год. Матушка Урса любит меня и почти считает своим родным сыном. Отец Вольф по уши влюблён в неё и всячески заботится о ней, но матушка даже не догадывается о его сильных и по-детски невинных чувствах. Кажется, я вижу то, чего не должен видеть. Кажется, я нахожусь в месте, где не должен находиться. Кажется…

Румяное лицо синеет от нехватки воздуха. Сосуды лопаются и белок становится ярко-красным.

Крепкие зубы впиваются в плоть, раздирая её. Я слышу, как красная вода бежит по сосудам и постепенно утрачивает свою жизненную энергию.

«Я знаю, ты пришёл сюда по моему зову и будешь следовать моим указаниям», – раздался мерзкий смешок.

…

Открыв глаза, я не понял, где нахожусь. Вокруг была кромешная тьма; хоть глаза выколи, ничего не видно! А открыл ли я вообще глаза?..

Подняв руки, я наспех ощупал своё лицо. Глаза открыты, я даже случайно ткнул в хрусталик пальцем и айкнул. Но где я? Почему тут так темно?.. И ничего не слышно, будто я нахожусь в замкнутой клети.

Собравшись с остатками мыслей и подавив в теле дрожь, я стал ощупью продвигаться вперёд со страхом споткнуться и упасть. В голове гудела каша из разнообразных отрывочных фраз, пока фразы эти не погнали прочь страшные видения. Моё воображение рисовало мне выпотрошенные животные тела, склизкие простреленные мозги, гниющие потроха и бисер разноцветных глаз… Бр-р! Никогда бы не подумал, что моё воображение способно так красочно вырисовывать гадости и мерзости, да настолько живо, что к горлу подступала страшная тошнота. Подавив рвотный рефлекс, я пошёл дальше, пока не ударился лбом о стену, которой даже не было видно. Или это?..

Я поднял взгляд и, к своему ужасу, столкнулся лицом к лицу с самим собой. Вернее, это было чудовище в моём обличии, что злобно улыбалось мне острыми, как у акулы, зубами и безумными жёлтыми глазами. Я с криком отпрянул от своего двойника и пошатнулся, подобно хрустальной вазе. Тело моё ощутило невесомость, как только чудовище растворилось во тьме, и непроглядная тьма долгое время маячила перед глазами, пока над головой, ослепив меня, не зажглась большая люстра, украшенная пластмассовыми свечами и каплевидными стеклянными висюльками. Вскоре из-за тумана света я увидел во главе длинного стола свою безликую мать: у неё не было ни глаз, ни носа, только накрашенный красный рот, искривлённый в приветливой улыбке. Она что-то говорила многочисленным гостям, что поднимали кверху бокалы шампанского, однако я ничего не слышал, сидя напротив неё в другом конце стола с вилкой и ножиком в руке. Передо мной блестела пустая тарелка, в воротник рубашки над галстуком всучена белоснежная салфетка. Я был готов к трапезе, но вместо блюд стол украшали гнилые животные головы, над которыми в вальсе кружили шумные мухи.

Внезапно стол с гостями и мерзостями исчез, а материнский шёпот обжёг кожу на шее:

– Не доверяй никому, ничего не требуй, не чувствуй ни к кому привязанности, уж тем более любви, но и не будь мрачен и закрыт. Никому не груби, никому не вреди, ни с кем не спорь, не доставляй проблем и хлопот, веди себя прилежно. Не выделяйся, будь как все, но и не будь серой мышью. Никогда не задирай нос, но и не забивай себя в угол. Когда общаешься с людьми, шути, но не слишком часто и не грубо, делай комплименты и улыбайся, потешь самолюбие знакомых, но не лебези и не выдавливай из себя свою привычную лыбу. Делай то, что я говорю, слушай свою мать и не прекословь, тогда заживёшь счастливо и будешь идеальным человеком. Обществу нужны идеальные люди, ты же таким станешь. Ты уже такой, Агнец, мой малыш.

Я поморщился. Ненавижу, когда она меня так называет. Ненавижу, когда указывает мне, кем быть. Я всегда хотел быть собой, а не следовать этим проклятым устоям!

– Я не хочу быть идеальным, мама.

– Я тебе что сказала?! Не спорь, не прекословь, делай то, что должен, нет, обязан. Сейчас придут гости, встреть их как подобает.

– Снова гости? Они приходили вчера.

– Это другие гости, очень важные люди.

– Я не хочу.

– Агнец.

– Мама…

– Агнец, не смей спорить со мной. Делай то, что обязан. Твоя обязанность сейчас – встретить гостей, потешать их, обслуживать. Потом, когда мы с гостями перейдём в залу, уберёшь со стола, вымоешь посуду, если что-то разольют на пол или уронят, отмоешь или подметёшь.

Она поцеловала меня в макушку, взяла за руку и повела в прихожую. Она снова хотела показать меня своей «публике», как цирковую мартышку, чтобы похвастаться тем, что я умею! Я не хочу, я не хочу! Я не хочу снова притворяться пай-мальчиком, я не хочу снова встречать этих проклятых гостей, я не хочу играть роль, я не хочу быть слугой! Только не снова, только не снова!

Я схватился за голову, сел на корточки и закричал, что есть мочи, срывая голос. На языке проявился привкус крови, горло горело адским пламенем, но я продолжал кричать. Я не хотел, я не хочу! Не возвращайте меня снова в этот кошмар, прошу, умоляю!

– Агнец? Эй, Агнец!

Побледневший Агнец упал на колени и тяжело задышал сквозь стиснутые зубы. Холодная капля пота скатилась по его белому лбу и разбилась о тёмный пол. Придя в себя, он поднял голову и встретился взглядом с подмигивающей веснушчатой румяной девчонкой, что сидела на оранжевом диване перед ним в позе падмасана. Рядом с ней стоял, опёршись о диван, большой, потёртый временем двуручный меч с перебинтованной рукоятью, а на полу возле Агнца лежала персиковая, изрисованная чёрной ручкой шляпа-котелок с золотой полосой и рубиновым ромбом посередине.

Слегка очертим внешность Ловца Снов – Десятой. Это была невысокая лопоухая девчонка с пышными волнистыми рыжими волосами, собранными в ассиметричные свободные хвостики с двух сторон, большими оранжевыми, как два мандарина, глазами и щелью между передних зубов. Одета она была в персиковый плащ с золотистыми окантовочными лентами, оранжевое платьице до колен с плиссированной юбкой, белые длинные носочки с сердечками и бежевые туфельки на небольшом каблучке. По нраву это было само воплощение энергичности, веселья и невинности, за что Агнец её искренне любил, как младшую сестрёнку, ведь она помогала ему стряхнуть с себя тоску и погрузиться в безудержное веселье, коим он невольно от неё заражался.

Агнец с облегчением вздохнул, увидев на лице подмигивающей девчонки лукавую улыбку.

– Здравствуй, Десятая.

– Привет, Агни, братик мой!

Ловец поднялась на ноги и тут же спрыгнула с дивана в объятия пришедшего в себя друга, упав вместе с ним на пол и со смехом покатившись колбаской в сторону обклеенной рисунками стене.

– Я очень по тебе соскучилась!

– А я-то как скучал, сестрёнка! – Агнец отпустил девчонку и сел на полу, поправляя лацканы костюма и галстук-бабочку. – Спасибо, что вновь вызволила меня из лап кошмара. Это был действительно ужасный кошмар… Бр-р!

– Да не за что! Ты же знаешь, что спасать людей от этих мерзких, грязных кошмаров и плохого настроения – моя работа, которой я горжусь! А ты гордишься мной?

– Конечно горжусь!

– Хи-хи!

Окончательно успокоившийся Агнец потрепал её по голове и вздохнул:

– Хотелось бы мне когда-нибудь увидеть то, как ты борешься с кошмаром… Наверняка это интересное зрелище! Тем более твоё оружие – большой двуручный меч, а ты такая миниатюрная…

– Зато я очень-очень сильная! – она показала свой бицепс и посмеялась. – А насчёт битвы… Ну-у, может, когда-нибудь бы увидишь, как я сражаюсь со страшными снами! Но в этот раз твой кошмар был совсем слабым, я даже не вспотела, так что интересного зрелища не было! И я снова победила, хи-хи-и!

– Кошмар хоть и был слабым, заставил меня понервничать…

– Тебе снова снилась мама?

– Да.

– И тьфу на неё! Она – страшная женщина, неприятная и вообще она ужасно с тобой поступала, а я таких не люблю и даже боюся! Надеюсь, ты не сильно напугался?

– Не сильно, но я уж подумал, что снова вернулся в детство…

– Не переживай, детство тебя больше не настигнет, ведь я тут! Мы в настоящем, нам хорошо тут, в нашем уютном домике Агни и Десятой! Вот, смотри, я тут даже для уюта цветочков посадила!

Девчонка указала в сторону окон, из которых лился тёплый солнечный свет, ласкающий листики и пёстрые головки одуванчиков, ромашек, тюльпанчиков и роз, чьи лозы распластались на пастельно-желтоватой стене и держались навесу бог знает как.

– Кстати, Агни, как ты относишься к кактусам?

– К кактусам? Ну… не знаю?..

– Я просто ещё кактус притащила; мне его Четвёртый подарил! Вот он!

Агнец посмотрел в угол комнаты, где притаился большой колючий кактус, украшенный гирляндой, что позабавило юношу.

– Ты так к новому году приготовилась?

– Нет, ещё же рано, лето только! Просто гирлянда так хорошо на нём смотрится, что мне понравилось и я решила её оставить! А ещё этот кактус умеет наливать какао!

– Что?

– Да-да! Смотри, внимательно смотри!

Десятая подбежала к кактусу, выдернула одну его иголочку, и из образовавшейся небольшой дырочки в подставленный стаканчик полилось самое настоящее какао! Налив шоколадный напиток до краёв, девчонка воткнула иглу обратно и принесла изумлённому юноше какао, который оказался очень сладким и вкусным.

– Вот это у вас технологии…

– Это всё Четвёртый! Он и не такое умеет.

Внезапно Десятая подбежала к столику, по которому рассыпались цветные карандаши, мелки и бумага, взяла рисунок и принесла его Агнцу.

– Кстати, я тут, пока тебя ждала перед битвой с кошмаром, нарисовала нас! Смотри, смотри! Это мы, мы!

Юноша взял рисунок, наклонил голову набок и стал с ласковой улыбкой рассматривать его. Коряво и по-детски, но с любовью нарисованные человечки до слёз умиляли Агнца, в чьей душе постепенно расцветал бутон радости. Всё-таки, эта девчонка и вправду была самим воплощением детской доброты, хоть ей и было больше тысячи лет.

– Ого, какой у тебя прогресс! Ты стала намного лучше рисовать.

– Конечно, ведь ты меня учишь основам! Я очень благодарна тебе за это, братик; одна твоя аура заставляет меня лучше работать и не сдаваться! Ты же сильный, Агни.

Агнец промолчал и отвёл взгляд. Он давно не видел Десятой, потому она не знала, что он пришёл в Кричащий лес, чтобы умереть, не знала, что теперь не только она, но и зверо-люди будут пытаться поддерживать в нём огонёк жизни. Однако Десятая знала, что означает отведённый взгляд и молчание, потому с хмурыми бровками села напротив и взяла его за руку, смотря его на предмет порезов и проверяя его пульс. К счастью, порезов не было; Агнец из-за постоянных слёз Десятой уже как пару месяцев прекратил самоповреждение.

– Учащённое сердцебиение, отведённый взгляд, молчание… Ты нервничаешь и хочешь что-то мне сказать. Что-то постыдное, что-то, что меня расстроит… Ты снова пытался убить себя, ведь так?

– …ты не поверишь, какая история со мной приключилась…

– Но ты пытался убить себя?

– …да.

Десятая медленно отпустила его руку, обняла колени, уткнувшись в них лицом, и замолкла. Агнец не знал, стоит ли ему что-нибудь говорить, потому тоже замолк и стыдливо опустил глаза в пол.

– Почему вы все так отчаянно хотите умереть? Что я делаю не так?.. – глухо спросила Ловец.

– Ты не виновата…

– Ты не первый, кто умирает на моих руках, и не ты последний! Я… я не знаю, как вам помочь, я не знаю, что мне делать, чтобы вам помочь! Я виновата в том, что никак не могу вас остановить, что вы все умираете из-за меня! Я во всём виновата, только я!

Она вскочила с места и со всей силы пнула свою шляпу; та с глухим звуком устремилась к другой стене и ударилась о неё. Десятая, тяжело дыша, затопала ногами и бросилась к дивану, на который рухнула и горестно разрыдалась в появившуюся из ниоткуда подушку. Агнец подошёл к ней, сел рядом и не знал, что ему делать. Как ему успокоить бедную девочку? Чёрт возьми, зачем он вообще завёл эту тему?!

– Десятая…

– Она снова вас всех заберёт, она снова придёт за вами! Я не хочу, я не хочу!

– Кто?..

– Кто-кто? Белая Смерть! Та, кто забирает безгрешные души, та, кто забирает моих друзей и постоянно ругает меня! Она заберёт всех, всех, она снова оставит меня одну и будет ругать! – внезапно она бросилась в объятия к Агнцу. – Агни! Не бросай меня, умоляю! Прошу, не поддавайся соблазну смерти, прошу, не оставляй меня одну! Я не хочу снова оставаться одна!