Фара

Однажды вечером, когда Рея патрулировала двор, Лев пристально посмотрел на Салема, попивая из кружки. "Ты ее… чувствуешь всегда?" спросил он наконец, поставив кружку. "Вот сейчас она на улице, у забора. Ты знаешь?"

Салем помолчал, прислушиваясь к внутреннему компасу. Он закрыл глаза на секунду. "Не всегда "знаю". Скорее… ощущаю фон. Как тихий гул. Где она, в каком состоянии – спокойна, настороже, испугана. Четкие команды, мысли… они работают на расстоянии. Но не как радио. Чем дальше, тем слабее сигнал, туманнее. Километра полтора-два – предел. Дальше – только смутное ощущение, что она есть, жива."

Какова цена такой связи? Это был главный вопрос Льва. Его взгляд стал жестче. Он бессознательно потер перевязанный висок. "А ей?" спросил он резко. "Это… ей не больно? Не тяжело? Я видел, как она вздрагивала, когда ты сильно концентрировался тогда, на заправке. И после… она спала как убитая." Он кивнул на Рею, мирно сопевшую у печки после патруля.

Салем вздохнул, наклонился и погладил спящую собаку по загривку. Она лишь глубже зарылась носом в лапы. "Цена есть. Для нас обоих. Сильная концентрация, передача сложной команды или образа… это как бег на пределе. У меня – гул в голове потом, как после удара. У нее… да, усталость. Головная боль, думаю, тоже. И нюх… на время притупляется. Слишком много информации." Он посмотрел на Льва. "Это не магия, Лёв. Это… нагрузка. Как тащить тяжелый рюкзак по горам. Без тренировки – надорвешься."

Лев долго молчал, разглядывая огонь в бочке. Потом поставил кружку с решительным стуком. "Сильное оружие," констатировал он сухо. "Опасно. Но… на заправке оно спасло наши шкуры." Он посмотрел на Рею, потом на Салема. В его глазах не было дружбы, но была холодная, расчетливая оценка. "Держи это в узде, Салем. Не загоняй ее. И себя." Он указал пальцем на стол. "И… веди записи. Что чувствуешь, как далеко, что происходит с ней после. Может, закономерности есть. Чтобы знать, на что рассчитывать. И где предел."

Это было не прощение и не полное доверие. Это было признание инструмента и условий его использования. Признание необходимости. Лев встал, потянулся, кости хрустнули громко в тишине кафе. "Завтра последний рейд. Заваруха кончена, пора закругляться. "Гавань" нам больше не друг." Он бросил взгляд на зашторенное окно, за которым лежал мир зон, теней и неведомых угроз. "Теперь у нас есть свет, тепло, еда и… твоя псина." В его голосе прозвучала горькая ирония. "Значит, мы теперь не просто выживальщики. Мы – мишень покрупнее."

Он ушел к своей кровати, оставив Салема наедине с потрескивающими дровами, храпящей Реей и тяжелыми мыслями. База была основана. Запасы собраны. Связь признана необходимым злом. Но спокойнее от этого не стало. Мир за стенами «Фары» был огромен, непредсказуем и враждебен. А их хрупкий альянс, скрепленный кровью, самогоном и странной связью человека и собаки, только начинал свое испытание на прочность. Следующий шаг был не за горами – защитить то, что они так тяжело отвоевали.

ГЛАВА 7. Эхо Жизни

Три дня над «Фарой» стоял грохот молота Льва, скрежет пилы и глухие удары, вбивающие колья в землю. Кафе постепенно сбрасывало облик забегаловки, обрастая брустверами из бревен, вытащенных из развалин склада на «Тихой Гавани». Проломы в кирпичном заборе исчезли под плотной кладкой древесины. Ржавая, но прочная арматура скрепила ворота, превратив их в тяжелую преграду. На плоской крыше натянули брезент – импровизированный наблюдательный пункт, укрытие от любопытных глаз и внезапного ледяного дождя. Лев работал с яростной сосредоточенностью, словно пытался вбить в землю не только колья, но и собственные сомнения. Каждый удар молота по железу был выстрелом по призракам прошлого, по страху перед будущим.

Салем тем временем учился заново. Не управлять сложными механизмами, а слушать. Слушать тот тихий гул в затылке, который был Реей. Сидя на крыльце, он закрывал глаза, концентрировался, посылая простые, как азбука Морзе, импульсы: «Тихо. Идти. Смотреть. Опасность?» Где-то в десятках метров, в чаще леса, приходил отклик – не словами, а всплеском настороженности, ощущением направления движения, сменой «фона» в их общей связи. Усталость накатывала волнами, особенно после сложных команд. Головная боль пульсировала в висках, перед глазами иногда мелькали черные мушки. Он чувствовал и отклик Реи – легкую дрожь в мышцах после интенсивного «сеанса», чуть более тяжелое дыхание. «Цена», о которой говорил Лев, была ощутима. Но прогресс был: теперь за считанные секунды он мог определить, где собака, спокойна ли она, видит ли что-то необычное в радиусе сотни метров, как настройка хрипящего, но живого радио.

Его короткие вылазки в ближний лес за сушняком или на разведку периметра стали иной проверкой. Мир не был мертв. Следы косули у ручья. Обглоданная кора на осине – работа бобров? Где-то в глубине стучал дятел, мелькнула рыжая спина лисы. Эти встречи, такие обычные раньше, теперь казались чудом. Жизнь цеплялась. Это знание, как глоток свежего воздуха после подвала «Тихой Гавани», придавало сил. Если выжили звери, могли выжить и люди. Не все из них мародеры.

Как-то раз, когда Салем вернулся с охапкой сушняка, ощущая знакомую усталость от поддержания связи с патрулирующей Рей, Лев прервал плотницкий труд. Вытер лоб замасленной рукавицей, оперся на молот. – Ну что, лесной маг? – спросил он, и в привычной грубоватости голоса пробивалось нечто новое – не насмешка, а усталое любопытство. – Зверье шевелится?

Салем швырнул дрова в поленницу у печурки за барной стойкой, с хрустом разминая затекшую спину. – Видел следы. Не только звериные. Старые, но… человеческие. Одинокий путник, неделю назад, не меньше. – Он прищурился, вспоминая картину. – Шел осторожно. Огибал открытые места. – Помолчал. – И Рея… чует что-то. Не опасность. Чужое. Далекое. Как эхо костра за холмом. Не постоянно. Только когда ветер с юга.

Лев нахмурился, потер бороду, оставляя на щетине следы смолы. – Юг… За Вепсской грядой, деревеньки были. Затерянные. – Его взгляд, оценивающий, уперся в Салема. – Твоя… связь. Насколько далеко она эту «чужизну» чует? Точнее, твоя псина, а ты – через нее.

Салем замер, погружаясь в себя, в тот тихий гул. – Трудно сказать. Чувство нечеткое. И это не конкретный человек. Скорее… намек на присутствие. На жизнь. Не враждебную, но чужую.

– Намек, – повторил Лев, отбрасывая молот. Он прошелся по залу, тяжелые сапоги глухо стучали по дощатому полу. – Намек – это не адрес. Но это больше, чем мы имели. – Остановился, повернулся. – Сидеть тут, как суслики в норе, запасы копить – дело нужное. Но знать, что там, за грядой… знать, не одни ли мы в этом еб… в этом новом мире… – Он сплюнул. – …это тоже ресурс. Информация. Может, важнее тушенки.

Он подошел к разложенной на столе потертой карте дальнобойщика, ткнул толстым пальцем в область южнее «Фары», за обозначенными холмами. – Вот. Примерно там. Заречье да Подгорное. Километров пятнадцать по прямой. Лесом, оврагами – больше. – Взгляд его стал жестким. – Риск? Да, черт возьми. Зоны, твари лесные, которые теперь могут быть не такими уж и лесными… И люди. Кто их знает, какие они теперь. – Он уперся взглядом в Салема. – Но если твоя псина-радар может вести… если она почует засаду или эту… хреновину зонную раньше, чем мы вляпаемся… Шанс есть.

Мурашки побежали по спине Салема. Не только от страха. От вызова. От возможности действовать, а не ждать. И от доверия, пусть осторожного, выстраданного, в словах Льва. Он рассчитывал на их связь. – Рея может, – сказал Салем, стараясь звучать увереннее. – Я могу. Но это не волшебство. Если зона тихая, как та «Глухая Падь», или мародеры затаились… – Всплыл образ подвала «Гавани», холодный ужас связанности. – …мы можем не успеть. И… это выматывает. И меня, и ее.

Лев кивнул, лицо каменело. – Знаю. Видел. Значит, не лезть в пекло. Разведка. Осторожная. Посмотреть, послушать. Узнать, есть ли жизнь. И если есть – какая. Не геройствовать. Увидели дым – не бежать с распростертыми объятиями. Услышали выстрелы – не лезть на рожон. Наша цель – глаза и уши. Ноги – чтобы унести ноги. Понятно?

– Понятно, – в груди Салема зажглась искра решимости, смешанная с тревогой. – Когда?

– Завтра на рассвете, – Лев хлопнул ладонью по карте. – Чем раньше, тем меньше шансов нарваться на кого не надо. Соберем паек. Воды, сухарей, аптечка. Оружие – на виду. И твоя… связь. Держи ее наготове, но не дергай попусту. Экономить батарейки надо, даже если они в твоей башке. – Попытка пошутить вышла сухой. – Я за руль. Ты – наводчик. Рея – главный маячок. Такой план устраивает, лесной маг?

Салем взглянул в окно. В сумерках мелькнула серая тень – Рея завершала обход. Он послал ей импульс спокойствия и готовности. В ответ пришла волна настороженного внимания и… преданности. Готовности идти куда угодно. – Устраивает, – повернулся он к Льву. – Завтра на рассвете. Ищем эхо жизни.

В ту ночь Салем долго ворочался. Он чувствовал Рею, свернувшуюся клубком у его ног, ее ровное дыхание, ее спокойную силу. Перед мысленным взором проплывал маршрут по карте – каждый поворот, каждая лощина. Что они найдут? Пустые пепелища? Новых врагов? Или… надежду? Лев храпел на своей кровати, но его сон, судя по подрагивающим векам и сжатым кулакам, был беспокойным. Давление грядущего дня висело в воздухе «Фары» гуще дыма от печурки. Они шли не просто в лес. Они шли навстречу неизвестности, неся с собой хрупкий дар связи и тяжелый груз оружия. Искать не тушенку и не бензин. Искать подтверждение, что человечество – не только тени в подвалах и падальщиков на развалинах. Искать огонь жизни в мертвой тишине нового мира.

Тишина на «Фаре» стала гулкой, натянутой, как струна. Не та тишина «Пустошей», а тревожная пауза перед неизвестным. Мотивация Льва была проста, как гвоздь: сострадание к возможным выжившим, приправленное холодным расчетом. Пустые комнаты мотеля могли стать убежищем для других, а дополнительные пары рук – шансом превратить «Фару» из убежища в крепость. Выжить в одиночку в этом мире, где законы физики играли в кости с дьяволом, было иллюзией.

Прагматизм и сострадание победили страх. – Ладно, – буркнул он, швыряя в угол ржавую арматуру. – Но «Фару» на авось не бросим. Пусть мародеры, если придут, попляшут.

Работа закипела. Салем, с его смекалкой и опытом, стал мозгом операции. Лев, с его грубой силой и знанием механики – руками. Они превратили родные стены в смертельную ловушку.

Главная дверь мотеля получила «подарок» – обрез водопроводной трубы, туго набитый порохом из патронов и обрезками гвоздей. Привод – тонкая, почти невидимая проволока на уровне щиколотки. «Сработает при сильном толчке, – пояснил Лев, закрепляя растяжку с мрачным удовлетворением.

Окна первого этажа забили изнутри щитами из досок. Но за каждым щитом, в проеме, висела граната Ф-1 с выдернутой чекой, удерживаемой натянутым тросиком. «Сдвинешь щит – получишь ливень осколков», – предупредил Салем, аккуратно устанавливая последнюю «лимонку». Запах пороха висел в воздухе.

Склад/Генераторная: Сердце «Фары». Лев лихо соорудил систему поджога из старого автомобильного аккумулятора и куска нихрома: открыл дверь – нихром раскалился докрасна, поджигая фитиль из пороховой мякоти, ведущий к канистре с бензином. «Бухнет так, что кишки на деревьях висеть будут», – мрачно пообещал он, любуясь работой.

Лестничные пролеты усыпали «сюрпризами» – досками с вбитыми ржавыми гвоздями, остриями вверх, присыпанными пылью. Капканы-медвежатники, снятые Салемом еще в первые дни, ждали своих жертв в темных углах коридоров.

Рея скулила, чуя запах пороха и металла. Салем присел, погладил ее по загривку, мысленно успокаивая: «Терпи, девочка. Для чужих. Наши – знают где ходить». Собака легла, положив морду на лапы, но уши оставались настороженными.

Перед выходом загрузили минимум: фляги с кипяченой водой, сухари, немного вяленого мяса. Оружие – «Винторез» Салема с глушителем и прицелом "малыш" , «Вепрятник» Льва – мощное ружье 12 калибра.

Салем завел свой «Мицубиси Паджеро Спорт». Дизель урчал глухо, но уверенно. Бак был полон драгоценного топлива. Рея прыгнула на заднее сиденье. Лев, устроившись на пассажирском месте, похлопал ладонью по приборной панели. – Ну что, адский экспресс? Поехали за новыми постояльцами в наш пятизвездочный ад.

Они ехали на юг, к поселку Заречье. Дорога петляла через знакомый, но теперь чужой лес. По карте Салема, южнее преобладали относительно «спокойные» участки – заброшенные поля, перелески. Но ключевое слово было «относительно». Главная угроза здесь – «Стеклянные Реки». Обширные низменные болота к югу от «Фары» и берега медленных рек могли в любой момент превратиться в смертельные ловушки со сверхтекучей водой.

Салем вел машину осторожно, объезжая подозрительно ровные, блестящие участки земли, напоминающие мокрый асфальт. – Видал? – Лев ткнул пальцем в придорожную канаву. – Вода стоит столбом. Как в стакане. Ни ряби. Жуть. – «Стеклянная Река, назвал так из за свойств, мы с реей видели такое в лесу», – ответил Салем, крепче сжимая руль. – Малейший неверный шаг – и тебя засосет как в масло. Тормозим только если надо. И только на твердом.

Оба заметили странность. Отсутствие той «сущности», которая норовила появиться в самое неподходящее время. Ни леденящего страха, ни мерцающего сумрака. Ни одного намека за всю дорогу. Это должно было облегчать душу, но вместо облегчения росло напряжение. Как перед бурей. Слишком тихо. Слишком… нормально. – Спряталось, сволочь, – проворчал Лев, потирая виток повязки на виске. – Или копит силы для грандиозного пинка под зад? – Может, просто не здесь его территория, – предположил Салем, но сам не верил до конца.

Поселок предстал печальным кладбищем надежд. Половина домов сгорела дотла, от других остались почерневшие срубы и покосившиеся печные трубы. Улицы завалены обломками, перевернутыми машинами, мусором. Трупов не было видно.

Они оставили машину на въезде, за полуразрушенным гаражом. Дальше – пешком, с оружием наготове. Рея шла впереди, низко прижав уши, постоянно обнюхивая воздух. Она вела их не к руинам, а к уцелевшему двухэтажному дому на окраине, рядом с небольшим озерцом. У дома был огород, частично вытоптанный, но видно было, что за ним ухаживали недавно. На втором этаже мелькнуло движение за занавеской.

Салем кивнул Льву. Тот сделал шаг вперед, руки в стороне от ствола, и крикнул громко, но без агрессии: – Эй, в доме! Люди? Мы не мародеры! Ищем выживших!

Тишина. Потом скрипнула форточка. Выглянуло осунувшееся, испуганное мужское лицо с недельной щетиной. – Вы… вы как выжили? – Голос был хриплым от неиспользования и страха. – Повезло, – коротко ответил Салем, тоже держа руки на виду. – Стены крепкие. У нас убежище. Еда, вода, генератор. Места хватит. Есть желающие?

Дверь открылась не сразу. Сначала выглянул ствол самодельного обреза, потом вышел сам хозяин лица – мужчина лет сорока, в грязной телогрейке. – Николай, – представился он коротко, опуская обрез, но не выпуская из рук. За ним вышла женщина, Ольга, лет тридцати пяти, с тщательно убранными, но седеющими волосами и умными, уставшими глазами. Она крепко держала за руку девочку лет десяти, Аню, которая жалась к матери, широко раскрытыми глазами глядя на незнакомцев и на Рею. Последней вышла вторая женщина, Настя, моложе, лет двадцати пяти. Она выглядела особенно измотанной, бледной, опиралась на косяк двери, машинально потирая лоб. – Мы… мы уже собирались уходить, – сказал Николай. – Запасы кончаются. Колодец почти сухой, а к озеру страшно – вода странная… как масло. А вчера Петрович с Ниной ушли на восток, к Тихвину, попытать счастья. Пятеро их. А мы… не решились. – Он кивнул на женщин и ребенка. – Да и Настюшка совсем без сил…

Салем пристально посмотрел на Настю, оценивающе, как выживший на возможную проблему. – Больна? – спросил он прямо. Настя слабо улыбнулась. – Устала просто. Голова кружится иногда. С тех пор как… все случилось. Думаю, недоедание. Ольга, врач по профессии (как выяснилось позже), внимательно посмотрела на подругу, но промолчала.

Решение было принято быстро. Видя организованность пришедших, Николай, Ольга и Настя согласились ехать. Аня молча кивнула, крепче сжав мамину руку.

Задержались на день. Николай знал поселок. Нашли несколько банок тушенки, пару мешков картофеля из погреба (часть подпорчена), ящик с домашними закатками. Аптечка Ольги была собрана под стать врачу (йод, бинты, анальгин, антибиотики) и кое-что достали из развалин аптеки. Ржавый топор, лопаты, пилу-ножовку, моток веревки, набор гаечных ключей из гаража Коли. В квартире местного радиолюбителя – мощный коротковолновый трансивер «Родина-307» с бензо-генератором и пачкой аккумуляторов. Антенна сломана, но Николай, ковырявшийся в радио с детства, пообещал починить.Скудные личные запасы тоже погрузили в машину, теплые одеяла, кастрюли, соль, спички, свечи, мыло.

Паджеро был забит под завязку. Люди и Рея теснились среди мешков и ящиков. Дорога обратно была напряженной. Лев грузно сидел на ящике с картошкой, «Вепрятник» между колен. – Ну что, соседи, – его голос прорвал гул мотора, – готовы к нашему курорту? Бассейна нет, зато есть уникальные оздоровительные процедуры. Например, «не наступи в "Стеклянную реку" , а то похлебаешь жижи как суп». Или «уворачивайся от "Картинок" , а то поджаришь себе мозг». Включено в стоимость проживания. Николай хмыкнул. Ольга слабо улыбнулась. Настя, прижавшись к окну, смотрела на проплывающий мертвый лес. Аня тихо спросила: – А собачка… она добрая? – Добрее нас со Львом, – ответил Салем, видя в зеркале, как Рея осторожно обнюхивает девочку. Аня медленно протянула руку, коснулась шерсти. Собака не отдернулась. – Она наша… ищейка. Чует беду раньше всех.

Машина подъехала к воротам «Фары». Салем и Лев мгновенно оценили обстановку. Ничего явно сломанного, не взорванного. Но… – Дверь в кладовку у гаража, – тихо сказал Лев, указывая пальцем. – Она была приперта кирпичом изнутри. Кирпич сдвинут. Салем кивнул. Он тоже заметил. И еще: нечеткий след на пыльном полу у входа в кафе – не от их ботинок. Чей-то, более мелкий и легкий.

Они высадили новых жильцов у машины. – Ждите здесь, – приказал Салем. – Не шумите.

С оружием наизготовку, зная расположение каждой ловушки, Салем и Лев вошли первыми. Рея шла впереди, низко опустив голову, но не рычала – признак, что живых чужаков сейчас нет.

Осмотр подтвердил: кто-то был внутри. Аккуратно. Ловушки не тронуты. Растяжки на месте. Самое тревожное: заряд в генераторной – не сработал. – Хитрая тварь, – проворчал Лев, присев у растяжки на двери склада. – Прошла как тень. Ничего не взяла? Или взяла то, чего мы не заметим? – Или разведка, – мрачно добавил Салем, осматривая сдвинутый кирпич. – Узнала, что здесь есть, кто здесь есть. И ушла доложить. – Он посмотрел на Льва. Лев неожиданно фыркнул, поднимаясь. – Да пошел он, этот вор! Главное, что склад цел, генератор на месте, и дизель наш не уперли. А мины… мины еще выстрелят. Не в этого, так в другого. – Он махнул рукой. – Зови новых соседей. Пусть заходят. Осматриваются. А мы… мы теперь не двое.

Они вышли к ожидавшим. Лица новых жильцов были бледными от страха и неизвестности. – Все чисто? – спросил Николай, сжимая свой обрез. – Пока да, – ответил Салем. – Заходите. Добро пожаловать… домой. Ольга осторожно переступила порог, оглядываясь. Настя, опираясь на Колю, глубоко вздохнула. Аня крепко держала маму за руку, но ее взгляд упал на Рею, которая терлась боком о ногу Салема. Девочка сделала маленький шаг вперед.

Лев распахнул руки, пытаясь разрядить обстановку своей грубоватой манерой: – Ну, вот и Фара! Люкс-апартаменты в стиле «постапокалипсис»! Ванна – озеро в пятистах метрах, правда, иногда оно ведет себя как жидкое стекло, но это мелочи! Горячая вода – когда генератор работает и котел не протекает! И главная фишка – уникальная система безопасности: «Случайно-Смертельный Интерьер»! – Он ткнул пальцем в проволоку у порога. – Не наступайте на проволоку и не трогайте щиты на окнах, а то ваши внутренности украсят наш ландшафт! Весело, правда? Николай смотрел на него, не понимая, смеяться или плакать. Ольга покачала головой, но в уголках губ дрогнула тень улыбки. Настя тихо спросила: – А… а где можно прилечь? Салем кивнул на лестницу. – Второй этаж. Комнаты свободны. Выбирайте любые, кроме тех, где на полу лежат доски с гвоздями. Это не беспорядок. Это… система оповещения.

Пока новые жильцы, осторожно ступая, поднимались наверх, Лев подошел к Салему, смотревшему в щель в ставне на темнеющий лес. – Фаровцы, – пробурчал Лев, кивнув в сторону лестницы. – Теперь их надо кормить, поить, защищать. И от зон, и от людей. И от того, что залезло сюда, пока нас не было. – Знаю, – тихо ответил Салем. – Но одни они точно не выжили бы. Это начало, Лев. Только начало.

После последней, перенесенной в дом коробки Лев тяжело вздохнул, достал из кармана потертую фляжку, отхлебнул. Потом протянул Салему. – Ну что ж… За новоприбывших, сосед. Добро пожаловать в наш общий ад.

ГЛАВА 8. Осколки прошлого

Вечер в «Фаре» был непривычно… живым. В большой зале кафе, где пыль уже успела лечь ровным слоем на заброшенные столики, теперь горел очаг – точнее, большая жестяная печка-буржуйка, вытащенная Львом из подсобки. Два стола сдвинули вместе. На них стояла праздничная трапеза: жареная картошка с тушенкой, приготовленная на буржуйке, сухари, чай с заваренной брусничной веточкой . Запах еды, смешивался с запахом дыма, влажной одежды и человеческого страха, начинающего понемногу оттаивать.

Салем сидел во главе стола, спиной к забитому окну. «Винторез» стоял рядом, на полу, в мгновенной доступности. Рея лежала у его ног, чутко следя за новыми людьми, но без агрессии. Лев напротив методично уплетал картошку, поглядывая на Колю, который ел с аппетитом человека, долго не видевшего горячей пищи. Ольга кормила Аню, девочка клевала носом, уставшая от переезда и впечатлений. Настя сидела чуть поодаль, ковыряя еду вилкой, бледная, с синяками под глазами.

Тишину нарушил Лев, громко хлебнув чай из кружки и поставив ее со стуком. "Ну что, соседи," – его голос прозвучал слишком громко в настороженной тишине, – "как вам наш гостеприимный кров? Не хуже «Метрополя», а? Только без портье. И без горячей воды. И без электричества, пока генератор не крутанем. Но зато с уникальной коллекцией смертельных ловушек! Ощущение экстрима – бесплатно."

Николай хмыкнул, вытирая губы тыльной стороной руки. "Кров – это слабо сказано. Стены целы, крыша не течет. После того, что было… это уже дворец." Он помолчал, глядя как пламя в топке буржуйки лижет жестяные стенки. "Дворец среди руин."

Ольга отложила ложку, взглянула сначала на него, потом на Салема. "Вы… вы оба были здесь? Когда все… случилось?"

Салем кивнул, отодвинув пустую тарелку. "Я был тут, вместе с Львом и Реей. Мы здесь с первого дня."

"А я…" – Коля отложил ложку, голос его стал глуше, – "я на поле был. За селом. Трактор чинил. Увидел… как небо над лесом на западе разорвалось. Словно второе солнце взошло. Грохот… такой, что земля под ногами заплясала. Потом ветер… Думал, конец. Пригнулся за трактором, накрылся брезентом. Очнулся – трактор перевернут, небо черное, дышать нечем. Домой побежал…" Он замолчал, сжав кулаки так, что побелели суставы. Лицо исказила гримаса боли. "Половины поселка не было. Наш дом… стоял на краю. Стены треснули, крыша провалилась. Жена…" – Голос сорвался. Он резко вдохнул, вытер глаза грязным рукавом. – "Она была внутри. Не выбежала. Наверное, спряталась в подполе… думала, как в войну. Не вышла. Я откопал…" Он не договорил, просто покачал головой, уставившись в пустоту перед собой. "Потом ливни начались. Холод. Радио молчало. Собрались те, кто выжил… но людей все меньше становилось. Болезни, голод. Мы остались. Ждали чуда или конца."

Тяжелое молчание повисло в воздухе. Треск дров в буржуйке казался оглушительным. Аня прижалась к матери, испуганно глядя на плачущего мужчину.

Ольга тихо взяла слово, ее голос был ровным, профессиональным, но в глубине глаз таилась усталость веков. Она обняла дочь. "Мы с Аней были в больнице. В райцентре. Я дежурила. Вдруг – свет погас, аппараты завизжали, все задрожало. Стекла посыпались. Я схватила Аню, мы под койку… Потом крики, пыль, темнота. Выбрались – город горел. Половина здания рухнула. Коллеги… пациенты…" Она сжала губы, гладя Аню по волосам. "Мы выжили чудом. Шли пешком домой, в Заречье. Шли неделю. По дорогам… лучше не вспоминать. Трупы, брошенные машины, пожары. Люди с пустыми глазами. Настя присоединилась к нам позже, когда мы нашли остальных.

Настя вздрогнула, словно от прикосновения. Вилка выпала у нее из ослабевших пальцев. Она подняла на Ольгу большие, полные слез глаза. "Я… я из соседнего села. Приехала в Заозерье на автобусе… к подруге. Только вышла… и началось. Этот грохот… как будто мир лопнул. Меня отбросило в канаву. Очнулась – вокруг ад. Автобус перевернут, люди кричат… Потом я увидела деда Федора… он жил рядом с остановкой. Он вылез из-под забора, весь в крови. Я побежала к нему… а его… камнем придавило, хрипел так страшно, я испугалась, оставила его…" – Слезы потекли по ее грязным щекам. Она обхватила себя руками. "Я так устала с тех пор… все время устаю. И голова кружится. Будто силы нет совсем."