скачать книгу бесплатно
«Ежкин кот, – кисло подумал Виталий, – сумасшедшая». Но Рупия не случайно была еще и Дедукцией:
– Не боись, все продумано. Собака говорить, конечно, не может: не тот голосовой аппарат. Но она гораздо способнее человека к телепатии. Научить говорить – значит научить думать. И передавать мысли.
– Да как она будет думать, если она не разумна?
– А вот это не факт. Известно, что собаки понимают не только стандартные команды, но и слова своих хозяев. А иные – целые предложения. Да ты сам не замечал этого?
– Не замечал. В любом случае учить чему-то надо в щенячьем возрасте. Сейчас уже поздно.
– Не поздно. Собака может потеряться, поменять хозяев и научиться понимать новых не хуже старых. А главное – окрас твоей собаки говорит о ее способностях.
Виталий поглядел на рыжего полосатого Бонифация. Окрас, действительно, необычный, но причем здесь он?
– Ты, наверное, слышал, что кошки камышового окраса гораздо лучше других ловят мышей. У собак тоже цвет шерсти имеет значение. Да и у людей. Расы отличаются не только цветом кожи, у одних одни способности, у других – другие.
– А у третьих – третьи, – процедил Виталий, глядя на поток машин по окружной. Перевел взгляд на Рупию. Отдавать Бонифация этому сумасшедшему страшилищу не хотелось. Но кто ему Бонифаций? Когда-то сам Виталий хотел взять его домой – родители не позволили. Мается псина по улицам, по подвалам, а тут, может, действительно приютят. Помучает Дедукция обучением, да успокоится. Успокоиться-то успокоится, а дальше что?
– А если у тебя ничего не получится, ты его обратно выбросишь?
– С чего ты взял?
– С чего взял, да на что положил… Как будто не знаешь, как это бывает.
– Знаю. У меня не будет.
– А что это за одно место, где ему будет хорошо?
– Можно посмотреть, если хочешь.
– А у тебя прежде собаки-то были?
– Слушай, ты,… Афоня. Я вопросы твои терплю только из вежливости. Я же вижу, что собака не твоя и вообще бездомная.
– Откуда ты это видишь?
– Потому что я Дедукция, понял?
– Дедукция… Бонифаций бездомный, но просто так за тобой не пойдет. Так что не выступай…
– Его зовут Бонифаций? – Рупия как будто немного оттаяла и погладила пса по голове. Тот не возражал. – Бонифаций… Бонифаций, пойдешь со мной?
Пес вскочил на все четыре лапы, отряхнулся, по-собачьи, вращая всем телом, и завилял хвостом. Нетерпение так и прыгало в его глазенках, направленных на Рупию.
– Бонифаций, ко мне! – скомандовал Виталий.
Пес глянул на мальчика, но не сдвинулся с места.
– Ко мне! – прорычал Виталий.
Бонифаций, припав на все четыре лапы, полуползком двинулся к Виталию. Голову пес пригибал книзу, как будто опасаясь удара.
– Ну и что ты доказал? – Рупия неприязненно глядела на Виталия. Он ответил ей невыразительным взглядом:
– Ладно, забирай. Только покажи это одно место.
– Пойдем.
Бонифаций сорвался с места и поскакал вслед за Рупией. «Вот это Бонифаций, вот это друг называется», – грустно подумал Виталий и поплелся следом.
***
В одном месте в глаза сразу бросилась огромная коробка, на которой неподвижно восседали, как сфинксы, два котенка, длинноухие и черные.
– Здесь живет мой дед, – сообщила Рупия.
– А почему он не живет с тобой и родителями? – удивился Виталий.
– Потому что потому и кончается на «у», – пояснила Рупия.
– Остроумно, – Виталий раздул ноздри.
Рупия закатила глаза под потолок и демонстративно махнула рукой:
– Иди за мной.
Жилище деда находилось за свежевыкрашенным серебрянкой забором-частоколом. Точнее, там находилось некое учреждение, пять или шесть зданий, построенных в разные годы. Они теснились на небольшой площади, более поздние стояли дальше и были выше, выглядывая поверх мрачного двухэтажного особнячка, как дети-акселераты поверх плеча постаревшей, но еще бодрой мамаши. На одной створке ворот висела табличка «Въезд частного транспорта запрещен», но вторая была распахнута настежь, через нее Рупия, Виталий и Бонифаций прошествовали внутрь огороженного дворика. Оставив слева мрачный особнячок, процессия оказалась около длинного кирпичного двухэтажного корпуса (двухэтажного, но очень низенького), проследовала в дальний его конец, игнорируя несколько запертых дверей. Крайнюю дверь Рупия уверенно толкнула и остановилась, пропуская вперед Бонифация. Тот, немного поколебавшись, все-таки прошел внутрь, Рупия за ним, Виталию пришлось замкнуть шествие. «Вот и славненько», – выдохнула Рупия, когда они преодолели прихожую, а за ней еще одну дверь, вот тут Виталий и увидел котят-сфинксов. Как ни странно, котята никак не отреагировали на вошедших, даже на собаку. Виталий покосился на Бонифация, но и тот был спокоен, деловито обнюхивал пол вокруг себя. Свет в большой комнате, где очутился Виталий, горел, но горел слабо, позволяя только заметить, но не разглядеть в деталях, невообразимое количество хлама: каких-то шкафов, столов, верстаков, коробок, странных приборов со свисающими проводами, табуреток, стульев, мешков, распиханных тут и там, тут и там борющихся за пространство комнаты, тут и там прямо кричащих: «Мы уже здесь! А вам-то что надо?!» Виталий поежился и втянул носом воздух: пахло как в тамбуре пассажирского поезда. Дед появился откуда-то справа. «Привет, деду-у-у-ля», – прокукарекала Рупия срывающимся фальцетом и, видимо, оставшись собой недовольна, громко и смущенно прокашлялась.
– Привет, Рупия. Привела? Ох, какой красавец! Как звать?
– Бонифаций.
– А-ах. А твой ухажер согласен нам его отдать?
Дедуля (пусть будет «дедуля») голос имел негромкий, навязчиво-мягкий, с нотками некоторого довольства, которое и не собирался прятать.
– Согласен, согласен, – заверила Рупия, даже не взглянув на Виталия, – покормить бы его, а то он у Афони все по улицам бегал.
– Ты ведь знаешь, где миска. И знаешь, где холодильник. Так что давай. А то что же ты думаешь, тебя всю жизнь на руках, как маленького ребеночка, будут носить? Пора своими ножками ходить.
Рупия не обиделась и даже довольно улыбнулась: «Пойдем, Бонифаций». Бонифаций недоверчиво скульнул, но все-таки пошел за Рупией в правую часть комнаты к неказистой двери. Видимо, из нее и вышел дедуля.
Виталий остался у двери. Ему вдруг стало тоскливо и как-то все безразлично. Честно говоря, попросту захотелось отсюда удрать. Но в этот момент дедуля щелкнул выключателем, причем почему-то не на стене, а на каком-то столе, и света стало гораздо больше. Теперь Виталий смог разглядеть хозяина комнаты.
Если он и был родным дедом Рупии, то на внешности это никак не отражалось. Ничего общего с ней. Густая седая шевелюра, огромный, весь в морщинах, лоб, густые брови над большими порядком выцветшими светло-зелеными глазами, хищный римский нос и толстые губы – верхняя раздвоена поперечным шрамом. «Заячья губа, волчий хвост», – неожиданно подумал Виталий и улыбнулся.
– Проходи, что же стоишь? Не думай, что ты гость. Тут гостей не бывает. Гости нас стороной обходят. И ты будь как хозяин. В школу не пошел? Вижу, вижу ранец-то. Это неправильно. Оно, конечно, ничему тебя в школе путному не научат, но ходить надо. Слушать, что говорят. Критически к этому относиться. А так, что ж по улицам без толку скакать – деградировать недолго. Я вот, когда такой, как ты, был, в школу ходил, но слушал, слушал с умом, а не все подряд, да и не всему верил. Вот так-то.
Судя по всему, тирада эта могла продолжаться еще долго, но тут Рупия вернулась в комнату, и дедуля отвлекся на нее, а отвлекшись, замолчал. Виталий сделал несколько шагов и неуверенно остановился между однотумбовым столом и старым креслом. В комнате было тепло, Рупия уже сняла пальто, и Виталий, сбросив в кресло ранец, начал стягивать с себя куртку. Дедуля уселся за длинный стол рядом, на котором стоял старый телевизор «Sanyo», подключенный к некому подобию системного блока, вскрытому, с сияющими платами и разноцветными жилами, но, видимо, в рабочем состоянии. Дедуля, не торопясь, выдвинул верхний ящик стола и достал оттуда мягкую фланелевую тряпочку.
– Утро надо начинать с марафета, – назидательно произнес он.
Виталий стрельнул глазами в сторону Рупии:
– Марафет – это что?
– Ну, ты даеш-ш-шь, – зашипела в ответ Рупия, – чистота.., чистота, Афоня!
Тут уже и Виталий заметил, как дедуля начал тщательно протирать фланелью экран «Sanyo».
– Что с Бонифацием? – Спросил Виталий, чтобы хоть что-то спросить.
– Ест, – коротко отрезала та, – садись, не стой над душой.
Виталий с сомнением оглядел кресло, где покоились его ранец и куртка, но Рупия указала ему на стул слева от стола с раздраконенным компьютером. Сама пододвинула другой стул и уселась тоже, но так, чтобы видеть экран телевизора.
Дедуля закончил наводить марафет и нажал кнопку на одной из уцелевших стенок системного блока. Экран засветился, и дедуля принялся щелкать клавишами, достаточно быстро, для пожилого человека очень уверенно, хотя наверняка познакомился с компьютером отнюдь не в юности. «Вот откуда ноги растут, – невесело подумал Виталий, – вот откуда уверенность, что собаку можно обучить думать, да еще в любом возрасте». Виталий попытался посмотреть на экран, что там такого интересного происходит, но оказалось, что со своего стула он не в состоянии ничего увидеть. Как ни вытягивал Виталий шею, все его попытки успеха не имели. Тогда он попробовал привстать, но стул отчаянно заскрипел, и Рупия так взглянула на парня, что тот плюхнулся обратно на сиденье и затих. Дедуля между тем начал вещать:
– В любом деле нужна аккуратность и последовательность. Люди думают, что от животных их отличает разум, и они правы, но только наполовину. Разум животных неизмеримо ниже человеческого, но у них есть инстинкт. О, инстинкт – великое дело! Он не позволяет ошибаться, заставляет действовать так, как задумала мать-природа. А она все задумала стройно. У человека тоже есть инстинкт, но он глубоко запрятан и не востребован. Поэтому-то человек со своим разумом тыркается во все стороны и везде шишки себе набивает. И вот, чтобы меньше этих шишек было, нужно все делать осмотрительно и аккуратно. И не бежать сразу по всем дорогам, а одну выбрать. И дорога эта должна быть только твоя. Пойдете вдвоем с другом – рано или поздно разойдетесь и потеряетесь, пойдете втроем – пропадете все трое, ну а будет вас толпа – так вообще ни шагу не сделаете, только на месте потопчетесь.
– Так значит, в толпе не пропадем? – решился спросить Виталий. – Лишь с места не сдвинемся?
– Именно, именно не сдвинетесь. Поэтому люди в толпы и сбиваются, считают, что так лучше, так безопасней, хоть и не стронемся с места, зато хуже не будет.
– Ну а как же прогресс?
– Прогресс – это клубочек тоненьких ниточек. И каждая ниточка – личный путь индивидуума (Виталий поморщился, не любил он этого слова). Толпа его, конечно же, тоже жаждет. Но в толпе прогресс невозможен. Там возможно только разрушение. Слишком много в толпе точек притяжения. Человека разрывает на части. Самое хрупкое, самое тонкое, оно же и самое сложное в человеке ломается сразу. Остается грубое и ни к чему не способное. Головы, руки, ноги. Рты, глаза, уши, пальцы, все есть. Есть лица, и хорошо еще, если лица, а то просто рыла, но уже нет ликов. Понимаешь ты это? Взоров тоже нет, а есть зрачки, безумная пляска зрачков. Слов нету, а есть крики и вой…
– Это понятно. А почему вдвоем-то нельзя идти?
Дедуля повернул голову и взглянул на осмелевшего Виталия. Пожевал губами, тремя губами – шрам был настолько глубок, что обе половины верхней губы двигались почти независимо. Снова отвернулся к экрану. Потерзал клавиатуру…
– Потому что мостик узенький, – ответил и захихикал. Рупия поморщилась. Виталий даже почувствовал с ее стороны какую-то поддержку.
– Понятно ему, – проворчал дедуля, – а если я тебе скажу, что без толпы ты прожить не сможешь, это тебе будет понятно?
«Ну вот, новое дело. Говорил, говорил, а теперь на попятный».
– Почему же не смогу?
– А-а-а, непонятно. То-то же. Знаешь ли ты, почему живет наша Земля? Вернее, почему мы на ней еще живем?
– Ну…, климат для человека удачный… вода есть… кислород для дыхания…
– Хорошо в школе учишься?
– Хорошо учусь.
– Вот, вот, учись. О Тунгусском метеорите что-нибудь слышал?
– Конечно.
– Так вот, этих тунгусских метеоритов должно было на Землю упасть видимо-невидимо. И вся жизнь давно закончилась бы, вымерла, сгорела бы, пеплом задохнулась. Но! Почти все, что влетает в Солнечную систему из космоса, отвлекает на себя Юпитер как самый тяжелый. Притягивает он все к себе, понимаешь? А у человека такого Юпитера нет, для него толпа – Юпитер… А то бы он, единственный да голенький, все напасти бы к себе притягивал.
«Помешался дед на философии. Но собака-то ему зачем? Зачем учить ее думать? Дедукция-то явно с его слов поет». Дедуля с хрустом распрямился и отодвинулся от экрана.
– Все, иди играй.
Виталий нахмурился. В каком это смысле – «играй»? А-а, это он Рупии. Но тоже странно. Всякие умные разговоры, таинственность, и вдруг – «играй». Вон как глазенки у Дедукции загорелись. Тоже, воображает, я, дескать, то, я, дескать, се. А сама – лишь бы до компьютера добраться. «Деньги, карты, два ствола» (на самом деле – «Kingpin» – «Джокер»), или «Герои», или «Война на Тихом Океане, или что-то еще. А почему он сам-то так долго сидел? Тоже играл? «Утро надо начинать с марафета…". Дедуля между тем громко чихнул, крякнул и раскрасневшимися глазами уставился на Виталия:
– Пойдем, Бонифация твоего посмотрим.
Разочарованный Виталий поднялся и украдкой посмотрел на экран. Но Рупия будто этого и ждала. Она мгновенно выключила телевизор и вся напряглась. Еще мгновение – и резко обернется, и таким взором окатит, что держись. Потренирует пляску зрачков в толпе. Да ну вас! Виталий решительно направился вслед за дедулей, ухватив по дороге ранец и куртку.
Комната за обшарпанной дверью была никак не меньше первой. Захламлена все теми же столами и стульями, но все-таки посвободней. Есть аккуратно застеленный диван и белый холодильник. Очень белый по контрасту со всей остальной мебелью. Бонифаций мирно дремал на небольшом куске линолеума, расцвеченного под паркет. Рядом краснела фотокювета, служившая, очевидно, миской. Кювета была пуста и чисто вылизана. Что ж, теперь можно и подремать. Молодец, Бонифаций.
Дедуля, обозрев ситуацию, удовлетворительно хмыкнул и посмотрел на Виталия. Подняв указательный палец вверх, провозгласил:
– Вот тебе домашнее задание.
Да, именно провозгласил. Виталий опешил. Не хватает ему учителей в школе, так вот еще здесь, здрасьте вам в окно. Но у дедули был такой торжественный вид, что возражать Виталий не решился, только лишь громко засопел, однако дедуля не обратил на это внимания:
– Так, так. Домашнее задание такое. Подумай, что бы ты хотел сказать в первую очередь, если бы был собакой. Э-э, Бонифацием.
«Дебил корявый», – подумал Виталий, но вслух, понятное дело, ничего не сказал.
– Подумай хорошенько, – продолжал дедуля, – это ведь твое первое обращение к человеку, к хозяину, можно сказать, к твоему Богу. Он, э-э, человек, не заслуживает быть Богом, но ты-то этого не знаешь. Может быть, хочешь о чем-нибудь его попросить (Виталий с трудом проглотил улыбку). Может, ты его хочешь как-нибудь назвать (Виталий хрюкнул, но снова сдержался). А может быть, хочешь что-нибудь ему сообщить, что-то очень важное на твой взгляд, чего он не осознает или не замечает…
Тут дедуля понял, что Виталий отнюдь не находится в состоянии благоговейного трепета и едва только рожи не корчит. Пыл оратора угас, и он горько прогнусил:
– Эх ты, Афоня…
Виталий понял, что пора и честь знать. Молча натянул куртку, закинул за спину ранец и, задевая столы и коробки, потащился к выходу. Даже толком и не попрощался. Никто его не удерживал, никто не приглашал еще раз зайти. По дороге Виталий еще раз посмотрел на котят-сфинксов и сообразил, что они ненастоящие, фарфоровые или еще из чего-то неживого, холодного. Поэтому и Бонифаций на них внимания не обращал, и они сами как сидели, так и сидят. Что ж, это, в общем-то, естественно. Ничего другого и ожидать нельзя…
***
Зима обдала приятным колючим дыханием, искорками-отражениями взошедшего солнца в рассыпанной белой крупе, и дедуля с Рупией сразу выветрились из головы. Мост через окружную дорогу, «Автозапчасти», «Самсунг», уже открыты, тихие аккуратные пятиэтажные домики. «Аккуратность и последовательность», – вспомнил Виталий и тут же забыл. Остановка слева, остановка справа, а чуть дальше – «Канцелярские товары». Виталий толкнул пластиковую с витражом дверь…, и через несколько минут купил себе ежедневник, красивый, пухлый, с темно-синей твердой обложкой. Зачем? Сегодня все, что происходило, не имело сколько-нибудь видимых причин. Зима пришла, что еще нужно? Этим все сказано.
Дома Виталий, не торопясь, разделся, разгрузил ранец и уселся за письменный стол. Посидел, откинувшись на спинку стула, с полузакрытыми глазами, пододвинул к себе ежедневник, раскрыл его… Календарь на год. Сведения о владельце. Телефоны экстренной помощи. Часовые пояса. Коды междугородной телефонной связи. Дни рождения сотрудников. Телефоны для справок. Адреса, телефоны (на все буквы алфавита). Общие обороты речи: Русский, English. «Сердечный привет от меня… – Give my king regards to…". «Надеюсь увидеться с вами в ближайшем будущем. – Hope to see you again soon…". Пятнадцать шагов к уверенности в себе… «Перестаньте чрезмерно охранять свое Я – оно гораздо крепче и пластичнее, чем кажется…". План на день… Виталий взял со стола ручку, хотел что-то написать, но раздумал.
***
А следующим вечером Виталий встретил дедулю в магазине. Снег как выпал накануне, так сегодня и растаял, за день, удушливо теплый и затхлый, про него и морозец уже позабыли, лица утратили радостный румянец, пожелтели и осунулись, глаза недовольно посерьезнели. И только дедуля лихачил, как скоморох на ярмонке. Виталий его иначе бы и не заметил, а заметил бы, так не узнал.
– А-а, Валерьевна, – зажурчал знакомый вкрадчивый голос слева и чуть сзади, в бакалейном отделе. – Знаешь, Валерьевна, а я меняю свою Клаву на валенки…
Виталий оторопел. Какая еще Клава. Там ведь никакой Клавы не было. Да и не видно было, чтоб кто-то еще жил.
– Ты ее что мне предлагаешь, – насмешливо ответила Валерьевна, дородная рыжая продавщица. – На кой мне твоя Клава?
