скачать книгу бесплатно
Насчет тринадцатого наблюдателя профессор поручиться не мог. Даже если он справится с экзаменом – его вопрос будет решаться отдельно.
Тринадцатый наблюдатель с шестого поста был сыном знаменитого астронавта и редким моральным уродом.
* * *
Пост Клора был замаскирован под скалу на морском побережье. В периоды хандры Клор подолгу сидел перед монитором, на который транслировалась картинка с берега, мечтал посидеть у воды и бездумно попялиться на темно-голубые волны, зарыться ногами в песок и подышать настоящим, не синтезированным воздухом.
Покидать наблюдательный пост запрещалось. Климат планеты был предельно дружелюбным, но стажировка проходила «в полностью реальных условиях, без увольнительных, послаблений и сказочек на ночь, это понятно?»
Если Клор благополучно сдаст экзамен, то большую часть жизни он проведет на подобных станциях, без всяких там сказочек. Почетная, ответственная, важная работа – изучать планеты, потенциально пригодные для колонизации.
Самый восточный наблюдательный пост, замаскированный под зеленый пригорок, находился в лесу. Его и пост Клора разделяло чуть более двадцати километров.
Он вывел на все мониторы изображения восточного леса и поправил воротничок.
* * *
24 километра
«Неопознанная угроза» выглядела как туча саранчи. Клор хмыкнул. За три месяца на этой планете ему не попадались насекомые, которых стоило бы счесть угрозой.
Просто большая подвижная туча буро-багряного цвета. Клор почти слышал, как насекомые шуршат, шелестят и чавкают – крупные, беспокойные, с длинными подвижными ногами. Подумалось, что когда туча волнуется и движется, она походит на встревоженно бьющееся сердце. Очень большое.
Он наблюдал, как это сердце приближается, пульсируя, а потом вытягивается в длинную ковровую дорожку и пикирует на оленье семейство. Только тут Клор заметил оленей и понял, что животные бежали. Не разбирая дороги.
Буро-багряная туча ухнула вниз, облепила оленей, и те сразу упали, будто им перерезали сухожилия. Клор почесал в затылке.
С минуту насекомые ползали по животным, обсев их так плотно, что самих оленей нельзя было разглядеть.
Когда саранча схлынула и расползлась по траве, на месте трех оленей остались только кости и какие-то внутренности в обрамлении ребер.
Плотоядная летучая стая. Ого. Клор на ощупь дотянулся до кофеварочной панели, механически включил её. Насекомые ползали вокруг останков, и казалось, будто кости лежат на пушистом пульсирующем ковре.
* * *
21 километр
После краткого отдыха буро-багряная туча поднялась в воздух и продолжила путь на запад. Клор хрустел пальцами, вертел на столе чашку с кофе и плохо понимал, о чем говорится в статьях и заметках, которые выдал ему поисковик. Перечитывал абзацы по нескольку раз.
Кровососущие летающие членистоногие. Насекомые, откладывающие яйца под кожу. Гигантские блохи. Не то. Всё не то.
Если эта плотоядная туча не отклонится от курса, то пролетит севернее одиннадцатого и третьего постов и выйдет к четвертому – возле рыбацкой деревушки, притулившейся в солнечном заливе.
Клор любил эту деревушку. Знал в лицо всех ее жителей. Собственно, за три месяца он выучил в лицо и по повадкам жителей всех селений у всех тринадцати наблюдательных постов и еще в других местах, где были установлены камеры наблюдения.
Он хотел бы предупредить людей об опасности.
Он не имел возможности и права предупреждать их об опасности.
Все эти люди, сами того не зная, составляли ему компанию в течение трех последних месяцев, и Клор привык к ним. Просто привык, строго говорил он себе. Как только начнутся настоящие испытания, он тут же абстрагируется от эмоций и начнет воспринимать аборигенов нормально, по-наблюдательски – как явление. Явления можно идентифицировать, классифицировать, описывать, изучать. Переживать о них – нет, нельзя. Ассоциировать себя с ними – совсем ни в какие ворота.
Клор одним глотком допил кофе и снова потянулся к кофеварочной панели. Если на этой планете водится подобная погань – разве жители не должны уметь угадывать ее приближение? Как-то противостоять? Спасаться?…
Да, они умели. Жители рыбацкой деревушки еще не могли видеть насекомых, на подлете их скрывали невысокие скалы. Но Клор видел, как они один за другим останавливаются, замирают, настороженно поднимают или наклоняют головы, прислушиваясь – хотя услыхать насекомых с такого расстояния было невозможно. Потом люди вскакивают, машут друг другу, кричат. Со всех ног бегут к хлипким деревянным домикам.
Кофеварочная панель ворчала. Нечитанные страницы справочников укоризненно смотрели на Клора с боковых мониторов. Сам наблюдатель сидел с приоткрытым ртом, вцепившись в столешницу, подавшись вперед, и смотрел на четыре больших монитора. Там мельтешили человеческие фигурки.
Люди бежали отовсюду. С пляжа, из ближнего лесочка, с моря – Клор видел, как рыбаки налегают на весла своих лодчонок, ему даже слышался скрип уключин, и он видел, как шевелятся губы мужчин: вот этот молится, а этот ругается, а этот что-то кричит остальным.
Захлопывались двери и ставни. Увязая в песке, бежали опоздавшие, падали и суматошно, взмахивая руками, вскакивали снова, бежали дальше, поднимая фонтаны мелкого медового песка. Их ждали. Распахнув настежь двери, люди подпрыгивали у порога, махали руками, кричали. Двери нескольких домишек были закрыты.
Клор почти улегся грудью на стол. Кофеварочная панель выдала трель готовности, он не услышал.
Над скалой поднялась буро-багряная туча. Бегущие остановились. Двери домиков захлопнулись, и Клор почти услышал их сухой стук. Как гвозди в крышку гроба.
Один рыбак упал на песок, вжался в него всем телом, закрыл руками голову. Другой кричал и махал камнем, подхваченным из-под ног. Остальные, опомнившись, снова побежали к домам, но даже Клор понимал, что они не успеют.
Он стиснул в кулаки взмокшие ладони. Багряное облако ринулось вниз, обернуло восьмерых человек дрожащими покрывалами, и те кулями рухнули на песок.
* * *
Клор помнил, как пять лет назад сидел в кабинете школьного психолога и с выражением вежливого внимания смотрел на монитор. Там были графики. Яркие, несерьезные и очень простые графики, от одного вида которых начинали ныть зубы.
– Сколько видов живых существ есть во вселенной?
– Два.
– Назови.
– Люди, вышедшие с Земли, освоившие космос, расселившиеся в нем. И все остальные.
– Все остальные – какие?
– Низшие, – заученно отчеканил Клор. – Интеллектуально, социально, цивилизационно.
– Излагаешь верно, – психолог поманил монитор, и тот развернулся к нему мордой. – А чувствуешь – нет. Ты склонен очеловечивать низшие формы разума, знал об этом?
– Да. В детстве у меня собака была. Я считал, что она рассуждает так же, как я. И всегда понимал, что она чувствует.
– Кто-то подарил тебе собаку?
– Нет. Она на улице привязалась. Я увидел, что она голодная и ей страшно. У меня был бисквит. Я покормил её и привел домой.
Психолог провел пальцами по сенсотуре.
– В колонии Рем-четыре собака не могла просто ходить по улице.
– Она с беговой площадки была. Ей пять лет исполнилось, старая для бегов, и хозяин её в лес увез. Пожадничал платить за утилизацию, была зима, он думал, собака просто околеет там и всё. А она смогла добраться до города. Того заводчика потом нашли и оштрафовали, а отец говорил, что на утилизации своих собак он всё равно сэкономил больше, чем заплатил штрафа. Собаку подвергли ветеринарному осмотру, потом приходили представители санитарных компаний, детская надзорная служба, семейный врач. Мне разрешили оставить её.
– И тогда ты понял, что очеловечиваешь низших существ.
– Да. Только я действительно её понимал.
– Конечно-конечно, – психолог снова махнул рукой, разворачивая монитор, и перед носом у Клора оказалась сложная динамическая инфографика. – Всенаправленная эмпатия.
– Что это?
– Атавизм, – пояснил психолог, окончательно запутав Клора. Увидел его растерянное лицо и вдруг рассмеялся, – «атавизм» – это слово-атавизм. Не пугайся, ничего страшного. Все мы в какой-то степени эмпаты, тут нечего бояться или стыдиться. Но в отношении низших существ… Атавизм. Ну, знаешь, как щетина на лице у некоторых людей. Ничего стыдного, ничего непоправимого, но только не в том случае, если ты намерен учиться на наблюдателя. Как ты собираешься работать с низшими существами, если будешь очеловечивать их? Ты же сорвешься и вмешаешься в нормальное течение жизни на какой-нибудь планете, бросишься кого-нибудь спасать и поставишь под удар весь исследовательский проект. Кто тебе допуск выдаст с такими рисками? Не усложняй себе жизнь, выбери специальность, не связанную с низшими – и всё будет хорошо. Может быть, экологическое направление, а? Будешь терраформировать планеты – отличная, нужная работа! Нет? Космозаводское направление? У тебя хорошие задатки. Криобиология? Очень перспективно.
Но Клор уперся. Он считал, что ему прямая дорога в наблюдатели – с его памятью и логическим мышлением, замкнутостью и любовью к черному кофе из системы Того…
Пройти вступительные препоны помог отец, договорившись об особых условиях: сына обучают как наблюдателя и параллельно, с первого же курса, он берется за изучение второй специальности. Клору было стыдно, что за него хлопочут, как за маленького, но он хотел, очень хотел стать наблюдателем. Второй специальностью он выбрал пусконаладочную, так что теперь мог самостоятельно собрать-разобрать на своей станции всё, от полуживой материи-оболочки до кофеварочной панели. Даже без роботов.
Но мечтал он о карьере наблюдателя. О далеких неисследованных мирах. О новых формах жизни. О схемах, отчетах, сводных таблицах, аккуратных колонках цифр и примечаний.
Он был уверен, что постепенно избавится от своего «атавизма».
У собаки Клора было имя. Но об этом никто не знал. Даже его родители.
* * *
15 километров
Вместо того чтобы «наблюдать и классифицировать угрозу» Клор прикидывал маршрут буро-багряной тучи. Просчитался – она вышла не на приозерный лес, а на горное селение у восьмого наблюдательного пункта.
Клор выругался и ударил кулаками по столу. Кофейная чашка тихонько дзинькнула.
В этих пятнадцати домах горного селения жили самые неспешные и незлобивые из всех его «подопечных». За исключением одного человека, пришедшего сюда месяц назад. Невысокий чернобородый мужчина поселился в доме женщины, которая, как понял Клор, вдовствовала.
Ни самой женщине, ни её сыну лучше от этого не стало – мужчина регулярно колотил обоих. А Клор ругался, вставал из-за стола, нарезал круги по отсеку и потом сосредоточенно избивал грушу в спортзале. Он был уверен, что чернобородый непременно «потерял» бы мальчишку в лесу или у горной речки, если бы тот был помладше.
– Пятый и седьмой классифицировали угрозу, – заявил голос профессора из сотоклипсы, и Клор дернулся. – Очень хорошо. Остальные – подтягивайтесь.
Клор потряс головой и вывел на большие мониторы результаты поиска – длинные перечни энциклопедий, справочников, отчетов. На маленьких мониторах бегали люди, спешили к своим домам. Буро-багряная туча неслась прямо на деревушку.
Сын вдовы выскочил из-за дальнего изгиба тропы, побежал к дому, бросив по дороге кузовок с малиной. Ягоды плеснули красным, буро-багряное надвигалось сверху.
Клор смотрел на монитор, его руки с растопыренными пальцами зависли над сенсотурой.
Если жители чувствуют приближение насекомых – почему бы им не делать этого раньше? Еще одна-две минуты – и не было бы никаких жертв. Что заложено в этом предчувствии, в этом временном промежутке?
Навстречу мальчишке выбежала мать. Схватила сына за плечи, потащила к дому. Он тут же обвис и вцепился в платье у нее на спине.
В дверях появился чернобородый мужчина, закричал что-то женщине в лицо. Схватил ее за руку и потянул, стал отрывать уцепившегося мальчишку, выталкивать его за порог.
– Я убью этого урода, – вдруг сказал Клор и не узнал своего голоса. – Я приду и забью его насмерть кофеварочной панелью.
Буро-багряная туча была уже почти над домом. Мальчишка, очнувшись, разжал пальцы, выпуская материно платье, увернулся от отчима и бросился в дом. Лицо чернобородого исказилось, и Клору показалось, что он слышит басовитый яростный рык. Мужчина втащил в дом женщину и потянул на себя дверь.
И тут же вылетел из нее, словно лосось из воды. Клор увидел его рот, раскрытый в вопле, и бледное женское лицо со сжатыми губами. Мгновение она смотрела на чернобородого, а потом захлопнула дверь.
Клор успел отметить, что «ковровая дорожка», ринувшаяся вниз, стала короче. Потом буро-багряное покрывало обняло человеческое тело, и вместе они рухнули на порог.
Куда делись другие насекомые? Будет вторая волна?
* * *
9 километров
Мелкие мухи, выкусывающие частички кожи. Гигантские стайные клеще-пиявки, которые вначале обескровливают, а потом обгладывают тело. А, вот она, плотоядная стайная саранча!.. нет, не подходит – питается падалью…
Жизнь старика и его собак была размеренной и скучной. Но когда Клор наблюдал за этой троицей, на него снисходило удивительное умиротворение. А самое главное – из их быта он узнал много полезного, что могло пригодиться колонистам, если бы они прибыли сюда для поселения.
Может, у Клора не вполне еще получалось относиться к аборигенам как к явлению, но работать с информацией он умел.
Наблюдатель прищурился на монитор, хотя все было видно прекрасно. Насекомых стало еще меньше.
А седой старикан с добрыми глазами сидел на пороге своего жилища и улыбался. Большие, коричневые от загара руки лежали на спинах собак, артритные пальцы перебирали густую пепельную шерсть. Все трое спокойно смотрели на буро-багряную смерть, которая летела к их бревенчатому дому. Открытая дверь была прямо за их спинами, но они не обернулись. Старик щурился и улыбался солнцу. Собакам было жарко, они часто дышали, высунув языки и тоже, казалось, улыбались.
Буро-багряные покрывала обнимали три тела несколько минут, а потом рассыпались по траве.
* * *
Клор сидел, упершись лбом в ладони, и тупо смотрел в полупустую чашку. Почему старик и собаки не ушли в дом? На этой планете нет более приятных способов покончить с собой?
– Первый, второй и десятый классифицировали угрозу и подготовили описания-протоколы. Жду докладных. Пятый и седьмой задание завершили. Остальные – подтягивайтесь.
Клор сердито отодвинул чашку.
Убрал из выдачи общие энтомологические справочники, вывел результаты локальной базы. Долго листал страницы, постукивая по сенсотуре, потом раздражённо махнул на боковые мониторы, и те погасли. Плевать, куда полетят насекомые дальше. В конце-то концов!
Муравьи, которые вбуравливаются под кожу. Стрекозы, объедающие уши. Чего только не находили наблюдатели на планетах, потенциально пригодных для колонизации. Даже тлю, которая питается ногтевыми пластинами.
Ага. Шевеля губами, Клор дважды перечитал полторы страницы из отчета наблюдательницы, изучавшей теплую планету в пяти световых годах отсюда. Потом снова включил боковые мониторы, улегся на стол животом, опрокинув чашку. Черная лужица кофе растеклась по столешнице.
Продолжая шевелить губами, Клор рассматривал картинку с тех мест, где пролетали насекомые. Останки оленей, собак и старика лежали там, где их настигла смерть. В рыбацкой деревушке и горном селении складывали погребальные костры.
В селении – спокойно, деловито. Никто не делал вид, что так уж расстроен смертью чернобородого, хотя лица у людей были приличествующие случаю, скорбные – но Клор ясно видел, что это лишь вежливая мина. Женщина и ее сын держались за руки, и взгляды у них были виновато-счастливыми.
По рыбацкой деревушке разлилось горе, искреннее и всеохватывающее. Клора раздражали горестные лица людей, которые закрылись в своих домах, не попытавшись спасти опоздавших.
Пусть это было невозможно. Пусть рыбаки это знали. Но…
А собственно, что – «но»?
Задумчиво покусывая губу, Клор смотрел на троих осиротевших детей, которые с отчаянно-гневными всхлипами колотили пятками по песку. Наблюдатель кивнул, откинулся в кресле. Прищурившись, наблюдал, как вновь поредевшая буро-багряная туча пикирует на корову, что пасется на выгоне за деревенькой у поста номер девять, в четырех километрах отсюда.
Корова принадлежала румяной полной бабе, которая наверняка сейчас рыдает в избе над судьбой своей кормилицы. Но животное, подвернувшееся на пути насекомым, невольно спасло жителей деревни. Успели добраться до своих домов все селяне, включая древнюю сварливую бабу, гревшую кости на лавке у забора, и пятерых детей, которые плескались в прудике у другого конца деревни.
