Лето придёт во сне. Запад

Ничего этого говорить не пришлось, Бранко прочитал ответ в моих глазах и разочарованно опустил плечи.

– Бэби, не глупи. На Руси тебя не ждёт ничего, кроме тюрьмы и смерти. Рано или поздно. А тут есть реальный шанс вырваться, начать новую жизнь…

Я снова пожала плечами и уже развернулась, чтобы уйти, но Бранко успел сказать мне вслед почти словами Ральфа:

– Ты всё-таки подумай. Время ещё есть, ехать нам долго!

Я боялась новой встречи с Яринкой: по моему лицу она сразу поймёт, что случилось нечто из ряда вон, и придётся или рассказывать правду, или как-то выкручиваться. Однако коридор вагона был пуст. Не успев вздохнуть с облегчением, я снова испугалась – на этот раз того, что Дэн наверняка уже заждался меня и тоже может что-то заподозрить. Но мне и здесь повезло. Когда, бесшумно откатив в сторону лёгкую дверь, я несмело заглянула в купе, Дэн спал на нижней полке, закинув руку за голову и запрокинув к потолку бледное, худое лицо. Я невольно замерла на несколько секунд, любуясь им: отросшая русая чёлка упала на высокий лоб, губы чуть приоткрылись во сне, длинные ресницы отбрасывают под веки полукружья теней… Мне захотелось лечь рядом, прижаться, обнять – и просто лежать, зажмурившись, наслаждаясь каждым моментом нашего уединения.

С верхней полки раздался всхрап Белёсого, и наваждение развеялось. Нет у нас никакого уединения. Нет никакой определённости. Нет уверенности в завтрашнем дне. А ещё я только что разговаривала с мужчиной из своего прошлого, и было бы бессовестным враньём сказать, будто этот разговор ничего не затронул в моей душе.

Я не посмела лечь рядом с Дэном. Вместо этого прикрыла за собой дверь и, тихонько вздохнув, полезла на свободную верхнюю полку. Легла там на живот, так, чтобы можно было видеть в окно пролетающую мимо тайгу.

«Как ты, лесная малышка? Я беспокоился».

Почему мне так важен факт, что на самом деле Ральф не бросил меня в Оазисе, что он действительно не мог приехать? Не скажу, что это именно радует – больше похоже на глубокое удовлетворение, словно я только что успешно закончила некое давно начатое, но не законченное до сегодняшнего дня дело.

«Держись, Лапка. Ты натерпелась, но скоро всё будет хорошо».

И почему от этих слов так спокойно? Ведь я уже не собираюсь никуда бежать, я теперь с Дэном и своими друзьями, мы все части одного целого, мы – Летние! Не нужен мне Запад, не нужен Ральф!

«Прости за всё, что произошло с тобой в Оазисе».

Уже простила. Да никогда и не держала зла. Ральф в своё время спас меня от Ховрина и делал всё возможное, чтобы скрасить моё существование на острове-западне. Может быть, потому и кажется сейчас, что голос Ральфа и его слова успокоили меня? Привычка из прошлого, в котором он был моей единственной защитой…

Что-то сжало мою ступню, и я вскрикнула от испуга. Дёрнулась, переворачиваясь на спину. Дэн, приподнявшись с нижней полки и беззвучно смеясь, держал меня за пятку.

– Испугалась, Малявка?

Я не успела ответить – сбоку раздалась возня, и хриплый со сна голос Белёсого прокашлял:

– Задолбали! Ни ночью, ни утром поспать нельзя, то орут, то обжимаются и чавкают, малолетки озабоченные!

Он с грохотом ссыпался с полки и демонстративно покинул купе, хлопнув дверью. Мы с Дэном ещё несколько секунд молчали, глядя друг на друга, потом расхохотались.

– Давай вниз! – Дэн протянул мне руки, помогая спуститься, усадил рядом с собой, обнял. – Ты куда утром убежала?

Я уткнулась носом ему в грудь, чтобы спрятать лицо, и глухо ответила:

– Смотрела на тайгу. Ты видел? Мы почти приехали.

Дэн глянул в окно поверх моей макушки, притих и, каким-то образом почувствовав, что значит для меня этот следующий за поездом однообразный зелёный пейзаж, сказал:

– Вот ты и дома, Дайника. Вот ты и дома.

До прибытия в Красноярск мы с Дэном успели провести ещё одну ночь на тесной купейной полке, ночь, наполненную разговорами, объятиями и поцелуями. Белёсый смирился с нашим соседством и больше не возмущался вслух – только демонстративно отворачивался к стенке, накрываясь с головой одеялом.

Утром последнего дня пути вся наша компания, словно по некоему тайному сигналу, собралась в одном купе и неловко примолкла. Как-то так получилось, что за проведённое в дороге время мы мало общались друг с другом и ни разу не собирались вместе, как сейчас. Поезд – его однообразный перестук колёс, равномерное покачивание – усыплял нас, делал задумчивыми и скучными. Никто не порывался обсудить сложившуюся ситуацию, никто не строил планов, никто, кажется, даже не беспокоился о возможной погоне в лице Бурхаева. Только я и Дэн – счастливые и влюблённые – выбивались из общего минорного настроя.

Сейчас мы сидели в обнимку, будто отгородившись от остальных прозрачным, но непроницаемым куполом, через который не могли пробиться ни любопытные взгляды Яринки, ни насмешливые – Иги, ни вопросительные и обращённые только на меня – Бранко.

Затянувшееся молчание нарушил Белёсый. Он пришёл последним и встал у двери, по-хозяйски облокотившись на верхнюю полку и обведя нас медленным взглядом.

– Ну что, други, – заговорил он, когда всеобщее внимание сосредоточилось на нём. – У меня для вас есть две новости. По традиции: хорошая и плохая. С какой…

– Ой, да говори уже! – перебил его лежащий на верхней полке Ига, тем самым смазав Белёсому эффектное, как он, наверное, думал, вступление.

Тот насупился, но просить себя дважды не заставил.

– Короче, звонил Юрьич. Дал адрес гостиницы в Красноярске, где не задают лишних вопросов, не особо вглядываются в документы и где на нас уже забронированы номера. Это, как вы понимаете, была хорошая новость.

– И что в ней хорошего? – не выдержала я. – Лучше бы сразу дальше поехали. Зачем терять целый день?

– Ну не знаю, как для вас, а для меня было бы очень хорошо сейчас помыться и поспать на нормальной постели! – Белёсый помрачнел ещё больше. – Вот только благодаря вам мы и этого оказались лишены.

– Надо понимать, – съязвил сверху Ига, – это была плохая новость?

– Она самая! Все деньги вы спустили на телефоны, и теперь нам нечем заплатить за гостиницу, дорогие бродяги! Так что добро пожаловать на гостеприимный вокзал Красноярска!

– На вокзале ночевать нельзя, – подал голос Дэн. – Там полиция, мы привлечём внимание.

– И что ты предлагаешь?

Дэн равнодушно пожал плечами:

– На улице тепло. Погуляем до утра. Михаил Юрьевич сказал, куда дальше?

– Сказал, – проклинающим тоном сообщил Белёсый, чьи мечты о комфортном отдыхе рушились на глазах. – Завтра поезд до Благовещенска.

– Ого! – Ян, который обнимал Яринку, сидя напротив нас с Дэном, нервно дёрнулся. – Благовещенск? Это же край света! И он заброшен. Я вообще не знал, что туда ещё поезда ходят.

– Ходят, – напряжённо сообщил Дэн и прижал меня к себе, больно сдавив, но даже не заметив этого. – Раз в неделю или около того. Причём поезд идёт прямой, из Москвы, с минимумом остановок. Странно, что нас не посадили сразу на него.

– Ничего не странно, – проворчал Белёсый и помялся с ноги на ногу. – Здесь мы должны встретиться с человеком от Юрьича, он передаст нам кое-что.

– Надеюсь, деньги? – спросил Ига, улыбаясь во весь рот и явно преследуя цель позлить Белёсого.

Тот не поддался на провокацию.

– Понятия не имею. Но ЦУ получим точно.

Я скосила глаза на Дэна, на его потемневшее лицо и сведённые брови: он до сих пор притискивал меня к себе так плотно, что не получилось даже повернуть голову. И мне хотелось знать, что его так встревожило.

– Денис, а что там – в Благовещенске?

Дэн, наконец, спохватился и ослабил хватку, давая мне чуток свободы.

– В Благовещенске… – До замирания сердца милым и знакомым движением он запустил пятерню в волосы, взлохматил их. – Если бы знать. Официальная информация одна, а слухов много.

– Что за слухи? – спросил на этот раз Бранко.

Теперь все тревожно смотрели на Дэна: даже Белёсый присел на краешек нижней полки, опасливо моргая в ожидании ответа.

Дэн обвёл взглядом притихшую компанию и заговорил, зачем-то понизив голос почти до шёпота:

– Благовещенск стоит… стоял на границе с Китаем. То есть прямо через реку, через Амур, уже был китайский город. Ну и, когда началась Третья мировая, ему досталось в первую очередь…

– Подожди, – тоже шёпотом перебил Ян. – Но ведь Китай был на нашей стороне?

– А толку? – ответил за Дэна Ига. – Сначала на нашей, а потом… Сейчас вообще не понять, что тогда происходило. Скрывают всё. Кто начал, зачем?

– Русь и начала! – Бранко не стал шептать и сказал это громко, даже резко – так, что все вздрогнули. – Не знаю, что вам тут говорят, а всему миру известно, как Русь… тогда ещё Россия полезла на Америку, вот и…

– Да это Америка полезла на нас! – загремел в ответ Белёсый. Он страшно выпучил глаза, вскочил на ноги и ударился головой о верхнюю полку. – А-а, мля!

Это разрядило обстановку: все задвигались, зафыркали в кулаки, а Дэн примирительно сказал:

– Ребят, вот давайте сейчас без политики? Не до того. Дальше говорить?

– Говори, – ответила я за всех, кладя подбородок ему на плечо и близко-близко заглядывая в серые с коричневыми крапинками глаза. – Ты очень интересно рассказываешь.

Ига изобразил игру на скрипке, Белёсый закатил глаза, Бранко чуть заметно покачал головой – и только Яринка смотрела на нас радостно и открыто.

А смущённый всеобщим вниманием Дэн продолжил:

– Вообще, как известно, Третья мировая, а потом и Христианская революция, очень сократили население Руси. Это в последние лет пятьдесят мы опять размножаться начали, но теперь уже только в центральной части. А за Уралом сплошная разруха, старики доживают да ещё те несчастные, что вынуждены там работать. Полезного-то много чего осталось, бросить тоже нельзя.

– Это туда, что ли, нас отправили бы после приюта? – спросила Яринка. – Это те самые производства, которыми Агафья пугала?

Но Дэн покачал головой:

– Не думаю. Там в основном рудники да лесоповал. В такие места только мужчины годятся.

Все помолчали. За окном продолжала проноситься тайга, уже преимущественно темнохвойная, но теперь она не тянулась за поездом ровной полосой, а то поднималась вверх, то уходила вниз, изгибаясь волнами на горизонте. Начинались Саяны?

– Владивостока больше нет, – вдруг глухо сказал Белёсый. – Цунами смыло нахрен вместе с Японией. Мой дед оттуда родом… был.

– Много чего тогда смыло нахрен, – без прежней усмешки отозвался Ига. – Денис, так что с Благовещенском?

– Да знать бы точно. – Дэн снова заговорил тише. – Официально это теперь закрытый пограничный город.

– Закрытый? – удивилась Яринка. – Но как мы тогда туда попадём? Нужны ведь пропуска, наверное?

– Кто знает. Может, сегодня мы именно пропуска и получим от человека, с которым должны встретиться, а, Сергей?

Белёсый развёл руками:

– Люди, я знаю не больше вашего.

И тут заговорил Бранко, который до этого переводил настороженный взгляд с одного лица на другое, словно не веря в то, что слышит:

– Какой пограничный город, вы о чём? Какая там граница?

Все удивлённо уставились на него: даже Ига свесил голову с верхней полки.

– Как это какая? – наконец ответил Ян. – Китайская.

Бранко ошеломлённо моргал.

– Нет, я, конечно, понимаю, что у вас тут железный занавес, но не думал, что это настолько действенная штука. Вы совсем не в курсе того, что происходит за пределами Руси? Нет давно никакого Китая!

Все начали переглядываться: мы с Яринкой – озадаченно, остальные – смущённо. Слово взял Ян:

– Бран, мы в курсе, что Китая, как государства, больше не существует, но продолжаем так называть землю, где оно было раньше. Для простоты. И там действительно пролегает граница Руси. За ней уже лишь огромная пустошь, радиоактивные развалины.

Бранко щёлкнул языком:

– Ну я же говорю – железный занавес делает своё дело! Нет никаких радиоактивных развалин. Это страшилки, придуманные специально для того, чтобы любопытные туда не совались.

На этот раз молчание длилось дольше. Наконец Дэн осторожно спросил:

– А что же там?

– Нейтральная земля. Огромный кусок суши, не принадлежащий ни одному суверенному государству. Радиация лишь немного превышает норму, так что он даже частично заселён.

– Кем заселён? – Белёсый сверлил Бранко таким бдительным взглядом, словно заподозрил в нём иностранного шпиона. – Кто станет жить в таком месте?

– Да кто угодно, кому по нраву отсутствие закона. Но в основном это те, кто остался после войны. Ещё туда бегут преступники, лезут мародёры и разные идиоты, мечтающие о свободе от правил. В общем, народ малопонятный и неприветливый. Так что граница там действительно нужна.

Снова все притихли, переваривая информацию. Хотя лично меня совершенно не удивило то, что власть Руси скрывает от своего народа правду о происходящем за железным занавесом. После всего, что я увидела и услышала в Оазисе, меня вообще мало чем можно было удивить.

– Да уж… – Дэн вздохнул и опять мило взлохматил волосы рукой, вызывая во мне желание прижаться к нему, чтобы никогда не отпускать. – Тогда всё становится ещё непонятнее, и ясно только одно: мы совершенно не знаем, что нас ждёт в Благовещенске.

– И какого чёрта мы вообще прёмся именно туда, – добавил Ян. – Дайка, разве вы жили в тех краях?

Хороший вопрос. Всё, что я до сих пор знала о местонахождении своей родной деревни, укладывалось в два слова: тайга, Сибирь. Но учитывая более чем впечатляющие размеры и того, и другого, разброс предполагаемых точек шёл даже не на сотни, а на тысячи километров.

– Рядом с вами был какой-то город? Ведь не могли вы существовать совсем без связи с внешним миром? – попытался помочь мне Ига, но я лишь пожала плечами:

– В какой-то город взрослые ездили иногда за вещами, но все так и называли его просто «город», без названия. И он был не рядом, дорога туда-обратно занимала несколько дней. На лошадях. По реке быстрее, но это только летом…

– Н-да… – протянул Белёсый. – Вот это и называется – пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…

– Мне же было девять лет, когда меня забрали! – зачем-то попыталась я оправдаться. – Я мало что помню.

Дэн успокаивающе сжал мою ладонь в своей и подытожил:

– В общем, гадать нет смысла. Узнаем всё со временем, как и сказал Юрьич.

– Не нравится мне это, – обеспокоенно поделился Ян. – Нас используют вслепую.

– Да неужели? – Яринка насмешливо поцокала языком. – А сам-то что делал, когда снотворное в вино подмешивал?

Вид у Яна сразу стал пришибленным.

– Ну я же сто раз извинился за это! И за снотворное, и за билеты! Вы ведь уже убедились в том, что отец сдержал слово и не стал мстить!

Как ни странно, это было правдой. Белёсый связывался с Михаилом Юрьевичем каждый день, и, хоть тот вместе с остальными спешно покинул дом в день нашего отъезда, люди Бурхаева туда так и не наведались. Впрочем, не скажу кому как, но мне это не внушало оптимизма. В бурхаевскую честность, даже по отношению к собственному сыну, верилось с трудом – и совершенно не верилось в его способность взять и простить нам позорное пленение с последующими неделями подвального заключения. Скорее всего, враг просто лёг на дно, замышляя что-то грандиозное, и на это ему требовалось время.

– Ладно. – Дэн поднялся на ноги, потянул меня за собой. – Мы прибываем через час, пора сдавать постели и собираться. Сергей, где и когда нас будет ждать человек от Михаила Юрьевича?

Белёсый тоже поднялся.

– У гостиницы он нас будет ждать, в которую мы теперь не попадём. Вечером, как стемнеет.

Дэн не поддался его унылому тону.

– Отлично! Значит, будет время посмотреть город.

Город мы посмотрели, но он не доставил нам визуального удовольствия и не внушил никакого оптимизма. Даже маленькая Тюмень, с её пустой выщербленной привокзальной площадью и самим вокзалом, половина окон которого зияла выбитыми стёклами, не производила такого гнетущего впечатления. Там было просто запущено и уныло, но не чувствовалось скрытой враждебности, которой встретил нас Красноярск.

Здешний вокзал оказался не просто полупустым – почти полностью заброшенным. Работала лишь одна билетная касса на первом этаже да комната полиции рядом с нею. По остальному зданию гулял ветер, катая мусор между рядами кресел, на которых, нахохлившись, словно недовольные птицы, сидели редкие пассажиры в ожидании таких же редких поездов. Зря Дэн опасался излишнего внимания: мы прошли вокзал насквозь и не увидели никого одетого в форму.

За пределами вокзала дела обстояли не лучше. Заросшие улицы ощетинились разбитыми фонарями, дома слепо глядели заколоченными окнами, встречные прохожие зыркали на нас подозрительно, а то и откровенно зло. Почти все они были одеты очень небрежно, не по размеру, словно подбирали вещи из чужого гардероба.

– Чёрт, – пробормотал Дэн, крепко держа меня за руку. – Мы слишком нарядно выглядим на фоне местных жителей. Как же Юрьич этого не предусмотрел?

Я усмехнулась про себя. Эх, побывай Дэн в Оазисе, имел бы сейчас совсем другое представление о нарядной одежде, ведь одеты мы были в самые будничные и невзрачные вещи, от которых я уже отвыкла за время своего пребывания на острове. Свободные серые платья с длинными рукавами на нас с Яринкой, тёмные брюки и рубашки – на парнях. Разве что новые разноцветные рюкзаки выглядели броско. Но и правота в словах Дэна тоже была: по сравнению с местными одно то, что наша одежда приходилась нам по размеру, уже привлекало внимание.

– Сергей, далеко до гостиницы? – Ян тоже нервничал и тоже крепко держал Яринку за руку. – Не нравится мне, как тут на нас смотрят.

Словно подтверждая его слова, мимо проехала машина, замедлилась, поравнявшись с нами, и я увидела хмурые лица, пристально и недобро глядящие из салона.

– Недалеко, – буркнул Белёсый, который шёл, глядя в экран телефона. – Вот только интернет тут совсем не ловит. Хорошо хоть, у меня карты загружены были.

Карты мало помогли, мы добирались до цели очень долго, несколько раз сбивались с пути, меняли направление и плутали, не смея спросить дорогу у подозрительно глядящих прохожих. Часы шли, солнце клонилось к западу, на затихающий город наползали синие сумерки, а наш маленький отряд, растерянный и примолкший, как во сне, всё брёл по заросшим улицам между полузаброшенных молчаливых зданий.

Закат уже почти отгорел, когда из паутины переулков нам навстречу выдвинулся обшарпанный трёхэтажный дом с одним подъездом. И по моему первому впечатлению, он ни в коем разе не мог быть гостиницей. Из кино, из книг, из увиденной мельком Москвы и, конечно, из бытия в Оазисе я извлекла совсем другой образ таких заведений. Высокие холлы, улыбчивые красавицы на ресепшене, строгие портье у входа, красные дорожки, мелодично звенящие лифты… Да хотя бы небольшой уютный коттедж в викторианском стиле с камином в общей гостиной! Но никак не панельная трёхэтажка с мутными стёклами и покосившимися перилами крыльца.

Однако на грубо окрашенной двери, не оставляя шанса на ошибку, висела раскрашенная от руки амбициозная вывеска «Гостиница „Енисей“».

– А знаете, – нарушил повисшую тишину Белёсый, – может, вы и правильно купили себе мобилы. Лучше уж потратить деньги на них, чем вот на это!

– И что дальше? – уныло спросила Яринка. – Где будем ночевать? Тут, в кустах?

Никто не успел ответить, потому что дверь «Енисея» неожиданно приоткрылась, и ночевать в кустах нам не пришлось.

– Ну чё вы тут стоите? – на крыльцо ступила жилистая бабка в бесформенном халате с повязанной поверх него шалью. В одной руке она держала выцветшее пластмассовое ведро, в другой – ворох скомканных тряпок. На ногах ископаемого красовались самые настоящие калоши, которые сияли в последних лучах заката так, словно решили компенсировать своим блеском общий затрапезный вид хозяйки.

Мы молча воззрились на бабку, которая, поставив ведро себе в ноги, как ни в чём не бывало принялась развешивать на перилах крыльца разноцветные тряпицы, искоса бросая на нас хитрые взгляды и словно чего-то выжидая.

– Пойдёмте-ка отсюда, – шёпотом предложил Ян, – а то сейчас полицией грозить начнёт, если не уберёмся. Знаю я таких…

– Да какая здесь полиция? – уныло бормотнул Белёсый, но попятился вместе с остальными.

Пройдя несколько шагов спинами вперёд, мы развернулись и уже направились прочь, когда сзади снова раздался на удивление зычный голос бабки:

– Куда пошли-то? Чего здесь делаете, спрашиваю? День вон какой летний, благодать, а?

Дэн замер, стиснув мою руку, резко обернулся. Бабка стояла на прежнем месте, и её лицо, похожее на печёную картофелину, было непроницаемо.

– День летний, бабуля!

Остальные тоже начали оборачиваться, словно просыпаясь.

– Ну, а коли летний, – бабка подхватила ведро и распахнула дверь «Енисея» настежь, – то и добро пожаловать, дорогие гости!

Глава 11

Минус один

Внутри гостиница с громким названием «Енисей» представляла собой ещё более печальное зрелище, чем снаружи. Вытертый линолеум, выцветшие обои, помутневшие от времени зеркала, мебель, словно прибывшая сюда из прошлого века на машине времени (а скорее всего – просто собранная из брошенных квартир, коих в Красноярске было теперь куда больше, чем жилых). Дульсинея Тарасовна, как представилась нам бабка-уборщица, глядя на наши вытянувшиеся лица, фыркнула и заверила, будто «Енисей» – на данный момент почти лучший из имеющихся в городе отелей. Она так и сказала – «отелей», повернулся же язык!

Впрочем, со всем этим можно было смириться, учитывая, что поселили нас в «лучшем отеле города» совершенно бесплатно. Когда Дэн, первым последовавший на зов Дульсинеи Тарасовны, сказал, что мы не можем заплатить за проживание, она лишь хихикнула:

– Считайте, что у нас акция. «Летние дни»: всем безденежным лоботрясам с новыми телефонами – сутки проживания бесплатно!

Услышав эти слова, Белёсый злорадно хмыкнул, а мне стало неуютно при мысли, что, несмотря на разделяющее нас огромное уже расстояние, Михаил Юрьевич продолжает контролировать наши действия.

Заселились мы в номерах на двоих. Я, разумеется, с Дэном, чем вызвала осуждающий взгляд Дульсинеи Тарасовны, воздержавшейся, впрочем, от замечаний. Остальные тоже разбились по двое – кроме Белёсого, соседствовать с которым никто не пожелал, что только обрадовало бывшего охранника. Он удовлетворённо крякнул и возвестил, что наконец-то сумеет выспаться без всяких источающих озабоченные флюиды, пыхтящих и ёрзающих личностей рядом. Все деликатно сделали вид, что не поняли, о ком идёт речь, но я всё равно возненавидела Белёсого ещё больше.

Расселившая нас по номерам Дульсинея Тарасовна (никакого администратора гостиницы не было и в помине) посоветовала никуда не ходить: уже вечерело, а времена стояли неспокойные. Гулять по недружелюбному Красноярску и так никому не хотелось, но от вопросов мы всё-таки не удержались.

– Бабушка, – доверчиво обратился к уборщице Ян, – а что случилось с городом? Почему здесь так… пусто?

– Москвичонок ты мой! – Дульсинея Тарасовна посмотрела на него почти с умилением. – Тамбовский волк тебе бабушка! А в городе совсем не пусто, это вы ещё дальше не были. В Чите пустоту увидите, а уж за ней…

– Мы едем в Благовещенск, – зачем-то сообщил Дэн.

Дульсинея Тарасовна закатила глаза и, не дожидаясь новых вопросов, поспешила прочь, звякая дужкой ведра.

Не знаю, были ли в гостинице другие постояльцы, но наша компания заняла почти весь третий этаж. Забросив вещи в номера, наспех поужинав в пустой общей кухне, мы вышли на улицу и, обогнув ветхое здание, попали на задний двор, огороженный шатким штакетником и оборудованный наподобие площадки для пикника. Здесь все расселись на деревянные лавки и, поглядывая на редкие звёзды в неожиданно ясном и близком небе, примолкли. Михаил Юрьевич не сказал Белёсому точного времени появления своего человека. Он лишь обозначил место и расплывчато добавил: «После наступления темноты». Темнота наступила, с ней пришла ночная зябкость. Мы ёжились, переглядывались: долгий нервный день давал о себе знать, и всё чаще слышались зевки. Я привалилась щекой к плечу Дэна, он накрыл мои ладони своими, и это было восхитительно, несмотря ни на что.

– Москвичи дурные! – раздалось из темноты, и мы встрепенулись, словно сонные воробьи на проводах.

От гостиницы в нашу сторону двигалась тёмная бесформенная фигура. Но гадать, кто это, не пришлось: слишком запоминающимся был скрипучий старческий голос.

– Здесь вам не Москва, тут даже летом одеваться надобно! – Дульсинея Тарасовна приблизилась и, прежде чем кто-то успел подумать, как бы повежливее спровадить её с места нашего тайного рандеву, добавила: – Говорила я Мишке – отправь хоть постарше кого, с мозгами чтоб, а он опять детский сад на выпасе прислал!