скачать книгу бесплатно
– М-да, на звезды ли? – огорчившись, проговорил он. Весь этот звездно-космический романтизм, навеянный видом телескопа в сельском доме, моментально улетучился.
Лупцов вышел из комнаты и обнаружил, что следы, оставленные им в прихожей и гостиной, уже засеребрились и даже обрели собственную толщину. Открытие напугало Лупцова, но совершенно неожиданно он набрел взглядом на паяльную лампу, и остаток вечера ушел у него на обеззараживание пола и крыльца.
Вскоре небо, как и в прошлый вечер, сделалось темно-зеленым, отчего казалось, будто свет в окна проникает через густые заросли кустов.
Не дожидаясь полной темноты, Лупцов достал хлеб и банку консервов. Заканчивал трапезу Лупцов на ощупь. Так же на ощупь добрался до дивана, скинул сапоги и не раздеваясь улегся.
Уснул Лупцов быстро, сказалась долгая велосипедная езда, к которой он не привык, и долгие переживания. Засыпая, Лупцов увидел, что комнату по диагонали пересекает едва видимая белесая фигура в длинном балахоне. Мерцание бестелесного существа было таким слабым, что Лупцов принял видение за многократно отразившийся от стен и потолка отблеск луны.
8
Проснулся Лупцов рано утром в абсолютной тишине, которая, возможно, и послужила причиной его пробуждения. Он долго лежал, глядя за окно на зеленое небо. Мысли его, вялые и путаные со сна, были лишь неясным отражением окружающего, бесформенными осколками тех событий и впечатлений, что он успел пережить за эти сумасшедшие дни.
Блуждая взглядом по комнате, Лупцов увидел рядом с собой, на тумбочке, небольшой изящный томик в сафьяновом переплете и пожалел, что не захватил с собой два последних сборника фантастики, которые он приобрел накануне. Он лениво дотянулся до книги, раскрыл ее и прочел первое, что попалось на глаза: «Бог Ям-Нахр говорит: Обращаюсь к тебе, отец наш Эль, Преданный тебе Река-судия. Отдайте, о Боги, того, кого приютили, того, кто у многих находит прибежище».
Читал Лупцов невнимательно, машинально повторяя про себя непонятные строчки. Затем отложил книгу и раздраженно пробормотал:
– Богов развели, хоть засаливай.
Надев сапоги, Лупцов вышел на крыльцо. Велосипед, который он прислонил к перильцам, по самый руль зарос плесенью. Следы, оставленные им вчера на дорожке, за ночь исчезли, как будто их и не было вовсе.
– «И когда Он снял третью печать, я слышал третье животное, говорящее: иди и смотри», – процитировал Лупцов, не переставая поражаться, как быстро исчезает все, что было сделано человеческими руками.
Он спустился с крыльца, не торопясь дошел до калитки и даже почувствовал удовольствие – идти по толстому слою плесени было так же приятно, как по лесному мху.
Неожиданно Лупцов услышал жалобное собачье повизгивание. Он привстал на цыпочки, заглянул за забор и увидел на дороге большого черного дога с серебристыми пятнами заразы на ляжках и боках. Собака была словно бы в чулках – лапы ее сплошь покрывала голубая плесень, и Лупцов подумал, что животное уже обречено, через несколько часов плесень сожрет пса и выйдет из собачьего нутра густым сочным снопом, как это случилось с его соседом.
Лупцов свистнул догу, и тот, повинуясь своей собачьей природе, бросился к человеку, навалился на калитку всей тяжестью мощного тела и легко распахнул ее. Повизгивая от радости, бедняга завилял обрубком хвоста, заиграл литым бревноподобным туловищем, заходил кругами вокруг Лупцова, а тот, испугавшись, запричитал:
– Только не прислоняйся ко мне! Только не прислоняйся! Вылечить я тебя все равно не смогу. Хотя… если попробовать… – Лупцов подумал, что собаку можно попытаться вымыть с мылом, а потом протереть любой ядовитой гадостью, которая найдется в доме, от керосина до дихлофоса или отбеливателя.
Еще вечером прошлого дня в сенях Лупцов заприметил двадцатилитровую автомобильную канистру. Как он и предполагал, в ней оказался бензин, и Лупцов, отыскав тряпку, хорошенько намочил ее и принялся лечить собаку. Дог, словно понимая, чего от него хочет человек, вертел головой, стараясь встретиться со спасителем взглядом, но стоял спокойно и даже помогал Лупцову – подставлял то один бок, то другой, приподнимал нужную лапу и часто фыркал – запах бензина был ему неприятен.
– Ну вот, кажется, все, – закончив, проговорил Лупцов и внимательно осмотрел собаку. Короткая черная шерсть дога лоснилась от бензина, мощные мускулы нервно подрагивали под кожей, а глаза смотрели на человека преданно и с благодарностью.
– Здоровый ты какой, – удовлетворенно сказал Лупцов. – Выживешь, подружимся. – Пес радостно взвизгнул, и Лупцов погладил его по голове. – Как тебя звать? У такой собаки и имя должно быть значительным. Лорд? Хотя для Лорда ты слишком черен. А может, Люцифер? – Пес ответил басистым лаем, и Лупцов подтвердил: – Значит, Люцифер.
В доме Люцифер освоился быстро. Он устроился на полу у дивана, положил морду на лапы и мгновенно уснул. Похоже, он много времени провел на ногах, по-звериному чувствуя, что ложиться на мягкий голубой ковер нельзя и для того, чтобы спастись от смертельной опасности, надо бежать, бежать и бежать.
Спал Люцифер крепко, шумно вздыхая и повизгивая во сне от кошмарных сновидений, в которых по новой переживал еще более кошмарную действительность.
А тем временем Лупцов нашел в доме большую кастрюлю и приготовил на паяльной лампе рисовую кашу. Половину он выложил в алюминиевую миску и поставил остывать – для собаки.
Плотно позавтракав, он бесцельно побродил по дому, еще раз заглянул в подзорную трубу и, чтобы чем-то занять себя, решил прогуляться до леса, посмотреть, что собой представляют эти убийственные джунгли вблизи. Лупцов даже повеселел, размышляя о собственной судьбе, зачем-то забросившей его на этот маленький островок, который, как и все остальное на Земле, вскоре должен был исчезнуть под чудовищным натиском невесть откуда появившейся голубой заразы. Вопрос откуда все это взялось, больше не интересовал его, поскольку даже правильный ответ не мог ничего изменить. Неизбежность конца больше не пугала его, тем более что смерть имела такой привлекательный вид, а сам процесс умирания не нес в себе ничего таинственного.
Люцифер проснулся, когда Лупцов снимал с гвоздя двустволку хозяина дома. Пес вопросительно посмотрел на человека, и тот сказал ему:
– Ты поешь. Со мной ходить не надо. Сиди дома. Ты же глупый, ткнешься мордой в эту гадость – и все, помрешь. – Словно понимая человеческую речь, Люцифер подошел к миске с кашей, обнюхал ее и, громко чавкая, принялся есть.
Лупцов нажал на рычажок, разломил ружье пополам и, к своему удовлетворению, обнаружил там два патрона. Ружье оказалось заряженным.
Даже привыкнув к серебристо-голубому покрову, Лупцов был потрясен тем, что увидел в лесу. Глазам его предстала совершенно невероятная, живописная картина. Переплетенные кроны деревьев превратились в сплошной, без единого просвета, бирюзовый монолит, под которым невозможно было пройти в полный рост. Благодаря роскошным шубам расстояние между стволами сильно сократилось, а в некоторых местах деревья совершенно сомкнулись, образовав живую стену. Немногочисленные извилистые проходы соединялись в лабиринт, и Лупцов с содроганием представил, как эта колоссальная актиния пожирает где-то внутри себя все, что могло послужить ей пищей: птиц и зверей, пресмыкающихся и насекомых.
Сапоги Лупцова сантиметров на пятнадцать утопали в плесени, она отвратительно чавкала под ногами, сочные стрелки ее глухо лопались, оставляя на голенищах мокрые маслянистые следы.
Лупцов долго бродил по опушке и любовался этими дикими, фантасмагорическими пейзажами. Он думал о том, что Иоанн, в стремлении запугать своих современников, слишком переусердствовал в описании конца света. Все выглядело гораздо гуманней и приличнее, без эффектных аллегорических всадников и чудовищного зверя. На самом деле конец света был стерилен, как кипяченый скальпель, и столь же действенен. Гибель планеты можно было назвать даже красивой, поскольку все безобразное, все, что изуродовал человек, перестраивая мир на свой скудоумный лад, в считаные часы исчезло под этим удивительным покрывалом. Природа сама исправила свою ошибку. Получилось и гигиенично, и живописно.
Неожиданно Лупцов услышал треск сучьев. Он обернулся и увидел в нескольких метрах от себя лося. Огромный самец с лопатообразными рогами, шатаясь, вышел из леса и остановился. Первое, что пришло в голову Лупцову, это застрелить животное. Он снял с плеча ружье, но застыл на месте – вид у сохатого был настолько жалкий, а в глазах читались такие тоска и ужас, что Лупцов опустил ружье. Едва ли не впервые в жизни он вывел для себя зависимость таких двух понятий, как убийство живого существа и утоление голода.
За то время, пока человек и лесной зверь стояли друг против друга, Лупцов успел как следует разглядеть лося. Тот весь был покрыт голубым налетом, губы его слегка серебрились, а это означало, что животное отравлено и жить ему осталось каких-нибудь пару часов или того меньше.
– Иди, иди, – сказал ему Лупцов, и сохатый, опустив голову, медленно вернулся в лес.
На обратном пути Лупцова заставил вздрогнуть человеческий крик. Проходя мимо небольшого овражка, он услышал уже знакомую просьбу о помощи.
– Игорь, помоги! – каким-то знакомым женским голосом взывало к нему чудовище. Лупцов остановился, попытался вспомнить, кому он принадлежит, но так и не сумел. А существо в овраге, очевидно, приняв его остановку за колебания, закричало жалобнее и настойчивей:
– Игорек, милый, помоги же мне!
– Сейчас помогу, – зло ответил Лупцов. Взяв ружье наперевес, он осторожно пошел на голос. Ему было по-настоящему страшно, пальцы, лежащие на курках двустволки, сильно дрожали, и он боялся, что случайно может нажать посильнее и выпустить в воздух оба заряда, которые неизвестно еще как и когда могут пригодиться.
Чудовище из ямы в очередной раз дало о себе знать, и Лупцов понял, что подошел совсем близко. Оно было где-то под ним, на самом дне неглубокого овражка, среди махровых серебристо-голубых кустов.
Остановившись, Лупцов поискал глазами то место, где оно располагалось: едва заметная разница в цвете и редкие волнообразные движения выдавали искусного провокатора.
– Ну вот он я, – проговорил Лупцов, чувствуя, как его обволакивает теплым сладковатым туманом. Перед глазами у него все поплыло, и в этом тягучем и липком, как клей, воздухе начали прорисовываться какие-то неясные образы, которые, медленно сгущаясь, формировались в человеческие фигуры.
– Помоги, Игорек, – бессовестно лгал знакомый голос, и Лупцов, стряхнув с себя наваждение, вскинул ружье, навел стволы на шевелящуюся массу и с трудом прошептал:
– Сейчас помогу. Сейчас ты у меня пообедаешь картечью, поганая жаба.
И все же он не выстрелил. Лупцов вдруг услышал нечто, сильно поразившее его.
– Стреляй, Игорек, стреляй скорее. Не могу больше, – простонало чудовище. После этих слов руки у него как-то сами опустились.
Некоторое время Лупцов в растерянности стоял и смотрел на дно овражка, а тем временем бесформенная масса в яме зашевелилась, прямо посредине ее образовался голубой пузырь размером с футбольный мяч, который, словно под рукой невидимого скульптора, вдруг обрел форму головы. Постепенно на пузыре обозначились и черты знакомого лица – некой женщины с вялыми губами и страдальческим взглядом. И тут Лупцов вспомнил, где он видел женщину с подобным лицом – во время неудачного похода в центр города, когда они с покойным Иваном Павловичем зашли во дворик отдохнуть. Это была мать двоих детей из песочницы.
Лупцов тряхнул головой, словно избавляясь от морока, и только тут заметил, что две голубые женские руки, словно змеи, тянутся к нему из оврага прямо по серебристо-голубому покрову. Руки быстро удлинялись, а голос при этом не переставая душераздирающе шептал:
– Спасибо, Игорек, спасибо, милый!
Осознав наконец, что происходит, Лупцов отступил на несколько шагов, затем развернулся и бросился бежать прочь от страшного места. На бегу он бормотал проклятья, плевался и громко предрекал всей этой нечисти самый жуткий и мучительный конец. И только у калитки Лупцов остановился, глубоко вздохнул и огляделся.
– «…оба живые брошены в озеро огненное, горящее серою, – с содроганьем вспоминая хитроумного ловца из овражка, процитировал он. – А прочие убиты мечом Сидящего на коне, исходящим из уст Его, и все птицы напитались их трупами».
Хорошенько обработав сапоги бензином, Лупцов вошел в дом и чуть было не столкнулся с белесым, будто сотканным из тумана, привидением, которое ловко увернулось от столкновения и плавно проследовало в соседнюю комнату. Самое странное было то, что Люцифер никак не отреагировал на появление странного гостя. Он встретил Лупцова как горячо любимого хозяина после долгой разлуки, громоподобно пролаял три раза, что, очевидно, означало: «Ну наконец-то ты вернулся». А Лупцов стоял на пороге комнаты, почесывал собаку за ухом и думал о том, что либо он давно сошел с ума, либо непонятно каким образом оказался бог знает в каком мире, где при относительном сходстве внешних форм параллельно существует неведомая ему фантомная жизнь, для которой он, скорее всего, является лишь сверхплотной бесформенной массой или неизвестным природным явлением.
– Я живое, разумное существо! – крикнул Лупцов вдогонку привидению, а Люцифер в ответ на это радостно взвизгнул, кинулся в угол комнаты и принялся скрести доски. При этом он не отрываясь смотрел на хозяина, и на его огромной слюнявой морде играла совсем не собачья, глумливая улыбка.
Лупцов и сам еще при осмотре дома в углу заметил этот дощатый прямоугольник, который оказался не чем иным, как крышкой погреба.
Погреб был обширным и глубоким, с неровными кирпичными стенами и крепкими, навечно поставленными стеллажами, на которых стройными рядами тускло поблескивали разнокалиберные пыльные банки с вареньем, консервированными овощами и соками. Ощупывая банки, Лупцов проглотил слюну и, глянув наверх, на собачью морду, весело проговорил:
– «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…» Живем, Люцифер.
Лупцов прикинул, на сколько хватит всего этого богатства, и по самым приблизительным подсчетам вышло, что, экономя, он вполне может протянуть полгода на одних только консервах. Но эйфория от находки прошла быстро. Лупцов вспомнил о том, с какой скоростью голубая зараза завоевывает жизненное пространство вокруг дома, и с отчаянием проговорил:
– Черт! А ведь я не успею все это съесть. – Пес снова просунул морду в квадратное отверстие и громко гавкнул. – Да, Люцифер. Это опять всего лишь отсрочка.
На глаза Лупцову попалась большая, не менее трех литров, бутыль с прозрачной жидкостью. И легкий синевато-жемчужный оттенок, и газетная дуля, которой была заткнута бутыль, навели Лупцова на мысль, что это обыкновенный самогон.
Находка пришлась как нельзя более кстати. Лупцову вдруг страшно захотелось выпить. Он выставил бутыль на пол, выбрался из погреба и прикрикнул на Люцифера, который принялся грызть газетную затычку. Люцифер радостно взвизгнул, отпрянул от бутыли и как разыгравшийся щенок начал нападать на Лупцова, то поднимаясь на задние лапы, то прижимаясь к полу всем телом. Он делал это неуклюже и тяжело, громко ударяя мощными лапами по полу, и, как показалось Лупцову, именно из-за этого в комнате появилось белесое, едва видимое при дневном свете привидение. Оно медленно проплыло между Лупцовым и собакой, и Люцифер моментально успокоился. Это обстоятельство сильно озадачило Лупцова, и он подумал, что, наверное, существует какая-то связь между поведением собаки и появлением фантомов.
То, с каким спокойствием и даже покорностью относился Люцифер к появлению этих нематериальных сущностей, заставило Лупцова насторожиться. А последний случай навел его на мысль, что собака слушается их, а возможно, и подослана ими. Для чего – Лупцов не понимал и даже не стал строить никаких предположений. Его все больше начинало нервировать то, что он не один в доме, и эти странные существа, возможные виновники трагедии, беспардонно вмешиваются в его жизнь, незримо или почти так присутствуют в его новом жилище, а может, и наблюдают за ним, как за лабораторным кроликом. Раздражало Лупцова и его полное бессилие, невозможность как-то воспротивиться этому или хотя бы узнать у гостей, что их привело сюда и чего они хотят.
День подходил к концу, когда с улицы донесся знакомый рокот автомобильного двигателя. Вскочив с дивана, Лупцов как сумасшедший сорвался с места и выскочил из дома. По дороге из Москвы в гору тяжело поднимался грузовик. Одолев подъем, он начал быстро набирать скорость, а Лупцов вышел на обочину и поднял руку. Ему хотелось расспросить шофера о том, что же все-таки происходит в Москве, много ли народу осталось в живых и что себе думает правительство – собирается ли оно как-то бороться с этой заразой? Но водитель, не сбавляя скорости, направил машину на голосующего, и тот едва успел отскочить к забору. Лупцову удалось лишь увидеть безумное лицо шофера – тот как-то страшно скалился и вертел головой во все стороны.
– Сволочь, – пробормотал Лупцов, когда машина проскочила мимо, обдав его маслянистыми брызгами. – Похоже, они там все посходили с ума. – В этот момент Лупцова охватило какое-то беспредельное отчаяние, и он со всей ясностью понял, что возврата к прежней, нормальной жизни не будет, что весь мир погиб или бьется в предсмертной агонии, а на смену человечеству на Землю пришла другая жизнь, другой разум, который именно сейчас бесстрастно наблюдает за гибелью целой цивилизации и, наверное, уже празднует победу.
– Гады! – закричал Лупцов, грозя невидимым захватчикам кулаком. – От меня вы так просто не избавитесь! Я буду жрать вашу поганую плесень, варить и жрать! Я не сойду с ума, и мы еще обязательно встретимся с вами! – Громко топая, Лупцов вошел в дом, откупорил бутыль и налил себе полную кружку самогона. – Встретимся! – заорал он на весь дом и пнул диван так, что половина жемчужной жидкости выплеснулось ему на грудь.
Люцифер сидел на крышке погреба и с любопытством взирал на хозяина. Почувствовав на себе его взгляд, Лупцов обернулся, пристально посмотрел на него, а затем крупными глотками выпил самогон до дна.
– Посмотрим, что ты за птица, – просипел он, вытирая рот рукавом.
Самогон оказался чудовищно крепким и таким же вонючим, словно при изготовлении вместо змеевика хозяин использовал местную канализационную систему.
Самодельное пойло еще не успело прижиться внутри, а Лупцов уже почувствовал, что стремительно хмелеет. За два прошедших дня он ел всего лишь один раз, много пережил, наверное, поэтому опьянение его походило на взрыв гранаты и землетрясение одновременно. Дом со всеми его вещами словно посходил с ума: стены стремительно проносились мимо, пол широким дощатым эскалатором уходил из-под дивана, стол, а вместе с ним и все, что на нем стояло, плясал, как живой, выгибая, словно кошка, свою мощную дубовую столешницу.
Лупцов потряс головой, сплюнул на пол и посмотрел на Люцифера. После этого он испуганно повалился на диван, откинулся на спину и чуть не разбил себе затылок о стену. В наступающих сумерках, в пьяном мареве, среди изломанных, потерявших свои очертания предметов на колченогом стуле сидел чернявый гражданин с кавказскими усиками, в темном, совершенно бесформенном костюме. Чернявый удивительным образом чем-то походил на дога. Поймать внешнее сходство было невозможно. Скорее Лупцову так казалось, и похожесть была чисто внутренней. Тем не менее он отметил, что вид у инфернального незнакомца достаточно грозный, хотя и спокойный. Он сидел, положив ногу на ногу, высокомерно улыбался и смотрел на хозяина отнюдь не по-собачьи.
– Люцифер, – машинально прошептал Лупцов.
– Именно Люцифер, – важно ответил чернявый.
– А пес… то есть дог, собака где? – растерянно спросил Лупцов.
– Собака? – удивился незнакомец. – Что вы имеете в виду?
– У меня был дог, здесь вот… жил со мной. Я его сам назвал Люцифером. Огромный черный дог. Я спас его от смерти.
– Да-а? – насмешливо проговорил гость. – А крысы под ногами не шастают? Может, клизму поставить? Хотя от рисовой каши…
– От рисовой, – автоматически повторил Лупцов и, спохватившись, сказал: – Да, да, сегодня мы ели рисовую кашу. А вы откуда знаете?
– Фу ты, как тебя развезло, – ответил чернявый. – Вместе ведь жрали. – И пока Лупцов сопоставлял прочитанное у Гете с действительностью, гость подумал и спросил:
– Значит, ты здесь с собакой живешь?
Вопрос прозвучал в тот момент, когда Лупцов уже все сопоставил и сделал соответствующие выводы.
– Невероятно, – тихо проговорил он. – Стало быть, вы и есть Люцифер?
– Люцифер, Люцифер, – подтвердил чернявый. – Можешь называть меня Люциком. Я не обидчивый. И вообще, у меня есть жизненный принцип: с людьми – по-людски, с собаками – по-собачьи. На этом, собственно, и мир держится.
– Мир, – повторил Лупцов. – Мир погиб.
– Совершенно справедливо, – охотно согласился Люцифер. – Поэтому я и здесь.
– И что же, это вы по мою душу пришли? – с трудом выговаривая слова, поинтересовался Лупцов.
– Однако, как у тебя крыша поехала, – усмехнулся Люцифер. – Ну зачем, скажи на милость, мне твоя душа? С ней даже посрать не сходишь. Я здесь, если хочешь знать, с особой миссией. – Люцифер поменял ноги местами и поманил Лупцова пальцем, а когда тот, плохо держа равновесие, встал и подошел, заставил его нагнуться и только после этого прошептал на ухо: – Честно говоря, ты прав – я по твою душу. Только покупать я ее не собираюсь, и не надейся. А теперь пойди и сядь на свое место. Терпеть не могу, когда надо мной нависают. – Люцифер захохотал каким-то безумным смехом, показал Лупцову кулак и добавил: – Вот вы где у меня, голубчики. Все давно мои, бесплатно!
Мысли в голове у Лупцова кувыркались, как в калейдоскопе. Ему хотелось как-то ответить на издевательский тон чернявого гражданина, а тот, отсмеявшись, принял прежний высокомерный вид и сказал:
– Я вижу, ты совсем язык проглотил от страха. Не бойся, смертный. Пока я с тобой, тебе здесь ничто не угрожает. Лучше поспи, чудак. Твой час еще не настал. – Глаза у Люцифера вдруг сделались огромными, как чайные блюдца. Они горели недобрым фиолетовым светом, и в каждом чернильном зрачке электрическим разрядом билась маленькая белая буква «Г». Лупцов заинтересовался было, почему именно эта буква, а не «Л» или какая-нибудь другая, но его так сильно тошнило, что он не смог вымолвить ни слова. Схватившись за голову, он попятился назад и, наткнувшись на диван, опрокинулся на спину.
– Ш-шестьсот ш-шестьдесят ш-шесть… – проваливаясь в темноту, проговорил он.
– Семьсот сорок один, – поправил его чернявый.
Проснулся Лупцов утром – бодрый и здоровый, как младенец. Вставать ему не хотелось, и, если бы не сильнейшее чувство голода, он бы перевернулся на другой бок и уснул или просто понежился еще часок-другой до полного пробуждения.
Лупцов повернул голову и увидел черного дога, лежащего сфинксом у противоположной стены. Пес не отрываясь вопросительно смотрел на хозяина, и лишь обрубок хвоста, словно метроном, ходил туда-сюда.
– Люцифер? – то ли позвал, то ли констатировал присутствие собаки Лупцов, и пес ответил ему громким лаем. Лупцов попытался вспомнить, чем закончился вчерашний вечер, но это ему не удалось. Какая-то картинка, знакомая и пугающая, будто летучая мышь мгновенно промелькнула у него в сознании, оставив в душе ощущение чего-то страшного и сверхъестественного. Он не успел ухватить ни сути, ни содержания промелькнувшего «кадра», зато вдруг вспомнил, как накануне обнаружил погреб, а в нем большую бутыль.
Лупцов взглянул на стол, на котором оставил самогон, но бутыль куда-то исчезла, и он впал в тихую ярость.
– Я, кажется, начинаю сходить с ума, – обращаясь к Люциферу, тихо проговорил он. – Может быть, ночью на велосипеде я добрался до Саламанки и распил самогонку с ведьмами на шабаше?
Вскочив с дивана, Лупцов осмотрел угол комнаты, где не далее как вчера обнаружил погреб с консервами. Никакого погреба там не оказалось, и Лупцов, не веря своим глазам, постучал по полу ногой, затем тщательно осмотрел все углы и даже согнал Люцифера с места.
– Здесь вчера был погреб, – предельно четко выговаривая слова, тихо сказал он. – Люцифер, вчера здесь был погреб. – Как бы в подтверждение этого пес гавкнул и принялся деловито ходить по комнате, будто помогая человеку искать злосчастный подпол с продуктами. – Боже мой! – с отчаянием в голосе воскликнул Лупцов, да так громко, что Люцифер шарахнулся от него, а затем выскочил во двор. – Если бы знать, что происходит! Катастрофа – да, я вижу ее, вижу всех этих недоумков, чудовище в яме, плесень. Все это можно пощупать и даже попробовать на вкус. Оно никуда не исчезает, и я худо-бедно могу все же объяснить, что это такое. Только вот не надо таких снов. Пусть будут пятиглавые летающие ящеры, саблезубые тигры, ламии и оборотни – все, что угодно. Но не надо таких снов. – Лупцов бестолково бродил по комнате, дергал себя за волосы и причитал. – Я не желаю сходить с ума. Если я вижу предмет, трогаю его, он должен находиться там, где я его оставил. Я хочу встретить смерть в здравом уме, хочу почувствовать, как умираю. Хотя бы на это я имею право?
Лупцов надел сапоги, схватил ружье и посреди комнаты едва не столкнулся с двумя бесплотными призраками, которые не торопясь пересекали комнату от двери к окну. Замерев на мгновение, Лупцов вдруг сорвался с места и выскочил на крыльцо.
Тяжелый нефритовый купол все так же возвышался над серебристо-голубой землей. За ночь плесень разрослась настолько, что деревья стали походить на гигантские грибы. Забор превратился в высокий мохнатый вал, а провода провисли под тяжестью плесени почти до самой земли и скорее напоминали праздничные гирлянды.
На крыльце Лупцов остановился как вкопанный. Он перекинул двустволку из левой руки в правую, облизнул пересохшие губы и едва выговорил:
– Ты?
– Я, – развязно ответил чернявый. Он сидел на колченогом стуле посреди двора, утопая почти по самые колени в бирюзовой плесени. Костюм его был того же цвета, что и серебристо-голубая зараза, мятый кургузый пиджачишко совершенно не имел пуговиц и был надет на голое тело.
– Люцифер? – переспросил Лупцов.
– Да, это я, – услышав свое имя, надменно подтвердил усатый тип. – Да убери ты свою пушку.
