Падальщики. Непогасшая надежда

– Погодите, погодите! Кто вам сказал, что мы хотим ехать с вами? – перебила Алания.

– У вас нет выбора, мэм.

– Почему?

– У нас есть Протокол.

– Протокол вашей военной базы?

– Именно.

– Но он не имеет к нам никакого отношения. Мы ему не подчиняемся! – возмутилась Алания.

Все трое были в недоумении. Я представляю, как это выглядит. Дико – одним словом. Представьте, приходит к вам незнакомец и говорит, что отныне вы переезжаете жить к нему. Эм-м-м. Чего?

Я сглотнула и продолжила.

– Протокол гласит… что отряды специального назначения во время своих миссий на поверхности должны ликвидировать любые реальные и… потенциальные угрозы, если таковые возникают.

– Я ничего не понимаю, – бедная женщина села на стул.

Он скрипнул. В голове снова картинка потрясающего пожара в горах, на который, как светлячки на огонь, последуют зараженные. Довольно мерзкие зубастые и отнюдь недружелюбные светлячки.

Первым сообразил Тигран.

– Вы рассматриваете нас, как угрозу? – спросил он.

Мой взгляд был красноречив.

– Чем же мы угрожаем вам?

– Если сюда проникнут зараженные, вы не сможете выстоять. А значит, вы пополните их ряды.

– Я не верю своим ушам, – голос Алании дрогнул. Она наконец начала понимать весь смысл происходящего.

– Вы хотите сказать, что если мы откажемся идти с вами, вы нас убьете? – тихо произнес Тигран. Он боялся услышать ответ. Но уже знал его наперед.

– В нынешнем…физиологическом состоянии убить вас представляется гораздо проще, чем когда вы обратитесь, – я кидаюсь выученными наизусть отрывками из Протокола.

– Но мы не зараженные! – раздраженно воскликнула Алания.

– Пока нет.

– Но вы не знаете наверняка, найдут ли они когда-нибудь это место!

– Потому вы являетесь угрозой потенциального характера.

– И все равно подлежим уничтожению!

– Так точно, мэм.

– Тигран! Скажи что-нибудь!

Женщина начинала терять контроль над собой.

– Мы впустили вас в свой дом! А вы заявляете, что хотите нас убить? – произносит Тигран тоном пораженного до глубины души человека.

Может, ты все же наивен?

– Я говорю, что мы хотим спасти вас. Отвезти в безопасное место… – начинаю я заново.

– Да! В могилу!

– …где есть все необходимое для полноценной жизни.

– Да! Только не самой жизни!

Эта истеричка начинает меня бесить. Я им об одном, они о другом. Мы ведем беседу с разных концов палки, а говорим все равно об одном и том же. Как бы нам достичь середины?

– А что думают остальные командиры? – спрашивает Тигран.

– Это неважно. Решение принято руководящим составом базы.

Тигран ухмыляется.

– А сейчас я, видимо, смотрю на ее будущее руководство, – процедил он сквозь зубы и осмотрел меня с ног до головы, словно увидел в первый раз.

– Хотите выслужиться перед Генералом, убивая невинных людей?

– Ничем таким я не занимаюсь.

– Я видел реакцию других командиров и сержантов. Вы ведь единственная, кто так думает!

– Это неважно. Решение принято…

– Я видел, как их измученные лица расцветали каждую минуту, что они пребывали тут. Они там под землей прозябают! Влекут жалкое существование, пока мы наслаждаемся здесь полной жизнью! И вы готовы отобрать у них все это? Почему? Потому что вы боитесь зараженных? Или потому что вы боитесь потерять контроль над людьми с вашей драгоценной базы? Боитесь, что они захотят жить так, как мы, а вы неспособны им это дать?

Мне нечего было ответить. Спор стал глупым. Алания плакала. Она уже представляла, как покинет родной дом, потому что дядя с ружьем повелел ей так сделать. Сто двадцать лет назад такие же дяди велели людям идти в газовые камеры.

– Вы ведь заперли их там! – напирал Тигран.

– Мы спасли их. Они в безопасности.

– Так ли это на самом деле?

– Почему вы сомневаетесь?

– Что случилось с твоим лицом?

Я молчу. Вот же уделал. Но не мог он сам догадаться о причине моих шрамов, кто-то подкинул ему идею о хрупкости Желявы, и мне даже не надо искать этого стукача.

– Иногда… – начинаю я, подбирая слова на ходу, – стечение обстоятельств приводит к несчастным случаям. От этого никто не застрахован.

– Нет, Тесса! Это не стечение обстоятельств! Это воля Божья!

– Ох, избавьте! – я закатила глаза.

– Вы заперлись там внутри за бетоном и сталью, а вирус все равно вас настиг! Как же так? Как он проник на такой грандиозно безопасный объект, что ты мне тут повторила раз двадцать?

Всего лишь три. Но я молчу.

– Если Богу будет угодно, он достанет вас даже из земного ядра! Если ему будет угодно, зараженные будут обходить эту долину стороной еще много лет! Вы не знаете наверняка, что произойдет завтра, через год или в следующую секунду! Вы не всесильны! Вы не видите будущее!

– Зато я помню прошлое. И каждый день смотрю на него в зеркало!

– Несмотря на ваш пережитый опыт, у вас нет права решать за остальных!

– Забавно, что Вы сказали это. Может, тогда я пойду и спрошу у каждого жителя его мнение? Заодно в красках опишу им, что зараженные сделают с ними и с их детьми.

Глаз Тиграна дернулся, и я понимаю, что давлю на верную мозоль. Ну сейчас я ее так проткну, что ты тут два тазика водички наберешь!

– Зараженные не отличают детей от взрослых. Им все равно, кто перед ними. Они разгрызают детям глотки, беременным вгрызаются в животы, потому что в матке крови больше, чем в артериях…

– Прекрати! – процедила Алания.

Ага! Как же!

– Если они сильно голодны, они толпой рвут человека на части. Заживо. А потом напиваются кровью из конечностей. Человек не сразу теряет сознание. Болевой шок отключит мозг в течение минуты, а значит, человек еще целую минуту понимает, что с ним происходит.

– Заткнись, сейчас же! – ревела Алания.

– Я видела, как они распороли брюхо беременной женщины, и оттуда вывалился зародыш. Они и его загрызли.

Алания склонилась над тарелкой и зарыдала. Ей не хватало воздуха. Квентин подбежал к ней на помощь и сжал ее трясущиеся плечи.

– Тигран! Молю! Выгони ее! – ревела обезумевшая женщина.

А неплохо вышло. Надо было все-таки включить видеокамеры.

– Сейчас ты манипулируешь, – прошипел Тигран.

– Используя правдивые факты, – отвечаю я.

В комнате наступило молчание. Лишь рыдания Алании нарушали его. Она все еще хватала воздух ртом. Квентин сверлил меня взглядом, обещающим пытки. Тигран смотрел на меня взглядом обманутого человека.

Слишком много глаз. Не люблю внимание.

Я опускаю глаза и смотрю в пол. Может, я все-таки чересчур жестока с ними? Но ведь это для их же блага! Они должны осознать, как рискуют! Они прожили здесь четыре года, нежась в спокойствии, но этот покой же их и ослабил. Прошло всего четыре года, а не четыре столетия! Зараженные по-прежнему там. Вирус никуда не делся. И все, что они делают тут – обманывают сами себя. Да! Я сделала им больно! Но ребенок при появлении на свет тоже орет, как резанный, а не благодарит врачей и не пожимает им руки. Он и на мать смотрит, как на врага, потому что она вытащила его из нежной воздушной утробы и сделала ему очень больно! А если бы она это не сделала, он бы так и задохнулся там в своей нежности!

Иногда людям надо делать больно, чтобы спасти.

Но, как и мать после рождения малыша, должна заметить, в моем случае это три довольно старых и уродливых малыша, я начинаю их успокаивать:

– Вы прожили свою жизнь. Вам всем тут уже около шестидесяти. Вы можете, сколь угодно вручать свои жизни богу в руки.

Я поднимаю глаза на Тиграна.

– Но в деревне есть дети. И они еще не понимают, что такое божья воля. Но они понимают, что такое смерть. Они понимают, что значит мама, что значит отец. И они понимают, что не хотят их терять. Вы несете ответственность за их жизни, а не бог. Парадокс: но в данную секунду вы тоже делаете за них выбор.

Молчание.

– В конце концов, все сводится к тому, кто из нас тут сидящих и ревущих достаточно смел, чтобы взвалить на себя ответственность за судьбу людей.

Три пары глаз сверлили меня взглядами полными ненависти. Ох, как же много глаз!

– Вы верите в божью волю. Но так разве не она меня прислала? Подумайте об этом.

Алания, кажется, успокаивалась. А может, просто сошла с ума. Она смотрела куда-то вдаль, не замечая меня.

Я тяжело вздыхаю, потому что осознаю, что мое предложение создаст риск для меня самой. Но мне надо во что бы то ни стало уговорить их поехать с нами. Я не хочу убивать людей.

– Как насчет того, что вы дадите решение утром? Соберите совет. Обсудите все открыто и честно. Сейчас мы все на взводе. И думаю, нам всем было бы полезно немного покрутить эту ситуацию в голове.

Тигран нашел в себе силы кивнуть.

Я разворачиваюсь и ухожу, оставляя их на пороге нового мира. Войти в него или умереть – их выбор.

20 декабря 2071 года. 16:20

Бриджит

Я ждала Тессу возле двери. Когда она вышла, то едва ли обратила на меня внимание и пронеслась мимо, как ошпаренная. Я понимала, что ей хотелось поскорее убраться из этого места.

– Как все прошло? – спросила я, пока мы спускались по лестнице с скоростью бешенных обезьян под допингом.

– Так себе, – рявкнула она.

Когда мы оказались на улице, Тесса резко остановилась и тут же взяла себя в руки. Я огляделась и поняла, почему: возле БМП собрались командиры и несколько сержантов, все смотрели на нас.

Тесса немедленно вернула маску СС.

– Держишься? – тихо спросила я.

– Если они решат остаться…

– Эй! Ты сделала все возможное!

– Откуда ты знаешь? Может, мне следовало сказать…

– Ты все сказала правильно! Я слышала! И лучше тебя, никто бы не сказал! Фунчоза бы послал их всех в жопу. Ляжку бы едва поняли из-за ее акцента. Антенна теряет дар речи, когда перед ним больше десяти человек. А Буддист бы ушел в свои метафизические размышления и прям там впал бы в транс!

Тесса тяжело дышит. А потом не сдерживается и смеется. Ее плечи тут же расслабляются, из легких выходит лишний воздух, и она пресекает нарастающую панику.

– Спасибо, Жужу.

Я аккуратно так, чтобы никто не видел, крепко сжимаю ее ладонь. Я хочу, чтобы она знала, что она не одна! И ее мнение весомо! Ее поддерживает штаб, и это – самое главное!

Но проблема остается нерешенной аж до утра. Вряд ли кто-либо в этой долине сомкнет сегодня глаза. Жильцы напуганы до чертиков, они еще не понимают, что происходит, хотя догадываются, что намерения солдат с винтовками через плечо редко бывают мирными, а когда старейшины посветят их в положение дел, на нас либо с вилами и факелами кинутся, либо они потеряют свой райский уголок на проклятой земле. И я не знаю, что из этого лучше.

Применять Протокол в подобной ситуации нам пришлось лишь однажды. Когда мы встречаем людей на поверхности, они всегда рады видеть нас. Наша военизированная экипировка, бронированные машины внушают им уверенность в безопасном доме. Они благодарят нас и благословляют, когда мы привозим их на базу. Это – счастливейшие моменты всей моей гадкой жизни.

Но, как я сказала, было исключение. Это была группа выживших из шестерых стариков. Всем уже за пятьдесят. Те, кто не смог смириться с потерей дома, не смог принять новую форму жизни. Изгои нового мира, они обрекли себя на рискованное, но независимое существование и жили в пещере. Мы предложили им кров, они ответили, что он у них есть. Мы предложили им пищу, они сказали, что корней и ягод им достаточно. Мы предложили им надежду, они ответили, что им уже поздно надеяться. Они ждали, когда за ними придут те, кто отнимет у них пока что человеческие жизни. Они уже умирали, потому что их скудная диета ослабила их тела настолько, что они испражнялись под себя. Наши врачи вряд ли смогли бы их вылечить, они бы гнили на больничных койках в подземелье, и эта перспектива их не прельщала.

Старики попросили вынести их на улицу, потому что хотели последний раз увидеть солнце, хотели попрощаться с миром, который подвели.

У меня до сих пор стоит эта сцена перед глазами: красный закат, шесть стариков на коленях, пять командиров и Калеб. Шесть выстрелов в затылки. И навсегда утраченное для нас место в раю.

Мы вернулись на базу, написали рапорта о произошедшем и получили выговоры. Не за то, что стариков не удалось уговорить. А за то, что вернулись за полночь. Мы уговаривали их почти шесть часов до самого захода солнца, отсчитывающего секунды, как часы на бомбе. И все равно проиграли. По пути домой, переговорные устройства непривычно молчали – никто не произнес ни слова.

Мы – солдаты. Мы натренированы убивать злодеев: зараженных, мародеров. Но никто никогда не готовил нас убивать простых людей. Хороших людей. Людей, которые просто не верят в наш новый мир, а живут по своим правилам. Почему же мы считаем, что имеем право лишать их выбора? Это – эгоистичная трусость или здравый смысл в эпоху выживания?

Я до сих пор не нашла ответ на этот вопрос.

После того дня каждый из нас подвергся активному психологическому самовнушению, прокручивая тот день вновь и вновь, пытаясь убедить себя, что мы все сделали правильно, что у нас не было иного выбора, мы были вынуждены сделать то, что сделали. Мы должны были убедить себя, что поступили правильно, иначе мы бы сошли с ума!

Вот, что я видела сейчас в глазах ребят, чьи взоры пронизывали нас с Тессой убийственными копьями: они отчаянно пытались поверить в то, что, какой бы выбор ни приняли старейшины, мы все сделаем правильно! Тесса права: она в дерьме по самую макушку. Потому что если ее слова не возымели эффект на старейшин, завтра по ее вине здесь прольется кровь.

Человеческая.

20 декабря 2071 года. 16:30

Тони

– Здесь слишком много человек! Неужели Генерал отдаст приказ их всех уничтожить? – спросила Ляжка шепотом.

Мы собрались возле Аякса на площади, не желая вступать в диалоги с жителями, которые еще час назад просто лопались от любопытства поспрашивать чужеземцев о жизни за пределами долины. Жители не дураки, они сразу заметили смену нашего настроения, когда дружелюбные улыбки стерлись, а на их место пришла нарочито созданная холодность. Мы не могли сказать им, что после того, как вышли из той переговорной хижины, мы перестали видеть в них людей, теперь они стали потенциальными мишенями. А когда киллеру хотелось сблизиться с будущей жертвой? В итоге, перемена нашего отношения к ним нервировала их, они тоже перешептывались за углами домов, изредка поглядывали на нас с опаской, скорее всего вычленяли слабые звенья в наших рядах, от которых можно избавиться сразу, если внезапно разгорится конфликт. Но куда уж им в их пижамах противостоять профессиональным убийцам в броне? Нас десять с легкостью уложат всех тысяча триста крестьян в этой деревне, а сорокамиллиметровая телескопическая пушка на башне БМП, которую Фунчоза ласково звал Петушком, вообще все в пыль тут разнесет. Почему-то картины о том, как мы смалываем всю деревню в фарш не выходили у меня из головы и упрямо дергали нервные окончания, как струны на гитаре. Правда песня получалась так себе, в основном она состояла из криков и рыданий несчастных людей. Вот и очередной вопрос Ляжки снова запустил череду кровавых кадров, от которых приходилось отмахиваться, как от назойливых мух – настолько отчетливо представлялось ближайшее будущее этих людей.

– Никогда не поверю, что Генерал способен учинить расправу такого масштаба, – ответил я, потому что до сих верю в здравый смысл Генерала, пусть и не согласен с его приоритетами.

– Жертв не избежать, – произнес Буддист, сидя на БМП с ногами, свисающими нам на плечи.

Он медленно и с хрустом разрезал на дольки армейским ножом яблоко, которыми нас угощали местные жители, и поедал смачно причмокивая.

– Генерал пришлет сюда побольше солдат, и если тактика устрашения не сработает, произойдет первый контакт, – добавил он.

– Иными словами, тактика устрашения перейдет на физиологический уровень, – вставил Легавый.

– И продлится все это ровно до тех пор, пока жители не осознают, что намерения наши серьезны, а их рыдания бесполезны, – произнес Муха.

– И сколько человек погибнет, прежде чем до них это дойдет? – спросила Ляжка, окидывая нас беспокойным взором.

– Не знаю. Пять, десять, пятьдесят – все зависит от силы их верности самим себе, – ответил Буддист.

Пусть он и казался равнодушным к судьбам жителей, это было не так. Просто в моменты наибольшего страха он прятался за философией, которая помогала ему не сойти с ума в этом безумном кровавом мире.

– Количество жертв напрямую зависит от упрямства жителей идти нам наперекор. Остается надеяться, что большая часть жителей все же добровольно сдастся, и мы заберем их на базу, – произнес Фунчоза, который после взбучки от Триггера стал непривычно тихим.

– Тем не менее, всегда найдутся чертовы герои, которые встанут грудью перед ружьями, – Легавый сплюнул.

Так и было. Жители просто не до конца понимают, что их ждет во время масштабного плана зачистки. Зато в Протоколе расписан целый алгоритм из действий в программе принудительной эвакуации, которую мы знаем наизусть.

Справа от нас раздался громкий задорный ребяческий смех. Многочисленная детвора собралась вокруг Рафаэлки, который возил вопящую от восторга малышню на своих огромных плечах. Сейчас он крутил на них сразу трех пацанов, вцепившихся в толстую бойцовскую шею – куча торчащих в разные стороны ног изображала карусель. Обрадованный вызволением из заточения, когда мы вернулись с переговоров, Рафаэлка тут же слез с кресла стрелка в Аяксе и вышел на улицу разминать кости. Разумеется, такой исполин не мог не приманить взгляды восхищенной детворы, особенно мальчуганов, которые грезят о том, чтобы превратиться в таких же огромных бесстрашных воинов. Я и не знал, что Рафаэлка так любит детей, хотя мы их всех обожаем, ведь на Желяве их становится все меньше.

Вдруг из кирпичного дома выскочили знакомые фигуры. Тесса с Бриджит закончили переговоры со старейшинами, но, кажется, не спешили делиться с нами результатами, обсуждая что-то на пару. Я и не удивлен. Представляю, чего ей там наговорили и куда послали с такими заявлениями конкистадоров.

Мы напряженно молчали, ожидая, пока эти две приспешницы Протокола нашепчутся и выдадут нам хоть какую-то информацию. Наконец планшеты у нас на руках пискнули, обозначая возвращение в сеть Стальной Стервы – Тесса включила питание экипировки и снова стала частью Фелин.

– Старейшины дадут ответ утром, – заговорила она в микрофон, – я сообщу Полковнику. А пока предлагаю вызвать сюда наших с нефтяной станции. Пусть подтягиваются на ночевку.

Я переглянулся с ребятами, в их глазах читалась озадаченность. Мы так неистово отстаивали право этого городка на жизнь, а теперь странным образом весть о том, что нам придется провести здесь ночь, напрягла наши спины. Черт, за всей этой схваткой за правоту мы даже не задумались о том, что наш вариант предполагал как рак-таки проживание в этой деревне под открытым небом. Похоже, нам и придется первыми испытать собственные теории о безопасном пребывании на поверхности, проведя ночь в этих краях. Разумеется, наша уверенность, выдрессированная железобетонными стенами и десятью метровым слоем земли над головой, пошатнулась сразу на всех четырех опорах лишь при единой мысли о ночёвке под звездами. Но коли назвался груздем, вали спать в окружении кровососов.

Я решил начать действовать, потому что за работой всякий стресс пропадает, и погрузился в привычную деятельность.

– Давайте разметим территорию на дежурство, – предложил я, – надо окружить весь периметр и выставить бойцов вдоль ограды.

20 декабря 2071 года. 17:00

Хай Лин

Есть такая китайская сказка про собаку и оленей. Однажды собака увидела грациозных оленей, которые бегали так быстро и легко, что собаке тоже захотелось им вторить. Вот только сколько бы она ни пыталась, все равно не получалось бегать с той же скоростью, что и они. Тогда собака спросила у вожака оленей:

– Братец Олень, не могу угнаться за вами – настолько вы быстрые! Открой свой секрет!

Олень был польщен и очень хотел помочь собаке, но он не знал, почему бегает быстрее нее. И тогда он предположил:

– Может, это из-за хвоста? Смотри, у нас нет хвостов, а у тебя есть. Если бы его не было, то ты бы бегала так же хорошо, как и мы.

Собака поверила. Стиснула зубы и откусила себе хвост.

Кончилось тем, что собака осталась собакой без хвоста и быстрее от этого бегать не стала. Эта сказка учит тому, что не стоит полагаться на доводы других, а слушай собственный разум.

И сейчас мы едем друг за другом в наших бронированных монстрах – Аяксах, поверив чужим россказням на слово. Мы понятия не имеем, как этой деревне-оленю удается столь долго жить на поверхности, но поверив в их сказки о недосягаемости деревни, рискуем остаться не только без хвоста, но и без собственных жизней.

Вокруг взмывали вверх горы, усаженные плотной стеной голых лиственных лесов укрытых толстыми сугробами снега, дорога была до жути ухабистой, и многих из нас уже изрядно укачало. Разглядывая местность на мониторах, куда поступал сигнал с внешних видеокамер на Аяксах, я стала верить в слова ребят о том, что это место недосягаемо, хотя поначалу слова Фунчозы восприняла с огромной долей скептицизма.

Когда они описывали нам низменность посреди гор, я едва слушала их красочные рассказы о деревне, потому что в голове звонил в колокола факт «Ау! Деревня на поверхности!». Мы все окидывали друг друга недоверчивыми взглядами, когда наши командиры, как заколдованные, расхваливали деревню так, словно это – чудо света. Мы было подумали, что их отравили или напоили зловредные гномы, но Тесса шла им всем наперекор, и тогда я поняла, что ситуация штатная, хоть и донельзя странная. Представляю, как бесился Фунчоза, когда Триггер его перед Тессой нагнул. Если Фунчоза когда-нибудь не встанет Тессе в оппозицию, я пойму, что умерла. Потому что такое может случиться только в другой жизни.

В общем, командиры велели нам собирать манатки и ехать с нефтяной станции прямиком в деревню, координаты они прислали, и вот теперь мы ехали в страну грез.

Честно сказать, мне не нравится этот план. Сумерки сгущаются с каждой секундой, скоро ни черта не увидим в этой тьме без очков ночного видения. Уже когда мы были на полпути, Фунчоза сообщил, что мы остаемся в деревне до утра. Тогда я чуть не впала в истерику. Провести ночь вне базы? Они рехнулись? Да начхать на эту кучу эльфов посреди лесов! Сматываемся отсюда и летим домой, пока не наступила ночь! Я не хочу столкнуться с зомби, которым не нужны глаза, чтобы отыскать добычу в полной темноте! Протокол написан не просто так, чтобы страшные сказки на ночь почитать! Сотни тысяч солдат погибли в ночных схватках с этими уродцами, чтобы мы наконец поняли, что ночью наши шансы резко сокращаются. Огонь, взрывы, искры от пуль в ночи видны ярче, чем днем. А зомби помимо нюха глазами тоже пользуются для поиска добычи. И этим фейерверком мы буквально приглашаем всех зараженных в радиусе десятков километров к нам на вечеринку!

Нам потребовалось немало лет и что еще хуже – дохреллионы жертв, чтобы понять истину, которая должна быть выгравирована над каждой кроватью в виде молитвы: «Если хочешь выжить, оставайся невидимым».

Калеб первым почувствовал мою панику, и незаметно для всех сжал мое плечо так, чтобы вернуть в равновесие. Спасибо ему. Он вообще самый адекватный из всей нашей братии. Иногда я завидую Маяку из-за Калеба. Он был бы отличным командиром вместо Тесс. Хотя СС мне тоже нравится, но, честное слово, она не от мира сего. Иногда ей такой бред в голову бьет, что Маяк остается только пожалеть, потому что они следуют за сумасшедшей.

Один из докторов у нас на базе, с которым нас роднят общие китайские предки, сказал мне как-то, что острая длительная физическая боль расшатывает человеческую психику, именно на этом факте основывается суть пыток, которые за пару дней делают из человека пластилин без памяти и осознания самого себя. Ни имени, ни возраста, ни времени, ни места – ничего уже нет в сведенном с ума мозгу, кроме постоянного страха подвергнуться еще более болезненной пытке. Глядя на шрамы Тессы, я понимаю, что та боль бесследно для ее рассудка не прошла. И мне жаль, что в ее ведении целый отряд. Много лет назад под руководством таких больных ублюдков люди шли войной на невинные массы, умирая во имя призрачной цели или ложных богов.

Фунчоза видит в ней лишь соперника за людское обожание, ему важно только быть популярнее нее для солдат на базе. Но я вижу дальше: со всеми своими бредовыми идеями Тесса ближе к генеральскому креслу, чем Фунчоза. Я не хотела бы жить под крылом психопата, мало, кто хочет. Но нашего мнения и не спросят. Народом можно вертеть как гибким шлангом под предлогом выживания. Страх – один из важнейших спасителей человека. Однажды познав опасность, мы вырабатываем в себе рефлекс на пережитую угрозу. Но в то же время страх – один из самых опасных предателей, который ослепляет разум, подводит логику и заставляет зарыться в норы, спасая наши жалкие душонки в этом мрачном безнадежном мире, пока такие вот психопаты, как Тесса, будут править балом.