Полная версияПолная версия:
Грачевский крокодил
Мелитина Петровна собрала детей и, вводя в залу, заставила их поочередно прикладываться к ручке Анфисы Ивановны.
– Это… тоже, братнины дети? – спросила Анфиса Ивановна.
– Нет, матушка, это мои собственные.
– Так вы были замужем?
– Да, была, тетушка, за Скрябиным…
Анфиса Ивановна вспомнила что-то и даже обрадовалась.
– Ну что, как? – спросила она: – поправился ли он?
– Нет, тетушка, муж скончался… И вот оставил меня одну, с детьми, без средств…
Анфиса Ивановна перекрестилась, хотя и чувствовала очень хорошо, что в голове у нее происходит что-то такое, чего она сама не могла себе, разъяснить.
– Не вылечился, стало быть? – спросила она.
– Нет.
– Еще бы, разве это возможно, поправиться! И руки и ноги оторвало…
На этот раз смутилась уже и Мелитина Петровна и, испуганно смотря прямо в глаза старушке, проговорила:
– Помилуйте, тетушка, ему никто не отрывал ни рук, ни ног…
– Как?
– Так, очень просто, тетушка…
– Да ведь ему на сражении оторвало…
– Помилуйте… Мой муж даже никогда военным не был…
– Да ведь вы сами же говорили мне! – вскрикнула Анфиса Ивановна.
Но, вдруг что-то вспомнив, она мгновенно замолчала, поднесла руку ко лбу и, как будто силясь собрать какие-то мысли, сдвинула брови.
– Да, да, постойте! – проговорила она.
И, пристально взглянув на Мелитину Петровну, спросила:
– Так вы кто же такая?
– Я – Мелитина Петровна.
– Так, так, так… Теперь все вспомнила… Ведь та была не настоящая… А вы… вы настоящая?
– Я настоящая…
– Ну! очень рада, очень рада.
И, поспешно обняв Мелитину Петровну, она расцеловала сначала ее, а потом всех детей и даже обрадовалась при виде приехавших.
– Вы меня, пожалуйста, извините, – говорила она торопливо: – но все это так неожиданно случилось, так внезапно, что я даже не имела времени сообразить. Старуха уж я, память-то у меня ослабла.., но теперь… теперь я все и сообразила и припомнила… теперь я все знаю… Очень, очень рада… Пойдемте, пойдемте…
И, введя всех в гостиную, она радушно рассадила их по местам и затем позвала Домну. Та не замедлила явиться на зов.
– Домна! – обратилась она с приказанием к вошедшей: – поскорее чаю Мелитине Петровне и детям.
И тут же, заметив испуг Домны, прибавила, смеясь:
– Успокойся, успокойся, это настоящая.
Мелитине Петровне отвели ту же самую комнату, в которой жила «не настоящая», детей разместили в соседней, и, повидимому, жизнь в Грачевке потекла прежним порядком, то есть все в обычный час пробуждалось, в обычный час обедало и ужинало, ложилось спать и засыпало; но все это только было повидимому, не в сущности; от прежней невозмутимой и тихой жизни не осталось и следа. Брагин жаловался, что дети и яблоки и ягоды обрывают, Потапыч – что на них посуды не напасешься, Дарья Федоровна – что все варенье поели, кучер Абакум – что всех лошадей загоняли! Сама Мелитина Петровна были и тиха, и смирно-воздержанна, и не только не требовательна, но даже крайне снисходительна. Она отлично слышала не скрываемое, впрочем, от нее ворчание и Домны, и Дарьи Федоровны, и Потапыча, и Абакума, и Брагина, но делала вид, что ничего этого не слышит, и скорее заискивала, чем оскорблялась. Она всех называла миленькими голубчиками, рассказывала им со всеми подробностями горькую свою долю, жаловалась на судьбу и при всякой малейшей возможности старалась угодить каждому чем бы то ни было. Брагину она подарила какую-то орденскую ленточку, случайно оставшуюся после мужа, Абакуму – мужнину табакерку, Дарье Федоровне – какой-то старый чепец, с уверением, что чепец этот самой последней моды; но все это мало удовлетворяло прислугу. Прислуге этой досаждало в доме присутствие Мелитины Петровны, а в особенности ее детей. Дети действительно озорники были страшные. Там, в Питере, в подвале, на Песках, с голода, что ли, или по тесноте, но только они были иными – и тихими, и скромными, и послушными, а здесь, на просторе, отъевшись, почуяв свободу, пустились во все тяжкие. Сама Мелитина Петровна не узнавала их и не могла с ними сладить. То они окно разобьют, то плетень повалят… а однажды, играя спичками, чуть было весь дом не сожгли. Потапыч бросил не только пыль стирать, но даже перестал комнаты мести. «Ничто, на них наметешься!» – ворчал он и при всяком удобном случае норовил или ущипнуть, или оттрепать которого-нибудь из сорванцов. Несчастная Мелитина Петровна мыкалась, хлопотала, извинялась, просила не взыскать с глупеньких, но, чувствуя, что и она сама и дети ее стоят у всех поперек горла, плакала и молилась богу. «Господи, – взывала она, падая перед иконами: – неужто опять на Пески, опять в подвал!..» И, быстро вскочив, принималась теребить детей за волосы, а вслед за тем бежала к Домне, к Потапычу, Дарье Федоровне и снова начинала перед ними изливать все свое горе и всю свою тоску.
Раз как-то приехал к Анфисе Ивановне отец Иван. Только что успел он войти в залу, как на него наскочила целая толпа детей и чуть было не сшибла его с ног.
– Откуда это у вас, кумушка? – спросил он Анфису Ивановну, поспешившую навстречу к своему приятелю…
– Ох, уж не говори! – проворчала она и затем, обратясь к детям, крикнула: – Убирайтесь вы отсюда, чертенята!..
Дети быстро выбежали вон.
– Откуда бог послал?
– Да все этой… племянницы-то моей.
– Мелитины Петровны?
– Да.
– Достаточно, однако.
– Наказанье просто… хоть из дому вон беги… Ну что ты, как?
– Понемножку, кумушка.
– Нога-то лучше, что ли?
– Брожу…
– Говорят, у тебя тоже гости были?
– Были-с, – проговорил отец Иван, почесывая в затылке: – вчера проводил.
– Ну и слава богу…
И, перейдя в гостиную, они принялись беседовать. Беседа тянулась долго, но уж это было не то, что прежде. Батюшка ничего не пил, ничего не ел и наотрез отказался от всех угощений, предложенных было Анфисой Ивановной.
– Будет, кумушка дорогая, и попито и поедено достаточно…
– Ничего разве не пьешь?
– Запретили…
– Это живодеры-то?
– Да, они.
– Была нужда слушать, а мой совет вот какой: брось ты всех этих живодеров, не слушай их, пей и ешь сколько влезет, а ногу и руку два раза в день муравьиным спиртом натирай, а всего лучше разыщи муравьиную кучу, да в нее и положи свои больные члены. Я этак раз одного капитана вылечила…
– У капитана-то, может, ревматизм был?.. – спросил отец Иван.
– А у тебя что?,
– А у меня паралич…
– Это все равно, никакой разницы нет. Кровь застыла!.. Уж ты не боишься ли, что муравьи тебе ногу отгрызут?
– Нет, не боюсь…
– А коли не боишься, так и попробуй. Слава богу, у нас чего другого, а этих муравьиных куч сколько хочешь по лесу… Кажется, только в одних муравьях и осталась еще охота к честному труду… всё мошенники пошли… Да, – прибавила она, переменив тон, – ты счастливее меня…
– Чем это?
– Твои-то вот гости погостили да уехали, а мои-то – при мне все…
– А долго Мелитина Петровна погостит у вас?
– А господь ее знает!
И, пригнувшись к отцу Ивану, прибавила шепотом:
– Надоела хуже горькой редьки.
– А я думал, наоборот, развлекает вас.
– Так разве она такая, как прежняя…
– Что же, хуже?
– Та умница была, веселая, разбитная… А эта хнычет, хнычет, даже тоску наводит… Поди ж ты вот, разыскала ведь! А все это твои крокодилы виноваты!
– Как мои? – удивился отец Иван.
– Чьи же? Ведь все ты выдумал про них…
– Что вы, что вы, напротив!.. – защищался отец Иван.
– Ну вот еще… Я думаю, я помню…
– Я даже доказывал, что нет их, что быть их не может.
– А молитву-то кто читал от них… Кто на реку-то ходил… Что, небось… прикусил язык-то… А вот кабы ты этой-то истории не выдумывал, так и настоящей Мелитины Петровны у меня бы не было… и не знала бы она даже о моем существовании. А вот теперь и возись с нею. Прогнать как-то жалко… есть нечего будет! и видеть-то ее тошнехонько… а с другой стороны, тоже не чужая ведь, одна кровь-то. А уж так надоела, так надоела…
– Нет, кумушка, – перебил ее отец Иван: – тут крокодилы ни при чем, а тут другая причина кроется…
– Ну-ка, выдумай-ка еще чего-нибудь.
– Тут просто «вода сперлась»!
– Так и знала, что чепуху какую-нибудь сгородишь. И дивлюсь я, глядя на тебя… Уж не тебя ли господь наказал, и язык-то тебе повредил, и ногу, и руку, а ты все не исправляешься, все чепуху городишь!
– Нет, не чепуха.
И, вспомнив слова Асклипиодота, прибавил:
– Случалось ли вам видеть, как зимой к проруби рыба сплывается и жадно хватает воздух. Мужики говорят: «вода сперлась, душно рыбе!» Так-то и Мелитине Петровне душно стало! Вот она к вам, как к проруби, и приплыла со всеми своими птенцами…
– Не слушала бы тебя! Совсем заврался! – проговорила Анфиса Ивановна, махнув рукой. – Никакой, видно, паралич тебя не исправит. Болтуном ты родился, болтуном и помрешь.
И вдруг, переменив тон, спросила:
– А что, Асклипиодот получил место?
– Получил-с.
– Где?
– На пчельник я его определил-с… Там, на пчельнике, в землянке и живет. Место, конечно, невидное, в лесу… однако ничего… приохотился, полюбил дело… читает много… Ничего!
Анфиса Ивановна хотела что-то сказать, но в это самое время в саду, под окнами, послышался какой-то топот, словно табун жеребят пронесся или вихорь пролетел; затем – крик Мелитины Петровны, потом – какое-то шлепанье, какой-то визг, крики: ай, ай, ай! ай, ай, ай! и, наконец, все это покрылось голосом Мелитины Петровны.
– Я тебе дам, разбойник! – кричала она: – я тебе дам яблоки воровать! Вот тебе, вот тебе, вот тебе!.. Господи, что же это за наказание! хоть бы мать-то пожалели, хоть бы об ней-то подумали… Чего же вы хотите, разбойники, чтобы выгнали нас, чтобы Христовым именем побираться!.. Ах вы, разбойники… Вот тебе, вот тебе…
– Вот оно какое житье-то мое! – прошептала Анфиса Ивановна.
– Да-с! Жизнь пережить – не мутовку облизать.. – и отец Иван вздохнул.
Примечания
1
В народе существует поверье, что горшок с ладаном, пущенный на воду, остановится над трупом утопленника. (Прим. автора.)
2
Плиний Старший (Гай Плиний Секунд) (23-79 н. э.) – автор «Естественной истории».
3
Валерий Максим – римский историк I века н. э., составитель сборника исторических анекдотов, предназначенного для ораторов и риторских школ.
4
Вивариум – помещение для животных.
5
Верея – один из столбов, на которые навешиваются створки ворот.
6
Генерал Черняев, Михаил Григорьевич (1828-1898) – главнокомандующий сербской армией в 1875-1876 годах. Во время русско-турецкой войны 1877-1878 годов находился в распоряжении генерального штаба русской армии, то есть фактически был не у дел. В 1873-1878 годах издавал реакционную газету «Русский мир».
7
«Тайны Мадридского двора», «Евгения» и «Дон-Карлос» – псевдоисторические произведения немецкого писателя Георга Ф. Борна. Полное заглавие этих произведений: «Тайны Мадридского двора. Историко-романтический рассказ из новейших времен Испании». СПб., 1870; «Евгения, или тайны французского двора. Исторический роман из новейших событий Франции». В четырех частях. Два тома. Т. I-II, перевод с немецкого, М., 1882; «Дон-Карлос. Исторический роман из современной жизни Испании», т. I-IV, СПб., 1875.
8
«Всадник без головы» – роман Майн-Рида (1818-1883).
9
Брюллов, Карл Павлович (1799-1852) – знаменитый русский художник.
10
Сурочные промыслы – охота на сурков.
11
Он знал свод законов не хуже вора (франц.).
12
Стенли, Генри Мортон (1841-1904) – путешественник по Африке.
13
«Общество червонных валетов»,– в переносном значении червонный валет – мошенник, вор. Источник этого наименования – роман французского писателя Понсон дю Террайля (1829-1879); «Клуб червонных валетов» (1878) (см. Н. С. Ашукин, М. Г. Ашукина. Крылатые слова. М., 1955, стр. 594).
14
Консистория – церковное учреждение с административными и судебными функциями.
15
…грозил попу «красной шапкой»… – то есть грозил отдать его в солдаты.
16
Фауст и Маргарита – действующие лица трагедии Гете «Фауст».
17
…Колупаевы и Деруновы – персонажи, встречающиеся во многих произведениях М. Е. Салтыкова-Щедрина. См., например, «Благонамеренные речи» и «Убежище Монрепо».
18
Проскомидия – одна из частей православного богослужения.
19
Необходимый (неизбежный, неминуемый) член (франц.).
20
…все они, подобно Пошлепкиной, «сами себя высекут»… – Пошлепкина – действующее лицо комедии Гоголя «Ревизор»; «сама себя высекла» не Пошлепкина, а унтер-офицерская вдова (см. действие IV, явл. 15).
21
Любим Торцов – персонаж из комедии Островского «Бедность не порок».
22
Нептун – в римской мифологии – бог морей.
23
Бот, ботало – шест с деревянной болванкой на конце, которым загоняют рыбу в сети.
24
Здесь очевиден пропуск. Рукопись «Грачевского крокодила» неизвестна, а в печатных изданиях этот пропуск сохраняется и не оговаривается. Из контекста ясно, что пропущены следующие слова: «эта история очень интересна, так как она и есть та…
