Нолин. Фарилэйн

Легат, оторопев, уставился на изуродованную окровавленную конечность. Он оттолкнул стул, словно надеясь сбежать от кошмара, но оступился и рухнул. И тогда он закричал.

– Визжит, как птица куфа, – заметил Нолин, снимая с пояса кожаный ремень.

– О да! – Амикус кивнул, убирая меч. – Ненавижу этих тварей.

– Хватай его за руку, – велел Нолин, ловко перетягивая ремнем обрубок руки. Кисть так и лежала на столе – бледный разветвленный островок в луже крови. – Не хочу, чтобы вы упали в обморок, сэр. Нам нужны кое-какие сведения.

Лицо Линча побелело. Выпучив глаза, он стиснул от боли челюсти. Губы его дрожали.

– Скажите, кто приказал убить меня, иначе мы вам и вторую руку отрубим, а если станете упорствовать, то и ноги тоже. Это был мой отец? Ничего, можете сказать мне прямо. Я не обижусь. Мы с ним уже веками не обмениваемся подарками на Зимний праздник.

Как только Амикус отпустил Линча, тот принялся кататься по полу и реветь от боли и ярости. Он схватился за кровавый обрубок, оставивший темно-красные потеки на белоснежном одеянии.

– Ты труп, Нолин!

– Сомневаюсь. Уверен, мой призрак выглядел бы лучше.

– Тебе не скрыться. Он может разделаться с тобой в любой момент. Он может убить любого и когда угодно.

– Очень мило. И кто он такой?

– Думаешь, это был какой-то политический маневр? Ты глупец. Ты имеешь дело с настоящей силой. Он может уничтожить тебя щелчком пальцев. Разорвать, словно пузырь, полный крови. А потом… – Он посмотрел на стены. – Все исчезнет, будто ничего и не было.

Нолин посмотрел на Амикуса, которого слова легата тоже поставили в тупик.

– Разорвать, словно пузырь, полный крови? Это какое-то местное выражение?

– Никогда раньше не слыхал, – ответил первый.

Нолин пожал плечами.

– Так о ком вы говорите? Назовите имя.

Торопливо удаляющийся стук сандалий по мраморному полу дал им понять, что палат, который до этой минуты оставался в дверях, сбежал.

– Проклятье! – выругался Амикус.

Ослабевший от потери крови и оцепеневший легат никуда сбежать не мог. Настоящую угрозу представлял палат и его возможные действия, если он выберется из дворца и найдет отряд имперских солдат. Они помчались вдогонку. К тому времени, как они преодолели половину коридора, их жертва выскользнула из губернаторской приемной, с грохотом захлопнув за собой входную дверь.

– Замечательно, – пробурчал Амикус.

Оба остановились, не доходя до двери. По ту сторону город кишел солдатами. Преследовать палата на улице было бы не только бессмысленно, но и глупо.

– Какое наказание полагается за расчленение легата и исполняющего обязанности губернатора имперской провинции? – спросил Нолин.

– Вам – тюрьма. Мне – казнь.

– Пошли за Линчем. Возьмем его с собой. Я могу…

Со стороны кабинета раздался стук, а вслед за ним – мокрый шлепок, словно кто-то швырнул дыню в стену.

– Это еще что? – взволнованно спросил Амикус.

Звук был неприятным.

Нолин решил, что Линч попытался встать, потерял сознание и рухнул на пол. Казалось, легат принадлежал к породе людей целеустремленных и одновременно твердолобых, склонных сначала делать, а потом думать. Это объяснило бы стук, но не отвратительный шлепок… за которым последовал еще один звук – ужасный хлопок, словно что-то лопнуло. Нолин начал подозревать, что их положение стало еще хуже.

Они поспешили обратно – в кабинет губернатора. Но прежде чем войти, оба замедлили шаг и неуверенно потоптались на пороге, не решаясь заглянуть внутрь. Звук, навевавший жуткие мысли, все еще стоял у них в ушах, однако никакая воображаемая картина не могла сравниться с тем, что они обнаружили в действительности. По крайней мере в этом случае воображение уступило замысловатой реальности. Впрочем, мир всегда находил способ усилить ужас.

Линч был мертв. Не было нужды проверять труп. Они бы не смогли, даже если бы хотели: трупа – как такового – не было. Тело легата разорвало на куски. Ноги Линча разлетелись по разным концам комнаты, а голова с открытыми глазами и хмурым выражением лица закатилась под стол. Кровь сочилась моросью со стен, капала на отполированный пол и стекала с потолка высотой двенадцать футов. Кровавые брызги лучами расходились по всей комнате от опрокинутого стула.

«Разорвать, словно пузырь, полный крови…»

Нолин и Амикус переглянулись, разинув рты.

– Какого Пайра тут произошло? – спросил Нолин.

– Понятия не имею. – Первый копейник оцепенело смотрел на кровавые ошметки. – Но мне это не нравится.

– Вынужден с тобой согласиться.

Они попятились.

Скорее всего, палат доложит о нападении на легата первому встречному солдату. Джунгли, кишащие ордами гхазлов и ядовитыми змеями, начинали казаться относительно дружелюбным местом. Не говоря больше ни слова, Нолин и Амикус бросились к выходу.

Нолин ожидал, что на выбеленном солнцем крыльце губернаторской резиденции их встретит вооруженный отряд. Так и вышло, однако это были не разъяренные личные охранники легата.

– Надеюсь, вы не возражаете, сэр, – сказал Райли Глот, державший палата за локоть. – Нам показалось, что он куда-то уж слишком торопится и что лучше попридержать его, чтобы не сбежал.

Остатки Седьмой Сикарии расположились у крыльца на покрытой грязью улице. Нолин думал, что они отправились в термы, однако выглядели солдаты все такими же грязными, как Амикус и он сам.

В новом строящемся городе повсюду царил хаос, и мало кто обратил внимание на потрепанных солдат, окруживших палата. Им не пришлось зажимать ему рот рукой или приставлять кинжал к горлу. Штабной офицер мог бы закричать, позвать на помощь, но он как будто смирился со своей участью. Возможно, Райли пригрозил ему расправой, а после увиденного в кабинете губернатора палат наверняка воспринял бы любую угрозу всерьез.

Мимо катились колесницы с пассажирами и телеги, груженные бревнами и камнями. Вдалеке громкий голос выкрикивал команды, в ответ на которые раздавался хор голосов.

– Как прошла встреча, сэр? – чересчур бодрым голосом спросил Джарел. – Надеюсь, хорошо?

– Нет.

Остальные молчали, но тишина, усиленная тревожными переглядываниями, говорила сама за себя. Райли помрачнел.

– Сдается мне, нам необходимо быстро найти что-нибудь, на чем можно отсюда убраться?

– Нет, – сказал Нолин. – То есть мне бы точно не помешала колесница. Амикусу тоже. Но остальным… – Он внимательно посмотрел на палата. – Мои солдаты ни в чем не виноваты. Их там даже не было. Ты сам видел.

Престарелый палат, которого по-прежнему удерживал Глот, никак не отреагировал.

– Ни в чем не виноваты, сэр? – с подозрением спросил Джарел.

– Миф, Клякса, колесницы! – рявкнул Райли.

Двое вышли на проезжую часть улицы, размахивая руками и преграждая путь повозкам. Увидев три большие колесницы-ратха, с четверкой коней каждая, они загнали их на обочину.

– Простите, парни. – Миф схватил лошадей за уздечки. – Нам нужны ваши телеги.

Возницы открыли было рты, чтобы возразить, но Миф поспешно указал в сторону крыльца.

– Они нужны сыну императора. – Клякса подскочил ко второй четверке лошадей. – Если хотите поспорить, то вон он, Нолин Нифрониан.

Рты резко захлопнулись. Один из солдат в первой колеснице отдал честь. Затем все ездоки выпрыгнули так быстро, что забыли свои копья.

– Ваше высочество! – Амикус жестом пригласил Нолина идти первым.

– А с Деметрием что делать? – поинтересовался Райли.

«О боги! Деметрий – вот как зовут палата!»

– Пока заберем его с собой.

– Куда направляемся, сэр? – спросил Клякса, взяв на себя управление третьей колесницей.

– К реке.

К счастью, вереница колесниц, несущихся по улицам военного лагеря, быстро превращавшегося в город, не являла собой из ряда вон выходящего зрелища. Иногда, правда, дороги были слишком узкими, так что прохожим приходилось отскакивать в сторону, но никому не казалось подозрительным, что солдаты куда-то мчатся. Прихватив с собой Деметрия, они выиграли немного времени, но Нолин понятия не имел сколько. Опираясь на свою давнюю теорию о том, что боги наложили на него проклятие, он опасался, что кто-то уже обнаружил останки Линча. В соответствии с той же теорией кто-то должен был заметить, как они вышли из резиденции губернатора, захватили чужие колесницы и отправились к реке. Значит, своих преследователей они опережали всего-то на несколько минут. Кругом, однако, не происходило ничего необычного, так что в душе еще теплилась надежда. Город привычно гремел голосами и самыми разными звуками, металлические колеса оглушительно стучали по вымощенной камнем дороге, однако ни рога, ни колокола Нолин не слышал. Если мертвого легата – не просто убитого, а ставшего жертвой какого-то изувера – уже обнаружили, по городу объявили бы тревогу. Ее отсутствие обнадеживало.

Амикус управлял колесницей столь же блестяще, как орудовал мечом, и сумасшедшая гонка благополучно окончилась в речном порту. Колесницы промчались по пристани и резко затормозили, налетев на кнехты. У пирса стояло шесть пришвартованных бирем. Нолин прибыл в Урлиней по морю и знал, что одномачтовые галеры могли переправить его в Персепликвис или куда-нибудь еще. Он пока не решил, куда в конце концов отправится. Знал лишь, что покидает это место.

Они спрыгнули с колесниц и оглядели пришвартованные суда с двойными рядами весел и мордами драконов на носу.

– С этой минуты никто из вас мне не подчиняется, – сказал Нолин. – Я больше не старшина. Я напал на легата. По законам империи я беглый преступник, посему не имею права командовать вами…

– Вы отрезали человеку руку! – Деметрий наконец обрел дар речи. Его лицо побагровело, и он попытался вырваться из крепкой хватки Райли.

– Нет, это сделал я, – поправил его Амикус.

– Неважно, – сказал Нолин. – Линч мертв.

– Мертв? Вы его убили? – спросил Райли.

– Как ни странно, нет, – ответил Нолин и добавил, глядя на палата: – Я не надеюсь, что ты мне поверишь, но уверяю тебя: я не собирался убивать твоего господина. На самом деле он был для меня уликой. Его смерть – ненужная мне проблема. Однако меня обвинят в его убийстве. – Он вновь обратился к солдатам: – Любого, кто станет помогать мне, обвинят в предательстве. Если вас поймают, то казнят, поэтому предлагаю проститься здесь.

– Это я отрубил легату руку, – сказал Амикус. – Я не могу сделать вид, что невиновен.

Нолин кивнул.

– Ладно. Значит, нас двое.

– Трое, сэр, – сказал Джарел.

– Ах, ну конечно, – согласился Нолин.

– Я тоже остаюсь с вами, сэр, – сказал Эверетт. – Мне рассказали, что вы пытались спасти меня. Скорее всего, вы и правда это сделали. Я обязан вам по крайней мере одной жизнью.

Нолин улыбнулся.

– Очень мило, Эверетт, но…

– Мы все с вами, сэр, – заявил Миф.

На лицах остальных Нолин увидел то же выражение веселого согласия.

– Вы еще не поняли, сэр? – спросил бедняк из Калинии. – Теперь вы один из нас.

– Ради всего святого, как тебя зовут?

Солдат улыбнулся и тут же скривился от боли во рту.

– Рамаханапар Мирк, сэр.

– Мирк? Что ж ты раньше не сказал? Это даже я в состоянии запомнить.

– Мирк прав, сэр, – вставил Райли. – Теперь вы член Седьмой Сикарии.

– Да нет же! Это я и пытаюсь вам втолковать. Я предал командование и больше не имею права носить эту форму.

– Я вступил в легион, чтобы служить вам, – сказал Джарел, – а не империи. И уж точно не императору.

– Всем известно, что меня разыскивали за убийство, – заявил Уэлдон Смирч по прозвищу Клякса, – потому-то я и вступил в легион. Убийство легата лишь повышает ваш статус в моих глазах.

– Седьмая Сикария всегда была чем-то большим, чем обычный эскадрон, – сказал Райли. – Когда вы стали одним из нас, вы стали и членом семьи. А мы своих не бросаем. Линч пытался убить нас всех. Вы совершили справедливое возмездие. Если на то пошло, я с гордостью пойду на казнь бок о бок с вами, сэр.

– Нас осталось так мало, – сказал Миф, – что нас просто расформируют. Я этого не вынесу. Пора нам стать легендой.

– Значит, вы все намерены дезертировать со мной? – Нолин разочарованно покачал головой. – Глупо, но трогательно.

– А с ним как быть? – Райли встряхнул Деметрия.

– Надо бы прикончить этого мелкого проныру, – сказал Клякса. – Он знает, куда мы ушли, сколько нас…

– Ты, наверное, прав, – ответил Нолин, – но я не привык убивать невинных.

– Возможно, вам стоит приобрести подобную привычку, – сказал Клякса. – Раз вы пускаетесь в бега, словно преступник.

– Я не намерен становиться преступником в бегах. Может, мне стоит отправиться во дворец и встретиться с отцом лицом к лицу. Раз и навсегда выяснить отношения. Глупо, правда?

– А палат? – спросил Райли.

– Деметрий, – сказал Нолин, – я не стану убивать тебя, но и оставить здесь не могу. Так что ты едешь с нами. Веди себя хорошо. Помалкивай и не привлекай внимания. Если будешь вести себя подобающе, мы отпустим тебя, как только окажемся в безопасности. – Нолин повернулся и осмотрел корабли. – Вон тот. – Он указал на судно, на носу которого были нарисованы изумрудные глаза. – Как считаете, если вежливо попросить, они не откажутся подбросить императорского сына?

Как и на любом военном судне, на имперской биреме «Передовой» было очень мало места. Чтобы вместить сотню человек, на корабле имелось пять палуб, правда, одна отводилась под балласт, а другая была слишком мала, чтобы вместить что-либо, кроме провианта. Оставались две палубы, занятые гребцами, и верхняя, не защищенная от ветра, дождя и солнца. Четырехэтажный полубак, воздвигнутый прямо за мачтой, служил солдатам укрытием. Матросам – тем, кто управлял большим парусом и парусом поменьше, который иногда разворачивали на носу, – было негде находиться, кроме как среди такелажа.

Нолин выбрал именно этот корабль в доках Урлинея лишь из-за цвета глаз, нарисованных на носу. У людей глаза всегда были карими; у всех фрэев без исключения – голубыми; бэлгрейглангреане имели янтарные глаза; глаза гхазлов, как заметил Нолин, всегда были желтыми. В целом мире, кроме него, лишь Сефрин отличалась зелеными глазами. И у «Передового» прямо над ватерлинией красовались изумрудные глаза – большие, зоркие и женственные. Выбор был почти случайным, целиком основанным на эмоциях. Скорее всего, за образец взяли глаза русалки, якобы превосходившие своей зеленью цвет самых ценных камней. Но – в отсутствие информации – у него не оставалось ничего, кроме эмоций. Он принял немало решений, полагаясь на чувства. Женщины называли это интуицией, мужчины – инстинктом. Отец считал подобные вещи глупостью, но мать называла это голосом Элан. Сури как-то сказала, что чувства – это звуки души, которые можно услышать, если прислушаться, как мир напевает мелодию истины. Нолин не знал, чему верить, но скучал по Сефрин, и те глаза напомнили ему о ней.

На борт они взошли беспрепятственно. Военной формы оказалось более чем достаточно, чтобы послужить пропуском. Солдат приветствовали на кораблях в качестве дополнительной охраны, и никто не поставил под сомнение слово Нолина как офицера. Труднее было настоять на том, чтобы корабль отплыл незамедлительно. Для этого Нолину пришлось назвать свое имя, а это означало, что любые преследователи без труда догадаются, куда Седьмая Сикария отправилась после смерти Линча.

Хотя легат превосходил Нолина рангом и поэтому мог отдавать ему приказы, люди встречали принца с бóльшим почтением. Узнав, что на борту находится наследник имперского трона, капитан корабля тут же уступил главенство на судне Нолину. Принц, как с тех пор называли Нолина члены команды, отказался от предложенного ему вина и сыра из свежих запасов, только что погруженных на борт, и этим заслужил осуждение Кляксы, но одобрение матросов.

С двух палуб протянулись весла, «Передовой» вошел в реку Эстея и направился на юг – к морю – с остатками Седьмого вспомогательного эскадрона Сикария на борту.

– Явно лучше, чем пешком, – сказал Миф, когда все восемь солдат выстроились у бортов, наблюдая за проплывающим мимо берегом, покрытым густой зеленью.

– А где палат? – спросил Нолин.

– Вон он, – ответил Райли и указал на коротышку, сидевшего на палубе, прислонившегося к планширу и плотно закутавшегося в тонкое одеяние. – Его устраивает там сидеть. По-моему, он немного побаивается воды. Вряд ли паршивец умеет плавать.

– Как долго мы пробудем на борту? – спросил Нолина Рамаханапар Мирк.

– Пока не знаю, – ответил Нолин. – Прежде всего мне надо было выбраться из Урлинея. Теперь, когда мы в пути, я должен все обдумать.

– Я думал, вы уже приняли решение. – Амикус, распрощавшись с джунглями, повернулся к ним спиной и оперся локтями о поручень. – Вы говорили, что возвращаетесь домой, чтобы встретиться с отцом.

– А еще я сказал, что это глупая идея. А поскольку он и тебе смерти желает, брать тебя с собой было бы по меньшей мере невежливо, ты так не считаешь?

– Что все-таки произошло между вами и вашим стариком?

Нолин всплеснул руками.

– Хотел бы я знать! Мы никогда не ладили. Наверное, во многом из-за того, что я наполовину человек.

– Но он же женился на вашей матери, – заметил Джарел.

Нолин смотрел на темную зыбкую воду, катившуюся под корпусом корабля неосязаемыми волнами.

– Персефона была кинигом. Она управляла кланами людей. Отцу были нужны ее войска. Но после войны баланс сил сдвинулся, а после ее смерти – и того больше. – Он вздохнул и повернулся к изогнутому носу корабля. – Не знаю. Капитан кажется вполне услужливым. Может, попросить его высадить нас в Кэрике. Мы могли бы жить там, будто великаны.

Он натянуто рассмеялся. Остальные вторили сочувственными смешками.

– Я бы хотел отправиться в Персепликвис, сэр, – сказал Мирк. Юноша снял бинты, но красные рубцы на щеках по-прежнему были заметны. – Всегда мечтал увидеть великий город.

– Столько лет прошло с тех пор, как я уехал, – сказал Амикус.

– Я там был только проездом, когда бежал из Роденсии. – Клякса вытер нос рукой. – Когда спасаешься бегством, много увидеть не удается.

– Это удивительное место, – сказал Джарел. – Раньше я ездил туда на биржу с отцом дважды в год. Больше всего мне запомнились тамошние блюда. Такое разнообразие! В Персепликвисе я впервые отведал тигра.

– И как? – спросил Эверетт.

У мальчишки было невинное и любознательное лицо, и Нолин решил, что тот провел в джунглях и в составе легиона совсем мало времени: и то и другое обычно лишало человека любопытства. Эверетт по-прежнему походил скорее на ребенка, чем на взрослого мужчину, однако Нолин помнил поседевшего пожилого Брэна, не утратившего духа юношеской невинности. Возможно, не все мили одинаковы.

Джарел задумался.

– Тигриное мясо… ну, оно, наверное, как и сам зверь: на вид приятное, но брать надо приступом. Я жевал тот кусок мяса, пока челюсть не заболела. Пришлось выплюнуть, пока никто не видел, а то я испугался, что, если проглочу, он меня удушит.

– Мне нравятся фонтаны, – сказал Амикус, глядя на верхушки деревьев, словно мог видеть за ними фонтаны. – Пресная вода вырывается на поверхность по всему городу. И термы! Милостивые боги, какое наслаждение!

– Да! – Нолин улыбнулся воспоминаниям. – Они потрясающие. Чтобы облегчить боль в напряженных мышцах и смыть грязь, нет ничего лучше, чем опуститься в горячую воду с паром.

– Прибавьте к этому женщину и бутылку вина, и я с вами, – сказал Миф.

– А ты, Райли? – спросил Амикус. – Что ты помнишь?

Мужчина покачал головой.

– Никогда там не был. Я из Рхулинии. Даже через реку Берн никогда не переправлялся. Вырос в старом шахтерском городке к северо-востоку от Вернеса. Отец, все его братья и их деды трудились в предгорьях, добывали железо и уголь. Сгорбленная спина и сухой кашель показались мне недостаточной наградой за жизнь, проведенную в тяжелом труде, так что, будучи великим умником, я вступил в легион. И это все, чего я достиг за двадцать лет службы. – Он постучал по мятым доспехам. – Мысль о том, чтобы вернуться домой к жене и родным, теперь кажется мне весьма привлекательной. Но я готов повидать этот замечательный город, раз туда нас ведет его высочество.

– Я понятия не имею, куда мы должны идти, – сказал Нолин. – И, может, это покажется вам странным, но, когда я был молод – примерно восемьсот сорок лет назад, – я знал женщину по имени Сури. Она была… – Нолин точно не знал, как ее назвать, и выбрал слово: – Мистиком. Она понимала речь мира. Мир говорил с ней, и она отвечала. Сури была способна на невероятные вещи, вы даже не поверили бы. Она говорила, что наитие – это когда Элан сообщает нам что-то, что нам нужно знать.

– То есть как дрожь, когда кто-то целится тебе в спину из лука? – уточнил Миф.

– Ну да, наверное, но, может, и посложнее. Это когда ты понимаешь сердцем то, чего никак не можешь знать головой. Иногда ты ошибаешься, как и в любом другом случае, но это не значит, что это неправда. Сури научила меня доверять этому голосу, даже если слушать его бывает больно.

– И этот голос… он велит вам плыть в Персепликвис? – спросил Амикус.

Нолин покачал головой.

– Честно говоря, этот голос молчал веками, но здравомыслие говорит, что возвращаться домой – безумие.

– Вовсе нет, сэр, – сказал Джарел. – Это предначертано вам судьбой. Такова воля Единого.

– Что ж, будем надеяться, Единый знает, что делает.

Глава девятая

В чертогах Драгоценной крепости

При первых проблесках рассвета дверь дома Сефрин наконец распахнулась, так что все трое сумели выйти. Сеймур вернулся в архивы, а она последовала за Эрролом в восточные кварталы, где наиболее удачливые предприятия расположились вдоль берега реки, чтобы на баржах ввозить и вывозить товары. Они остановились перед внушительным зданием, построенным из тщательно вытесанных плит розового гранита, возвышавшимся в торговом районе, словно лебедь среди стаи уток. Здесь располагалась фирма «Западное Эхо. Изделия из драгоценных камней».

– Да ты шутишь, – сказала Сефрин, разглядывая массивное строение, которое все называли Драгоценной крепостью. На лавку она совершенно не походила. Здание в пять этажей, занимавшее целую сторону торговой площади, высилось над остальными. – Ювелир Августин Бринкл? И ты с ним знаком?

Эррол Ирвин кивнул. Утром, пробегая по улицам так быстро, что Сефрин заподозрила его в желании от нее улизнуть, вор сказал очень мало. Небо потемнело от туч, в преддверии грядущего ливня воздух сделался тяжелым от влаги. Казалось, грязно-серые клубы в небе вот-вот разразятся снегом – и начнется метель. Сефрин продрогла, хотя было не так уж холодно. Зима подошла к концу – приближалась весенняя буря.

– Ты о нем тоже слышала? – спросил Эррол.

– О нем все слышали! Мало того что он самый главный предприниматель в городе, так он еще и бэлгрейглангреанский посол, – ответила Сефрин.

– Меня впечатляет, что ты можешь это произнести. Ходят слухи, один человек, попробовав выговорить это слово, вывихнул себе язык. Большинство, по понятным причинам, говорит «гномы».

Сефрин посмотрела на фасад здания с несколькими бронзовыми дверями, украшенными рельефами, изображавшими гномов-ремесленников за различной работой.

– Невероятно, – сказала она и потянулась к двери.

– Стой, – остановил ее Эррол. – Еще рано.

– Что? Почему? Ты так спешил сюда, что я решила, что у тебя много других важных дел.

Эррол сложил ладони вместе, используя их в качестве указки.

– По двум причинам. – Он нацелил руки на двери Драгоценной крепости. – Во-первых, нас не пустят. Во-вторых, Бринкл еще не прибыл. – Он указал кончиками пальцев на улицу. – Августин появится ровно через две минуты.

– С чего ты взял? Как ты можешь так точно определять время? – Она посмотрела на огромные солнечные часы в центре площади. Из-за плотной завесы туч невозможно было разглядеть даже слабую тень. – У меня превосходное зрение, но я не вижу…

Вор закатил глаза.

– Я тебя умоляю. Если начать перечислять все, чего ты не замечаешь, список выйдет слишком длинным. Нам осталось всего минута и сорок две секунды.

– Все равно не понимаю, откуда ты это узнал.

Он потер рукой лицо, как бы подчеркивая раздражение.

– Ты никогда не замечала, как пекари на улице Гриффин выкладывают булки? От первых двух подносов, почти пустых, поднимается пар. От третьего и четвертого – нет. Пекари всегда выставляют первые изделия из теста перед рассветом, чтобы застать полусонную толпу городских бедняков по пути в карьер. Вторую порцию они выкладывают ровно через час, чтобы от нее шел соблазнительный аромат, как раз тогда, когда мимо идут торговцы. Опять же, на крылечках домов на Брайтонских высотах стоят кувшины с молоком, значит, их уже доставили, но еще не забрали. И хотя телеги с молоком и хлебом уже расположились вдоль улицы Бристоль, фургоны со льдом еще не подоспели. Мне продолжать?