Ничья

Авель был единственным мужчиной в городе, к которому Сивилла относилась с искренней симпатией. Она даже пыталась заставить себя влюбиться в него, но попытка заведомо была обречена на неудачу. Он обладал незаурядными способностями, имел привлекательную внешность, у него был мягкий характер, при этом его нельзя было назвать тюфяком, но всё же не было в нём чего-то важного, не было той энергии, того огня, той мужской воли, которая нравилась Сивилле, которая заставила бы её сердце учащённо биться. Конечно, он и не мечтал о том, что Сивилла обратит на него внимание, а тем более осчастливит своим согласием выйти за него замуж. Даже после того как она дала согласие, Авель, будучи умным человеком, точно определил её отношение к себе. И ей это понравилось. Сивилла давно знала, что он любит её, причём понимала, что у него истинные, глубокие чувства, в отличие от тех прочих, которые сватались к ней и, может, даже были влюблены в неё, но которые, как ей казалось, не были способны на настоящие чувства. Она со свойственным ей чутьём распознала любовь в глазах Авеля, хотя, надо признать, он чаще отводил взгляд, когда они встречались глазами.

Однажды (это было в театре) Сивилла перед зеркалом поправляла волосы и вдруг увидела его отражение через другое зеркало на соседней колонне. Авель стоял в нескольких шагах и смотрел на неё с детским восторгом, забыв обо всё на свете: о том, что она может заметить его, что он должен непременно скрывать от неё свои чувства. Он почему-то считал, что у него нет и не может быть никаких шансов завоевать расположение такой красавицы, такой умницы, а мечтать о взаимности просто глупо. Если бы он на миг повернул голову и взглянул в зеркало, то увидел бы, что Сивилла за ним наблюдает. Но он настолько увлёкся счастливой возможностью смотреть на неё, когда она этого, как ему казалось, не замечает, что не мог оторвать глаз от неё. Сивилла улыбнулась и повернула голову в его сторону, и тут он вдруг понял, что она за ним наблюдала в зеркале. Авель покраснел, сконфуженно отвёл глаза и быстро удалился.

Самсон вывел растерянного брата на улицу и, подталкивая, проводил до дома Сивиллы. Перед дверью Авель остановился и вновь обратился к брату:

– Нет. Самсон, я не могу, пойми, это нелепо… Видимо, вышло недоразумение. Ты наверняка неправильно её понял, а я не хочу быть посмешищем…

Но тут дверь открылась и появилась Сивилла:

– Авель, пожалуйста, заходи, – пригласила она и, обращаясь к Самсону, который уже готов был войти вместе с братом, сказала, – а ты уходи или, если хочешь, подожди. Ты нам не нужен.

Самсон покорно кивнул и стал ждать. Она проводила Авеля в гостиную, посадила на диван:

– Садись. Хочешь кофе? У меня есть вкусное печенье.

Не дожидаясь ответа, Сивилла вышла из гостиной и через несколько минут вернулась с подносом. Перенесла с подноса на столик вазу с печеньем, поставила перед Авелем чашку кофе, взяла свою чашку в руки и села в кресло напротив.

– Попробуй, – предложила она, улыбаясь, – заодно оценишь моё умение варить кофе.

Он смотрел на неё горячим взглядом, не отрываясь, молча. Неожиданно его стал бить озноб.

– Что с тобой? – забеспокоилась Сивилла, – тебе плохо?

– Нет, сейчас пройдет. Это от волнения, все хорошо, – сказал он, улыбаясь, но озноб не прекращался.

– Да ты весь дрожишь! – она села с ним рядом. – Ну что ты? Успокойся, – Сивилла нежно провела рукой по его щеке и сказала: – Ты сделаешь мне предложение?

– Я тебя очень люблю.

– Знаю, но предложение ты пока не сделал.

– Сивилла, выходи за меня замуж.

– Согласна, – ответила она совершенно спокойно и спросила с улыбкой: – Ты удивлён?

– Я это понял, как только вошёл сюда.

– Почему ты не спросишь, люблю ли я тебя?

– Ты ко мне хорошо относишься и… может быть, полюбишь.

Сивилла смотрела на него с удивлением и нежностью:

– Надо же! У тебя действительно самые лучшие мозги.

В тот же день, когда Сивилла дала Авелю согласие выйти за него замуж, Самсон постарался, чтобы весть дошла до жителей города. Это не требовало особых усилий, достаточно было сказать об этом одному человеку, и не важно кому.

Да, Сивилла испытывала к Авелю искреннюю симпатию, но не более того. И чтобы понять, почему её выбор пал на него, необходим небольшой экскурс в историю города, в котором она родилась и выросла.

Город, имеющий трёхсотлетнюю историю, был основан неким опальным графом по прозвищу Светлый. Граф возвёл его на земле, доставшейся ему в наследство от отца, которому она была отдана во владение высочайшим повелением за заслуги перед отечеством. Вначале, до появления собственно города, который впоследствии был назван в честь самого графа, им была построена крепость на вершине самого высокого холма. С востока крепость выглядела неприступной, эта сторона холма была скалистой и крутой, здесь вершина резко обрывалась вниз. Именно с этой стороны открывался великолепный вид на распростёртую внизу живописную долину, где текла река. Вода была чистой, но настолько тёмной, что дно реки не просматривалось, несмотря на небольшую глубину. Реку так и назвали – Тёмная. Вдоль неё граф построил дорогу, которая, дойдя до северного основания холма, поворачивала на запад и уже с пологой его стороны размашистой петлёй приводила в крепость.

Граф походил на крупного викинга, обладал недюжинной мужской силой, могучим аппетитом и крепким здоровьем, позволившим ему дожить до семидесяти трёх лет. В те времена такой долгожитель являлся редким исключением. Он унаследовал от своих предков светлые волосы, за что и получил своё прозвище, а также неуёмную сексуальную энергию и родовой деспотизм. Со своими людьми он не церемонился, за малейшую провинность жестоко наказывал, а за непослушание мог и казнить.

Когда в крепости стало тесно, он распорядился начать строительство города. Оно шло быстрыми темпами под неусыпным оком самого графа. Его приказы должны были выполняться неукоснительно. Нерасторопных и провинившихся он просто сбрасывал в пропасть с самой высокой точки холма. Несчастные не имели ни малейшего шанса выжить: они падали вниз, ударяясь несколько раз о скалы. Но такая процедура наказания со временем графу наскучила, и он велел построить возле крепостной стены небольшой амфитеатр, на сцене которого производилась уже цивилизованная экзекуция с использованием инструментариев предварительных пыток и финальным актом отсечения головы осуждённого. Суда, естественно, никакого не было, граф эту миссию брал на себя. Всё немногочисленное население города обязано было присутствовать при казни.

Граф за свою жизнь издал всего один письменный указ, который мы бы сейчас назвали гражданским кодексом. Впоследствии он лёг в основу негласной традиции города Светлого, которая с определёнными издержками соблюдалась все триста лет его существования. Указ звучал категорично и коротко: Гражданами города могут быть только люди графа Светлого! Вообще к посторонним граф относился с подозрением, они его раздражали. Указ касался лиц мужского пола, притом что об этом в нём ничего не было сказано. Граф распорядился составить список горожан, который пополнялся с каждым новорождённым мальчиком, зачатым либо одним из его людей, либо им самим. Ему и в голову не могло прийти наделять женщин какими-либо правами. Он просто считал их своей собственностью. Граф был женат только однажды. Будучи молодым, он женился на прелестной шестнадцатилетней девушке незнатного происхождения, но с богатым приданым. Бедняжка умерла при родах, оставив ему дочь, которая была, пожалуй, единственным существом на свете, к кому он проявлял некоторое расположение. Жениться второй раз граф считал бессмысленным. Благо он имел в течение долгой жизни бессчётное количество любовниц, которые исправно рожали ему потомство, так что жителей в городе хватало. «Плодитесь и размножайтесь!» – повторял он, уподобляя себя Всевышнему, и сам трудился на этом поприще в поте лица. В списке горожан присутствовала вся его челядь мужского пола, поскольку граф не сильно отличал своих отпрысков от прислуги, тем более что этот половой гигант умудрился обрюхатить почти всех молодых горничных, поварих и прочих девиц. Суть изданного указа заключалась в том, что пришлых мужчин, не числившихся в списке, в городе быть не должно. «Все бабы наши! – громоподобно извергал граф, – если кто чужой на них позарится – голову под топор!» И действительно летели головы у несчастных, лакомых до женских прелестей лазутчиков, безрассудно рисковавших жизнью, проникая в город к своим избранницам. Экзекуция проводилась в торжественной обстановке в городском амфитеатре. Граф не церемонился даже с законными мужьями, которые пытались защитить своих жён от посягательств его ненасытной плоти. Подвергал их за это унизительным наказаниям плетью, но головы в первое время не отрубал. «Вы все мои дети!» – объяснял он мягкость своего решения.

За триста лет существования города нравы, естественно, претерпели изменения, но единственный указ графа Светлого, как было уже упомянуто, негласно и с некоторыми послаблениями соблюдался. Головы сегодня не отрубали, но человек со стороны воспринимался только как гость. Стать горожанином удавалось лишь тем, кого брали в мужья жительницы Светлого. Со временем такие чужаки становились полноценными горожанами и отношение к ним со стороны сограждан ничем не отличалось от отношения к аборигенам. Но как только речь заходила о традициях, чванливые потомки графа не упускали случая козырнуть своим происхождением. Книга горожан мужского пола велась аккуратно, и те, кто в неё попадал, приобретали статус потомка графа Светлого. Первая такая книга, сохранившаяся ещё со времён самого графа, была выставлена в музее города на территории старой крепости.

Женщина традиционно не получала этого статуса и, выйдя замуж за человека, не обладавшего им, чувствовала себя несколько ущемлённой, поскольку рождённый ею мальчик тоже не имел статуса. Меж тем мужчина мог жениться на ком угодно и даже уехать из города, сохранив за собой и за своими сыновьями статус потомка графа Светлого. И не удивительно, что в городе Светлом весьма поощрялись браки между горожанами. Всё это, конечно, попахивало мужским шовинизмом, и дискриминация по отношению к женскому населению города касательно пресловутого статуса, несомненно, была вопиющей. Но поскольку статус ничего, собственно, не давал, кроме горделивого осознания своей генетической связи со знаменитым пращуром, возглавляющим родовое древо горожан, женщины, как существа практичные, активного протеста не выражали. Лишь иногда кто-то из представительниц прекрасного пола мог высказаться в том смысле, что пора уже распрощаться с атавизмом и перестать вести книгу потомков графа-самодура. Мужчины, как и следовало ожидать, категорически с этим не соглашались и в душе считали, что прав был граф, который знал, кого вносить в список своих потомков.

Но однажды произошёл беспрецедентный случай, взбудораживший всех жителей Светлого. Молодая женщина приставила к дверям мэрии протестный плакат, назвав его меморандумом, на котором, не стесняясь в выражениях, изложила всё, что думает о «плебейской традиции узколобого графа». По ходу она обвинила руководителей города в «дремучем консерватизме и мужском шовинизме», обласкав их крепкими словцами. Недели две народ обсуждал не столько сенсационное событие, сколько саму персону, осмелившуюся на такой демарш, не задумываясь над затронутой ею проблемой. Мужчины неожиданно стали проявлять к ней интерес и провожать её взглядами. Некоторые даже прозрели, оценивая внешние данные автора плаката, и уже послышались реплики типа: «А ножки у неё вообще-то ничего!» Большинство женщин решило, что скандалистка именно этого и добивалась – какие ещё цели могла преследовать незамужняя и внешне неинтересная баба? Но были и такие, которые поддержали смелую женщину, высказали ей благодарность и даже подписались под текстом плаката, выражая свою солидарность. Справедливости ради надо признать, что последних оказалось не много. В целом горожане были убеждены, что надо бережно относиться к своей истории, корням и считали почётным долгом поддерживать древнюю традицию основателя города. Таких взглядов придерживались и родители Сивиллы.

Отец её умер относительно молодым. Главный архитектор Светлого, он был одним из самых уважаемых людей в городе. По его проекту и исключительно благодаря его усилиям был воплощен архитектурный ансамбль на центральной площади города, обновлены многие улицы, восстановлена старая крепость. Однако он успел реализовать лишь часть своих планов, скоропостижно скончавшись от инсульта в сорок девять лет. Хоронили его с большими почестями, скорбели все жители Светлого.

Преданность своему городу Сивилла унаследовала от отца, который вложил в строительство Светлого душу и талант. Он привил дочке интерес не только к истории города, но и к архитектуре. Сивилла не так давно окончила университет, получила хорошее образование в этой области и твёрдо решила довести до конца незавершенные проекты отца. Она знала, что никуда не уедет из Светлого. Слишком глубоко и основательно была в ней заложена неразрывная связь с городом. К тому же она чувствовала особое отношение к себе со стороны горожан, как к дочери всеми уважаемого человека. Конечно, если бы она оставила Светлый, например, вышла бы замуж и уехала, никто бы её не упрекнул, скорее люди выразили бы сожаление. Но такой поворот в своей жизни Сивилла исключала, она усматривала в этом предательство, причём даже не по отношению к памяти отца, а к самой себе.

Она видела свою судьбу, и не зря её назвали Сивиллой. Когда её из роддома привезли домой, собралась родня. Дед посмотрел на новорождённую и сказал: «Надеюсь увидеть её сыновей». В этот момент девочка чихнула, и дед глубокомысленно изрёк: «Этот чих – пророческий!» Новорождённую назвали Сивиллой. Когда девочке исполнилось восемь лет, ей рассказали эту историю. Она подошла к деду и заявила:

– Я исполню твоё желание.

– Знаю, – улыбнулся он, – ты мне уже обещала.

…Итак, когда Сивилла говорила механику о необходимости вывезти оставленную в лесу машину, подошли братья Авель и Самсон.

– Сивилла, я звонил, ты не слышала? – начал Авель.

– Были перебои в связи… – она не договорила, – познакомься, это наш гость Александр, а это мой жених Авель.

– Очень приятно, – улыбнулся Авель, протягивая руку.

Александр, несколько обескураженный услышанным, пожал протянутую руку и немного опоздал с ответом «мне тоже», глядя на Авеля с немым вопросом – почему жених? Ах, да, вдруг вспомнил Александр, ведь несколько часов назад он сам завёл с Сивиллой разговор о её «женихах». Правда, он говорил с юмором, но из этого отнюдь не следовало, что она обязана была в ответ шутить. Ещё тогда ему показалось, что не зря на один из его вопросов о них она ответила «ты угадал». Но почему-то живое воплощение жениха, внезапно возникшее перед Александром, стало для него неожиданностью и даже привело в некоторое замешательство. В эти секунды в голове его мелькнула мысль, которую смело можно назвать отрезвляющей.

«А что же ты думал? – мелькнула у Александра отрезвляющая мысль, – чтобы у такой красавицы не было жениха? Нет, интересно, на что ты рассчитывал? И потом, кто ты такой, чтобы вообще интересоваться ею? Разумеется, у неё есть жених! А у тебя, нелишне будет напомнить, есть жена и дочь! Вспомнил, нет? Ах ты, двуличный, похотливый кобель! Ты хочешь Сивиллу, жаждешь переспать с ней! А как же жена? Милая, нежная, любящая! Как ты её называешь? Да, солнышко, ты её именно так называешь. А в постели? Какие нежные слова ей шепчешь? Пропустим. Может, ты влюбился? Ну конечно влюбился, кто бы сомневался! Это ведь для многих мужских особей самое настоящее оправдание, чтобы бросить семью. И совесть у них чиста при этом, если, конечно, она наличествует. Хорошо, допустим, только допустим, что ты добьёшься желаемого, и Сивилла будет твоей. Что тогда? Она не похожа на женщину, с которой можно разок порезвиться и забыть. Да на такую ты не обратил бы внимания. Тебе нужна Сивилла. Надеюсь, помнишь её слова «если возьмусь за тебя, то уже не отпущу, знай, заворожу». Что ты об этом думаешь? Готов бросить своё солнышко? Оставить любимую доченьку, которая ждёт не дождётся, чтобы показать папе приготовленный для него сюрприз? Говоришь, дочку никогда не оставишь? Ну, это ты сейчас так думаешь. Хорошо, хорошо, не кипятись, не оставишь! А сама дочка как поступит? Она же вырастет, станет тинейджером. А знаешь, как они ведут себя с отцами, которые бросили их матерей? Вот именно, режут правду матку и смачно посылают таких биологических отцов по известному адресу. И тебе не избежать подобной участи, это уж совершенно определённо. Что? Ах, ты, оказывается, всё прекрасно понимаешь и семью свою не бросишь? И Сивилле, говоришь, ты не очень-то нужен? Вот как? Что ж, похоже, ты протрезвел после появления Авеля. Да… вот ещё что… этот эпизод в машине… гм, знаешь, забудь про него, мало ли что может случиться с эмоциональной женщиной в минуту слабости. Но ты ведь сильный мужчина, не так ли?»

Сивилла сознательно не представила Самсона Александру, чтобы избежать рукопожатия. Хотя Александр мужчина не слабый, но этот циклоп, как она за глаза называла Самсона, мог невольно раздробить любую руку.

Она стала быстро рассказывать Авелю о произошедших в пути злоключениях:

– Александр ехал за мной к заправке, как вдруг налетел ураган, страшный, деревья в лесу валил, сносил крыши коттеджей, каким-то чудом нас не угробил! У машины Александра оторвало бампер свалившимся деревом. Ливень был жуткий, вода поднялась выше колес, потоки чуть не унесли его машину. Она так и осталась там, в лесу, увязла в грязи. Если б не он, я бы умерла со страху. Я уже собиралась звать вас на помощь… Хорошо, что удалось выбраться из леса. Александр молодец! Прорубил дорогу сквозь сваленные деревья. Если б не он…

Сивилла улыбнулась, глядя на Александра, затем обратилась к механику:

– Надо завтра вывезти его машину сюда.

– Сделаем, – ответил механик и попросил у гостя ключи.

После того как Александр их отдал, к нему обратился Авель:

– Выходит, вас познакомила стихия?

– Пожалуй, да.

– Спасибо вам большое, – Авель ещё раз протянул руку, – слава богу, вы оказались рядом и помогли Сивилле в тревожные минуты.

Александр пожал руку и тоже улыбнулся (открытый взгляд Авеля располагал) и сказал:

– Я, собственно, ничего особенного не сделал. Только вот машину мою надо бы завтра… нужен тягач… – Александр искал глазами Сивиллу, которая стояла поодаль и говорила по телефону.

– Да, конечно, не беспокойтесь, пожалуйста. Он человек ответственный, – уверял его Авель, полагая, что Александр ищет глазами механика, который успел удалиться, – он всё сделает.

– Да, да, не тревожься, – вмешался Друг, – он задачу понял. А ты герой, оказывается. Сивиллу нашу, можно сказать, от стихии спас. Это тебе зачтётся, не сомневайся.

Всё это время Самсон стоял как изваяние и с каменным лицом изучал Александра. Похоже, он унаследовал от своего пращура подозрительное отношение к посторонним. Александр несколько раз бросал в его сторону взгляд из чистого любопытства – не часто приходится видеть человека таких размеров. Подошла Сивилла. Она улыбалась:

– Пошли, Александр, познакомишься с хозяином.

– Это кто?

– Директор гостиницы, колоритная фигура, я сейчас с ним говорила.

И она повела Александра в гостиницу.

– У вас, похоже, все – колоритные фигуры, – улыбнулся он, – кто этот гигант с кулачищами?

– Этот циклоп – брат Авеля. Странно, правда?

– Авель… значит… твой жених? – Александру хотелось понять отношение Сивиллы к жениху. Эпизод в машине не выходил у него из головы, он до сих пор ощущал дурманящий запах этой девушки.

– Да, он тебе не понравился?

– Наоборот, он произвёл на меня приятное впечатление.

– Это хорошо, – сказала Сивилла и поспешила поменять тему: – Тебя обслужат достойно.

Они вошли в гостиничный холл с мраморными колоннами, мозаичным полом, дорогой мебелью и прочими признаками комфортабельного современного отеля. Посередине холла в ожидании стоял невысокого роста полный мужчина с пышными усами и белёсыми бакенбардами. На нём плотно сидел светлый костюм, сливающийся с белой рубашкой и светлым галстуком, и от этого он выглядел почти круглым.

– Ещё раз добрый вечер, хозяин! – с улыбкой приветствовала его Сивилла.

– Привет, Сивилла, – произнёс он скороговоркой и протянул руку Александру: – Привет, дорогой, выпить чего-нибудь хочешь?

– Выпить? – повторил Александр, – вообще-то поздно…

– Тогда держи ключ, – и хозяин передал ему пластиковую карту, – третий этаж, номер триста пятый.

Поблагодарив, Александр вынул бумажник с намерением оплатить, но вдруг услышал:

– Не суетись, это потом.

Хозяин, несмотря на свой грозный вид и фамильярное обращение, располагал к себе. Он производил впечатление добродушного человека, как и многие полные люди. Почему-то возникало ощущение, что он постоянно улыбается, невзирая на то, что ни один мускул на его лице не шевелился. Ему каким-то образом удавалось делать это глазами.

– Всё будет отлично! – пообещал он Сивилле.

– Спасибо, – ответила она и перевела взгляд на Александра, – ладно, отдыхай, завтра увидимся, спокойной ночи!

– Спокойной ночи!

– Когда завтракать будешь? – спросил хозяин после того, как Сивилла ушла.

– Где-нибудь в десять.

– Хорошо, отдыхай.

Александр направился к лифту, нажал кнопку вызова и вдруг сзади услышал:

– Ты что, спать собрался?

К нему, улыбаясь, приближался Друг.

– Да, собираюсь.

– Ну ты даешь! Сегодня же пятница, вернее, уже суббота, а что может быть лучше ночи с пятницы на субботу в городе Светлом?! Пошли, познакомишься кое с кем, выпьешь, посмотришь, как у нас народ гуляет, поучаствуешь. Пойдём!

– Правильно рассуждает, – одобрительно кивнул хозяин.

Предложение прогуляться по ночному городу Александру понравилось:

– Спасибо за приглашение, куда пойдём?

– Найдем куда, пошли.

Они вышли на центральную площадь. Лёгкий ветерок, обдав Александра приятной ночной прохладой, окончательно развеял сон, который уже подступал к нему, когда он шёл к лифту, настроившись принять душ и лечь в свежую постель. Друг предложил сначала зайти в ближайшее кафе, где он оставил большую компанию коллег-актеров из драматического театра.

Он стал знакомить с ними гостя, представив его героем-спасителем Сивиллы. Александр, смутившись, оборвал его пафосную речь коротким замечанием, что героизма никакого не было. Но живой интерес к нему почему-то не иссякал, и вопросы относительно обстоятельств его знакомства с Сивиллой не заставили себя ждать. Александру пришлось бегло рассказать об урагане и о том, как он попал в их город. Видя, что тема гостю явно не по душе, Друг сообщил, что им пора уходить, поскольку в планах – посещение ночного клуба. Попрощавшись со всей компанией, они вышли на площадь и прошлись вокруг фонтана. Друг стал говорить об архитектурных достоинствах ансамбля, упомянув, что автором уникального, как он выразился, проекта является отец Сивиллы. Затем они свернули на центральную улицу и, миновав пару летних кафе, подошли к зданию, на двери которого было крупно написано «Ты не ошибся!» Их встретил молодой улыбчивый парень в майке с такой же надписью:

– Вам повезло, остался последний свободный столик.

Пройдя по коридору, парень вывел их в зал и проводил к столику, сервированному на двоих. На нём были бутерброды, фрукты, бутылка красного вина и вода. Зал оказался полон народу и, похоже, народ этот был уже хорошо разогрет. На крохотной сцене выступал мужчина, фонтанируя остротами, от чего публика периодически взрывалась хохотом и аплодисментами. Александру, в отличие от Друга, который живо реагировал на шутки ведущего, остроты не показались слишком уж удачными. Другу приходилось их расшифровывать, так как они были привязаны к известным в городе событиям и разным нюансам местной жизни. В следующий свой выход ведущий заметил, что Александр – единственный в зале человек, кто вяло реагирует на его реплики, и быстро подошел к нему с микрофоном:

– Если не ошибаюсь, вы впервые в нашем клубе?

– Да, – ответил Александр.

Выяснив, что гость из столицы, ведущий произнёс в микрофон:

– Давайте поприветствуем столичного гостя! – Раздались аплодисменты. – И попросим его помочь нам установить истинное соответствие присутствующих в зале мужчин и женщин.

Разогретая публика ещё раз громко зааплодировала, ещё не зная, что затеял ведущий. Правда, сразу из разных мест прозвучал один и тот же вопрос:

– Что означает истинное соответствие?

– Скоро узнаете, господа, терпение!

– Что я должен делать? – забеспокоился Александр.

– Поверьте, ничего сложного. Главное – вы тоже, наконец, будете смеяться, – ответил ведущий и, достав из кармана черный платок, завязал им Александру глаза, затем проводил его на сцену и повернул спиной к залу.