скачать книгу бесплатно
– Вы не женщина, – сказала начальница.
– Но когда-то был.
В синем свете мигалок, отражающемся на бледном лице, Том Пеллегрини делает шаг, чтобы присмотреться к тому, что еще полчаса назад было двадцатишестилетним уличным дилером. Мертвец раскинулся на спине, ногами в придорожной канаве, руки частично разведены в стороны, головой на север, у боковой двери углового дома в ряду[6 - Для Балтимора характерна блокированная жилая застройка, поэтому большинство домов находится в рядах и называются rowhouses.]. Темно-карие глаза застыли под прикрытыми веками в выражении смутного узнавания, распространенного у скончавшихся недавно и внезапно. Это не ужас, не ступор и даже не страдание. Чаще всего последнее выражение лица убитого напоминало изумленного школьника, которому только что объяснили логику простого уравнения.
– Если у тебя здесь все схвачено, – говорит Пеллегрини, – я перейду улицу.
– А что такое?
– Ну…
Лэндсман подходит поближе, и Пеллегрини понижает голос, словно само предположение, что у этого убийства может быть свидетель, – постыдная демонстрация оптимизма.
– В дом на той стороне зашла женщина. Первым патрульным на месте происшествия сказали, что она была на улице, когда начали стрелять.
– Она все видела?
– Ну, вроде как она кому-то рассказала, что это были трое черных в темной одежде. После стрельбы они убежали на север.
Мелочь, и Пеллегрини так и читает мысли сержанта: трое йо в черном – да уж, сузили, на хрен, круг подозреваемых до половины города. Лэндсман неопределенно кивает, и Пеллегрини идет через Голд-стрит, осторожно обходя ледяные лужицы на перекрестке. Сейчас ночь, полвторого, температура – сильно ниже нуля. На середине улицы детектива застигает бодрящий ветер, пробираясь под пальто. На той стороне Эттинг-стрит в честь такого события собрались местные – молодые парни и подростки, которые по-бандитски жестикулируют, наслаждаются внезапным развлечением и силятся разглядеть лицо мертвеца на той стороне. Они шутят и шепчутся, но даже самым младшим хватает соображения замолкнуть и отвести глаза при первом же вопросе патрульного. А какой смысл поступать иначе? Мертвеца через полчаса положат на стол медэкспертизы на Пенн-стрит, патрули с Запада будут попивать кофе в «7-элевен» на Монро-стрит, а барыги – снова толкать синие колеса на этом богом забытом перекрестке Голд и Эттинг. Что сейчас ни скажи, ничего из вышеперечисленного не изменится.
Толпа пронзает Пеллегрини глазами, как умеют только угловые пацаны[7 - Corner boys (букв. «парни с углов») – балтиморский сленг, обозначающий группу молодых наркодилеров, торгующих на перекрестках.] с западной стороны, пока он переходит улицу к крашеному каменному крыльцу и три раза коротко стучит в деревянную дверь. В ожидании ответа детектив смотрит, как на запад по Голд катит мятый «бьюик», неторопливо проезжая мимо. Пеллегрини оборачивается и провожает его взглядом еще пару кварталов на запад, до углов Брант-стрит, где уже возобновила работу ватага бегунов и зазывал[8 - Зазывалы (tout) на балтиморском сленге – те, кто принимает заказ у клиента, затем отправляет его с бегуном (runner) для передачи в другом месте, чтобы усложнить работу полиции.], толкая героин и кокаин на почтительном расстоянии от места убийства. «Бьюик» включает задние фары, и от угла отделяется одинокая фигура, наклоняется к окну водителя. Бизнес есть бизнес, и рынок Голд-стрит никого не ждет – уж точно не дохлого дилера через улицу.
Пеллегрини снова стучит и подходит ближе к двери, прислушиваясь к движению внутри. Сверху доносится сдавленный звук. Детектив медленно выдыхает и барабанит до тех пор, пока в следующем доме в ряду, в окне второго этажа, не показывается девочка.
– Привет, – говорит Пеллегрини, – полиция.
– Ага.
– Не знаешь, это тут живет Кэтрин Томпсон?
– Да, тут.
– Она дома?
– Наверно.
Наконец в ответ на тяжелый грохот наверху загорается свет, внезапно и резко поднимают окно. На улицу над подоконником высовывается крупная женщина средних лет – полностью одетая, замечает детектив, – и буравит взглядом Пеллегрини.
– Кого там черт принес в такой час?
– Миссис Томпсон?
– Да.
– Полиция.
– Поли-иция?
Господи, думает Пеллегрини, а с чего еще белому мужику в тренчкоте быть на Голд-стрит после полуночи? Он достает и показывает значок.
– Можно с вами поговорить?
– Нет, нельзя, – отвечает она нараспев настолько внятно и громко, чтобы слышала толпа через улицу. – Мне вам сказать нечего. Тут люди спят, а вы долбитесь в дверь в такое время.
– Значит, вы спали?
– Я не обязана говорить, что делала.
– Мне нужно поговорить с вами о стрельбе.
– А мне нечего вам сказать.
– Там человек умер…
– Я знаю.
– Мы ведем следствие.
– И?
Том Пеллегрини с трудом подавляет желание затащить эту тетку в автозак и прокатить по всем колдобинам на пути к штабу. Вместо этого он сурово смотрит на нее и говорит свое последнее слово лаконичным тоном, выдающим только усталость.
– Я ведь могу вернуться с повесткой большого жюри[9 - Большое жюри – в США коллегия присяжных заседателей, которая определяет обоснованность и целесообразность предъявления кому-либо официальных обвинений для дальнейшей передачи дела в суд.].
– Ну и возвращайтесь со своей чертовой повесткой. А то ходите в такое время ночи и говорите, что я должна что-то рассказать, когда я вовсе даже не хочу.
Пеллегрини сходит с крыльца и смотрит на синее мерцание мигалок. У тротуара уже встал фургон из морга – «додж» с тонированными стеклами, – но пацаны на каждом углу теперь смотрят через улицу на то, как эта женщина четко дает понять детективу, что ни при каких обстоятельствах не пойдет свидетельницей убийства из-за наркотиков.
– Это же ваш район.
– Вот именно, – говорит она и захлопывает окно.
Пеллегрини чуть качает головой, затем переходит улицу обратно – как раз вовремя, чтобы увидеть, как криминалисты из фургона переворачивают тело. Из кармана куртки достают наручные часы и ключи. Из заднего кармана штанов – удостоверение. Ньюсом, Рудольф Майкл, мужчина, черный, дата рождения 02.05.61, адрес – 2900 по Аллендейл.
Лэндсман стягивает с рук белые резиновые перчатки, бросает в канаву и смотрит на своего детектива.
– Есть что? – спрашивает он.
– Нет, – отвечает Пеллегрини. Лэндсман пожимает плечами.
– Тогда я рад, что этот достался тебе.
На точеном лице Пеллегрини мелькает слабая улыбка – он принимает за утешительный приз веру сержанта в его силы. Том Пеллегрини проработал в убойном меньше двух лет, но его уже повсеместно считают самым трудолюбивым сотрудником в бригаде сержанта Джея Лэндсмана из пятерых человек. А сейчас это немаловажно, ведь они оба знают, что тринадцатое убийство 1988 года в Балтиморе, зарегистрированное под конец полуночной смены на углу Голд и Эттинг, – совершенно дохлый номер: убийство из-за наркотиков, без известных свидетелей, без конкретного мотива и без подозреваемых. Возможно, единственного человека во всем Балтиморе, который мог бы проявить хоть какой-то интерес к распутыванию этого дела, как раз упаковывают в мешок. Позже, утром, брат Руди Ньюсома опознает его с порога «холодильника» напротив прозекторской, но после этого пользы от родственников будет немного. В утренней газете о происшествии не напечатают ни слова. Жизнь района – ну или того подобия района, что еще осталось у Голд и Эттинг, – пойдет своим чередом. Западный Балтимор, родина убийств небольшой тяжести.
Все это, конечно, не говорит о том, что в группе Лэндсмана никто не потормошит убийство Руди Ньюсома. Полицейский департамент живет статистикой, и за раскрытие дела – любого – детектива всегда вызовут за дополнительную плату в суд и погладят по головке. Но Пеллегрини играет в эти игры ради чего-то большего: он все еще что-то себе доказывает, все еще голоден до опыта, свеж и полон сил. Лэндсман видел, как он раскручивает убийства, о которых вроде бы ничего нельзя было узнать. Дело Грина из проджекта[10 - Проджекты – муниципальные жилкомплексы для рабочего класса, которые в США с 60-70-х стали ассоциироваться с черными гетто.] Лафайет-Корт. Или стрельба перед «Оделлом» на Норт-авеню, где Пеллегрини бродил по раздолбанной подворотне и копался в мусоре, пока не нашел пулю 38-го калибра, закрывшую дело. Больше всего Лэндсмана поражает, что Том Пеллегрини, ветеран с десятилетним стажем в органах, перешел в убойный из службы безопасности мэрии через пару недель после того, как мэр победил в праймериз демократов и стал верным фаворитом в губернаторы. Проще говоря, это было политическое назначение, спущенное от самого замкомиссара по вопросам правоприменения, – как будто Пеллегрини благословил сам губернатор. В убойном все считали, что новенький выставит себя полным клоуном месяца за три.
– Ну, – говорит Пеллегрини, втискиваясь за руль «шеви кавалер» без опознавательных знаков, – пока что все неплохо.
Лэндсман смеется.
– Раскроем на раз-два, Том.
Пеллегрини бросает на него взгляд, который сержант подчеркнуто игнорирует. «Кавалер» минует квартал за кварталом гетто, едет по Друид-Хилл-авеню до пересечения с бульваром Мартина Лютера Кинга, где Западный район уступает место утреннему запустению в центре города. Не видать даже алкашей на скамьях Говард-стрит – все из-за холода. Пеллегрини замедляется, потом без проблем проезжает все перекрестки, но все-таки натыкается на красный на Лексингтон и Калверт, в паре кварталов от штаба, где из подъезда угловой конторы их незаметно манит одинокая шлюха – явный транс. Лэндсман угорает. Пеллегрини удивляется, как проститутка в этом городе может не знать, что предвещает «шеви кавалер» с пятнадцатисантиметровой антенной на жопе.
– Ты только глянь на этого красавца, – говорит Лэндсман. – Давай тормознем и постебемся.
Машина замедляется и сворачивает на обочину. Лэндсман опускает окно со своей стороны. Лицо шлюхи – жесткое, мужиковатое.
– Сэр?
Шлюха отворачивается в немой ярости.
– Мистер! – кричит Лэндсман.
– Я не мистер, – отвечает шлюха, возвращаясь на свой угол.
– Сэр, у вас не найдется пара минут?
– Иди на хер.
Лэндсман злорадно хохочет. Пеллегрини знает, что однажды сержант ляпнет глупость кому не следует – и полгруппы будет еще неделю писать рапорты.
– По-моему, ты задел его чувства.
– Ну, – говорит Лэндсман, отсмеиваясь, – я же не хотел.
Через пару минут они сдают задом во второй ряд в полицейском гараже. Внизу той же страницы, где указаны детали смерти Руди Ньюсома, Пеллегрини записывает номер парковочного места и пробег со спидометра, потом обводит. В этом городе убийства приходят и уходят, но не дай бог тебе не указать в ведомости правильный пробег или того хуже – забыть отметить парковочное место, чтобы следующий коп пятнадцать минут ходил по гаражу и гадал, к какому же «кавалеру» подходит ключ зажигания у него в руке.
Пеллегрини идет за Лэндсманом по гаражу и через металлическую тяжелую дверь – в коридор второго этажа. Лэндсман вызывает лифт.
– Интересно, что там у Фальтайха на Гейтхаус-драйв.
– Там же мокруха? – спрашивает Пеллегрини.
– Ага. Судя по рации, типа того.
Лифт медленно поднимается и выпускает их в другой, похожий длинный коридор с начищенным линолеумом и по-больничному голубыми стенами, и Пеллегрини следует за сержантом. Из аквариума – звуконепроницаемой комнаты из металла и стекла, где ждут допроса свидетели, – доносится тихий женский смех.
Слава тебе Господи. Сие есть свидетельницы фальтайховской перестрелки на другом конце города – дарованные небесами живые свидетельницы из плоти и крови с четырнадцатого убийства этого года. Ну, думает Пеллегрини, хоть кому-то в группе сегодня повезло.
Голоса в аквариуме затихают позади. Перед тем как повернуть за угол в отдел, Пеллегрини заглядывает в боковую дверь темного аквариума и замечает оранжевое свечение сигареты и силуэт ближайшей к двери девушки. Видит ожесточенное лицо, твердые, как гранит, темно-коричневые черты, глаза, в которых читается лишь закаленное презрение. Но формы офигительные: красивая грудь, ножки ничего, желтая мини-юбка. Кто-нибудь уже наверняка бы подкатил, если бы не ее настрой.
Превратно приняв случайный взгляд за настоящую возможность, девушка небрежно выходит из аквариума к двери офиса, тихонько стучит по металлическому косяку.
– Можно позвонить?
– С кем собралась говорить?
– Машину вызвать.
– Нет, рано еще. После допроса.
– А машина?
– Тебя подвезет кто-нибудь из патрульных.
– Я уже час здесь сижу, – говорит она, скрещивая ноги в дверном проеме. У нее лицо дальнобойщицы, но все же она старается как может. Впрочем, Пеллегрини не впечатлен. Он видит, как Лэндсман лукаво улыбается ему с другого конца кабинета.
– Мы постараемся подойти как можно быстрее.
Оставив всякие надежды на соблазнение, она возвращется к подружке на зеленый виниловый диван в аквариуме, снова скрещивает ноги и закуривает новую сигарету.
Она здесь потому, что ей не повезло оказаться в полуподвале многоквартирника Пернелл-Виллидж на Гейтхаус-драйв, где ямайский наркодилер Кэррингтон Браун принимал в гостях коллегу по имени Рой Джонсон. Предварительные ласки, пара обвинений с переливчатым вест-индским акцентом, а потом – продолжительная пальба.
Дика Фальтайха – лысеющего коротышку и ветерана бригады Лэндсмана – вызвали спустя пару минут после того, как диспетчер отправил Пеллегрини с сержантом на Голд-стрит. По прибытии Фальтайх обнаружил в гостиной мертвого Роя Джонсона с более чем десятком пулевых отверстий во всех возможных частях тела. А хозяин квартиры, Кэррингтон Браун, как раз направлялся в реанимацию Университетской больницы с четырьмя ранениями в грудь. Там же были обнаружены дырки в стенах, дырки в мебели, гильзы от автоматического пистолета девятимиллиметрового калибра и дамы в истерике. Следующие пять часов Фальтайх с двумя криминалистами будет собирать улики на месте.
А значит, именно Лэндсману с Пеллегрини остается сортировать свидетелей, отправленных в центр. Начинается опрос довольно рассудительно и спокойно: детективы по очереди отводят каждую свидетельницу в отдельный офис, заполняют форму с их данными, записывают показания на нескольких страницах и дают на подпись. Рутинная и однообразная работа; только за прошлый год Пеллегрини опросил, наверное, пару сотен свидетелей: многие – врали, все – не желали сотрудничать.
Через полчаса процесс резко переходит во вторую стадию, более интенсивную, когда разъяренный Лэндсман швыряет четыре страницы показаний на пол заднего офиса, грохает рукой по столу и кричит, чтобы эта телка в желтой мини-юбке тащила свою стремную лживую наркоманскую задницу отсюда на хрен. Что ж, думает Пеллегрини, слушая с другого конца коридора, Лэндсман вообще долго тянуть не любит.
– ЛЖИВАЯ ТЫ СУКА, – орет Лэндсман, хлопнув дверью о резиновый упор. – ТЫ МЕНЯ ЗА ДЕБИЛА ПРИНИМАЕШЬ? Я, БЛЯТЬ, ПО-ТВОЕМУ, ДЕБИЛ?
– Да где я вру-то?
– Все, вали отсюда. Наговорила себе на обвинение.
– За что?
Лицо Лэндсмана искажается в чистейшем гневе.
– ТЕБЕ ЭТО ЧТО, ИГРЫ, ЧТО ЛИ? ИГРЫ?
Девушка молчит.
– Я только что тебя привлек, сука лживая.
– Да я не врала.
– Пошла ты. Привлеку за ложные показания.
Сержант указывает ей на маленькую допросную, где она падает на стул и вытягивает ноги под пластмассовым столом. Мини-юбка задирается, но Лэндсман сейчас не в том настроении, чтобы оценить, что под юбкой у нее ничего нет. Уходя, он сначала оставляет дверь приоткрытой и кричит Пеллегрини через всю инструктажную.
– НА НЕЙТРОН ЭТУ СУКУ, – и только потом закрывает звуконепроницаемую дверь в малую допросную, оставляя девушку гадать, что за технологические пытки ее теперь ждут. Нейтронно-активационный анализ – всего лишь безболезненный мазок с рук для определения наличия бария и антимония – продуктов выстрела, но Лэндсман хочет, чтобы она мариновалась в этой коробчонке и думала, будто ее будут облучать, пока она не засветится от радиации. Напоследок сержант для пущей важности бьет ладонью по металлической двери, но, когда входит в главный офис, гнева уже и след простыл. Театральная постановка со смаком и правдоподобием – снова-таки винтажный Лэндсман, – для лживой суки в желтой мини-юбке.
Пеллегрини выходит из комнаты отдыха и закрывает за собой дверь.
– Что говорит твоя?
