скачать книгу бесплатно
Искусы Эроса. Бэт и Лис. Повести
Галина Семеновна Сафонова-Пирус
Повести «Искусы Эроса», «Бэт и Лис» – о любви, и в них автор-рассказчик пытается по собственным дневниковым запискам проследить сложные взаимоотношения своих героев. Время действия – середина-конец 80-х годов прошлого века.
Искусы Эроса. Бэт и Лис
Повести
Галина Сафонова-Пирус
© Галина Сафонова-Пирус, 2016
ISBN 978-5-4483-2987-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Искусы Эроса
Глава 1. Линка
– Да не спеши ты домой, подождёт твоя домашняя рутина. Давай пройдемся по скверу, присядем на лавочку вон под той липкой, взглянем на себя со стороны…
– А я уже взглянула. Смотри, разве не модно одетая женщина? В коротком пальтишке, черные брючки, черная шляпа с короткими полями. Будто бы все тип-топ, да?
– Но несколько седых волос, наглеющие морщинки у губ, да?
– Ага. Ну, никак лицо не подчиняется! Ведь хочу, ужасно хочу, чтобы беззаботно-радостным было! Ан, нет. Да и глаза… Недавно с Антоном в лес по ягоды ездили, так женщина, что в поезде напротив сидела, комплимент сделала, – молодо, мол, выгляжу, а вот о возрасте…
– Не догадалась?
– Не сразу… Глаза выдали.
Лина, Ленок, Линка…
Нет, мне больше нравится звать её Линка, с этим польским «ка» на конце, хотя в русском частица эта и придаёт имени… Наташка, Манька, Сашка… нечто пренебрежительное. А меня зовёт она Аннуш, (причём, «н» всегда немножко тянет), а почему именно так, точно не сказала, бросив: ты, мол, похожа… но на кого, не уточнила.
Живем с ней в одном подъезде, знакомы уже больше года и не сказать, что стали уж слишком близкими подругами, – как-никак она моложе меня на восемь лет, – но других со мной и с ней рядом нет, поэтому и тянемся друг к другу, встречаемся, болтаем об увиденным-услышанном, о мужьях, – я о бывшем, поэте, она о «настоящем», писателе, к которого «характер испортился», – вот уже с полгода не помогает ей ни-и в чём, грубит, и даже писать бросил.
Мы сидим как раз напротив детской площадки. Суета разноцветных детишек, их вскрики, смех… Как же успокаивает меня такое! Хочу и Линку увести от грустных мыслей, но кажется, она слишком глубоко нырнула в свою «тему».
– А тут еще эта моя раздражительность, утомлённость…
– И пожаловаться тебе, бедненькой, некому.
– Конечно некому. Антону как-то сказала: устаю, мол, а он: «Ты сама находишь себе дела, поэтому и перенапрягаешься».
– А, может, он прав?
– Ну как он может быть прав, Аннуш? Ведь завтраки-обеды-ужины, дети с уроками, дача с огородом, родной город босоного детства – по выходным, где старенькая мама, которой нужна моя помощь…
– А на работе – «этот десятый канал, который уже достал», и который…
– Ага. И зачем согласилась вести его? – встает со скамейки, поправляет поля шляпки: – Но в то же время, как было не согласиться? «Доверяю тебе раскрутить его» – начальник обрадовал.
– А ты и обрадовалась.
– Да не обрадовалась я, а…
– А что «а»? – улыбаюсь.
– А то «а», что надоело вытягивать беспомощные сценарии, вот и ушла туда, где их нет.
– «А на десятом аппаратура еще не освоена, помощники неопытные» – цитирую её, улыбаясь, чтобы как-то успокоить мою экспрессивную подругу, но она подхватывает:
– А я должна со всем этим справиться, да еще не перенапрягаться?
Браво, Линка! В этом коротком ярком пальтишке и шляпке ты – словно задиристый петушок… или курочка. Прелесть! Смотреть и слушать тебя сейчас так забавно! А, впрочем, как и всегда, и ты для меня – персонаж… правда, не знаю: чего? Рассказа, повести? И напишу ли, хватит ли, так сказать, «материала»?
Но наблюдать за тобой любопытно
– Ты представляешь! Антон-то вчера…
Она впархивает в едва приоткрытую дверь и сразу устремляется на кухню:
– Но вначале, пожалуйста, завари мне кофе.
Да-а, что-то случилось у Линки, лицо – в огне, в глазах – молния, а в руке уже – любимая кофейная чашка, которая под угрозой, – вот-вот уронит! – и, пытаясь спасти, беру поднос, осторожненько конфискую её и ставлю на него. А Линка уже разводит освободившиеся руки в стороны и опять слышу:
– Ты представляешь!? Сижу, припаиваю отвалившийся провод к антенне…
– А кроме тебя некому? – пытаюсь сбить её с темпа.
– А кому? Сыну некогда, а у мужа руки растут не оттуда, не умеет он и этого…
Ура-а, получилось! Она присела, поправила на подносе уже расставленные чашки, ложки, помолчала и:
– Так вот, сижу, паяю, а он входит… со шторой в руках: «Погладь, а то повесила не глаженую». Не знает, что штора отвисеться может.
– И впрямь, – улыбаюсь.
– Ну, я и отвечаю: ладно, мол, поглажу, вот только с антенной… А он и швырнул мне штору в лицо! Да еще ногой – по антенне, стулом – об пол…
Линочка!.. Бедная моя. Как же тебе сочувствую! Обалдел твой Антон что ли?
– Обалдел! – словно услышала: – Теперь не буду с ним разговаривать… два дня!
Ой, Линка, думаю, не выдержишь, такое я могла, но не ты. А, впрочем…
И всё же не разговаривала. Два дня. А когда на третий прямо с утра забежала ко мне, и я спросила: так в чем винил её муж, то и впрямь оказалось, что раздражала его невыглаженная штора.
– Наверное, слукавил твой Антон, – засомневалась я.
– Слукавил. – И снова попросила кофе. – Не в шторе дело, а в том, что «не исполнила «свой женин долг», как изволит выражаться, не пришла к нему по его желанию.
Да-а, подружка, положеньице у тебя… как и у меня когда-то, но об этом ей пока не скажу.
И еще несколько слов о Линке
Интересна она мне еще и тем, что весьма и весьма увлекающаяся особа. То, натащив в квартиру сучков, дощечек и коряг начнет вырезать из них нечто сюрреалистическое и пугающее, то из пластилина… и почему-то именно из темно-зелёного пластилина, налепит бюсты любимых артистов и писателей, а из гипса – странных животных, еще не открытых зоологами: рыбину на курьих ножках или наоборот – курочку с плавниками. Когда с восторгом показывает мне свой очередной шедевр, я теряюсь: ну что сказать то? И обычно ограничиваюсь улыбками, короткими репликами или междометиями: ой… ого… да-а… ой, какая… чудо!.. но никогда не скажу «фу», – боже упаси обидеть мою креативную подругу! Но если, увлёкшись, неосторожно воскликну: а это, мол, что за зверь, то Лина сразу бросится объяснять замысел своего творения, а я тогда замолчу и сделаю вид, что да, мол, ой, мол, ну как же чертовски интересно!
А творений у Линки много, в тесноте лепятся они на всех полочках и тумбочках, и если вдруг кто-то приостановится над «плодами её творчества», то она, торопливо стряхнув пыль со своего детища, с радостью одарит им счастливчика. Правда, далеко не все задумки реализует до конца, и поэтому еще много озадачивающих начинаний, но так ведь… Понять могу: ну да, не зацепилось, не пошло. Ведь главное – не «конечный результат», а поиск, путь к этому самому «конечному» и можно… Но, кажется, отвлеклась я от Линки.
Но самое-самое её увлечение, которое зело… вельми… ну, в смысле очень меня интересует, так это её записки. Правда, делает она их от случая к случаю на девственно чистых перевертышах рекламных листков, но, когда читаю их… а показывает их мне всегда, ибо совершенно не дорожит ими. Так вот, когда вчитываюсь в эти небрежные каракульки, то нахожу в них нечто… Да нет, пишет она, конечно, неважно, язык банален, но схваченные моменты любопытны, так что всегда подмывает тут же переписать её, только что прочитанное, и… Короче, зацепившись за её короткие наброски, попытаюсь из этих эмоциональных письменных… да и устных выплесков написать то ли повесть, то ли рассказ, – на что «материал» потянет, – и в подмогу, персонажем номер два, возьму себя, – будто рядом была, незримо, – а поэтому от Линкиного оригинала мало что останется, но так ведь… Так что писать будем вместе с ней.
Она – на дачном участке. В голубых спортивных штанишках, в оранжевой майке, в красной кепке с огромным козырьком, из-под которой выбиваются светлые завитушки и поблёскивают темные глаза. Живая, яркая мишень для наблюдения. Глаз не отвести. Особенно, когда начинает злиться и отшвыривать от себя длинные пряди картофельной ботвы. И сейчас поведу с ней диалог… но для читателя обозначать начало фраз тире-знаками не буду, – зачем разбивать плавно льющийся текст? Итак…
Линка, похоже, что картошку берёшь ты штурмом.
Да. И одна. Третий день. За счет отгулов копаю эту дурацкую картоху!
Вот и хорошо. Копай себе, да копай, не думая о муже.
Копаю её, копаю, но всё равно крутится одно и то же, крутится, как с заевшей пластинки: конечно, мог бы Антон половину забот взять на себя, ведь два года уже не «служит» как изволит выражается, свободного времени до хрена, но всё читает, читает! Он, видите ли, «самообразовывается». А я кручусь. С восьми утра и до одиннадцати вечера. И только в те минуты, когда наконец-то!.. ложусь спать, ощущаю себя счастливой.
Ну да, и тогда тебе уже не до эротических забав, а он…
А он… Да и не хочу, не хочу привычки в том, что называет «жениным долгом»!
Вот и не думай больше об этом, задуй, загаси свои грустные мысли, или… закопай вот здесь, вместо картошки.
Кстати, о картошке. Дура! Зачем сажала её! Куда теперь дену?
В подвал, Линочка, в подвал.
В подвал, который – в поле, и из которого могут украсть? Бывают же такие тупоголовые, как говорит сын и которые… как говорит муж, любят себя изнурять.
Глядя на тебя, вижу: уже изнурила.
Спина устала кланяться. Стать на колени и ползти с лопатой от куста к кусту?
Смешно будет – на тебя… Брось, не копай, побереги себя… для «женина долга».
А потом на коленях и-и – к «женину долгу»? Нет, надо копать стоя, а то стыдно будет.
Перед кем стыдно то?
Стыдно перед собой. Выкопаю её, а там… А там – будь, что будет. Покрадут эту картошку, померзнет она, но все ж…
Ну вот, видишь? Значит, прав твой Антон: вечно ищешь себе…
«Сама ищешь себе работу!» Ну да, ищу. И на кухне ищу, и на работе ищу, и когда по магазинам бегаю…
Опять заводишься?
Завожусь… Кыш, кыш, мои мысли нахальные!
И опять… Вот она наклоняется… вот с усилием давит ногой на лопату… выбрасывает очередной комок с клубнями, становится на колено, выбирает их из земли, кидает на межу, встаёт, наклоняется, давит, выбрасывает… Ох, Линочка, хотела бы помочь тебе, но… Ну, ладно, скоро кончишь, всего два ряда осталось.
Уф!.. Наконец-то последний куст. Слава богу! Теперь – под наши березы, спиной – на травку. И лежать буду целый час!
Ой, так уж и час? Через пятнадцать минут подхватишься.
Не, час не получится, домой пора. Скоро темнеть начнёт, так что во время ходьбы буду отдыхать и успокаиваться.
Но ведь было, было у тебя целых пять дней полного одиночества, солнца, тишины с шелестом берёз, озорных облаков, бирюзы неба!.. И уже идёшь своим любимым логом.
А в логу-то травка еще по-летнему изумрудна и над ней облаками – вершины желтеющих берез, подсвеченных заходящим солнцем. Остановись, вглядись в эти парящие березы, но только, пожалуйста, не заплачь от восторга, не надо!
Да-а, березы на взгорье такие красивые, что даже плакать от умиления хочется… а, может, от усталости. Но нет, не заплачу, в душе даже радость вспыхнула, – ведь победила же себя! Одна!.. выкопала всю картошку!
Ну да, ведь тебе обязательно нужны…
Ведь человеку просто позарез нужны победы! И не прав Антон, когда говорит: «Главное – не перенапрягаться».
А теперь она – на кухне
Обрезанные джинсы, клетчатая рубашка, лицо хмурое, волосы – в разные стороны… Что-то беспокоит её… со своим скарбом не в ладу, – сковородку суёт под полку наугад, вилку на полку – тоже… Линка, оглянись, твой Антон на кухню вошёл… ой, даже приобнял и:
– Ну, хватит, раскрепостись!
Да что ж ты так? Стряхнула руки, шарахнулась в сторону.
– Зато вы с сыном всегда раскрепощены! Ничего вас не касается! – А-а, это о кране на кухне, который опять течет. – Вы только и озабочены, как бы ни нарушили вашу комфортность! – Чего завелась то на него с пол-оборота? – Вы у нас – баре, а мы с дочкой плебейки у вас в услужении!
Что несёшь? Видишь, он улыбнулся и снова хочет приобнять.
– Ну тебя! Не успокаивай! Ты не умеешь этого делать. Лучше уходи.
Что ж гонишь? Человек ещё не завтракал.
– Вот… Салат, яичница.
В ванную? В зал, на балкон?
– Господи, хоть бы одной побыть!
Успокойся, Линка, он уже переодевается, сейчас уйдёт.
Слава богу!
