скачать книгу бесплатно
– Знает, – удивился Мормон. – На редкость эрудированный ребенок. Это она, точно вам говорю. Волосы белые, глаза голубые, родинка на носу. Она! У меня глаз-алмаз.
– Ну смотри, Мормон, – предупредил товарища Бугай, – ошибешься, сам дорогу искать будешь.
– А что, я согласен, – беспечно объявил Мормон. – У меня в роду все экстрасенсами были. Я тоже немного телепат.
– Да уж, – пробурчал Бугай. – Языком ты телепаешь. Шишимора, неси хлороформ.
Женщина достала с сиденья пластиковую бутылку и тряпку, обильно смочила тряпку жидкостью из бутылки и, скривив лицо, передала тряпку Мормону. Тряпку прижали к лицу девочки. Девочка издала сдавленный и протестующий вопль, немного подергалась, но вскоре обмякла, обронила свой нож и затихла.
– В тайник ее, быстро! – приказал Бугай, швыряя девочку Шишиморе.
Мормон опасливо оглядывался по сторонам и, сморщившись, потирал прикушенный девочкой палец. Свидетели похищения поблизости не наблюдались. Где-то в стороне центральной площади громко бухала патриотическая музыка, словно за прошедшие десять лет ничего не изменилось, не пронеслись над страной ветры перемен, разбившие в пух и прах прежние идеологические установки.
Под задним сидением автомобиля находился заранее подготовленный тайник. Мормон поднял сиденье, а Шишимора засунула туда усыпленную девочку.
– Меняем колесо, и поехали, – отрывисто распорядился Бугай.
Мужчины достали из необъятного багажника домкрат и запасное колесо и быстро заменили пробитое. Шишимора села на заднее сиденье, Бугай за руль, а Мормон рядом с Бугаем.
– Валим отсюда, – сказал он, все еще озираясь по сторонам.
Джип медленно двинулся вперед.
Городок Чумск, по которому ехали на автомобиле похитители Наташи, представлял собой удручающую провинцию. Его и городом-то назвали из жалости, когда жители деревни Чумовой послали в Петроград письмо к Ленину с горькими жалобами на нелегкое и голодное житье и с просьбой о помощи. Помощь партии большевиков выразилась в переименовании деревни в город – «авось, городская жизнь слаще покажется». Однако подобное изменение имиджа нисколько не сказалось на затрапезной жизни жителей деревни и их исключительной тяге к алкоголю. Знаменитая «Чума», производимая на местном водочном заводе, была способна свалить с ног даже каменного египетского сфинкса. Похитителям попалось на дороге изрядное количество «очумевших» мужиков. Некоторые еще держались на ногах и брели куда-то, поддерживая друг друга. Другие уже лежали в обширных лужах, приводя в восторг плавающих здесь же уток.
Дорога, как можно было уже догадаться, представляла собой «путь из варяг в греки», по которому нужно было передвигаться, где вплавь, где волоком. Там, где отсутствовали лужи, присутствовала обильная грязь, похожая на расплавленный шоколад.
Хотя прозванный внедорожником джип ехал всего лишь по русской дороге, его мотор ревел и хрипел в отчаянной натуге. Что бы, интересно, случилось, если б машина съехала с дороги и помчалась по настоящему бездорожью? К тому же нужно было постоянно следить, чтобы ненароком не задавить утку или пьяного.
Бугай сдавленно матерился, когда какой-нибудь наиболее раскованный алкаш бросался под колеса. Мормон пытался выглядеть невозмутимым, но это получалось у него не очень – на его переносице выступили тревожные бисеринки пота. Шишимора не переставая дымила сигаретами. Под сиденьем автомобиля лежала усыпленная девочка, и любой захудалый мент мог при досмотре ее обнаружить.
Потом, когда они все-таки выбрались на асфальт, машина уперлась в праздничную демонстрацию, шествующую по улице с красными влагами и транспарантами типа: «Всю власть Советам!», «Чубайса на электрический стул!», «Ленин, Сталин, Анпилов». Жители Чумска не были особенно политизированными и привыкли обсуждать политические неурядицы в узком кругу за стаканчиком водочки, но, как правильно заметил Мормон, за неявку на мероприятие власти грозились отключить электричество и газ. Громко играла музыка, в основном старые патриотические или пионерские песни, иногда почему-то перебиваемые блеклым голоском Кристины Орбакайте.
– Черт, устроили маевку! – ругнулся Бугай. – На дворе двадцать первый век, а эти в Первомай играются.
– А мне нравится, – мечтательно заметила Шишимора. – В детстве я очень любила первомайскую демонстрацию: шарики, красные флаги, мороженое по двадцать копеек, и все остальное.
– Это в тебе детстве ностальгирует, – объявил Мормон. – Попади ты сейчас в то время, ты бы и дня прожить не смогла. Представляешь, вызывают тебе на комсомольское собрание и начинают допытываться, как протекает твоя половая жизнь. Что ты на это скажешь?
– Ой! – громко сказала Шишимора.
– То-то же, – удовлетворенно заключил Мормон.
– Ой! – повторила Шишимора и подпрыгнула на сиденье.
– Ты чего? – удивленно спросил ее Мормон.
– Ты чего? – спросил Бугай.
– Девочка очнулась, трепыхается.
– Поехали быстрее! – потребовал Мормон.
– Куда поехали? – угрюмо пробурчал Бугай, указывая носом на демонстрацию.
– Ну сверни на другую улицу.
– Застрянем. В этом чертовом Чумске все дороги, что твои каналы. Сядем в лужу, можем обратно уже не выбраться.
– Ох, чтоб тебя! – в очередной раз подпрыгнула Шишимора.
Наконец демонстрация миновала автомобиль. Последними шли две подвыпившие бабки в красных косынках и скандалили друг с дружкой. Одна считала, что вторая является ведьмой, испортившей ее свинью.
– Поехали! – сказал Мормон.
Джип, едва не задавив бабок, рванул вперед.
Центральная улица, хотя совсем недавно была заасфальтирована, по своей структуре напоминала стиральную доску. Автомобиль задрожал. У Мормона отчетливо застучали его фарфоровые зубы, что вместе со стуком вылетающего гравия вызывало нервное расстройство. А на заднем сидении прыгала Шишимора: ее и автомобиль подбрасывал, и дергающаяся под сидением Наташа.
По сторонам дороги, дрожа и покачиваясь, проплывали городские здания, вначале это были двухэтажные кирпичные параллелепипеды, простые, как вся массовая культура, местами украшенные мозаиками, схематично изображающими подсолнухи и рогатые коровьи головы. Зато возникший позже частный сектор радовал разнообразием форм и молодой зеленью садов.
Иногда дорогу перебегали беспечные куры и кошки, пытались попасть под колеса в необъяснимом стремлении к самоубийству. По счастью Бугай никого не задавил, хотя и имел такие намерения.
– Значит, план такой, – объявил Бугай. – Доезжаем до указанного места… Мормон, возьми карту в бардачке. Вот. Девочка указывает нам тропу…
– Бу-бу-будет-т-т она-на-на тебе-бе-бе ее ука-ка-зыва-ва-вать, – простучал зубами Мормон.
– У нас для этого специальное средство имеется. Та колдунья дала. Смесь из мухоморов. От него девочка в транс впадет и вещать станет. Укажет нам дорогу, мы ее сразу отпустим. Она после ничего помнить не будет.
– Не загнулась бы только, – Мормон с сомнением разглядывал пожелтевшую карту, нарисованную от руки на плотной, помятой бумаге.
– Да карта же столетней давности! – недовольно пробурчал он.
– Не столетней, – возразил Бугай. – Ее один белый офицер сделал, когда в девятнадцатом году от красных в здешних местах прятался. Он это скрытый лес и нашел. Видишь, тропа от старого дольмена начинается. Но только простой человек ее не найдет. Офицер тот тяжело раненым был, поэтому и проник в этот лес.
– Кем он тебе приходится? – спросила Шишимора.
– Какой-то прабабкин хахаль. Его потом все равно расстреляли… Дальше: Шишимора остается в машине, а мы с Мормоном пойдем в этот лес.
– Не нравится мне эта затея, – пробурчал Мормон. – Слишком похожа на авантюру.
– Ты же сам тот порошок видел. Он из корней того растения сделан, которым прабабкин хахаль вылечился. Это же панацея! На карте все указано. Вот – тропа, вот – Белый цветок.
– Наврала тебе прабабка, – решительно заявил Мормон. – Может, и вылечился чем ее хахаль, да только где видано, чтобы в густо населенном районе были какие-то таинственные места. Здешний лес от силы три километра в поперечнике. Может, восемьдесят лет назад оно побольше был, и лекарственные цветы в нем водились, а теперь в нем алкаши водятся, что по праздникам в кустах пикники устраивают.
– А за похищение ребенка нам статья светит, – пугливо напомнила Шишимора.
– Ну, одной статьей больше – одной меньше, – беспечно потянулся Бугай. – Главное, что за порошок из корней Цветка тот американский фармацевт преогромные башки отваливает, в свободно конвертируемых купюрах.
Городская улица уперлась в широкое, многорядное шоссе, явно общегосударственного значения, по которому в больших количествах проносились автомобили.
– Теперь сворачиваем направо, доезжаем до моста и спускаемся к реке, – проговорил Бугай.
Но доехать до моста и свернуть в лес им так и не удалось. Обстоятельства, господа, обстоятельства!
Все в мире на непредвиденных обстоятельствах и держится. Вот, например, едет по рельсам скорый поезд, но до места назначения не доходит – обстоятельства. У всех пассажиров, проводников, машиниста с помощником были свои далеко идущие планы, но свои планы были и у двух дебилов, разобравших рельсы на металлолом. Поезд под откос они пускать не хотели, но очень хотели выпить. «Мы никому вреда причинять не собирались, – говорили они потом на суде, – ну подняли с земли железку, ну отвинтили гайки, ну напились, так что, за это судить?» Думали ли они, что по этим рельсам должен был пройти поезд? Думали ли они вообще? Кто виноват? Обстоятельства.
Неблагоприятные обстоятельства сложились и у Бугая с Мормоном и Шишиморой. Вначале какой-то прохвост на дорогом спортивном автомобиле подрезал им дорогу, желая обогнать, так что Бугаю пришлось резко затормозить. При этом седевшая на заднем сидении и все время прыгающая Шишимора съехала в межкресельное пространство, и из тайника, как Сатана из жерла вулкана, вырвалась Наташа Туголобая!..
Проезжавшие мимо водители были поражены, когда джип с кенгурятником на крыше вдруг заметался по дороге, сталкивая все остальные автомобили на обочины. В салоне джипа происходила непонятная борьба. Некоторым показалось, что на пассажиров напал вдруг взбесившийся белый бультерьер. Другим же привиделось вообще нечто невообразимое: какое-то чудовище, возможно, даже инопланетного происхождения, терзало людей в салоне. На боковом стекле отчетливо проступили красные капли крови, а из разбившегося заднего окна высунулись две женские ноги в туфлях на высоком каблуке.
Потом кровь залила изнутри и лобовое стекло, а автомобиль, громко взревев, рванул вперед.
Вообще-то это был томатный сок, который запасливая Шишимора приготовила к обеду, но беда была в том, красная жидкость залила стекло и мешала обзору. К тому же Бугая, судорожно вцепившегося в руль, все время толкал Мормон, пытавшийся оторвать Наташу от своей косицы. Шишимора ему помочь не могла, потому что наполовину вывалилась в заднее окно и продолжала вываливаться дальше.
Свирепая девочка, не выпуская волос Мормона, укусила за ухо Бугая. Бугай заскулил и бросил руль.
Джип развернуло на одном месте, занесло, а потом, проломив тросовое ограждение дороги, он ринулся вниз с высокой насыпи. Внизу же был долгожданный лес…
Пикник и обочина
«Деревья ждут… Гниет вода.
И пьяных больше, чем всегда.»
Саша Черный.
Трубы духового оркестра гнусаво выли какую-то ересь. Вообще-то у директора чумской музыкальной школы, дирижирующего оркестром, эти звуки называлось музыкой, но на сторонний слух ЭТО больше всего походило на брачные призывы африканских слонов. Что поделать, оркестр практиковался только на всевозможных похоронах, а у убитых горем родственников усопших любой траурный подвыв не вызывал нареканий. Однако стоявший на трибуне жирнощекий глава районной администрации неприязненно морщился – странный гибрид траурного и бравурного марша его не вдохновлял. Однако все прочие с удовольствием слушали концерт и старались разглядеть в стоящем на ступеньках дворца культуры оркестре знакомые лица.
Несмотря на угрозы со стороны учителей и военкомата, половина школьников на демонстрацию не пришла: осталась дома, уехала к родственникам или отправилась на природу – погода больше всего благоприятствовала этому способу времяпровождения.
Не был исключением и Виктор Рискин по прозвищу Страус, хотя уж ему, примерному ученику и ботанику, пропускать такие полезные мероприятия не рекомендовалось – будут потом смотреть скорбным взглядом, удрученно покачивая головой: «И ты туда же». Другое дело Миша Морячкин по кличке Шнурок, этому что в лоб, что по лбу… После сдачи выпускных экзаменов его должны были замести в армию, и он использовал оставшиеся месяцы, чтобы всласть вкусить взрослой жизни. Мишина подружка Оксана липко прижималась к его боку, томно заглядывая в глаза.
Молодые люди решили воспользоваться выходным днем и теплой погодой, чтобы посетить недалекий лес, устроить себе пикник, и вообще отдохнуть от серого быта.
Долговязый Страус повесил за спину объемистый станковый рюкзак «Ермак», и теперь его мотало из стороны в сторону. Миша же и Оксана шли почти налегке и беззаботно смеялись.
– Страус, а Страус, – прикалывался облаченный турецкий спортивный костюм Миша, – зачем тебе парашют? Ты же по земле с трудом передвигаешься, думаешь, по воздуху легче будет?
– Страус, – вторила ему Оксана, – ты электронный микроскоп с собой случайно не захватил? Мошек и букашек там всяких рассматривать. Скажи-ка, Страус, ты, наверное, с девочками никогда не целовался? Не целовался?
– Целовался, – врал Страус.
– Он с мошками целовался, – со смехом говорил Миша. Но Страус не отвечал, угрюмо думая о чем-то своем.
Поддевая малоразговорчивого Страуса, ребята шли по узким, извилистым улицам Чумска, между домов, хат и давно не крашеных заборов, разгоняя пасущуюся здесь же домашнюю птицу. На одном из перекрестков, возле кустов сирени перед чьим-то забором их поджидали еще двое ребят, облаченный в необычный прикид: широкие камуфляжные штаны, цветастый пуловер и панаму, хип-хопер Шурик, по прозвищу Продиджи, и его подружка, тихоня Юля. Кроме двух больших рюкзаков Шурик и Юля взяли с собой гитару, чтобы пикник в лесу показался более полным.
– Привет, Продиджи, – весело поздоровался Миша. – Ты видишь, какой парашют Страус взял?
– У меня не меньше, – ответил Шурик, взваливая на плечи огромный рюкзак, казавшийся даже больше его самого. – По этой улице не пойдем. Там Клавдия ходит, выпасает тех, кто на митинг не пошел.
Сам Продиджи был росточка маленького, вида невнятного, но языкатым, как вся Государственная дума, и редкостным оригиналом. С пояса его камуфлированных штанов, озадачивая добропорядочных граждан, на манер аксельбанта свисала стальная цепочка, возможно, снятая с бачка унитаза. Вся его тоже камуфлированная панама была увешана пионерскими, комсомольскими и октябрятскими значками, среди которых уверенно себя чувствовал синий слоган: «ЛДПР». Зато молчаливая Юля, неказистая, неяркая, совсем не пользующая косметикой, была похожа на его невнятную тень.
– Страус, а Страус, – продолжал наседать Миша, – ты какое открытие на этой неделе сделал?
– Какое открытие? – не понял Страус.
– Ну, там нового мотылька открыл или лишний зуб у крысы.
– Зубастого Шнурка! – огрызнулся Страус.
– Ха, Шнурок, – развеселился Продиджи, – ну-ка, открой свою пасть, покажи свои кариесные клыки.
– Отвали! – окрысился Шнурок.
Зубы у него хотя и не были кариесными, но слегка прореженными с одной стороны вследствие дискотечных разборок.
– Да, Шнурок, расскажи, как ты мордой об кулак бил, – не унимался Продиджи. – Об этом весь, Чумск говорит. Зубы-то твои как?
– Хорошо, что тебя там не было, иначе крепенько бы подрихтовали.
– Я по злачным местам ночами не шляюсь.
– Ой, Продиджи, – скривился Миша, – отхватишь ты когда-нибудь. Не от меня, успокойся, но от кого-нибудь менее терпеливого.
– Стоп! – напрягся Продиджи. – Клавдия!
Впереди на улице показалась фигура высокой сухопарой женщины в сером плаще. Женщина неуверенно форсировала по камням большую лужу, размахивала руками, стараясь сохранить равновесие, и по сторонам не смотрела. Потом все-таки оступилась и погрузилась одной ногой в грязную воду.
– Так ей и надо, – мстительно обрадовался Продиджи.
Однако, чтобы не быть застигнутыми подмокшей женщиной, являющейся грозным завучем их родной школы, ребята спешно повернули на другую улицу, сделали большой крюк, а уж потом вышли на нужную им дорогу.
Больше никаких опасностей не предвиделось. Ребята расслабились, а Продиджи начал распевать какую-то непристойную песенку на английском языке, не очень мелодично, но достаточно громко, чтобы напугать спешащих на первомайский митинг старушек.
Потом они вышли за город. Все пространство на триста метров от последних домов представляло собой обширную, многоуровневую свалку, встретившую путешественников своеобычным зловонием. На кучах помоев паслись стаи грачей и ворон, которые при появлении ребят дружно взмыли в небо, хрипло и оскорбленно грая.
Оксана демонстративно сморщилась и зажала пальцами нос. Сморщился и Миша Шнурок, но Страус, казалось, ничего этого не замечал, деловито поглядывая на ворон, а Продиджи делано вдохнул полной грудью:
– Кристиан Диор, Шанель номер пять! Что, Шнурок, не нравится? Привыкай. Скоро вся земля так пахнуть будет.
– Это почему?
– Да вот такие шнурки ее загадят, а страусы всю живность препарируют. Верно, Страус?
– Тебя в первую очередь, – угрюмо пробурчал Страус.
Свалка закончилась. Пошли изъеденные бульдозерами и эрозией карьеры, а за ними, чуть внизу проглянули веселенькие очертания леса, светившегося молодой салатовой зеленью. На полянах перед деревьями ярко желтели цветы калужницы и торчали темно-фиолетовые пирамидки мышиного гиацинта.
