Последний конвой. Часть 3

Прибежал Мишка, весь зареванный, глаза в пол-лица, говорить не может, за руки хватает и тянет куда-то, вопит что-то несвязное. Схватила тревожный чемоданчик и бегом за мальчишкой. По дороге даже прикрикнуть на него слегка пришлось, чтобы спокойно и внятно объяснялся. Помогло!

– Я, – говорит, – Стива застрелил. Нечаянно!

О Господи!

– Он еще жив, пульс прощупывается… Я не хотел… Я в Чекиста целил.

Час от часу не легче. Уже и на минутку отойти нельзя.

– В политрука-то зачем стрелял? – спрашиваю, – чем тебе он так насолил?

– Он Иваныча убил, сволочь!

– Что?

Перед глазами поплыло.

Иваныча больше нет…

Я непроизвольно остановила бег. И сразу перед глазами встала картина, как Чекист в того, зараженного паразитами паренька, стреляет.

И я не ошиблась.

– Да пойдемте же, – снова тянет меня Мишка за руку, – Иваныч заразился паразитами, его уже было не спасти. Но это я только потом узнал. А когда увидел мертвого Иваныча, совсем соображать перестал, достал пистолет и выстрелил. А Стивен…

Мишка на секунду смолк, проглатывая комок.

– А Стивен… меня остановить хотел… а я… уже нажал…

У него опять потекли слезы.

– Лидия Андреевна, миленькая, спасите Стивена!

Иваныч заразился…

Как так? Ведь было же все нормально.

Или нет?

Тут я на полушаге споткнулась и села на песок. Мишка бегает вокруг, хнычет, а у меня в памяти мокрые штаны Иваныча всплыли, когда он на приборную панель МАЗа полез из болотной жижи.

Он же ведь в ботинках был, сапоги только потом натянул. Уже тогда у него щиколотки были мокрыми. Да и что сапоги, если воды в кабине по пояс. А за МАЗом шел целый косяк злобных тварей, длиннющим шлейфом тянулся.

Вот же я дура!

Нужно было сразу же Иваныча раздеть и осмотреть. Может быть, еще можно было помочь…

Да и вся эта авантюра с соляркой. Подохли от нее червяки или нет? Мы же не видели! Торопились смотаться из озера поскорее. Поверили старику на слово. А сработало его вонючее средство? Этого уже не узнать.

Вот и получается, что это я во всем виновата.

Поверила Петру Ивановичу на слово. На ровный спокойный голос купилась, на адскую вонь от солярки.

Последнее, кстати, и было самым убедительным. Разве можно выжить в жидкости, которая так сильно воняет?

Чувствую – сейчас разрыдаюсь, а нельзя. Кое-как взяла себя в руки, бегу дальше. Забегаем за грузовик, вижу два тела на песке. Над одним, склонившись, сидит Гейман.

– Как он? – спрашиваю.

У меня почему-то совсем выключились эмоции, на политрука даже элементарной злости нет.

– Жив пока, – отвечает, – пульс ровный, но очень слабый. Я перевязал, как смог. Боюсь, сердце задето. Не жилец.

Это мы еще посмотрим!

– Пуля внутри? – спрашиваю.

– Нет, навылет.

Это лучше, – отмечаю про себя.

А чем оно лучше? Если сердце задето, ни хрена я в полевых условиях не сделаю. Пару минут агонии, и все.

Черта с два он у меня просто так умрет!

Не в первый и не в последний раз приходится оспаривать решение костлявой.

– Лев Исаакович, – говорю, – отправьте кого-нибудь к «скорой» за носилками, и пару человек покрепче нужно.

– Сейчас сделаю.

А сама быстро размотала грязные тряпки, которыми Гейман кое-как перевязал Стива. Разрезала китель. Да к черту его! Если выживет, новый выдадут. Положено!

Осмотрела. Пневмоторакс. Рана нехорошая, аккурат напротив сердца. Стивен должен был умереть мгновенно. Но он все еще жив. Что немного странно.

Пощупала пульс – ровный. Я бы даже сказала, что слишком ровный для человека с простреленным насквозь сердцем. Кровь на губах. Но это понятно, легкое пробито. Дырочка маленькая, аккуратная. «Беретта» – очень деликатное оружие, но не менее смертоносное.

Сама не знаю, зачем полезла за стетоскопом, наверное, интуиция. Прослушала и ничего не поняла от волнения. Стук сердца действительно ровный, отчетливый – хорошее сердце. И только потом дошло – смещено вправо.

Сердце – справа!

Так бывает, один шанс на несколько десятков тысяч.

Все еще не веря своему счастью, внимательно прослушала еще раз. Да, все верно, анатомически сердце смещено вправо. Похоже, situs inversus, но тут без УЗИ или МРТ не разобраться.

Только теперь до меня дошло, что сердце не задето.

Аккуратно перевернула тело, осмотрела выходное отверстие. Края раны ровные, обломки костей не торчат. Прощупала – ребра целые. Пуля маленькая, аккуратно вошла между ребер и между ребер же и вышла, пробив только легкое, плеву и мягкие ткани.

Стивен, да ты в рубашке родился!

Пока обрабатывала рану и перевязывала, принесли носилки. Двое мрачных солдатиков, чумазых после тушения пожара. По глазам видно, жутко любопытные. Хотят спросить – что, черт возьми, тут произошло? Но не решаются.

– Лидия Андреевна, жить будет? – не выдерживает один из них.

– Куда он денется? – пожимаю плечами, голос звучит ровно, спокойно, тон деловой и не терпящий возражений. Даже усомниться в собственных словах никому не позволю. Всегда уверена в себе, хладнокровна и рассудительна.

Эх, если бы так оно было на самом деле.

Внутри – сомнения, страхи и комплексы сражаются между собой. Но я этого никогда не признаю. Приходится носить маску. Нельзя показывать эмоции и женские слабости, потому что сейчас они все смотрят на меня, как на Бога. Только я могу им дать надежду, что все закончится хорошо. А кроме меня им и надеяться больше не на кого…

Ну, еще одно суеверие. Произнеся вслух приговор пациенту, ты как бы ратифицируешь его перед небесами. И тогда сказанное – сбывается.

А я не хочу чтобы оно сбывалось. Стивен будет жить! Просто потому, что я так решила.

Глава 4. Комиссар

Стивен пришел в себя, почувствовал, что задыхается, открыл глаза, сделал глубокий вдох и вдруг зашелся в долгом и безудержном кашле. Перед глазами муть, грудь печет огнем, словно внутрь загнали раскаленный докрасна кусок арматуры.

Нечем дышать!

Он судорожно попытался вдохнуть, и, словно острым ножом, через всю грудную клетку полоснула обжигающая боль. Снова зашелся кашлем, боль скрутила, сдавила со всех сторон, намертво впечатала в жесткие носилки. Он испугано сдержал вдох, силой воли подавил кашель, сжался в комок, замер в ожидании. Стало чуть легче, но уже через пару секунд нехватка кислорода дала о себе знать, он почувствовал головокружение, удушье и адское жжение в груди. Легкие потребовали немедленно сделать новый вдох, иначе все – кранты. Стивен терпел, сколько мог, пока инстинкт самосохранения окончательно не победил волю, сдался, резко вдохнул и снова зашелся в кошмарном приступе, выворачивающем наизнанку.

Живой человек не может не дышать!

Он несколько секунд осмысливал эту простейшую истину, затем, собрав всю волю в кулак, снова задержал дыхание, чтобы прекратить разрывающий глотку кашель, выдержал, сколько смог, осторожно потянул воздух носом. Легкие бунтовали, требовали – «ну давай же, быстрее», но он не тропился, аккуратно впускал в себя живительный кислород по малюсенькой капельке, буквально по одной молекуле.

И снова резануло в груди, но уже не так сильно, можно вытерпеть. В голове чуть-чуть прояснилось, руки перестали дрожать, сердце начало выравнивать ритм.

Жив! Я все еще жив. Раз мне требуется воздух, значит – я не умер.

Повел глазами по сторонам. Вотчина врачихи – «скорая помощь». Никогда не был внутри, но узнать несложно – слегка модифицированный микроавтобус. Форд, кажется… Не помню! Да и какая к черту разница? Наверняка собрали из тех частей, что попались под руку, так что теперь это безымянный гибрид вполне конкретного назначения. Давно пора забыть о марках и моделях автомобилей и различать их только по назначению.

Господи, как умирать неохота! Эх, Мишка, Мишка, ну что же ты натворил?

И, словно молнией, стрельнула запоздалая мысль, от которой похолодело в животе.

Мишка! Как он там? Что с ним?

Чекист наверняка арестовал. Закроет в железном ящике, и забудет как того армяшу на солнцепеке…

– Лидия Андреевна, – пронзительно заверещал Василий над самым ухом, – идите скорее сюда, Стив очнулся.

Надо же, оклемался студент, ты посмотри какой звонкий стал.

Стивен сделал вялую попытку сесть, но сильные и одновременно нежные женские руки удержали на месте.

– Рано тебе ты еще вставать!

Кашель постепенно стих, но боль никуда не ушла, в отличие от сознания, которое так и норовило соскользнуть в блаженную темноту небытия. Туда, где тишина, покой, и совершенно необязательно дышать…

Нет, одернул себя Стивен, дышать как раз нужно. Дышать – это обязательно. Иначе – смерть.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Лидия Андреевна. Лицо совсем рядом, усталое, осунувшееся и все равно манящее. Глубокие морщины на лбу, большие красные от недосыпания глаза, шелушащаяся кожа на щеках. Жестокое африканское солнце не щадит никого, ни молодых, ни старых, ни мужчин, ни женщин.

Чтобы ответить, пришлось вдохнуть полную грудь обжигающего пустынного воздуха, сдержать подступающий приступ и только после этого выдавить жалкое:

– Хреново.

Как же больно говорить!

Нужно точнее подбирать слова и составлять фразы покороче. На длинные не хватает дыхалки.

– А ты везучий, Стив, – засмеялась Лидия Андреевна, – situs inversus. Транспозиция внутренних органов.

Бог мой, о чем это она так весело щебечет? Ничего не понимаю.

Мишка выстрелил почти в упор, легкое пробито, сердце наверняка задето. Я сам знаю, что это конец. Если бы в больнице или в военном госпитале, может и откачали бы… а посреди пустыни – шансов никаких.

Не удержался, переспросил:

– Что… это?

– Зеркальное расположение внутренних органов. Если объяснить просто, у тебя сердце находится справа, а печень слева. Везунчик!

Несколько секунд честно пытался осмыслить только что произнесенные слова.

У тебя сердце – справа.

Ничего непонятно. Как сердце может быть справа? Оно ведь слева.

Пуля вошла в левую половину груди и это значит…

Черт! Да что она такое говорит?

У меня сердце находится справа? Подожди, а так вообще бывает? Может быть это просто сон? А на самом деле, я все еще валяюсь между двух грузовиков рядом с телом Иваныча, и угасающее сознание цепляется за соломинку, бредит надеждой на спасение и выдумывает всякую ересь.

Справа…

Но если так, тогда есть совсем крошечный шанс…

Забывшись, вдохнул чуть сильнее, и его опять накрыл бесконечный приступ изнуряющего кашля. Словно раскаленный металл плеснул в грудь, опоясал кольцом всепроникающей боли. Сдавил, словно удав кролика. Того и гляди, кишки полезут из ушей.

Нет, это не сон и не горячечный бред. Ни в одном сне не бывает так больно. Значит, еще поживем. Если сердце не задето, значит пока не умираю. А легкие – заживут. Будет, конечно, очень больно. Но боль – ерунда. Можно потерпеть.

Попробовал улыбнуться, но не смог. Мышцы совсем не слушаются, всю рожу перекосило и губы обветрились, покрылись сухой коркой.

Мозг опять пронзило беспокойство. Весь сжался, как перед прыжком в ледяную воду.

– Как… Мишка?

– Да все в порядке с твоим Мишкой, – отмахнулась Лидия Андреевна, – в окно посмотри и сам увидишь.

Легко сказать посмотри…

Попытался повернуть голову и не смог. Тяжелая, словно весит тонну металлолома. Изо всех сил скосил глаза, аж больно стало. Не столько увидел, сколько догадался, позади «скорой» тарахтит УАЗик Чекиста. Само собой вырвалось удивленное восклицание.

– Да-да, ты не ошибся, – смеется Лидия Андреевна, – Мишка теперь личный водитель политрука.

И вновь мозг отказывается понимать смысл произнесенных слов. Как это может быть? Ведь Мишка целил в Геймана, значит, Чекист его должен был арестовать… и расстрелять… перед строем… За попытку помешать выполнению священного долга перед человечеством.

Но вместо этого он назначает его своим личным водителем?

Да как такое может быть?! Что вообще происходит с этим чертовым миром, пока меня в нем нет?

– Спи и набирайся сил!

– Я в норме, – с трудом произносит Стивен, он уже почти научился сдерживать подступающие приступы, – расскажите… что было… пока… я… спал?

Боже мой, какая длинная фраза! Покуда выговорил заплетающимся непослушным языком, выдохся, словно кросс на пятнадцать километров пробежал.

Лидия Андреевна пожимает плечами:

– А что рассказывать? Иваныч погиб. Чернецкий тоже…

И Чернецкий мертв?

В голове пульсирует, словно над головой бьют в колокол.

Адъютант и правая рука Чекиста преставился волею Божью… так кажется говорил Иваныч? Странно, всегда считал что этот выкормыш системы находится в самом привилегированном положении. А получается, что все под богом ходим…

Ах, Иваныч… Хороший был мужик. Жалко его…

Не умею плакать, как Мишка, но иногда так хочется дать волю чувствам.

И уже ничего не сделать. Время назад не отмотаешь. Лидия Андреевна еще что-то говорит, нужно послушать, вдруг важно?

– Петр Иванович перед смертью попросил Геймана приглядывать за Михаилом, вот Чекист и забрал его к себе водителем.

Ага, теперь все понятно. Пусть так, это гораздо лучше, чем арест и, тем более расстрел. А я немного оклемаюсь, и сам присмотрю за обоими.

Еще бы понять, что за время суток за окном? Вечер? Ночь? Раннее утро?

– Я… долго… без сознания?

– Долго, – отмахивается Лидия Андреевна, – несколько часов.

Вот тебе и на… а показалось, что прошло всего пару минут. Врут церковники, нет никакого «того света». Не видел я ничего. Ни тоннеля, ни друзей и родственников, бегущих навстречу, ни счастливых моментов жизни. Последнее, что помню, это дырку на кителе, и как «Беретту» у Мишки отобрал. А потом все, туман… Ничто…

Стивен откинулся на небольшую подушечку и закрыл глаза. Пока лежишь без движения, дышать легче. Видимо, организм не расходует энергию, кислорода требуется меньше. Вот только старая дорога не позволяет расслабиться ни на секунду, машину кидает на камнях и ухабах.

Нужно уснуть! Ежесекундно контролировать дыхание слишком утомительно.

Он расслабился и внезапно провалился в бездонную яму небытия.

***

Мир съежился и стал совсем маленьким. Все, что находилось чуть дальше – попросту не существовало. Умом Стивен понимал, что ранен, лежит на носилках в «скорой». И что где-то там, далеко за пределами его собственного мира, конвой пересекает Африку в бесконечном путешествии по раскаленной пустыне. Вот только…

…его мир стал намного меньше, и в нем почти ничего не помещалось. Не то что Африка, даже скорая с пассажирами целиком не влезала. Оставался только он сам, со своей болью и совсем немножко свободного пространства вокруг, примерно на расстоянии вытянутой руки. А дальше – пустота небытия и мрак безвременья…

Только иногда, очень редко, один раз в условный миллион лет, в пространство малюсенькой вселенной ненадолго вторгался помощник Лидии Андреевны – Василий. Он хриплым шепотом спрашивал:

– Стивен, ну как ты?

Надо бы ответить, думал Стивен, но сил на разговор нет. Да и что отвечать? «Барахтаюсь на краю обрыва. Вот-вот соскользну туда, откуда нет возврата».

Не буду я такое говорить! Зачем?..

Вот сейчас немного посплю, а потом… если оно вообще будет это потом…

Что будет потом, он не знал и сам.

Пока размышлял, лицо Василия исчезало из его маленького мира, отодвинувшись чуть дальше воображаемой границы вселенной. Уходило за грань…

Стивен осторожно перевел дух.

Пока отвечать не нужно. Можно сберечь силы на дыхание…

Вдох – выдох. Вдох – выдох.

До чего же трудно дышать!

***

Вокруг клубится густой туман…

Где это я, черт побери?

Неужели накаркал и все-таки умер?

Что впереди? Чистилище, архангел Михаил, врата ада…

Стивен попытался пошевелиться, но тела не было. Как не было и глаз, которые можно было открыть или закрыть.

Но что-то все же оставалось. Сознание? Душа?

Оставалось дыхание! Его было нужно контролировать не переставая. Стоит расслабиться, и наступит смерть.

Вдох – выдох. Вдох – выдох.

Туман мешает сосредоточиться. Стивен собрал всю волю в кулак и потянулся вперед. В разрывах облаков мелькнуло что-то яркое и цветное, а потом разом во всем великолепии открылась небывалая картина – вид Африки с огромной высоты. Наверное только со спутников так хорошо видно, когда можно охватить взглядом ее всю сразу. От величественного зрелища вновь перехватило дух.

А потом начало происходить что-то странное, непонятное разуму. Еще секунду назад он словно парил над величественным континентом и вдруг с огромной скоростью двинулся ему навстречу. Это не было падением, больше всего напоминало полет. Не прикладывая никаких особенных усилий, просто легчайшим движением воли он управлял собственным движением. Все тело, а может быть, душа, наполнились энергией и счастьем. Дикий, неописуемый восторг.

Некоторое время у него не было ни единой мысли в голове, а потом, само собой проявилось желание, – «посмотреть на конвой сверху».

Интересно, как он выглядит со стороны?

Стоило сформулировать намерение, и блаженство разом прекратилось, Стивена понесло прочь. Затрясло, закувыркало, повлекло, с невиданной силой и скоростью – прочь от Африки.

Стив испуганно дернулся, пытаясь сообразить, что же он сделал не так? Он ведь просто хотел посмотреть на колонну.

Хаотичное перемещение постепенно замедлялось, хоть и с трудом, но удалось взять полет под контроль. Теперь он неподвижно висел над безбрежным океаном, по которому очень медленно двигалась маленькая черная точка.

Да ведь это – «Летящий»! Кажется, я попал в прошлое, ведь корабль давным-давно покоится на морском дне.

Его вновь куда-то повлекло, потащило и грубо опрокинуло в полете. Он попытался еще раз «взять штурвал воображаемого самолета в собственные руки», но ничего не получалось. Победить в этом невидимом и безмолвном сражении оказалось невозможно. Пришлось сдаться и подчиниться «высшим силам».

С этой самой секунды Стивен окончательно превратился в пассивного наблюдателя. И как только он перестал сопротивляться, кувырки, броски и нелепые кульбиты прекратились, как по мановению волшебной палочки, сознание вновь зависло неподвижно над безбрежным океаном, а в голову само собой пришло озарение – «сейчас буду смотреть кино».

Он даже не попытался проанализировать собственные мысли.

Кто будет показывать? С какой целью?

Да какая разница! Расслабился и приготовился внимать.

Словно птица, камнем рухнувшая с небес, сознание Стивена понеслось навстречу сухогрузу. С невероятной отчетливостью он разглядел ржавые борта огромной баржи, закрепленные на палубе грузовики и ящики, морячков, снующих по делам. Увидеть самого себя не посчастливилось, но в этом и не было ничего странного, ведь в то время он очень редко покидал каюту.

«Летящий» уверенно рассекал водную гладь, словно боевой крейсер или эсминец. Стивен невольно заулыбался, фильм ему нравился. Красиво!

Внезапно изображение стало отдаляться, словно его душа за долю секунды взметнулась на невероятную высоту. Движение выглядело немного аляповато, чересчур мультяшно. Мир почти превратился в огромную стилизованную карту. Перемещаясь рывками по океану, двигалась стрелка в направлении африканского континента, выстраивая предполагаемый маршрут корабля.

Через Суэцкий пролив из Средиземного Моря в Красное, а затем вдоль побережья до самой Эфиопии. Затем высадка в заливе у Джибути, а уже оттуда на технике до Бахр-Дара. Около девятисот километров. Или примерно трое суток пути. Пара дней на эксперимент, и еще три на обратную дорогу.

Если бы не взрыв, мы бы уже давным-давно возвращались обратно…

Словно рябь, прошла волна сомнений по сознанию.

Трое суток пути в один конец? А для чего мы брали с собой столько горючего и провизии? Ведь не просто так? Да, брали лишку, в Африке негде пополнить припасы. Но ведь не с пятикратным же запасом?

Куда мы собирались двигаться от Бахр-Дара? В глубь Африки? Но зачем? Ведь там – безжизненная пустыня.

А если не в глубь материка, то – куда?

Стивен почувствовал, как сосет под ложечкой. Он понял, что нащупал очень и очень важную тайну. То, что всегда лежало на поверхности, но почему-то ускользало от понимания, под тяжестью навалившихся сиюминутных проблем и забот.

Перед ним опять возник сухогруз. На этот раз перемещение получилось мгновенным, словно моргнул, и вот опять перед глазами корабль. Без всех этих утомительных, хотя и очень красивых перелетов по воздуху.

Вот бы увидеть, кто же совершил диверсию?

И вновь сформулировав намерение, он потерял контроль над полетом. На этот раз его никуда не повлекло, а изображение перед глазами подернулось белесым, почти непрозрачным туманом. А когда возможность видеть вернулась, Стивен понял, что находится в трюме. В сумраке возвышались штабеля разносортных ящиков, коробок и тюков. Он непроизвольно затаил дыхание, прислушиваясь к едва различим шагам.

Кто-то осторожно пробирался среди груза. Стивен двинулся на звук, способность управлять полетом вернулась к нему, как само собой разумеющееся. Он пролетел вдоль всего центрального прохода, никого не нашел, свернул за угол, на секунду замер, прислушиваясь.

Словно привидение, темная фигура бесшумно двигалась среди ящиков.

«А ведь он из наших, – с ужасом подумал Стивен, – спецподготовка, сразу видно по манере перемещения. Гражданские так не могут, и уж тем более так не умеют морячки».

Фигура замерла у одного из контейнеров, раздался металлический щелчок, вспыхнул фонарь. Яркое пятно луча скользнуло по маркировке ящика, повторный щелчок снова погрузил трюм в непроницаемый мрак. Лицо разглядеть не удалось, тьма надежно скрыла тайну личности.

Кто же это был? Кто? Очень знакомый силуэт. Видел же тысячу раз…

Незнакомец извлек монтировку и ловкими движениями вскрыл контейнер со взрывчаткой. Он действовал быстро и уверенно, хотя работать приходилось почти в полной темноте, на ощупь.

Великолепная сноровка и координация движений!

Чекист оказался прав: много времени не понадобилось. Уже через несколько минут собранное взрывное устройство оказалось на дне рюкзака диверсанта. Остальное – дело техники. Пробраться в машинное отделение, установить и замаскировать бомбу, в нужный момент времени привести в действие дистанционный взрыватель.

Стивен с невероятной четкостью осознал, что не сможет увидеть лица диверсанта, сколько бы не пялился в полумрак судового трюма. Потому что происходящее сейчас – это просто сон или видение. А может быть, горячечный бред воспаленного разума.

Подсознание давало ему жирную подсказку, но… чтобы догадаться, кто диверсант, придется самому работать головой. Не будет готового ответа, потому что вернуться в прошлое и посмотреть на «вражину» невозможно.

Стивен почувствовал легкий озноб.

Не сможет гражданский, будь то водитель или врач, незаметно пробраться мимо охраны в грузовой трюм, за пару минут найти нужный ящик, вскрыть его и на коленке собрать взрывное устройство. Навыков не хватит… даже спецподготовка не делает агента всезнающим, всемогущим и разносторонне развитым волшебником, только опыт и практика оперативной работы. А это значит, что основная профессия диверсанта очень близка к его основной деятельности. Только таким образом он сможет ежедневно подтягивать и развивать необходимые навыки.

Все-таки он из «драконов»…

А еще необходимо точно знать, в каком из контейнеров хранится взрывчатка. Иначе поиски в темноте трюма затянутся надолго. Очень и очень надолго.

А кто знает наверняка содержимое контейнеров?

Три-четыре человека из администрации. Вот тот же Чекист наверняка знает. Эмиссар и пара его заместителей – тоже. Возможно – завхоз. Боцмана можно сразу вычеркивать, как лицо не доверенное. Его задача – доставить груз к точке высадки. На этом – все.

А кто может знать?

Старший водила экипажа грузовика, которому закинут в кузов контейнер, получит на руки опись. Наверное…

…или не получит, если дезинформация личного состава поможет сохранению тайны экспедиции. Это уже как Чекист решит. Есть за ним такой грешок – скрывать, все что надо и не надо, а так же дезинформировать личный состав экспедиции под предлогом важности миссии.

Даже не имея тела, Стивен почувствовал, как зашевелились волосы на голове.

Неужели и правда, резидент затесался в командный состав? Но это же полнейший абсурд! Объяснить Эмиссару будет трудно, почти невозможно. Нужны веские доказательства, а не догадки и озарения. Но где их взять?

Мало собрать взрывное устройство, нужно еще суметь им правильно воспользоваться. Знать устройство корабля, а еще лучше раздобыть схему. Вычислить нужную точку закладки боеприпаса. Точно рассчитать силу взрыва, чтобы случайно не потопить сухогруз раньше времени. Уничтожить все следы собственного пребывания на месте преступления. Обеспечить надежное алиби.