скачать книгу бесплатно
Ты гладил, как кошке, мне шею,
Смеясь над длиною ногтей:
«Быть может, спросить ворожею,
Как много в любимой чертей?!»
«Ах, черти! Десяток – на случай,
Когда вдруг наскучат слова,
Иль ливень обрушится с тучи,
Иль жёсткою станет трава.
Тогда я оставлю беседку —
Одна или, милый, с тобой!»
«Какая ж ты, ведьма, кокетка
С припухшей от страсти губой…»
Канал потухший, словно серый пепел
Канал, потухший, словно серый пепел,
Сквозит холодной сумрачной водой,
И бродит по мостам декабрьский ветер,
Как старый нищий с тощею сумой.
Ах, сколько лиц, натянутых над кожей,
Надетых, словно маска, напоказ:
Кокетки и магистры Белой Ложи
С прищуром-знаньем опустевших глаз.
И сыплет снег бумажными листками —
Смешными отреченьями «в порог»,
А в ресторане поит дам стихами
Раздавленный своим величьем Блок.
Чувствительный нерв
По теплу мостовой я пойду босиком.
Что мне чей-то припудренный стыд?
Легковесные мысли – пахучим цветком —
Отделяют меня от обид.
Босоножки – каблук в кутерьме ремешков —
На ступеньках щенками лежат.
Сколько в городе улиц, проулков, витков,
Где от танцев колени дрожат!
Унесла с собой кофе и веточку роз
И от сакса – чувствительный нерв.
С босоногой идёшь, мой привратник и босс,
Тангоньеро по прозвищу Лев?
Поднимаю волну через штиль и запястье
Поднимаю волну через штиль и запястье,
Заливаю шторма – сине-белым – в браслет.
Позолотою стынут намёки на счастье,
Словно вещие сны, где неявен ответ.
Кто-то мне рассказал о желанье стать ближе,
Кто-то вновь промолчал – галькой лёг на песок,
Кто-то парус поставил, с мечтой о престиже,
Кто-то в горы ушёл – как всегда, одинок.
Не борюсь с теснотой общих слов и советов,
Не гонюсь за любовью, понятной толпе,
Не вручаю – банкнотой фальшивой – билетов
В Зазеркалье, где нить увлекает к тропе.
Кто-то айсбергом всплыл из чужого-былого,
Кто-то курс изменил, чтоб сгрузиться под пресс,
Кто-то в прятки сыграл под личиной благого,
Кто-то цену назвал, применяя обвес.
Передвину браслет от Урана к Эроту,
Чтоб к себе притянуть иль навеки прогнать.
Пусть безумна волна в ожидании флота,
Когда сможет нести, возбуждать и орать!
У моря цвет неспелой дикой сливы
У моря цвет неспелой дикой сливы,
Лиловый сквозь завесу облаков.
Сижу спиной, поскольку от залива
Мне слышен голос тонущих песков.
А море ждёт, касаясь взглядом кожи,
Кусая ветер остротой резцов.
Какая мука – чувствовать до дрожи,
Не отвечая на могучий зов!
И не сбежать! Отброшены сомненья.
Заклятие владеет мной сполна.
Тону в тебе, ища благословенья,
Влюблённая солёная волна.
Живые чувства
На берегу пруда не будет одиноко,
Когда с собой берёшь все чувства про запас.
Пока не меркнет слух и видит ярко око,
Пока не меришь жизнь расценкою «на час».
А осень сыплет лист, похожий рыжиною
На локон и огонь, что падают до плеч.
Пока балуешь речь красой и новизною,
Не надобно того, кто может остеречь.
А стылая вода от зелени прозрачна
И камнем королев свой ублажает взор.
Когда решишь, что мысль всегда неоднозначна,
Сплетёшь из многих чувств таинственный узор.
Десятый день творения
Прийти шальной под дверь, чтоб мыслями чужими
Срывать с «изнанки» губ не чувства – словеса…
Как это глупо всё – оставить в прошлом имя
И снова возводить на паперти «леса»!
Как поручни горят от жара нетерпенья!
Облить бы их водой из сонного «нигде»,
Вот только сердце ждёт от страсти заговенья,
Себе найдя мотив: «Всегда, во всём, везде».
Как странно и смешно – пьянеть от наслажденья,
Запутавшись в стихах и скрежете дверном.
Наверно, Бог мечтал в девятый день творенья,
Когда меня создал рубиновым цветком.
Ключи на помятом блокноте
Оставляю ключи на помятом блокноте,
Среди них не нашла для себя «золотой».
А душа, откричав на бессмысленной ноте,
В уголке всё же пишет: «Привет, мой родной!»
Повторяю – пластинкой, заезженной туго:
«За окном машет вербою серый апрель.
Карусель – суррогат подвенечного круга.
Я пишу. Хоть какая-то в сумерках цель».
Повторяю: «Привет. В Зазеркалье туманно.
Белый кролик грызёт пару стойких галет.
Говорят, что коньяк можно лить прямо в ванну.
Я пишу, пока в свечке есть божеский свет».
Повторяю опять: «Кофе с перцем варила.
Обожглась, позабыв твой лимонный рецепт.
Сколько в женщине может быть страсти и силы?
Я пишу. Я молчу. Обнимаю. Привет».
Спрессован воздух в глотке микрофона
Спрессован воздух в глотке микрофона,
И голос вязко уплывает вниз,
Где темнота, смятенье, нежить, кома,
Где душу рвёт на клочья «Вокализ».
Сминают губы облик сигареты,
Пятная красным несгоревший дым,
Где падают надежды и кометы,
Где самый близкий видится чужим.
И ярится на коже тонкость платья,
Крича о жизни сорванным цветком,
Который был зачат, как тень заклятья,
И был надет – с ромашками – венком.
Пьянеют ноздри мускусно, оленье,
От мрака сцены отделяя миг.
Взлетает голос в пламени влеченья,
Меняя откровенье, вечность, лик.
Фонари на Дворцовой
Фонари на Дворцовой торжественно-смуглы,
А хотелось, чтоб вдруг показали язык
Или спели для осени нежно и кругло,
Не срываясь при этом на менторский крик.
Чтобы ангел глядел одобрительно сверху,
И дождинки ловил бело-мраморным ртом,
И желал походить на свободного стерха
Или стать облетевшим предзимним листом.
Чтоб по площади цокали в лужах подковы
И гнедые сминали вприкус рафинад…
Фонари зажигают вдоль сумерек снова,
Чтобы кто-то им был предсказуемо рад.
Нанизывает дождь – кулоном – свет фонарный
Нанизывает дождь – кулоном – свет фонарный
На серебро цепей, летящих из-за звёзд.
А город шелестит, как в сумке чек товарный,
С которым не взойдёшь на Поцелуйный мост.
Урчат – котом – авто на «слепоту» прохожих,
Бегущих под зонтом к парадности витрин.
Звенит пустой трамвай, «царапая» по коже,
Творя из проводов осенне-мятый сплин.
За окнами темно. Хозяев носит ветер.
