скачать книгу бесплатно
– Если бы знал, я бы давно академиком был, – спокойно ответил отец семейства.
– А куда вы идете? – стараясь говорить как можно мягче, спросил Лупцов. – Я не так просто спрашиваю. Мы уже несколько часов кружим по улицам. В центр не пускают. Что делать, непонятно.
– Мы тоже ничего не знаем, – ответил отец семейства. – Дома жить невозможно, черт-те что творится. Сплошной полтергейст. Нашествие барабашек. «Войну миров» читал? – Его жена, видимо, долго крепившаяся, как была с полным ртом, так и разрыдалась, и тут же вслед за ней заплакали дети.
– На «Войну миров» это непохоже, – сказал Лупцов и бросил сумки на землю. – У тебя спички есть? Свои дома забыл.
– Есть, – ответил отец семейства. Он полез в карман, достал коробку, но, как только Лупцов двинулся к нему, снова взялся за ружье. – Не подходи. Стой лучше там. – После этого он бросил спички Лупцову.
Курил Лупцов совсем недолго. Его раздражал этот тип с двустволкой и жующая плачущая женщина. Сделав несколько затяжек, он отшвырнул сигарету и кивнул Ивану Павловичу. Тот сидел на своей сумке и рассматривал под ногами голубовато-серебристую плесень. Он даже потрогал пятно пальцем, понюхал его и вытер о брюки.
По дороге домой им часто попадались люди с рюкзаками, сумками и даже мешками. На лицах у всех было одно и то же выражение: недоуменный страх и ожидание, и лишь один раз откуда-то из-за дома выскочил здоровый, разбойничьего вида молодой человек с кривым толстым дрыном в руках. Еще издали парень заорал:
– Мужики, слышь, мужики. Что случилось-то?
– Сами не знаем, – на ходу ответил Лупцов.
– Вы не эти?.. – крикнул громила и покрутил дрыном в воздухе.
– Не эти, не эти, – ответил Иван Павлович. Поверив на слово, здоровяк пошел рядом и принялся рассказывать, как у магазина он увидел длинную очередь, подошел узнать, зачем стоят, но на него никто не обратил внимания.
– Все молчат и только рожи корчат. Страшно, – признался парень, – честное слово, страшно стало. Я на лица смотрю, а у них глаза у всех, как стеклянные. А сами толкаются, дергают друг друга за волосы… А руки у всех какие-то опухшие… ты бы видел. У тебя курить есть? – обратился он к Лупцову. Получив сигарету, парень со смехом продолжил: – Я их вот этой дубиной разогнал. Знаешь, бью, а они как резиновые, палка отскакивает.
Лупцов представил, как этот громила в одиночку отметелил толпу, и спросил:
– И что, разбежались?
– А как же, – самодовольно ответил парень, а затем поправился: – Ты знаешь, честно говоря, я не понял. Они вроде бы и разбежались. Я же тебе говорю, жутко смотреть. Я их дрыном охаживаю, а им хоть бы что. Разошлись и снова давай друг друга дубасить. Цирк! – Здоровяк махнул кому-то рукой на прощанье и сказал: – И чего народ боится? Их же мало. Час назад тварь какую-то в яме сожгли. Визжала, как свинья.
Лупцов вспомнил лейтенанта милиции, и его слегка передернуло.
Домой они вернулись ближе к вечеру. Солнце закатилось за крыши домов, и небо сделалось таким плотным и сочным, таким насыщенным, словно в воздушную толщу влили изумрудную зелень и хорошенько размешали.
Свою квартиру Иван Павлович нашел открытой, с изуродованной дверью. Внутри царила разруха, будто по ней прогнали стадо слонов. В поисках припрятанных сокровищ грабители повыкидывали из ящиков все вещи. Коробки и чемоданы были варварски раскурочены, а стекла в шкафах и посуда зачем-то перебиты.
От неожиданности и возмущения Иван Павлович долгое время изъяснялся одними междометиями. Он ловил ртом воздух, кидался из одной комнаты в другую и наконец обрел речь:
– Мародеры! Суки! Паразиты! Такого даже в войну не было!
– Да, действительно, не стоило уходить, – сочувственно проговорил Лупцов. – Пойду я, Иван Павлович, посмотрю, как у меня. Брать там нечего. Перевернут только все, гады, убирай потом за ними.
– Ты посмотри – и назад, ладно, Игорек? – попросил Иван Павлович. – Я не боюсь. Нет. Просто противно теперь здесь сидеть. Это же помойка, а не квартира.
– Так, может, пойдем ко мне? – предложил Лупцов. – Ну что теперь, сторожить, что ли, это? – Он кивнул на разбросанное белье, бумаги и фотографии.
– Нет, Игорек, надо убрать, – ответил сосед. – Мои вернутся – испугаются. Ты давай возвращайся. У тебя небось и есть нечего. А у меня консервы. И хлеб найдется.
Пообещав появиться через полчаса, Лупцов поднялся к себе. Его квартира оказалась нетронутой, и о катастрофе напоминал только им же самим разбитый телефон, чьи-то допотопные чемоданы и рюкзаки. Лупцов попытался было перетащить вещи из комнаты в прихожую, но они оказались неподъемными, и он отказался от этой затеи.
Лупцов прошелся по комнате, поддел ногой кусок телефонной трубки и сел на диван. Отвратительное ощущение, будто за ним кто-то все время наблюдает, что в квартире находится кто-то чужой, не отпускало. Это раздражало его, и, когда в прихожей раздались шаги, Лупцов вздрогнул, напрягся, как перед ударом, и с большим трудом удержался от желания встать с дивана и вооружиться чем-нибудь потяжелее.
Лупцов сразу понял, что это не грабители – дверь была закрыта на замок, и он не слышал, чтобы кто-то открывал ее или пытался это сделать.
Развернувшись к двери, он с сильно бьющимся сердцем замер в ожидании непрошеного гостя и, когда в комнату вошел Иван Павлович, вздохнул с облегчением.
– Ф-фу, как вы меня напугали, – сказал он и осекся. Еще не договорив, Лупцов вспомнил, что дверь закрыта, а значит, сосед никак не мог войти в квартиру без его помощи.
Иван Павлович-второй ничем не отличался от оригинала. Лжесосед вошел молча и, не глядя на хозяина квартиры, сел на другом конце дивана.
Некоторое время Лупцов приходил в себя, успокаивался, пытался восстановить нормальное дыхание. При этом он не отрываясь смотрел на пришельца и лихорадочно соображал, что предпринять. А Иван Павлович-второй, совершенно не обращая внимания на Лупцова, чесал ноги, самозабвенно ковырял в носу и иногда, прикрыв глаза, словно китайский болванчик, покачивал головой.
Апофеозом бессмысленности прозвучали слова пришельца, которые напугали Лупцова больше, чем само появление. Он вдруг резко выпрямился, как-то судорожно, в несколько приемов, раскрыл рот, и из глубины его тщедушного тела послышался скрипучий утробный голос:
– Дура, черт, сколько раз я тебе говорил, не трогай газету. Слышь, что ли, шалава старая?
Лупцов долго не решался покинуть квартиру, и лишь когда стало заметно, что на улице совсем стемнело, когда он осознал, что рискует остаться с незнакомцем в абсолютной темноте, Лупцов медленно поднялся. Встал и лжесосед.
– Что вам, в конце концов, надо? – дрожащим голосом проговорил он. – Какого черта вы лезете в нашу жизнь? А если все же пришли, то объясните хотя бы, зачем.
Гость молча повернулся к Лупцову всем корпусом, оскалился в безумной улыбке, сунул пальцы правой руки в рот и с остервенением принялся их жевать.
Осторожно, чтобы не разъярить Ивана Павловича-второго еще больше, Лупцов обошел его и выскочил из квартиры.
И все же он успел заметить, что на укушенной руке совсем не было крови. Лжесосед грыз ее, как тряпку, и весь этот спектакль, видимо, имел одну цель – напугать или вызвать отвращение.
6
Лупцов пулей выскочил из квартиры, захлопнул за собой дверь и приложился ухом к дверной щели. В квартире было совершенно тихо. Зато внизу кто-то изо всей силы хлопнул входной дверью. Затем с улицы послышались одиночные выстрелы и крики.
Лупцов подошел к окну. Небо из зеленого сделалось совсем темным и плотным, как бронированный бок бронетранспортера. Не горели ни уличные фонари, ни окна домов, и разобрать что-либо не было никакой возможности.
Почти в полной темноте Лупцов спустился на этаж ниже, на ощупь нашел дверь квартиры Ивана Павловича и толкнул ее. Она легко поддалась, и Лупцов увидел на стене слева слабые, дрожащие отсветы огня. Это означало, что Иван Павлович, запасливый человек, сидит на кухне при свете свечи.
– Иван Павлович, – позвал Лупцов и, не дожидаясь ответа, прошел на кухню. Хозяин квартиры сидел за столом с большим колбасным тесаком в руке и затравленно смотрел на соседа.
– Ага, значит, вас тоже навестили? – догадался Лупцов. Он сразу сообразил, в чем дело, и интуитивно почувствовал, что сейчас лучше вести себя с соседом поосторожнее. Иван Павлович, похоже, был близок к невменяемости.
– Кто к вам приходил, Иван Павлович? – спросил Лупцов. – Да вы не бойтесь, это я, Игорь.
– Здорово, Игорь, – как-то очень напряженно проговорил Иван Павлович.
– Мы уже здоровались сегодня, Иван Павлович. Забыли? Мы с вами сегодня весь день болтались по улицам. – Лупцов специально упомянул о дневном походе, чтобы развеять подозрения соседа. Затем он сел напротив хозяина, положил обе руки на стол и спросил: – Так кто к вам приходил?
Иван Павлович судорожно сглотнул, затем протяжно и мучительно застонал, прижал локти к животу и согнулся пополам.
– Что это с вами, Иван Павлович? – испугался Лупцов.
– Не знаю, – сквозь зубы ответил сосед.
– Может, водички попить? – предложил Лупцов и встал, а Иван Павлович сразу выпрямился, откинулся на спинку и злобно процедил:
– Не подходи!
Лупцов снова сел на свое место.
– Да вы положите нож, – мягко сказал он, – не бойтесь, я настоящий. Между прочим, ко мне тоже сейчас заглянул гость. Точная копия вас. Сидел рядом со мной на диване и чревовещал. Страшно, честное слово. Кстати, – вспомнил Лупцов, – вы грозились накормить меня консервами с хлебом. Давайте угощайте.
– Погоди, Игорь, – признав, наконец, в Лупцове соседа, простонал Иван Павлович. – У меня что-то с животом. Схватки прямо родовые. Вроде ничего не ел сегодня. С утра только молока с хлебом. Ф-фу… – Иван Павлович сразу как-то обмяк, расслабился и через некоторое время пояснил: – Отпустило.
– Ну так кто у вас был, я, что ли? – поинтересовался Лупцов. Ему было страшно интересно узнать, в каком виде предстал перед соседом его двойник.
– Ты, ты, – ответил Иван Павлович. – Что б им сдохнуть всем!
– Ну и что? – тихо, будто боясь спугнуть, спросил Лупцов.
– Ничего. С тобой девка была. С седьмого этажа, школьница. – Лупцов смущенно и как-то неприлично хихикнул, и Иван Павлович сразу откликнулся: – Вот-вот. Я об вас швабру сломал. Начали здесь…
– Я даже не знаю, как ее звать, – начал оправдываться Лупцов. – Честное слово. Разве что… в мыслях позволял. – Он пожал плечами, задумчиво поскреб подбородок, и вдруг лицо его осветилось догадкой. – Кажется я понял, Иван Павлович. Это все наше паскудство на свет божий повылазило. Точно-точно. Видно, у него тоже имеется своя критическая масса. А эти «гости» просто вытащили из квартир и темных углов все наше непотребство. Я даже думаю, что они и не живые вовсе – двойники наши. Может, даже и не разумные. По-моему, они совершенно не соображают, что делают и говорят. В общем, это наши материализовавшиеся пороки. Вернее, отражения пороков. Вы заметили, они же совсем безобидные. Это не они громят магазины и грабят квартиры. Это делают люди, а они только подражают и зачем-то кривляются. Но вот увидите, когда все закончится… если закончится, все спишут на них.
– А эти – «дедушка, помоги» – тоже безобидные? – зло спросил Иван Павлович.
– А черт его знает, – ответил Лупцов.
– Ладно, – через силу проговорил Иван Павлович и, охнув, снова согнулся пополам. Даже при колеблющемся свете свечи видно было, как вздулась от напряжения его дряблая шея и побагровело лицо. Иван Павлович зарычал, как это бывает при рвотных спазмах, и упал на колени. Лупцов же сорвался с места и едва успел подхватить соседа.
– Да вы отравились, Иван Павлович, – всполошился Лупцов. – И телефон не работает, врача не вызовешь. Марганцовка у вас есть?
Сосед не ответил. Он хрипел, как умирающий, раскачивался из стороны в сторону и все норовил улечься на пол.
– Иван Павлович, вы только не умирайте, – не на шутку испугался Лупцов. – Этого нам еще не хватало. – Он устроил соседа поудобнее на полу, взял свечу и бросился в ванную комнату, где, как он помнил, висела домашняя аптечка.
Когда Лупцов вернулся на кухню с большим целлофановым мешком таблеток, Иван Павлович уже успокоился. Он лежал без движений, разбросав руки и ноги в разные стороны. Лупцов наклонился над ним, установил свечу поближе к изголовью соседа, и потряс его за плечо. Даже непрофессиональным глазом видно было, что Иван Павлович покинул этот мир. Нижняя челюсть у него отвисла, обнажив желтые, прокуренные зубы, глаза не мигая смотрели в потолок, а пламя свечи едва-едва отражалось в быстро помутневших, словно затянутых бельмами, зрачках.
Некоторое время Лупцов с недоумением и ужасом разглядывал своего соседа. Он никак не мог поверить в эту загадочную смерть. Одновременно его терзали обида и отчаяние от невозможности что-либо предпринять.
– «И вышел другой конь, рыжий, – с трудом сдерживая слезы, дрожащим голосом проговорил он. – И сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч».
Рядом с трупом соседа Лупцов просидел не менее часа. Все это время он мучительно доискивался причины скорой смерти. Искал ее в последних событиях, в приходе собственного двойника, который на удар шваброй мог ответить каким-нибудь совершенно неизвестным, невидимым глазу ударом.
Лупцов боялся уходить из незапертой квартиры Ивана Павловича. Чтобы вернуться к себе, ему потребовалось бы подняться по темной лестнице на этаж, и от одной мысли об этом кожа у него покрывалась мурашками. Однако дома его тоже не ожидало ничего хорошего, но остаться здесь означало провести ночь в компании с мертвецом.
Уходя Лупцов обратил внимание на старенький велосипед, подвешенный под потолком. Иван Павлович часто ездил на нем ловить рыбу на соседние пруды. Лупцов подумал, что велосипед больше никогда не понадобится хозяину и его домочадцам, а потому решил, как только рассветет, забрать машину и уехать из этого чертова города куда-нибудь поближе к природе.
Вернувшись к себе, Лупцов задвинул диван в дальний угол комнаты, на стол поставил зажженную свечу, рядом положил туристический топорик и, укрывшись одеялом, лег лицом к двери. Довольно долго он полулежал с открытыми глазами и прислушивался к каждому шороху. Едва ощутимый сквозняк трепал пламя свечи, отчего по стенам и мебели судорожно скакали замысловатые тени. Лупцов часто вздрагивал от неожиданности, когда, очнувшись от полузабытья, принимал скольжение теней за невесть откуда взявшихся нелюдей, с некоторых пор поселившихся в его квартире.
По проспекту, мимо дома, изредка проскакивали машины, Один раз где-то далеко трещоткой простучала автоматная очередь. Внизу, скорее всего на первом этаже, разбили стекло, и после этого послышался леденящий душу женский крик. Лупцов приподнялся на локтях, беспокойно обшарил взглядом комнату и снова лег.
И все же сон одолел его. Лупцов уснул, крепко сжав в руке топорик, словно этот походный инструмент мог пригодиться ему за пределами реального мира.
7
Проснулся Лупцов от того, что зазвонил будильник. Он открыл глаза и посмотрел на часы. Стрелки, как и вчера, показывали двенадцать, но будильник трезвонил, как порядочный, и не собирался умолкать.
Лупцов встал с дивана, постоял немного, приходя в себя со сна, и по привычке отправился в ванную. В полутемной прихожей он чуть не столкнулся с каким-то субьектом, в котором сразу признал своего двойника. Лупцов вздрогнул от неожиданности, отступил назад в комнату, а двойник с бесстрастным лицом проследовал мимо него, лег на диван и укрылся одеялом.
– Вот сволочь, – с ненавистью прошептал Лупцов. Надежда на то, что вчерашний кошмар привиделся ему во сне, сразу улетучилась. За окном все так же нависало тяжелое нефритовое небо, и это означало, что жизнь не только облачилась в другие одежды, но и «сожгла карму», а значит, привычного прошлого больше не существовало.
– Эй ты, – обратился Лупцов к пришельцу и дернул за край одеяла. Двойник приподнял голову и вдруг как-то очень некрасиво, рывками раскрыл рот и скрипучим голосом проговорил:
– Тихо, тихо, пеструшка, а то услышат. Тихо, тихо, не бойся. Все будет хорошо.
– Сволочь, – уже спокойнее повторил Лупцов. Он подумал о том, что ему все равно придется отсюда уходить, что в такие времена, когда нарушается привычный ход времени и событий, а люди превращаются в напуганных животных, дом перестает быть необходимым атрибутом человеческого существования и даже становится опасным, поскольку привлекает к себе охотников. Поэтому-то первыми и гибнут те, которые более всех привязаны к дому, а значит, правы буддисты, утверждающие, что все человеческие беды проистекают от привязанности.
Надев резиновые сапоги, Лупцов взял сумку с вещами, в последний раз окинул взглядом свое жилище и сказал двойнику:
– Прощай, засранец. Квартира – твоя.
В прихожей у Ивана Павловича Лупцов поскользнулся и едва удержался на ногах. Пол квартиры тускло поблескивал голубоватой порослью той самой плесени, что он видел на обратном пути. Осторожно ступая, Лупцов вошел на кухню, и глазам его предстала сколь жуткая, столь и удивительная картина: Иван Павлович лежал на полу в той же позе, но как бы укрытый дорогой ворсистой тканью. Он был похож на гигантский кокон в этой поросли, которая особенно густо и высоко принялась на открытых участках тела. Лицо лишь угадывалось под мохнатой звериной маской цвета бирюзы, а изо рта высокими мясистыми стрелками поднимались толстые серебристые стебельки.
Стоя над трупом, Лупцов вспомнил, как вчера Иван Павлович легкомысленно потрогал на земле зловещего вида пятно. Вспомнил и сообразил, что именно из-за этого и умер сосед.
Покидая квартиру, Лупцов пнул наполовину заросшую плесенью сумку Ивана Павловича. Остановившись, он осторожно, будто имеет дело со взрывчаткой, расстегнул молнию и заглянул внутрь. Сверху лежали пакеты с супом, несколько пачек риса и соль. Все это Лупцов переложил в свою дорожную сумку и, сняв со стены велосипед, не мешкая покинул квартиру.
То, что Лупцов увидел на улице, поразило его не меньше, чем экзотическая смерть соседа. Если сутки назад попадались лишь отдельные островки необыкновенной плесени, то сейчас абсолютно все: и земля, и асфальт, и скамейки перед домом, и ощипанные кусты вдоль фасада – все было покрыто ровным серебристо-голубым ворсом. Плесень добралась даже до окон первого этажа, до половины окутала стволы деревьев, и даже страх перед неизвестной опасностью не помешал Лупцову восхититься этим фантастическим, неземным ковром с голубоватым металлическим блеском.
Лупцов пришел в себя, когда увидел на обратной стороне проспекта, у булочной, живой факел. Какой-то бедолага облил себя бензином и подпалил, а затем от невыносимой боли начал метаться по тротуару и истошно орать. Упав, несчастный принялся кататься по асфальту, пытаясь сбить пламя, но вскоре затих. Бензин прогорел довольно быстро, а обгоревшие лохмотья еще долго дотлевали на обуглившемся трупе.
Прикручивая сумку веревками к багажнику, Лупцов торопился. Он бормотал какие-то проклятия, искоса поглядывал на обгоревший труп и думал о том, что жизнь, в сущности, кончилась и для него и что отвоеванные у смерти несколько дней лишь продлят его мучения, а затем сделают невыносимой и саму мысль о смерти. Лупцов вспомнил, что когда-то он уже думал о возможной гибели человечества. Вспомнил о том, какой страшной показалась ему эта мысль, но если тогда это были досужие фантазии, то сейчас «зверь с семью головами и десятью рогами» предстал перед ним воочию. Вид развороченного фасада булочной на фоне холодного, леденящего душу апокалипсического пейзажа символизировал собой что-то глубоко враждебное человеку, какой-то новый исторический период в жизни планеты. Люди с такой легкостью были исключены, выброшены из общего хода жизни, что Лупцов подумал: «Нас просто выгоняют. Нас стало слишком много, и Некто решил провести дезинсекцию. А мог бы откачать воздух или погасить солнце. Люди больше не нужны. И неизвестно, сделали мы то, для чего появились, или нет? И спросить не у кого».
Он уже отъехал на порядочное расстояние от дома, миновал два перекрестка и свернул к Кольцевой автодороге. В абсолютной тишине слышно было, как под колесами велосипеда похрустывают сочные стебли плесени.
Страшная обида за все человечество душила Лупцова: их прогоняли, не предъявив никакого обвинения, хотя о содержании последнего легко можно было догадаться.
Изредка на своем пути Лупцов встречал все тех же странных лжелюдей. Они возникали на дороге вдруг, поодиночке и целыми компаниями, перебегали дорогу перед самым носом у Лупцова, занимались на обочине разным непотребством и гоготали, словно урловые подростки в последнем ряду кинотеатра при виде голой задницы на широкоформатном экране. Кривляния их походили на бестолковые и суетливые игры обезьян, и это было тем более страшно и непонятно, потому что выглядели они вполне нормальными людьми, гораздо более нормальными, чем некоторые сослуживцы или соседи Лупцова.
К вечеру Лупцов отмахал от Кольцевой дороги километров тридцать. На протяжении всего пути он видел одну и ту же картину: лес или густые заросли деревьев и кустарника напоминали инопланетные джунгли. Здесь, за городом, плесень, очевидно, росла еще быстрее: деревянные дома заросли по самые крыши, голубая бахрома свисала даже с проводов, и каждый населенный пункт напоминал Лупцову никогда не виденные им древние заброшенные города.
Остановился Лупцов из-за того, что порядком устал, а главное, крайний дом, с которым он поравнялся, был менее всего тронут голубой заразой. Он стоял свеженький, недавно отстроенный, внося ощутимый диссонанс в общую картину. Аккуратно ошкуренные бревенчатые стены дома прямо-таки сияли на однообразном серебристо-голубом фоне.
– Неужели?! – вырвалось у Лупцова. – Таинственный остров. Оазис в голубой пустыне. – Он подошел к калитке и заглянул во двор. Там было все то же самое, что и везде, с той лишь разницей, что плесень покрывала только землю, словно дом этот свалился с неба несколько секунд назад.
Лупцов толкнул велосипедным колесом калитку и прошел во двор. Не доходя до крыльца, он долго звал хозяев, но не докричавшись, поднялся по ступенькам, раскрыл дверь и вошел внутрь дома. Это человеческое жилище не казалось брошенным впопыхах. Все здесь стояло на своих местах, порядок был образцовый, словно хозяева вышли на минуту по каким-то своим делам.
Лупцов осмотрел все три комнаты, пытаясь угадать, кто здесь жил или живет. Он еще надеялся увидеть владельцев дома, ждал, что вот-вот появятся люди, но отсутствие следов во дворе говорило об обратном.
В одной из комнат у окна Лупцов обнаружил школьный телескоп, стоящий на самодельной, основательно построенной треноге. Этот совершенно ненужный в домашнем хозяйстве предмет натолкнул Лупцова на мысль, что в доме жил человек, который любил по ночам смотреть на звезды, и этого астронома либо заманило и сожрало чудовище из ямы, либо он заразился по неосторожности плесенью и превратился, как его сосед, в колосящийся холм.
Лупцов заглянул в круглый глазок телескопа и увидел темное окошко соседнего дома.
