Немой набат. 2018-2020

Впрочем, для ускорения кадровых решений у Путина были и другие резоны. Смена правительства шла рука об руку с поправкой к Конституции, давшей ему право баллотироваться на президентских выборах 2024 года. Между тем опаснейшим ухабом на историческом пути России был именно нервный проект «Преемник», сопровождающий смену кремлёвского лидера. Ельцин искал сменщика интуитивно, наугад, по подсказке окруживших его «энергичных людей», вроде Чубайса, которые крупно просчитались: преемник не позволил и дальше транжирить Россию, хотя личную безопасность своему предшественнику и его присным обеспечил сполна. Путин в 2008 году изловчил хитроумную схему тандема, позволившую ему вернуться в Кремль. В 2024 году, учитывая болезненный опыт медведевской пересменки, он предпочёл не рисковать и остаться у власти через самопреемство. «Рукопашная» с пандемией – онлайн, на телеэкранах, в прямом эфире, у всех на виду – стала идеальным поводом для усердного воспевания лидера, причём с повышенной дозой восхвалений. Символы и знаки эпохи расставили в нужном порядке.

Но в эту политическую комбинацию был вплетён фактор, выпадающий из стандартной схемы. Конституция позволяла решить вопрос о самопреемстве на кремлёвской кухне, в кругу дрессированной правящей стаи. Однако Путин выдвинул условие, усложнившее задачу, – обнуление прежних президентских сроков необходимо одобрить всенародным голосованием.

Зачем? Процедурная легитимность по Конституции соблюдена идеально. В то же время плебисцит, которого добивается Путин, юридически ничтожен.

Почему же, почему помимо дежурных законодательных норм центроверху понадобилось задействовать политическую волю народа?

Именно этот вопрос потаённо, неизречённо расколол сознание общества.

Копеечный люд, обездоленные, задавленные нуждой, прижатые вирусной невзгодой к нижней планке выживания на окраине бытия, потерпевшие и безгласные, ставя рекорды безропотности, не раздумывали над глубинными смыслами верховных замыслов, пережидая тягучие дни эпидемии в социальном упадке.

Не вдавался в тяжкие раздумья о долгосрочных планах власти и взъерошенный, бешено мчащийся, словно белка в колесе, средний класс, по которому карантин ударил с особой жестокостью, не только подорвав текущие доходы, но и загнав в мозги, словно иголки под ногти, мучительный свербящий вопрос: что дальше? Полные штаны счастья от саннадзорных послаблений не могли снять главную проблему: удастся ли сохранить бизнес после пандемии? Эти чернорабочие рынка, до безрассудства поглощённые заботами дня, барахтались в водоворотах жизни – «главные нервы» ещё впереди, в туманном завтра! – мечтая сохранить своё место в России грядущих дней.

Как ни странно, эта же тревога, хотя совершенно иного смысла и свойства, снедала тех, кто жил кучеряво, кого ковид затронул вскользь, для кого карантин стал лишь досадным неудобством, слегка осложнившим зарубежные полёты на бизнес-джетах, кто играл на бильярде шарами из мамонтовой кости. Эти изощрённые в интригах дяденьки и тётеньки с пряником во рту и «мульонами зеленью», вечно снующие возле больших денег, угадывали за решением Путина опереться на главный политический ресурс – голосование, некий нераспознанный сценарий, грозящий обнулить влияние олигархических групп и кланов, оттеснить на обочину политики сплочённую клику «переустроителей России», задававшую тон с девяностых годов.

Искушённым во властных изысках царедворцам становилось ясно: «кривляние с поправками» сигнализирует, что в России вместо привычных, набивших оскомину пересудов о скором пришествии эпохи перемен настаёт настоящая «ньюхистори», начинается истинная смена вех, причём с каскадным эффектом. За риторическими фасадами антивирусной мобилизации Путин, перефразируя Плеханова, принялся молоть муку для будущих пирогов с новой начинкой. Фон российской жизни, модель власти, политические повадки, стиль общения с народом да и сам Путин неуловимо менялись. Зависший в точке наивысшего маха маятник русского либерализма, принижавшего роль государства, словно держал паузу перед тем, как пойти в обратную сторону.

Разномастная привластная элита не могла с равнодушной зевотой, сводящей челюсти, взирать на то, как Путин подбирается к золотому запасу русского консерватизма, чтобы пустить его на возрождение страны. Настроения власти менялись. И те, кто рисковал быть изгнанным из круга избранных, использовали вязкую пандемическую паузу для напряжённого осмысления своей завтрашней роли. Уход в молчание был отвергнут. Светский террариум зашевелился, групповые интересы топ-тусовочного сообщества возобладали над текущими разногласиями. В домашних уютах, на загородных виллах, на прогулочных речных комфортах, независимо друг от друга, приватно, по-приятельски созывались на узкие рандеву люди, чьи интересы могла затронуть новая повестка дня, кое для кого не исключавшая опалу. По их разумению, после всенародного «ДА» обнулению путинских сроков перемены в стране станут неизбежны и обернутся для них историческим вызовом. Но этим людям не нужны были ни революции, ни эволюции – пусть бы всё оставалось как есть. Остряки шутили на злободневную тему: старая холера лучше новой заразы. Мастера блефа, они были крайне озабочены предстоящим переустройством собственных судеб, опасаясь блокирующих позиций Кремля.

Их братаны на вершинах власти зашатались. У некоторых настроения были паническими.

Как и в первый раз, бездисковый телефон связи с Председателем Правления ожил в кабинете Хитрука неожиданно. Счета по компроматным фейкам шли через Сташевского; когда вопрос был закрыт, Валерий Витальевич позвонил и кратко спасибствовал, сухим тоном дав понять, что общаться им теперь незачем.

И вдруг прежнее:

– Борис Семёнович, если вы располагаете временем, через пять минут жду вас в переговорной.

Похоже, внезапность была важным элементом его тактики.

Они снова расположились в угловых креслах и неожиданно для Хитрука, к его вящему удивлению, которое сразу отозвалось настороженностью, Валерий Витальевич начал расслабленно, можно сказать, по-дружески.

– Во-первых, уважаемый Борис Семёнович, ещё раз спасибо, что пособили в деликатном дельце. Восхищён мастерством, с каким был исполнен этот медийный кашель, а особо ценю отсутствие утечки о моей заинтересованности в публикациях. Полнойотдачи замысел не дал, да и не мог дать, однако частично удался – последовал лёгкий шторм негодования, и он уже сказывается. Но, как известно, аппетит приходит во время еды, теперь ясно, что надлежит держать ухо востро, избегать как чрезмерного пафоса, так и всевозможных увещеваний. Я с вами был предельно откровенен, не сомневаюсь, вы поняли мои устремления. Это и позволяет продолжить наши общения в том же духе. – Угадав, что с губ Хитрука вот-вот сорвётся какая-то ремарка, упреждающе сделал стоп-жест ладонью. – Нет-нет, на сей раз никаких прыжков с батута на Луну или попыток углубиться ниже дна. Понимаете ли, Борис Семёнович, события развиваются стремительно, на этой почве – кстати, не уверен, что она так уж благодатна, – вызревает потребность в мозговом штурме по важнейшей, базовой теме. Касаться её сути сейчас не имеет смысла. Стратегическая дерзость! Нужны подробные пояснения. В данный момент я хочу обсудить с вами форму такого мозгового штурма.

Многоопытный службист, Хитрук привык мыслить конкретно, и упоминание о загадочной «стратегической дерзости» его изрядно смутило. От него пахнуло смрадом новых «прогрессивных ценностей», а сегодня они – не комильфо. Вдобавок, устыдившись своего недопонимания, он поплыл от «формы мозгового штурма». Что ещё за «мозговой штурм»? Шарада! Но поскольку именно этот вопрос предлагался к обсуждению, нейтрально вставил:

– Под формой вы подразумеваете… Валерий Витальевич откинулся в кресле.

– Это два раздельных вопроса. Первый относительно… – Поднял указательный палец, нажал голосом. – Относительно простой. Кого привлечь для глубокого осмысления темы? Мне на красной дорожке видится такой состав: я, Сташевский, мой давний приятель, крайне заинтересованный в данной проблеме, вы, уважаемый Борис Семёнович, и некто пятый, кого вы сочтёте возможным пригласить. Я вам доверяю.

С каждым словом разговор становился круче и загадочнее. Вдруг выяснилось, что деятель среднего кремлёвского ранга Хитрук включён в некую топ-группу, которую возглавляет Председатель правления крупнейшего банка, чтобы обмозговать тему государственного масштаба. Это в корне меняло ситуацию, и опыт изощрённого служаки подсказал Борису Семёновичу, что он должен вести диалог на равных.

– Валерий Витальевич, не предполагая о теме мозгового штурма, затруднительно подыскивать партнёра.

– Специальных познаний не требуется. Это должен быть человек, мысленно погруженный в перипетии текущей политики, памятливый, гибкого и нетривиального ума. И, как говаривал небезызвестный сатирик позапрошлого столетия, умеющий умственным напряжением не расстраивать своё пищеварение. Почему я пригласил вас? Знаю, сколь статусно вы внедрены в номенклатурную среду, сколь широк круг ваших интересов, знакомств. И человек, вами рекомендованный, мышлением будет отличаться от расчётливых буквалистов, вроде меня, что и требуется. Кстати, не думаю о ком-то из ваших коллег. Разнообразие, друг мой! Искомое таится на перекрёстках взглядов и менталитетов. Но, разумеется, без экстремистов и экстремалов… Да, ещё одно «кстати» для уяснения замысла: речь ни в коем разе не идёт о создании каких-то структур, составлении неких документов, о дрязгах общественного свойства. Мозговой штурм в чистом виде! Опережающее мышление! Взгляд за пределы текущего дня. Стратегические подходы во имя стратегических выгод.

Валерий Витальевич всё более увлекался, речь его, обычно размеренная, степенная, ускорилась. Он поднялся с кресла, расхаживал по просторной комнате.

– Второй вопрос, уважаемый Борис Семёнович, представляется мне более сложным. Где, в какой обстановке вести мозговой штурм, чтобы он помог неформально, по-крупному осмыслить проблему?

Хитрук удивлённо поднял брови, указал рукой на длинный светло-лакированный переговорный стол:

– Разве не здесь? Полная гарантия конфиденции.

Председатель негромко усмехнулся, снова устроился в угловом кресле.

– А вот представьте. В десять утра у вас совещание в АП. К часу или двум вы прибываете сюда. А на шесть у вас назначена встреча с партнёром. Обычный, рядовой день делового человека, будничная заурядность. О каком свободном полёте мысли, без чего невозможен мозговой штурм, можно говорить при таком раскладе? Рабочий ритм, нацеленность на решение текущих задач – при чём тут размышления на какие-то абстрактные, оторванные от сегодняшней круговерти темы вне привычной компрадорской морали? Не-ет, уважаемый Борис Семёнович, необходимо приподняться над повседневной суетой, вырваться из привычного круга чихов-пуков, избавиться от обременения текущими заботами. Формальная сходка бессмысленна, не даст ничего, кроме ошибочных выводов. Помните, я рассказывал вам о работе с Гусинским? По его словам, он начинал с заначки под стелькой своего башмака, но за несколько лет добился бешеного успеха. Артистическая натура! Но на политической переправе от Ельцина к Путину дал такого маху, что в Бутырку угодил – помню, как всю ночь дежурили у тюрьмы его «мерседес» и несколько сотрудников, в том числе и я грешный. Правда, просидел лишь двое суток, после чего, как вам известно, отправился в дальние странствия по земному шару. Но почему его судьба вывернулась наизнанку? На этот вопрос в открытом письме ответил бывший гендиректор НТВ Добродеев: Гусинский использовал канал как «информационную заточку» для шантажа правительства и доступа к финансам. Ну, каково? Зарвался парень.

Опять поднялся с кресла, в задумчивости прохаживался вдоль переговорного стола. Вдруг воскликнул:

– Борис Семёнович, а вам никогда не приходило в голову, почему знаменитая идея семибанкирщины 90-х годов зародилась на выездной тёрке наших олигархов в Давосе? Как говорится, на чужбине. Они что – не могли в Москве пересечься, чтобы умами пораскинуть, мозгами пошевелить? А вот не могли! По себе знаю: дела заедают, не до общих рассусоливаний. Но оторвались от повседневных насущностей, у них мозги и выдали свежие смыслы. Между прочим, с шутки всё началось, мне рассказывали. Один ляпнул, что в Давосе можно передохнуть от московской свистопляски. А другой ответил: передохнуть-то можно, да как бы потом при Зюганове не передо́хнуть. А люди-то умные, ушлые, сразу и смекнули, вокруг чего надо копья ломать и вокруг кого объединяться. Вот так, Борис Семёнович.

О чём-то думая, продолжал вышагивать вдоль стола.

– Или другое возьмите. Вот готовят новых лидеров России. Зачем они на высотных тарзанках в пропасть прыгают, на Эльбрусы карабкаются, более того, в оперной школе «Геликон» стажируются? А суть та же: вырвать этих древолазов из повседневности, создать атмосферу исключительности, внедрить мысль о карьерном катапультировании, что позволяет переформатировать сознание. Какой-нибудь молоденький чинодральчик из провинции, который только и умел что подхрюкивать, глядишь, и кукарекать начнёт. – Валерий Витальевич сдержано рассмеялся. – На эту тему я мог бы трактат сочинить, люблю с людьми экспериментировать. Потому, уважаемый Борис Семёнович, столь важное значение и придаю обстановке, в которой имеет смысл затевать мозговой штурм. Вот подобрали мы с вами нужных людей – а где собраться? Где наш Давос? Укатить в загородное поместье? Эка невидаль! Слетать в Ниццу, в одну из шикарных вилл Антиппа, или, наоборот, на север Франции, в Довиль? Технических проблем нет, в разгар пандемии спрос на аренду бизнес-джетов бьёт рекорды, санитарный режим для частных полётов упрощён донельзя, лети – не хочу. Ну полетим, – и что? Курорт, он, во-первых, не в новинку, а во-вторых, хотите не хотите, отвлекает соблазнами. Там состоятельные господа жён и любовниц выгуливают, кругом клики пиршеств, заманчивые извивы вокруг металлических шестов, сплошной супер-гипер, глассаж обуви. А мы не герои стоицизма, способные избегать светского тлена.

Испытующе посмотрел на Хитрука.

– Ну, что скажете по поводу моих измышлений, Борис Семёнович?

Человек практического ума, Хитрук никогда не лез со своими мнениями в те сферы, о которых знал лишь понаслышке. В Ницце он бывал, заскочил на пару дней даже в Монте-Карло, однако полёты на частных «Бомбардье» – не его стихия. И он предпочёл вместо ответа перейти к вопросам.

– Валерий Витальевич, в ваших размышлениях, – он намеренно сделал сильный упор на приставку «раз». Умелое льстивое слово, в отличие от тошнотворного сюсюканья, всегда кстати, он подчеркнул, что всерьёз воспринимает монолог Председателя, иронически назвавшего свой спич «измышлениями». Повторил: – В ваших размышлениях мелькнули речения, которые в общем виде подсказывают тематику мозгового штурма. Повторюсь, в общем виде. Вы упомянули о политической переправе от Ельцина к Путину.

Валерий Витальевич удовлетворённо кивнул.

– Искренне рад, что вы сразу ухватили главное, это ещё одно подтверждение вашей проницательности. Мои размышления о форме мозгового штурма как раз для того и нужны, чтобы аккуратно ввести вас в курс дела, объяснив масштабность задачи. – Улыбнулся. – Я намеренно упаковал суть дела в уйму частных подробностей, мимоходом и Гусинского приплёл, а вы спикировали именно на переправу. Мы с вами сотрудничаем уже несколько лет, и вижу, что я в вас не ошибся.

Хитрук никак не откликнулся на комплимент и продолжил в деловом тоне:

– Тем не менее в данный момент меня особенно интересуют сроки мероприятия, ибо по части его локации я полностью доверяю вашему опыту.

– Откровенно говоря, всё уже продумано. Как только мы завершим формирование команды, можно начать согласование удобных для всех сроков. Что касается регламента, считаю наилучшим такой график: вылететь из Москвы после обеда, заночевать, потом работать полный день и следующим утром вернуться в Москву. Весь банкет за мой счёт. Медлить нельзя, иначе всех нас потом упекут в каталажку за растрату времени.

После той странной – нет, скорее загадочной беседы Хитрук долго сидел за рабочим столом, в задумчивости барабаня пальцами по мягкому сукну. Безусловно, это был звонок новой реальности. Его поразил – нет, всё-таки приятно удивил мудрый ход Валерия Витальевича, который через долгие рассуждения о форме мозгового штурма дал понять, что намечается обсуждение политической переправы от одного Путина к другому Путину, однако так и не обозначил конкретную тему, лишь пояснив, что никакой общественной бузы не предвидится. Не без удовлетворения подумал: «Да-а в моих перспективах замаячил уровень государственных деяний».

Но во всём этом деле была одна мелкая, частная загадка: при чём тут Сташевский? Рядовой помощник Председателя, имеющий доверительные отношения с шефом, только и всего. И вдруг – на красной дорожке, участник мозгового штурма. Чиновничий инстинкт подсказывал: не-ет, не такая уж сия загадка мелкая, присутствие этого пожилого, медленного, скучного, даже унылого человека со следами увядания на лице таит в себе некий сюрприз.

Капитально обмозговав нестандартную беседу в переговорной, Борис Семёнович утвердился во мнении, что везучее сближение с кругом лиц олигархического звания, к которым как пить дать принадлежит Председатель Правления банка, подоспело в самый раз. В коридорах власти пошла большая суета, чреватая кое для кого позором отвержения; иных думаков и кремлядей средней руки, вроде Хитрука, могут пустить в политический расход, погоду будут делать другие люди. Однако после таинственного мозгового штурма, затеянного – мать честная! – самим Валерием Витальевичем, в предстоящей кадровой кутерьме можно задуматься и над игрой на повышение. Нужен! Но верный своему правилу погружаться не в мечтательные разные разности, а в решение текущих проблем, он отбросил витание в облаках и углубился в обдумывание поставленной задачи: кого взять пятым?

Вариантов хватало с избытком, однако же Председатель Правления неспроста красиво, мимоходом предупредил, что не рассчитывает на кремлёвских коллег Хитрука, поскольку это обернётся однообразием подходов. А кто из добропорядочных знакомых представляет другой срез власти? Но только спросил, как сам собой явился и ответ: дел-то всего ничего, Немченков! Тут и гадать незачем. И должность в самый раз, а главное, с окружного уровня многое видится иначе, нежели с федерального. Вот вам, Валерий Витальевич, и искомое разнообразие.

Позвонил сразу.

– Георгий Алексеевич, удастся ли вам завтра в удобный для вас час заскочить ко мне в банк? Минут на десять. Разговор краткий, но важный.

Разумеется, Немченков прибыл тогда, когда было удобно Хитруку, – к полудню, – и Борис Семёнович, лицо в лицо усевшись с ним за приставным столиком, красочно живописал заманчивую поездку узкой группы лиц во главе с Председателем банка. Он был уверен, что получит благодарное согласие, но Георгий Алексеевич не торопился с ответом.

Вопрос был непростой. Заповедь, воспрещающая агентам влияния принимать участие в активных мероприятиях, крепко въелась в сознание. Низ-зя! Но сказки Шахерезады, расписанные Хитруком, очень уж походили на описание сходки, участников которой, вполне возможно, если не наверняка, возьмут на карандаш. Тут без оглядки никак! Не кошерно! В то же время загадочный «полуолигархический» мозговой штурм был крайне интересен по части добывания политической информации, бесценной для Винтропа. Упустить такой редкий шанс – ни Боже мой! Взвесив «про» и «контра», мягко, в задумчивости постучал тыльной стороной ладони по столешнице, поморщился как бы с досады.

– Безмерно признателен, Борис Семёнович. Предложение восхитительное, вдобавок, я бы сказал, с некими перспективами. Мы с вами понимаем, о чём речь, с какими людьми входим в близкий контакт, до какого уровня возвышаемся. Но я не могу сразу, вот здесь сказать «да». Дело не в сроках, сроками можно варьировать. В том дело, что наша чиновная жизнь помчалась во весь опор, с запредельными перегрузками. Весьма важное начальство, повыше моего непосредственного шефа, факультативно попросило меня изучить некую проблему, требующую глубинного погружения. Сейчас я целиком в ней. – Коснулся головы пальцами обеих рук. – А в столь ответственном мозговом штурме надо держать себя высоко. Смогу ли? Тем более, не зная темы, не имея возможности заранее всё лишнее – из головы вон. А на удачу, вслепую удочку закидывать я не приучен. Надо крепко подумать, я не вправе вас подвести, Борис Семёнович. – Завершил чётко, ясно: – Ответ дам завтра.

Выйдя из банка и сев в машину, сразу позвонил Суховею:

– Через двадцать минут буду на Варварке.

Когда они, по обыкновению, пересеклись на прогулке вдоль верхнего ограждения парка «Зарядье», Суховей сразу уловил, что Немченков на взводе. Он начал с ходу, напористо, не поздоровавшись, подчёркивая непривычной манерой особость срочной встречи.

– Я нутром чуял, что тот левый кэшбэк выведет нас на крупное дело. – Сделал короткую паузу, добавил многозначительно: – По профилю! Компромат на банкира мне подкинул некто Хитрук из того же банка. Ну, это ещё куда ни шло: в каждой избушке свои зверушки. Важнее другое. Полчаса назад этот Хитрук пригласил меня вместе с ним на пару дней слетать за рубеж, чтобы в узкой компании обсудить какую-то государственную тему. И кто во главе? Кто закопёрщик? Банкир, на которого Хитрук накопал компромат. Только руками развести! Азартная у них игра! – Завершив энергичный вступительный спич, перешёл на обычный деловой тон. – Формально их игры нас не касаются, пусть друг другу кудри расчёсывают. Но! – Остановился, в упор глянул на Суховея. – Валентин Николаевич, вы представляете, сколько интереснейшей политической инфы можно снять с такой зарубежной эскапады?

– Простите, Георгий Алексеевич, – вставил Суховей. – Международные авиаперелёты пока не возобновлены.

– Бизнес-джет! В том-то и дело, что публика архисолидная, разговор у них неофициальный, конфиденция, а тема государственного звучания. Валентин Николаевич, это же какие наваристые щи! Нет, уха осетровая! Олигархи-неформалы!

Несколько минут Немченков вышагивал молча, давая возможность Суховею переварить услышанное. Потом снова остановился, снова посмотрел в упор.

– Думаю, незачем объяснять, почему мой статус по линии нашего общего друга не даёт мне права во благо использовать эту необычайно заманчивую комбинацию. Но проморгать такую бешеную удачу недопустимо. Хитрук намекнул, что намечается мозговой штурм, так или иначе связанный с обнулением путинских президентских сроков.

Суховей всё понял с первых слов этого длинного монолога. Немченков абсолютно не нуждается в советах и если поведал всю эту историю, да вдобавок раскрыл имя заказчика компромата, значит, намерен задействовать его, Суховея. Мужик опытный, глядит в оба: на бизнес-джетах санитарные нормы упрощены, да погранцы начеку. Зачем Немченкову привлекать к себе повышенное внимание? Не приведи Господь поставят на учёт, а там и потаённое наружу вылезет.

Но для Суховея это была фантастическая везуха. В случае удачи информация пошла бы не только к Винтропу. Если же туристов возьмут под наблюдение, чего по делу опасается осторожный Немченков, готовый на худой конец пожертвовать служебной карьерой Суховея, то «своего парня» прикроет Служба, о чём Георгий Алексеевич останется в неведении. Вариант абсолютно беспроигрышный.

Валентин продумывал, как ловчее поторговаться, чтобы дороже продать своё согласие на риск, уже рот раскрыл, но в последний миг прикусил язык, самокритично осознал, что чуть не свалял дурака: у него ещё нет иностранного паспорта, а ускорять оформление через своих недопустимо, нельзя категорически. Но едва отошёл от беспроигрышного радужного наваждения, как сразу возник другой контраргумент.

Боевой режим отменялся. Напрягаться в церемониях незачем.

Молчание затягивалось, и Немченков осторожно сказал:

– Валентин Николаевич, мне показалось, вы меня поняли.

– Ещё бы, Георгий Алексеевич! Да я за милую душу, о чём говорить! Но, увы, обедню портят два препятствия, которые не позволят мне принять участие в этой заманчивой для нас операции. – Помедлил. – Не знаю, с чего начать.

Немченков хмуро бросил:

– С препятствия непреодолимого, с форс-мажора.

– Георгий Алексеевич, по правде сказать, у меня ведь иностранного паспорта нет, всё ещё оформляю. Потому и европейничать не могу.

– Едят его мухи! – зло выругался Немченков, а в уме, наверное, просклонял Суховея по всем падежам. Но вдруг ободрился, встрепенулся. – У меня есть свои квасоделы в МВД, это препятствие преодолимое, плёвое дело. Что ещё?

Второй контраргумент требовал пояснений.

– Судя по вашим словам, компания подбирается очень солидная, потому вас и пригласили. Но сравните вашу высокую должность с уровнем обычного замзава в рядовом, даже второстепенном департаменте. Боюсь, не к масти козырь. Сообразно ли предлагать мою кандидатуру? Не вызовет ли она отторжения, поставив под удар вашу репутацию? Ряд-то у них калашный, не свора шарлатанов. Со мной не сочетаемо. Как бы не послали меня по матушке да в три этажа.