
Полная версия:
Некроманс. Opus 1
– Начнём с того, что я сильно сомневаюсь, есть ли у тебя душа. Продолжим тем, что даже если она есть, доброта – последнее, что я стала бы там искать. – Ева переиграла сорванное место. Гаммы она легко могла выводить одновременно с разговором, но не обращать внимания на расплату в виде периодических фальшивых нот – нет. – У тебя свой интерес. Признавайся.
– Подумал, вдруг это подтолкнёт нашего малыша в нужном направлении. Милым личиком его не подкупить, но характером, душой, страстью… Той же одержимостью своим делом, которую питает он сам…
Услышанное стоило Еве ещё одной гаммы, резавшей слух возмутительно фальшивыми диезами.
– И с чего ты ведёшь себя как сваха?
– Может, питаю слабость к романтическим мелодрамам.
– Не надейся, клякса. Пошёл вон.
Мэт рассмеялся. Тихим, гаденьким смешком, звеневшим в воздухе, даже когда его обладатель уже пропал.
Сердито фыркнув, Ева перешла с гамм на этюды. Впрочем, этюды Дюпора Ева заучила до автоматизма, и думать о своём они не мешали.
Возможно, к худшему.
Вот и ещё причина, почему ежевечерние встречи стоит прекратить. Меньше всего на свете Ева желала оправдывать ожидания демоноидной кляксы, теша её бесплатными представлениями. И разве не этого ей хотелось?.. Никаких больше посягательств на её личную территорию. Никакой возможности влипнуть в ту привязанность – пусть даже дружескую, – которой она так боялась.
Они оба боялись.
…ты сама уже думала, что вы похожи. И ты, если подумать, в этом плане ничем не лучше него. Просто Герберт боится привязываться к кому-либо, а ты – к нему одному.
Мерзенький голосок в голове до того напомнил мэтовский, что Ева сочла бы это иллюзией, если б не знала: этот голос принадлежит ей самой.
– Даже если мы подружимся, нам всё равно придётся скоро распрощаться, – скользя смычком по струнам, наполняя комнату жемчужными ниточками стремительных пассажей, вяло напомнила Ева. – Я хочу домой и вернусь, как только мне представится возможность.
Она зачем-то говорила вслух. Впрочем, она разговаривала сама с собой куда чаще, чем, наверное, это делают нормальные люди: в магазине бормотания на мотив «кола или не кола? Вот в чём вопрос» не раз заставляли окружающих подозрительно на неё коситься.
…что ж, твоя правда. Да и Герберта можно понять. Зачем завязывать отношения, пусть даже дружеские, если рано или поздно их пресечёт предательство или смерть? Он-то со смертью на «ты», ему ли не знать, что все однажды умрут. По факту вы оба боитесь одного и того же: боли.
– Но я-то не боюсь подпускать людей к себе. И дружить. И любить.
…одно и то же, Ева, одно и то же. Только ты мыслишь месяцами, а он – целой жизнью. Ты же читала в его книгах: маги и некроманты живут в разы дольше простых людей. Ты не желаешь привязываться к одному человеку, с которым расстанешься – через месяц или два. Он не желает привязываться ко всем людям, с которыми расстанется – через тридцать или пятьдесят лет.
– По его логике людям вообще не стоит ни влюбляться, ни дружить.
…а по твоей?
Она вспомнила спину уходящего Герберта, в сутулости которой читалась тихая одинокая обречённость.
Струна взвизгнула под пальцами, сорвав очередной пассаж в невразумительное захлёбывающееся нечто.
Ева опустила смычок. Уставилась в окно: там серым ливнем плакала осень, облезлыми древесными сучьями цепляясь за дни, уже не принадлежавшие ей.
«…полагаю, других причин коротать вечера в моём обществе у тебя нет…»
…если сейчас она лишит венценосного сноба возможности обрести друга, в котором он нуждается, то будет ничем не лучше него. Лишит не потому, что он ей неприятен, ибо неприятным (будь с собой честна, Ева) она его давно не считала – вредным, нелюдимым, травмированным, но не неприятным. Лишит из страха или нежелания оправдывать чьи-то ожидания, до которых ей не должно быть никакого дела.
Этодействительно неправильно. А Ева не любила, когда что-то было неправильно. Когда люди поступали неправильно.
Особенно когда неправильно поступала она сама.
Она посидела, думая над тем, что поможет ей поступить правильно. Подозрительно быстро найдя решение, следующий час занималась со спокойной душой.
К моменту, когда пришёл Эльен, Ева сидела за планшетом.
– Эльен, – завидев призрака, девушка молитвенно сложила ладошки, – не сочтите, что я отлыниваю от занятий, но у меня возникла одна идея, на воплощение которой мне понадобится время. И ваша помощь.
– Уверен, лиоретта, – секунду спустя отозвался Эльен, – лишь неоспоримо важные дела могли заставить столь трудолюбивое и прилежное создание, как вы, попросить меня… отменить наш урок? Как я понимаю.
– Да. Именно. Только не говорите Герберту. Это сюрприз. Для него.
– Для него?
Ева вкратце изложила план.
Взамен она получила светлую радость в призрачных глазах и заверения, что ей предоставят всё необходимое в нужное время – включая, естественно, и само время. В конце концов, Эльен недаром когда-то подводил Еву к мысли об эмоциональном кочегаре.
А ведь именно им она сейчас и работает. Кочегаром. Тем, кем в первые дни в этом замке решительно отказалась быть.
Чёрт…
Ева старалась не думать об этом, пока проводила подготовку. И пока, завершив её, спускалась в сад – на случай, если лиэр Совершенство всё же решит заявиться. Что бы там Герберт ни думал, Ева не собиралась вступать даже в фиктивные отношения с человеком, которого совершенно не знает, а раз некромант не желал её присутствия на сегодняшней встрече, придётся самой устраивать тет-а-тет с названым женихом.
Она успела дважды обойти сад, по которому расползлась холодная тьма, и вдоволь погулять туда-сюда у ворот, когда те сами собой распахнулись.
– А, лиоретта! – Миракл поклонился, как будто приятно удивлённый. – Решили отобрать у Эльена его работу?
– Решила поближе познакомиться со своим суженым. – Ева присела в реверансе, пока створки ворот медленно смыкались за спиной у визитёра. Подтверждать, что она действительно сговорилась с Эльеном, дабы тот не вышел встречать дорогого гостя, она не стала. – Раз вы здесь, полагаю, вопрос нашей помолвки уже решён.
Приблизившись, Миракл галантно подал ей руку:
– Лишь если вы того хотите.
– Неужели? – максимально саркастично пропела Ева, позволив подхватить себя под локоток.
– Я понимаю, что вы зависите от Уэрта. Даже если он не отдаёт вам приказов, не в ваших интересах… портить с ним отношения. Но поверьте, я не хочу использовать вас вопреки вашему желанию. Не хочу и не буду.
Она лишь хмыкнула, вышагивая рядом с ним по дороге к замку и освещая их общий путь смычком. Голубые блики дрожали в лужах и расползались по мокрой брусчатке.
– Что означает ваше имя, лиэр?
Если Миракл и удивился вопросу, который ей давно хотелось задать, то ничем этого не выдал.
– Кажется, «удивительный».
– Тоже претенциозно, – оценила Ева. – Но всё же не так, как наш перевод.
– В вашем мире есть подобное имя?
– Слово. Оно переводится как «чудо». Вам подходит, кстати.
– Судя по вашему тону, это не комплимент.
– Вам решать.
Тот рассмеялся, скорее забавляющийся, чем задетый.
– Любопытный у вас Дар, лиоретта, – произнёс Миракл, глядя на сияющий смычок. – А где же обещанный Лоурэн огненный меч?
– Лежит в моей спальне. Гном из Потусторонья сделал его для меня.
– Так ваши прелестные ручки даже до гномов дотянулись? Однако. – В голосе лиэра Совершенство скользнуло одобрение. – Не совсем то, чего я ожидал. С другой стороны, неожиданности – это прекрасно.
– Тогда, полагаю, предложение Уэрта должно было привести вас в восторг.
Её спутник чуть шевельнул кистью, поудобнее перехватив её руку.
– Скажите, лиоретта, Уэрт всё ещё хочет призвать Жнеца?
– А, так вы об этом знаете.
– Знаю. И очень этому не рад.
– Боитесь, что в таком случае у вас появится конкурент?
– Боюсь, что в таком случае у меня погибнет брат. Уэрт остаётся мне братом, несмотря ни на что.
На его лице тенями плясали отсветы волшебной воды, и лицо это было очень задумчивым. Очень сумрачным.
Очень подобающим случаю – как, впрочем, и ответ.
– Какая забота. Только вот почему у меня ощущение, что вы всегда играете роль?
– Я игрок по натуре. Но не сейчас. – Миракл встал перед ней, преграждая путь. – Раз уж нам предстоит… сблизиться, давайте договоримся. Я откровенен с вами – в пределах того, что вам нужно знать. Вы откровенны со мной.
Держа смычок между ними на манер свечи, Ева без смущения встретила его взгляд и с сомнением осведомилась:
– С чего это?
– Лучший способ заставить человека избавиться от маски – снять свою. Учитывая, какое дело мы собираемся провернуть совместными усилиями, маски неуместны.
– Но это дело само по себе сплошная маска. Которую мы будем носить для всех окружающих, кроме нескольких избранных персон. Не думаете же вы, что я в самом деле собираюсь за вас замуж?
– Равно как я не собираюсь связывать жизнь с незнакомкой, которую пока имел счастье видеть всего дважды. Не могу сказать, что не верю в любовь с первого взгляда, но меня она пока обходила стороной, и при всех ваших неоспоримых достоинствах исключением вы не являетесь. Однако мы будем действовать заодно, а вопрос доверия к тем, кто находится со мной рядом, для меня стоит довольно остро. – Придерживая её за локоть, Миракл мягко и неотрывно вглядывался в её лицо. – Я должен вам доверять.
– А могу ли я доверять вам? – справедливо возразила Ева, оценив, как тонко он избегает темы её немножко неживого состояния. – К тому же, кажется, вы вообще не особо склонны к доверию. Даже к тем, кто никогда бы вас не предал.
Игра теней не скрыла, как на этих словах помрачнело его лицо.
– Уэрт предал меня. Я знаю это. – Резким, каким-то танцевальным в своём изяществе поворотом Миракл снова встал слева от неё. – Если он солгал вам, что не делал этого, он ещё больший трус, чем я думал.
Они продолжили путь, и перед следующим вопросом Ева поколебалась. Потому что по-хорошему вопрос этот следовало задавать Герберту, в словах которого она может быть хоть немножко уверена.
Впрочем, всегда полезно выслушать версии обеих сторон.
– Скажите, лиэр, что между вами произошло? Между вами с Гербертом? Раз мы… решили быть откровенными.
Неровный ритм их шагов – раздражающе разобщённых – приглушала тлеющая листва.
– Из-за него погиб мой отец, – наконец сказал Миракл.
Ева, нафантазировавшая трагическую (и удручающе банальную) историю с неподелённой девушкой, крепче сжала дрогнувший в пальцах смычок.
– Мне жаль, – искренне произнесла она. – А подробнее?
– Мой отец был старшим братом Айрес. – Миракл завёл рассказ так спокойно, будто решил поведать историческую байку, не имевшую к нему никакого отношения. Не знай Ева семейного древа Тибелей, уточнение было бы в тему, но прерывать повествование нетерпеливым «я знаю» она не решилась. – Покойный король, наш с Уэртом дед, выбрал наследницей престола её. Отец стал Советником по экономике.
– Его это уязвило, полагаю.
– Не стану отрицать. Хотя в начале правления Айрес все сходились на том, что она и правда достойна трона больше других. Поэтому отец не стал плести заговоры. Решил лучше воспитать сына так, чтобы из того в своё время вышел настоящий король. – В паузе ударами метронома прошуршали три мерных шага: Ева всё же подстроилась под его походку, чтобы шаги их звучали в унисон. – Когда нам с Уэртом было по шестнадцать, отец вскрыл одно очень неприятное дело. Преступление, в котором оказались замешаны многие из самых верхов… Воровство колоссальных масштабов, тянувшее за собой серию убийств. Всё замалчивалось с согласия самой королевы, но отец не мог молчать. Он хотел предать дело огласке. Хотел, чтобы полетели головы тех, кто не должен был стоять у власти.
– А они бы полетели? – восхищаясь честностью покойного Советника (и поражаясь его наивности по меркам привычных ей реалий), поинтересовалась Ева.
– Тогда Айрес ещё не относилась к возмущениям в народе так, как сейчас. Тогда она скорее предпочла бы замять скандал, покарав часть виновных, чем упекать в тюрьмы возмущённую толпу. Хотя тайные аресты недовольных ею начались как раз в те годы… потому я и испугался. – Миракл отстранённо смотрел на замок, наползавший на них чёрными стенами, размеченными светлыми клеточками окон. – Отец собрал все необходимые доказательства. Документы, которые держал в тайнике, надёжно спрятанном. Но я случайно его нашёл. Я, шестнадцатилетний дурак, осознавший, против кого мой отец собирается выступить, и испугавшийся за него. Веривший, что есть на свете один человек, которому я могу доверять как самому себе. – Ева ощутила, как напряглась рука, лежавшая под её рукой. – Я рассказал Уэрту о тайнике. О том, что в нём обнаружил. Просто не знал, что мне делать. Хотел посоветоваться – поговорить мне с отцом или молчать, уговорить отказаться от своей затеи или помочь ему… А на следующий день отец не вернулся домой с монетного двора. Больше я его не видел. По официальной версии, его похитили враги короны, но когда я заглянул в тайник, тот оказался пуст. Документы пропали вместе с отцом. – Он выдал это просто, буднично, как и всё до того. – Вместе с проблемами для Айрес.
Будничность придала рассказу особенно гнетущее впечатление. Куда большее, чем если б он цедил слова сквозь зубы или сдерживал слёзы. Впрочем, Миракл Тибель не походил на человека, который позволяет кому-то видеть свои слёзы.
Такие, как он, идут по жизни смеясь, даже когда под ногами битые стёкла.
– И вы уверены, что это Уэрт выдал ваш секрет? – кое-как вымолвила Ева. – Ваш отец мог сам рассказать кому-то. К нему могли приставить шпиона.
– Я прочёл это в глазах Уэрта при следующей встрече. Вину. Что бы он теперь ни говорил. И когда я спросил, он ли это, он не ответил, – Миракл ответил мягко, без гнева, погасшего давным-давно. – Этого мне хватило.
Ева переступила порог замка и прошла в гостеприимно приоткрывшиеся двери, медля с продолжением разговора.
Нет. Не похож Герберт на предателя. Не похож. И то, что вины за ним нет, он говорил слишком уверенно для виновного.
Но прежде чем помимо эмоционального кочегара работать ещё и адвокатом, ей как минимум нужно выслушать версию обвиняемого.
– Вы поэтому хотите свергнуть Айрес? – Решив пока не развивать тему, Ева отпустила ненужный больше смычок. – Из-за отца?
– Не только. Не в первую очередь, – поправился Миракл, пока они пересекали освещённый замковый холл. – Я не отрицаю, что когда-то она была прекрасной правительницей. Без неё Керфи не был бы сейчас страной, с которой считаются. Но теперь Айрес делает то, что нельзя оправдать самыми великими устремлениями. И я не только о войне, которой она так жаждет. – Улыбка юноши вышла пугающе кривой. – Если б вы побывали в подвалах столичной тюрьмы, вы бы сами всё поняли. Впрочем, лучше вам там не бывать.
– А вы туда наведывались?
– Нет, к счастью. Но туда наведывались те, с кем я знаком. И там, полагаю, закончил свои дни мой отец, – это Миракл тоже произнёс пугающе спокойно. – В подвалах Кмитсверской Королевской тюрьмы работает Охрана Народного Покоя. Так их называют официально.
– А неофициально?
– Просто Охрана. С большой буквы. Или, как их прозвали в народе, Упокоители. Они забирают всех, кто тайно исчезает среди ночи. Или дня. Тех, кто затевает заговоры против короны или просто высказывает крамольные мысли. Необязательно публично. – Миракл неторопливо поднимался по ступенькам, подлаживаясь под темп её шагов. – Надеюсь, мы с вами избежим визита в их вотчину… Особенно вы.
– В моём нынешнем состоянии мне трудно причинить боль, – вспомнив встречу с «коршунами», пожала плечами Ева. – Тех, кто захочет меня пытать, ждёт неприятный сюрприз.
– В подвалах Кмитсверской тюрьмы распоряжается не только Охрана. Там часто бывают и учёные… Маги, целители, некроманты. Очень заинтересованные в продвижении магической науки. Очень преданные нашей доброй королеве. Очень благодарные ей за то, что им предоставляют такой прекрасный материал для опытов… Включая те, что предусматривают, к примеру, вскрытие заживо. Полагаю, ваша персона их заинтересовала бы больше моей.
Пусть Ева никогда не видела лабораторию для магических опытов на людях, но в подкинутой воображением картинке она не сильно отличалась от анатомического театра. Особенно количеством разложенных на столах очень острых и очень жутких инструментов. И крови.
– Это… недопустимо, – сформулировала Ева, не содрогнувшись лишь потому, что сейчас от представленного её не могло пронять холодом.
– Зато за правление Айрес отрасли целительной и боевой магии продвинулись вперёд дальше, чем за минувший до неё век. Как и некромантии. Жаль только, дети, которым в школах уже преподают открытия, сделанные в тех подвалах, не подозревают о цене, что за ними стоит. – Твёрдая рука уверенно поддержала её, когда Ева запнулась о следующую ступеньку. – Я понимаю, что двигает Айрес. Она искренне желает блага своему королевству. Своему народу – той его части, что предана ей. Но у всего должен быть предел, и величие страны не должно строиться на костях её граждан. Чужих, впрочем, тоже. Айрес в какой-то миг об этом забыла… или, может, никогда не забывала. Просто сдерживалась до момента.
Когда пауза затянулась, на очередном повороте лестничного пролёта Миракл заглянул в её лицо.
Ева не знала, что он там увидел, но это поведало о мрачности её мыслей яснее всяких слов.
– Прошу прощения. Я ушёл от темы слишком далеко, а прогулка в этих далях способна испортить настроение кому угодно. – Отвернувшись, юноша помолчал пару секунд, отматывая нить разговора к относительно светлому моменту. – Возвращаясь к Уэрту… Я всё же надеюсь, что ему хватит ума умерить гордыню. Отказаться от своей безумной затеи.
– А вы бы на его месте отказались? – тихо заметила Ева.
К её удивлению, Миракл кивнул.
– Я не лучший пример для подражания. Но хотя бы в борьбе с гордыней могу таковым послужить.
– Так вы гордец?
– Был им… на арене. Одно время. Затем повзрослел и понял, в чём главное удовольствие игры. В самой игре. Уэрт в кабинете, верно? – Миракл сам уверенно свернул на нужный этаж. – Как только я перестал думать о кубках и начал просто наслаждаться тем, что делаю, кубки сами посыпались мне в руки. Всегда нужно помнить об этом… Зачем ты делаешь то, что делаешь. Не ради славы, не ради наград – ради удовольствия. И только люди, которые любят то, что делают, могут добиться чего-то настоящего. Быть по-настоящему счастливыми.
Ева кивнула, удивлённая резонансом их мыслей.
– И игра в короля, стало быть, вам тоже нравится, – подытожила она, поняв о Миракле Тибеле кое-что очень важное.
– Меньше, чем арена. Цена ошибки слишком высока. И проигрыш будет равен чьей-то смерти, причём моя меня волнует далеко не в первую очередь. Но да, мне это нравится.
– Не слишком ли легкомысленный подход к правлению?
– Хороший правитель обязан быть игроком, лиоретта. Всё правление – те же шахматы. – На миг Ева удивилась, что в Керфи есть шахматы, но затем сообразила, что магический переводчик наверняка обозначил таким образом похожую местную игру. – Сплошные комбинации, ходы, чтение противника. Просчитать последствия каждого решения, каждого поступка и противодействий, которые он встретит. Только противником при благополучных обстоятельствах являются не те, кого нужно убить или низвергнуть, а те, с кем нужно договориться. А ещё бедность, болезни, необразованность, произвол и прочие неприятные явления.
– И приз за победу – власть?
– Власть – всегда бремя. Те, кто считает её призом, лишь недалёкие алчные глупцы. И трон – не трофей, потому что настоящая игра начинается в момент, когда ты на него садишься. – Миракл отпустил её руку подле дверей некромантского кабинета. – Нет, призом будут подданные, которые всплакнут о своём короле, когда я умру. А ещё свобода и довольство людей под моей властью. Тем, в какой стране они живут. Тем, как они живут.
Ева вновь кивнула, на сей раз задумчиво.
Человек, для которого власть – не желанный приз, а бремя. Который привык достигать того, чего хочет, но не любыми доступными средствами; который играет без легкомыслия, который осознаёт всю ответственность своей задачи и желает выполнить её наилучшим образом…
Что ж, главное, чтобы слова его в итоге не разошлись с делом.
– И каков вердикт? – следя за её лицом, спросил Миракл весело.
Ева вскинула брови.
– Вы хотели познакомиться со мной поближе, лиоретта. Узнать получше. Теперь вы знаете капельку больше.
– Но ещё слишком мало, чтобы можно было всерьёз судить.
– Разве не этим вы сейчас занимаетесь? – заметил лиэр Совершенство с пугающей проницательностью. – Мне порой приходилось выносить суждение о человеке по куда более кратким разговорам. И куда менее информативным. Рискните.
Некоторое время Ева молчала, созерцая его гладкое лицо. Они оба спокойно выдерживали чужой взгляд.
– Я думаю, из вас может выйти хороший король, лиэр.
Прижав руку к сердцу, Миракл поклонился, словно артист, благодарящий за аплодисменты:
– Приятно слышать.
Ева следила, как брат Герберта берётся за дверную ручку.
– И какое же суждение после двух разговоров вы вынесли обо мне? – поколебавшись, уточнила она.
Миракл оглянулся – в ореховых глазах плескалась лукавинка. Ева поняла, что он ждал вопроса.
– Я думаю, из вас может выйти хорошая королева, лиоретта.
Шире улыбнувшись тому, что проявилось в её лице, Миракл попрощался учтивым наклоном головы.
– А вот теперь ты опоздал, – ещё услышала Ева голос Герберта, прежде чем дверь в кабинет закрылась, оставляя братьев наедине.
Долго встреча не продлилась. Вскоре Миракл с Гербертом уже покидали комнату.
Вид Евы, которая устроилась на широком каменном подоконнике под витражным окном, обняв руками колени, привёл обоих в замешательство.
– Только не говори, что пыталась подслушивать, – сказал некромант.
– Просто ждала, пока вы закончите.
Братья переглянулись – и Ева впервые поняла, насколько они похожи.
– Иди, – глядя на Миракла, произнёс Герберт. – Увидимся. – Дождался, пока кузен откланяется им обоим, и, когда тот отошёл по коридору достаточно далеко, шагнул к окну. – Зачем ты отобрала у Эльена его прямые обязанности?
– Хотела пообщаться с человеком, чью невесту мне предстоит разыгрывать, зачем же ещё? – Ева спустила ноги с подоконника, сев на краю. – Ты не желал моего присутствия на встрече. Я решила встретиться сама.
– И о чём вы говорили?
– Да так, о разном. – Ева подметила невыразительность голоса, за которой Герберт старательно скрывал что-то ещё. – А на чём договорились вы?
– Миракл согласен разыграть «весь этот фарс», если согласишься ты. И испросил у меня возможность приходить сюда. Хочет узнать тебя получше.
– Я надеюсь, за этой формулировкой не кроется ничего, что обычно за ней скрывают?
– Будет странно, если счастливая пара станет вести себя словно незнакомцы, – откликнулся Герберт с той же невыразительностью. – Вы должны привыкнуть друг к другу, прежде чем разыгрывать обручённых.
Ева поболтала ногами в воздухе.
– Тебе не кажется, что это всё-таки как-то… неправильно? Мы подгоняем происходящее под пророчество. Что ни говори, вряд ли Лоурэн подразумевала это.
– Как только пророчество становится известным, знание о нём уже меняет всё. А мы сейчас восстанавливаем то, что разрушила Айрес, – уверенно ответил некромант. – Полагаю, твоё убийство перечеркнуло естественный ход событий, если он и предусматривался. При других обстоятельствах Миракл вполне мог оказаться первым, кого бы ты встретила в Керфи. Лес, куда тебя выкинула прореха, неподалёку от его особняка. Он приютил бы тебя в своём доме вместо меня. – Герберт помолчал. – Полагаю, при таком раскладе вы бы быстро с ним поладили.
Глядя в его лицо, по которому разливалось почти мертвенное спокойствие, Ева решительно спрыгнула на пол:
– Вообще-то я ждала тебя.
– Зачем? Что-то случилось?
В вопросе прозвучало настороженное недоумение.
Емудействительно в голову не могло прийти, что он может быть ей нужен. Зачем-то помимо уроков, дел, помощи, меркантильных интересов. И если сейчас ему сказать «давай посидим, поболтаем» – он не поймёт. Не сможет.
Впрочем, Ева этого и не планировала.
– Понимаешь, дома я привыкла смотреть… движущиеся картинки. Вместе с сестрой. А тут пробовала смотреть их одна, но поняла, что в одиночестве мне это делать тоскливо. – Глядя на него снизу вверх, Ева надеялась, что голос её звучит достаточно жалобно. – Ты побудешь со мной?
Ошалелость, мелькнувшая в глазах напротив, стала лучшей наградой её актёрскому мастерству.
– Это поддержит здоровье моей психики, – очень серьёзно добавила Ева. – А со здоровой психикой моё обучение… и всё остальное… будет куда продуктивнее. Сам понимаешь. – Она прижала сомкнутые ладони к губам. – Ну пожалуйста, ты мне очень поможешь!



