скачать книгу бесплатно
– Вы уже позабыли Медведя Польских Лесов, который едва не переломал вам кости?
– А, это ты, отступник! – воскликнул Дамасский Лев, презрительно поморщившись.
– Я, может, теперь еще более правоверный мусульманин, чем вы, – нагло отвечал Лащинский.
– И чего тебе надо, когда ты знаешь, кто я?
– Клянусь гибелью Креста! Мне надо не дать вам пройти до рассвета, господин Мулей-эль-Кадель. У меня приказ никого не выпускать из Фамагусты, и я не собираюсь ради ваших прекрасных глаз подвергаться опасности исполнить свой последний танец на колу.
– Дорогу Дамасскому Льву! – угрожающе крикнул Мулей-эль-Кадель. – Полученный тобой приказ не распространяется на сына паши Дамаска, близкого родственника великого султана Селима.
– Да будь вы хоть сам Магомет, без бумаги, подписанной Мустафой, вы не пройдете.
Потом обернулся к неподвижно стоявшим янычарам и скомандовал громовым голосом:
– Сомкнуть ряд и приготовиться к команде «огонь»!
В глазах Мулея-эль-Каделя сверкнул гнев.
– И вы станете стрелять в Дамасского Льва? – крикнул он, грозя кулаком янычарам.
Затем, повернувшись к своим спутникам, скомандовал не менее громким голосом:
– Сабли из ножен, и вперед! В атаку! Ответственность беру на себя!
Еще раз пришпорив коня, он заставил его сделать такой неожиданный прыжок прямо на поляка, что тот рухнул на землю, не успев отскочить в сторону.
– Ах ты, мошенник! – заорал капитан, кувырком полетев в ров. – Янычары, огонь!
– Вперед! – крикнул Мулей-эль-Кадель.
Десять всадников ринулись на подъемный мост с саблями наголо, но янычары, вместо того чтобы стрелять, быстро отскочили к парапету, выстроились, взяли на караул и все как один крикнули:
– Да здравствует Дамасский Лев!
Отряд, как ураган, пронесся сквозь ворота и вылетел на равнину. Папаша Стаке, крепко ухватившись за гриву коня, с явным удовлетворением пробормотал:
– Невозможно поверить, но этот турок, похоже, и впрямь славный парень. Никогда бы не подумал, что среди этих каналий попадаются такие ребята!
Мулей-эль-Кадель держался в голове отряда и показывал дорогу. Вдали виднелись огни турецкого лагеря, разбросанные по всей равнине, и время от времени слышался звук трубы.
А дальше ничего не было видно, только сумрак.
Турок старался подальше объезжать лагерные стоянки, чтобы их снова не остановили часовые и они не потеряли время. А потом решительно повернул на восток, где над мрачным горизонтом еле виднелась маленькая светящаяся точка, которую можно было принять за звезду.
– Это маяк в Суде? – спросил Перпиньяно.
– Да, – ответил Мулей-эль-Кадель.
– Когда доедем до берега моря?
– С такими лошадьми мы будем там примерно через полтора часа. Вам непременно надо отплыть до рассвета, чтобы избежать расспросов турецких властей.
– А мы сможем сразу найти судно? – поинтересовалась герцогиня.
– Я все предусмотрел, синьора, – отвечал турок. – Вчера утром я послал в Суду двоих людей, и они зафрахтуют для вас галиот. Когда мы приедем, все будет уже готово, и вам останется только поднять паруса.
– Как же вы к нам внимательны!
– Я плачу вам долг признательности, и никто не был бы так рад, как я, спасти самую красивую и отважную женщину из всех, кого я до сих пор знал.
Он немного помолчал, потом, поглядев на герцогиню, ехавшую рядом, прибавил с грустью:
– Я был бы счастлив сопровождать вас и помочь вам… но между мной и вами – пророк, ведь я рожден турком, а вы христианка.
– Вы и так слишком много сделали для меня, Мулей-эль-Кадель, и я никогда не забуду великодушия Дамасского Льва.
– Я тоже никогда вас не забуду, – еле слышно ответил турок.
– Наверное, по возвращении у вас будут неприятности с Мустафой? – спросила герцогиня, сменив смущавшую ее тему разговора.
– Мустафа не посмеет и пальцем тронуть сына паши Дамаска. Не бойтесь за меня, синьора.
Он снова пришпорил коня, заставив его скакать быстрее. Остальные всадники, христиане и чернокожие рабы, сделали то же самое, чтобы миновать опустошенные войной поля, которые за несколько месяцев из бесценных виноградников превратились в вытоптанную степь.
К часу пополуночи отряд, скакавший без остановки, добрался до маленькой деревушки из двух-трех дюжин лачуг, кое-как угнездившихся вокруг маленькой бухты, где слышно было, как накатывают на берег волны Средиземного моря.
На краю крошечного мыса расположился небольшой маяк с горевшим наверху немигающим фонарем. Из-за крыши почти целиком развалившегося домика высунулись двое негров, словно поджидавших всадников на краю деревни:
– Стой! Кто идет?
– Хозяин, – сразу отозвался Мулей-эль-Кадель, остановив коня таким резким рывком, что тот чуть не распластался по земле. – Галиот готов?
– Да, господин, – ответил один из негров.
– Кто на веслах?
– Десять греческих отступников.
– Они знают, что те, кто сядет на корабль, христиане?
– Я им сказал.
– И они согласились?
– С радостью, хозяин, и обещали слушаться христиан.
– Ведите нас.
Двое негров провели их по темной, пустой деревне к маяку, возле которого, поскрипывая, качался на волнах длинный и узкий стотонный двухмачтовый галиот с латинскими[8 - Треугольные паруса, крепившиеся к рее. Использовались на Средиземном море начиная со Средневековья. (Примеч. ред.)] парусами и очень высокими шканцами.
У берега дожидалась шлюпка с шестью гребцами, наполовину вытащенная на песок.
– Вот хозяин, – сказал один из негров, указывая на Мулея-эль-Каделя, который уже спешился и помогал сойти с лошади герцогине.
Все шестеро гребцов почтительно сняли фески и поклонились до земли.
– Проводите нас на борт, – сказал Мулей-эль-Кадель. – Я тот самый человек, что зафрахтовал судно.
11
На борту галиота
Парусник, который щедрый турок предоставил в распоряжение герцогини д’Эболи, чтобы она могла добраться до замка Хусиф, где томился пленный французский виконт, был красивый торговый галиот, из тех, которыми в то время пользовались для плавания между островами Греческого архипелага. Скорее всего, его захватили турки, ставшие настоящими пиратами в морях Малой Азии.
Как мы уже говорили, он был не более ста тонн водоизмещением, но представлял собой настоящий скоростной корабль благодаря необычайной длине мачт и обтекаемой форме. Для своего малого размера вооружен он был солидно: две кулеврины на палубе и еще четыре – у правого и левого бортов. В то время все парусники, ходившие по Средиземному морю, которое становилось все более опасным из-за возраставшего влияния турок, заклятых врагов христиан и торговцев, были более или менее вооружены. Надо было защищаться от мусульманских корсаров, непрерывно курсировавших между портами Малой Азии, Египта, Триполитании, Туниса, Алжира и Марокко.
Едва ступив ногой на верхнюю палубу, папаша Стаке окинул взглядом мачты и экипаж, набранный из бывших христиан, и остался доволен увиденным.
– Крепкий корпус, прекрасная оснастка, моряки с Архипелага, в чьи сердца наверняка еще не просочился свет истины этого мошенника Магомета, отличное вооружение… Да мы сможем посмеяться над галерами этого шута Али-паши, верно, Симоне?
– Хороший парусник, – коротко ответил молодой моряк. – Это точно, если Али-паша попробует нас настигнуть, мы обратим его в бегство.
Мулей-эль-Кадель подошел к экипажу, который выстроился перед грот-мачтой.
– Кто капитан?
– Я, господин, – отозвался энергичный моряк с длинной черной бородой. – Хозяин доверил командовать мне.
– Сдашь командование вот этому человеку, – сказал турок, указав на папашу Стаке, – и получишь премию в пятьдесят цехинов.
– Я к вашим услугам, господин. Хозяин велел мне слушаться человека, который зовется Дамасским Львом.
– Это я.
Грек низко поклонился.
– Эти люди – христиане, – продолжал турок. – Ты обязан им подчиняться, как если бы командовал я. Я беру на себя ответственность за все, что может случиться, учитывая возможную опасность экспедиции.
– Хорошо, господин.
– Кроме всего прочего, предупреждаю тебя: ты головой отвечаешь за свою преданность, и, в случае если попробуешь нанести любой вред этим людям, я найду тебя и накажу.
– Раньше я был христианином.
– Поэтому я и выбрал тебя. Я турок и не доверяю никаким вашим обращениям в ислам, но я не собираюсь вас за это упрекать. Как тебя зовут?
– Никола Страдиот.
– Я запомню, – сказал Мулей-эль-Кадель.
– Клянусь китовой тушей! – пробормотал папаша Стаке, который присутствовал при этом разговоре. – Если бы я был Мустафой, я немедленно назначил бы этого великолепного турка адмиралом мусульманского флота. Он командует как настоящий капитан и говорит как по-писаному. Для турка он просто чудо! И он совсем не твердолобый.
Мулей-эль-Кадель повернулся к герцогине, взял ее за руку и проводил на нос корабля, сказав с грустной улыбкой:
– Моя миссия окончена, синьора, наша партия сыграна. Я снова становлюсь врагом христиан, а вы – врагом турок…
– Не говорите так, Мулей-эль-Кадель, – прервала его девушка. – Как вы не забыли, что я спасла вам жизнь, так и я не забуду вашего великодушия.
– Любой на моем месте поступил бы так же.
– Нет. Вот Мустафа никогда не смог бы забыть, что он прежде всего мусульманин.
– Визирь – это обычный тигр, а я – Дамасский Лев, – с гордостью ответил турок.
Затем, сменив тон, продолжил:
– Я не знаю, синьора, чем кончится ваше приключение и как вы, женщина, хотя и гордая и смелая, сможете освободить господина Л’Юссьера. Боюсь, вам придется столкнуться с большими опасностями, поскольку весь остров сейчас в руках моих соотечественников, а они во все глаза следят за любым иностранцем из страха, что он христианин. Я оставляю вам своего раба Бен-Таэля, человека верного и отважного, не менее чем Эль-Кадур. Если когда-нибудь вы окажетесь в опасности, пошлите его ко мне, и клянусь, синьора, я попытаюсь сделать все от меня зависящее, чтобы спасти вас.
– А ведь вы только что сказали мне, Мулей, будто снова стали врагом христиан.
– Вы неправильно поняли меня, синьора, – ответил он и вспыхнул. – Капитан Темпеста не уйдет так быстро из моего сердца…
– А может быть, герцогиня д’Эболи? – лукаво спросила девушка.
Сын паши не решился ответить. На несколько мгновений им словно овладела какая-то глубокая и мучительная мысль. Потом, встряхнувшись, он протянул герцогине руку и сказал:
– Прощайте, синьора, но не навсегда. Надеюсь, в тот день, когда вы будете покидать остров, чтобы вернуться на родину, мы встретимся.
Он опустил голову, крепко стиснул маленькую руку и поцеловал ее, может быть, более долгим поцелуем, чем следовало, прошептав при этом:
– Такова воля Аллаха.
Потом, не оглядываясь, быстро спустился по веревочному трапу и спрыгнул в шлюпку, которая уже ждала у правого борта.
Герцогиня стояла неподвижно, тоже, казалось, о чем-то задумавшись. Когда же она обернулась, шлюпка уже коснулась берега.
Сделав несколько шагов по направлению к корме, где дожидались ее приказаний папаша Стаке и Никола Страдиот, она оказалась перед арабом, который смотрел на нее с бесконечной нежностью.
– Что тебе, Эль-Кадур?
– Снимаемся с якоря? – спросил он, и голос его дрогнул.
– Да, отплываем тотчас же.
– Так будет лучше.
– Что ты хочешь этим сказать?
