скачать книгу бесплатно
Первая попытка покорить Азию закончилась неудачей. Предпринятая Петром военная экспедиция в Бухару и Хиву[85 - Город в Хорезмской области Узбекистана.] потерпела полное фиаско и закончилась трагедией. Отряд под командованием князя Бековича-Черкасского[86 - Потомок кабардинских князей, капитан Преображенского полка, руководитель военного похода в Хивинское ханство 1714—1717 гг., из которого не вернулся.], состоящий из нескольких тысяч казаков, был почти наголову разбит. Сам князь был обезглавлен, его тело было выставлено на всеобщий показ в Хиве, а затем голову князя хивинский хан Шри Гази[87 - Узбекский хивинский хан из династии шибанидов в 1714—1728 гг.] отправил в подарок эмиру Бухары. Только единицам удалось вернуться из этого похода, проведя долгие годы в плену и рабстве. Но Россия не могла отказаться от тех богатств, которые сулило ей это столь опасное предприятие. Легенды о неиссякаемых золотых россыпях по берегам Амударьи[88 - Вторая по длине и крупнейшая по полноводности река в Средней Азии.] не давали покоя авантюристам, искателям приключений и охотникам за лёгкой добычей.
И Абулхаир всё это прекрасно понимал. Как понимал он и то, что, привлекая на свою сторону такого сильного союзника, как Россия, и посулив русским поддержку в поиске сухопутного пути в Индию через Малую и Среднюю Азию, о котором так мечтала Россия, он сможет осуществить свои собственные планы. В первую очередь избавиться от набегов джунгар, башкир и волжских калмыков. Нужно было только правильно использовать ситуацию. Необходимо было только приложить усилия, и заключить союзный договор с северной соседкой, и убедить Россию в обоюдной выгоде этого союза.
Однажды он уже предпринимал подобную попытку. Но отправленные в Россию послы вернулись, так и не получив ответа. Царствующая в то время на российском престоле Екатерина I, фройляйн доброго характера, но не большого ума и не столь прозорливая, и дальновидная, как этого требовало положение царственной особы, не смогла усмотреть в этом никаких выгод.
Теперь Абулхаир решил, что пришло время возобновить попытки, хотя его планы шли вразрез с интересами элиты – наиболее влиятельных и знатнейших людей всех трёх кланов, которые со всей категоричностью препятствовали осуществлению этого проекта. Абулхаир должен был переломить ситуацию в свою пользу.
На общем Великом сходе всех трёх жузов ему удалось убедить часть киргиз-кайсацкой знати в целесообразности направить своих посланников в столицу Российской империи, чтобы начать переговоры от имени Малого жуза и части Среднего жуза о заключении союзного договора с Россией. Другую же часть, возглавляемую султаном Бараком, несмотря на все посулы Абулхаира, ему так и не удалось склонить на свою сторону. Они назвали Абулхаира изменником веры, предателем интересов своего народа и требовали его ухода. В стане его врагов были и такие, кто требовал насильственного отстранения Абулхаира от власти и его физического устранения.
Возможно, Абулхаиру в сложившейся ситуации было бы разумнее отступить от своего плана, дождаться более удобного момента, но уж слишком высоки были ставки в этой опасной игре. А чтобы русские стали более сговорчивыми, Абулхаир намеревался заявить, что он выступает от имени всех трёх кланов, которые якобы всецело поддерживают его, тем самым сделав себя единоличным проводником российских интересов во всей Полуденной Азии. Для осуществления этого плана было необходимо, чтобы послы Абулхаира тайно прибыли в русскую столицу. Но как это сделать? С юга его земли граничили с землями Среднего жуза, а с востока были степи, принадлежащие джунгарам, с запада были персы и их ближайшие союзники: Хивинское, Бухарское и Кокандское[89 - Государство со столицей Коканд, существовавшее с 1709 по 1876 г. на территории современного Узбекистана, Таджикистана, Кыргызстана, Южного Казахстана и Синьцзян-Уйгурского автономного района (Восточного Туркестана).] ханства.
Для того чтобы послы могли незамеченными проследовать в русскую столицу, оставался только единственный путь, на север – через земли, населённые башкирами и яицкими казаками, поселившимися в верховьях реки Яик на вотчинных землях башкир, с которыми у Абулхаира складывались также не самые дружеские отношения.
После длительных и мучительных размышлений и долгих переговоров с самыми близкими ему людьми хан всё более склонялся к мысли, что его послы должны проследовать именно через башкирские земли. Хотя делать всё это предстояло в глубокой тайне от его недругов. Абулхаир понимал, что обратившись за помощью к башкирам, он навлечёт на себя гнев со стороны как собственных подданных, так и тех, кто был против любого союза с Россией. Многие из его сторонников так же, как и его противники, недолюбливали башкир и считали их своими непримиримыми врагами.
ПОГОНЯ
Солнце уже высоко поднялось над линией горизонта.
Вернулся Зиянгир, ведя под уздцы двух осёдланных коней – серую с чёрной гривой кобылицу и гнедого жеребца с белой отметиной на лбу. Из-за этой отметины жеребца звали Юлдузом[90 - Звезда (башк.).], а кобылу назвали Кара-ял[91 - Чёрная грива (башк.).].
Подав отцу поводья, мальчик быстрым и ловким движением вставил ногу в стремя и уже через мгновение лихо восседал в седле. Его конь, чуя предстоящую дорогу, потряхивал гривой и раздувал разгорячённые ноздри.
– Тор[92 - Стой (башк.).]! – сказал он, натягивая поводья.
Аиткул, подойдя к кобылице, уложил в притороченную к седлу сумку снедь, и привязал наполненные кислым молоком и водой турсуки, и осмотрел подпругу. Зиянгир внимательно наблюдал за всеми движениями отца и за тем, как он придирчиво осмотрел подпругу, но судя по тому, что отец не высказал ему никаких замечаний, Зиянгир понял, что отец остался довольным его работой – тем, как он оседлал кобылицу.
В это время к отцу подбежала дочь и протянула к нему свои маленькие ручки, просилась к нему на руки. Аиткул не мог отказать дочери и быстрым ловким движением подхватил её и поднял вверх.
– Карима-кызым[93 - Дочка (башк.).], – прижав дочку к себе, Аиткул звонко поцеловал её в розовую щёчку.
Девочка громко и весело засмеялась. Она обхватила своими руками шею отца и прижалась к его щеке.
– Слушайся маму, – сказал Аиткул. – А я тебе обязательно привезу какой-нибудь подарок.
Затем он поставил девочку на землю и, вставив одну ногу в стремя, вскочил в седло. Гуляйза подала мужу ружьё, которое Аиткул, взяв за ремень, перекинул себе через плечо. За спиной у Зиянгира были лук и кожаный колчан со стрелами.
Собака, всё это время дремавшая под навесом, снова подняла морду и посмотрела на хозяина. Она уже собиралась встать и последовать за ними, но Аиткул приказал ей оставаться на месте.
– Ты не возьмёшь на этот раз с собой собаку? – с удивлением спросила мужа Гуляйза.
Обычно, отправляясь к табунам, Аиткул брал собаку с собой. Она помогала ему пасти лошадей и предупреждала своим лаем о приближении чужаков, но на этот раз муж не стал брать её с собой.
– Пусть останется здесь, – сказал он. – Нам предстоит долгая дорога.
Попрощавшись с Гуляйзой и девочкой, оба всадника, тронув поводья, направили своих коней в степь. Им предстоял долгий и неблизкий путь.
Давно спряталось за горизонтом их стойбище, и день близился к полудню. Высоко над головами в голубом бездонном небе, раскинув свои большие крылья, плавно кружил коршун, высматривая добычу; он словно плыл, несомый воздушным потоком. Выстроившиеся у своих нор суслики, едва завидев всадников, начинали издавать короткое и нервное посвистывание, оповещая свистом своих соседей о их приближении. Вдалеке из-за кустов вынырнула лиса, отыскивающая в высокой траве мышей-полёвок – излюбленное своё лакомство, но едва ветер донёс до её чутких ноздрей запах приближающихся людей, как она, махнув пушистым хвостом, юркнула в сторону и скрылась из виду, причём так ловко и быстро, что нельзя было заметить, куда она убежала. Зиянгир уже был готов погнаться за ней, но отец остановил его.
– Не стоит, – сказал он. – Лису нужно бить зимой, когда у неё отрастает тёплый подшёрсток. Сейчас у неё мех плохой. Зря только погубишь зверя. Помни: нельзя убивать животное, если в этом нет необходимости. Природа кормит нас.
Аиткул и Зиянгир уже несколько часов ехали по степи. По пути они решили навестить их соседа, дальнего родственника старика Ахтяма, у которого была своя пасека, и он угостил их свежим мёдом, а Аиткул поделился с ним свежими новостями.
Выезжая ранней весной на самые дальние от зимовья пастбища, башкиры со временем меняли стоянки, двигаясь в обратном направлении к зимовьям, чтобы с наступлением холодов и распутицы они могли успеть вернуться в свои аулы – места зимних стоянок, где они пережидали суровые зимы в тёплых деревянных домах. А с наступлением весны весь этот цикл снова повторялся. У семьи Аиткула также было несколько стоянок, и всякий раз, переходя на новое место, хозяин должен был убедиться в том, всё ли у него в порядке на новом месте, не следует ли ему подправить загоны для животных или ещё что – да мало ли что могло произойти за время его отсутствия. Осмотрев стоянку, Аиткул решил, что она пригодна для жилья. Нужно было кое-что починить, но в общем он остался довольным.
Всю дальнейшую дорогу Аиткул внимательно присматривался и прислушивался к местности, всматривался в оставленные животными на земле следы. Он словно к чему-то приглядывался, примечая только ему заметные знаки. Им вновь овладело непонятное беспокойство. Степь была его домом, знакомым ему с самого его рождения. В этой степи пасли табуны его отец и дед. Аиткул помнил, как он терпеливо наставлял его, обучая премудростям кочевой жизни. Это была та непрерывная связь, которая тянулась от поколения к поколению на протяжении многих веков с того времени, как первые башкиры вступили на эту благословенную землю, дарованную им Всевышним. Землю, завещанную им великим воином – батыром[94 - Герой, храбрец (башк.).] Уралом[95 - Урал батыр – башкирский эпический герой.], легенда о котором из уст в уста, от старшего к младшему передаётся многими поколениями башкир.
– Сделаем здесь привал, – указал Аиткул на поляну у опушки небольшой рощи, раскинувшейся на пригорке. – Нужно дать отдых нашим коням. За теми холмами – наш табун.
На горизонте виднелась гряда, состоящая из нескольких холмов.
– Соберём табун и перегоним его ближе к стойбищу…
Зиянгир с удивлением посмотрел на отца: его решение показалось ему странным.
– Мы только недавно их перегнали сюда, здесь много сочной травы, а у стойбища её почти не осталось.
Аиткул не стал рассказывать сыну о терзавших его сомнениях и предчувствиях.
– Сделаем так, как я сказал, – твёрдым голосом проговорил он. – Сделаем привал и отправимся собирать табун.
Спешившись, Аиткул отвязал от седла турсуки с кислым молоком и водой, достал из сумки узелок со снедью и сложил всё это на траве. Ослабив подпруги коней и стреножив их, он отпустил их свободно пастись на лугу. Найдя тенистое место под деревьями, они расположились на привал. Присев на траву, Аиткул посмотрел на небо, на проплывающие над его головой тучи; в воздухе запахло приближающейся грозой.
– Скоро пойдёт дождь, – сказал он, обращаясь к сыну. – Нужно будет поторопиться, чтобы не попасть в грозу.
Попасть в грозу в степи не предвещало ничего хорошего. Разбушевавшаяся стихия пугала степняков, вселяя в них первобытный ужас.
Перекусив просяной лепешкой, кусками вяленого мяса, запили еду айраном – смесью кислого молока с водой, и они легли на мягкую зелёную траву, вытянули усталые от долгого сидения в седле ноги, чтобы дать всему телу короткий отдых. Их ждал долгий обратный путь к стойбищу, им нужно было перегнать табун.
Но едва они это сделали, как до них донеслись странный незнакомый звук и чьи-то голоса, которые заставили обоих вскочить на ноги и напрячь слух.
Звуки доносились из-за рощи, с дальнего её конца.
– Там люди, – прошептал Зиянгир, указывая в сторону, откуда доносились голоса. – Всадники, – уточнил мальчик; в его голосе слышалось напряжение.
Отец утвердительно покачал головой и сделал знак сыну, чтобы тот не произнёс больше ни звука. Он, положив руку на спину сына, стал пригибать его к земле. Распластавшись на траве, они старались внимательно вслушиваться в слова, но из-за расстояния было трудно понять, о чём говорят.
– Эти люди пришли не с добрыми намерениями, – тихо промолвил Аиткул.
Внутренний голос подсказывал ему, что всадники появились здесь неспроста и встреча с ними не могла сулить им ничего хорошего.
– Нужно незаметно добраться до лошадей, – сказал он сыну, – пока эти люди не увидели нас.
Они бесшумно стали двигаться в сторону пасущихся коней. Добравшись до них, они распутали им ноги и подтянули подпруги.
– Скачи в стойбище и предупреди всех о чужаках, появившихся в степи, – велел сыну Аиткул, когда оба оказались в седле. – Двигайся вдоль холма, чтобы оставаться незаметным.
– А ты?
– Я хочу проследить, куда они направляются.
Зиянгир попытался возразить, но отец резко оборвал его:
– Делай, как я говорю.
Мальчику не оставалось ничего другого, как подчиниться воле отца, но едва он успел отъехать на сотню шагов от места их привала, как за его спиной раздались выстрелы. Обернувшись, он увидел клуб белого дыма и скачущего в его сторону отца, а за ним – несущихся вдогонку всадников. Одетые в поблескивающие на солнце доспехи, в остроконечных шапках с развевающимися на конце красными кистями, обнажив сабли, они мчались вслед за Аиткулом, пытаясь настигнуть его.
– Скачи! Скачи! – закричал отец, пришпоривая своего коня.
Тело его вжалось в седло, и он почти слился с животным.
Зиянгир хлестнул плетью коня, пуская его в размашистый галоп, но едва конь успел сделать несколько прыжков, как мальчик почувствовал сильный удар в спину.
Аиткул увидел, как выпущенная из лука стрела, пройдя мимо него, разрезая воздух, впилась в спину Зиянгира. Мальчик зашатался, откинулся на спину, а затем подался вперёд, навалившись на холку лошади. Руки Зиянгира бессильно повисли, выпуская поводья. Вторая стрела вонзилась в заднюю ногу его коня, и тот, резко присев, стал валиться набок. Аиткул успел, приблизившись к ним вплотную, ухватить сына за сапан и сильным рывком перекинул его на свою лошадь. Теперь всё решало время. Нужно было во что бы то ни стало оторваться от всадников и уйти от погони.
Аиткул слышал, как за его спиной кричат преследователи и тяжело дышат их кони. Он понимал, что их животные устали от долгого перехода и у них не хватит сил, чтобы долго преследовать его. Он лихорадочно обдумывал, как оторваться от преследователей. Ему были хорошо знакомы эти места. Резко свернув с дороги, он направил свою лошадь в сторону видневшегося невдалеке леса. Аиткул знал, что за лесом есть глубокая ложбина, в которой они смогут укрыться. Доскакав до леса и углубившись в него, он быстро свернул в сторону и направил лошадь к знакомой ложбине. Густые заросли скрывали её от посторонних глаз, и незнакомому с этими местами человеку было трудно что-либо различить. Оставалось только притаиться и надеяться, что преследователи пройдут мимо.
Аиткулу повезло. Укрывшись в ложбине, он по стуку удаляющихся копыт определил, что враги не заметили их и проскакали дальше.
В это время над самой его головой сверкнула молния, и страшный грохот разнесся по степи. Чёрные тяжёлые тучи закрыли всё небо, будто ночь опустилась на землю. Уже в следующее мгновение с неба на землю обрушился водяной поток. Гонимые ветром крупные капли дождя с силой ударялись о землю. Впервые в жизни Аиткул испытал радость при раскатах грома и ярких всполохах прорезающих воздух молний. Разбушевавшаяся стихия дарила им шанс на спасение. Теперь природа была на его стороне: дождь уже успел размыть все следы.
Аиткул молитвенно вознёс к небу руки и произнёс:
– О великий Аллах.
Дождь немного затих, и, переждав какое-то время и убедившись, что опасность миновала, Аиткул осторожно вывел свою лошадь из ложбины, и, пришпорив ее, поскакал к стойбищу.
Навстречу им вышел Сагит.
– Атай… – он хотел о чём-то спросить отца, но Аиткул не дал ему договорить.
Спрыгивая с коня, Аиткул стащил с лошади тело Зиянгира и, передавая его на руки Сагита, произнёс:
– Нужно будет сообщить соседям, что в степи появились чужаки.
Зиянгира быстро внесли в тирмэ и аккуратно уложили на разложенные шкуры. Одежда вокруг раны обильно пропиталась кровью.
В первую очередь нужно было извлечь стрелу, но неизвестно, как глубоко она вошла в тело, и любое неверное действие могло стать смертельным для мальчика. Немного поразмыслив, Аиткул решился: у него нет выбора; нужно было извлечь стрелу, пока рана не загноилась и заражение не проникло в кровь, тогда Зиянгира будет уже не спасти. Сильно прижав ладонью рану, другой рукой ухватившись за стрелу, он одним рывком извлек её из тела сына; на их счастье, стрела вошла неглубоко в тело и, судя по всему, не задела кости. Зиянгир застонал, он потерял много крови и сильно ослаб, у него не осталось сил, чтобы закричать. Медлить было нельзя, следовало перевязать рану и сделать всё, чтобы остановить кровь. Теперь всё, что им оставалось, это ждать и надеяться, уповая на милость Всевышнего.
Тем временем снаружи стихия вновь набирала силу. Ветер сотрясал юрту, капли дождя с силой ударялись о полог. Временами яркие вспышки молнии освещали внутреннее пространство и воздух разрывался громовыми раскатами. Казалось, будто земля раскалывается надвое.
Вся семья собралась возле раненого Зиянгира: старший сын Сагит сидел возле отца, его жена Алмабика была рядом с Гуляйзой; маленькая Карима сидела, прижавшись к матери. Сидя у изголовья сына, мать обтирала своим платком капли пота со лба мальчика, рядом. Обе женщины тихо плакали и едва слышно причитали, прикрывая краем головного платка рты.
– Не плачь, мать, – стараясь успокоить жену, сказал Аиткул. – На всё воля Аллаха. Он добр и не позволит нашему сыну умереть.
В это время полог юрты слегка приоткрылся и в образовавшийся проём, тяжело дыша, протиснулась чёрная тень. Аиткул не сразу разобрал, кто это был; только когда свет горящей лучины осветил лицо вошедшего, он узнал Авдея.
Не говоря ни слова, тот опустился на подстилку возле Зиянгира и стал рассматривать раненого. Затем повернулся к Аиткулу и сказал:
– Его нужно к лекарю[96 - Врач (устар.).].
Из всего сказанного башкир смог понять только слово «лекарь», которое он когда-то уже слышал и понимал смысл этого слова, но где в степи найти лекаря? Аиткул и сам умел лечить людей, он знал целебные свойства многих трав, умел готовить из них целебные снадобья, но сейчас Зиянгиру нужна была помощь настоящего врача, который смог бы остановить кровотечение и не дать инфекции распространиться по телу, чтобы их сын не умер. Единственное место – это Уфа. Но путь в город неблизкий.
АЛМАБИКА
Алмабика лежала в густой высокой траве, запрокинувшись на спину, и смотрела, как в голубом, почти изумрудно-синем небе проплывают белые, словно искрящийся на солнце снег, лёгкие и пушистые облака, принимая порой причудливые и удивительные формы.
«Откуда они приплывают и куда уходят?» – думала Алмабика. Ей очень хотелось знать, где рождаются эти воздушные создания. Она попыталась представить себе эти неизведанные края, но всё, что Алмабика знала и видела, – это те места, где она родилась и выросла, всё, что окружало её и было знакомо с самого рождения: степь, поля и рощи, озеро на краю леса, стойбище, пасущиеся табуны – всё, что мог охватить её взор… И облака, приходящие из-за горизонта и туда же уходящие, как и солнце и луна. А что за этим краем, что там, где рождаются небесные светила, и там, где они заканчивают свой путь?
Из-за облаков показался белый диск луны.
«Странно, – подумала Алмабика. – Обычно луна светит ночью. Почему она появляется на небосводе днём, может для того, чтобы встретиться с солнцем?»
Алмабика вспомнила сказку про девушку и колдунью, которую ей рассказывала мама. В легенде рассказывалось, как злая колдунья заставляла девушку много работать и однажды, отправившись за водой, девушка, увидев на небе луну, попросила забрать её к себе.
– Смотри, – говорила мать дочери, – видишь там девушку с коромыслом? Это луна сжалилась над бедной сироткой и забрала её.
Алмабика вглядывалась в луну, и ей казалось, что она действительно видит там девушку с длинной косой и с перекинутым через её плечо коромыслом и вёдрами. Но вот луна снова скрылась за облаками.
Алмабика снова стала разглядывать облака: это облако напоминало ей большую рыбу, немного странную, совсем непохожую на тех, которых она видела в озере: у облака были большая, прямо-таки огромная голова и маленький хвост, но всё равно Алмабика угадывала знакомые очертания причудливой рыбы; это облако больше похоже на коршуна, кружащего в поисках добычи, широко раскинув свои огромные крылья и свободно паря в небе; это напоминает маленького ягнёнка с пушистой белой шерстью; вот верблюд с двумя огромными горбами на спине и с длинной шеей; а вот облако, по форме похожее на лёгкий и воздушный цветок, прямо на её глазах начало таять и вскоре исчезло; а это облако напоминает весело скачущего жеребёнка, которому всего несколько дней от роду. На длинных тонких ногах он весело скачет по небу, задирая голову, и его грива и хвост развеваются на ветру.
Алмабика широко раскинула руки, проведя ладонями по мягкой, почти шелковистой на ощупь траве, едва касаясь её своими длинными и тонкими пальцами. Она представила, что её вот сейчас подхватит ветер и лёгкая, почти невесомая, как эти белоснежные облака, плывущие высоко в небе, Алмабика поднимется вверх и будет свободно парить над землёй. Она закрыла глаза, целиком отдавшись своему воображению. Лёгкий ветерок пробежал, словно едва уловимая рябь по водной глади, шевеля траву своим касанием. Трава зашумела и закачалась из стороны в сторону, а ветерок продолжил свой путь, убежал в небольшую рощицу на краю поля, коснулся зелёной листвы и, запутавшись в ней, затих.
Алмабика глубоко вдохнула, всей грудью вбирая в себя сладковатый воздух от цветущих трав, от пунцово-красной спелости ягод, во множестве рассыпавшихся среди буйной зелени, смешанный с ароматом свежескошенной травы.
Вот загудел большой мохнатый шмель, потревоженный ветром, он покружил над цветком и снова опустился на него, чтобы продолжить прерванное дело – сбор сладкого нектара. Где-то застрекотал кузнечик.
Алмабика открыла глаза. Большая жёлтая бабочка, покружившись над её лицом, едва не коснувшись своими крыльями, опустилась на растущий рядом цветок и, погрузив свой длинный хоботок в самую его сердцевину, так же, как и шмель, начала лакомиться нектаром. Рядом суетилась пчела, перебирая своими маленькими мохнатыми лапками, к которым прилипла цветочная пыльца, и вздрагивая полосатым брюшком. Время от времени она взлетала, быстро махая тонкими, почти прозрачными крылышками, чтобы перенестись на новый цветок и продолжить свою работу. Пчела должна была спешить запастись нектаром, который потом превратится в душистый и сладкий мёд.
Отдавшись воле воображения, Алмабика перенеслась мыслями в прошлое и оказалась в родном доме. Рядом были маленький брат, мама, отец, играющий мелодию на курае[97 - Духовой инструмент, разновидность тростниковой флейты.]. Она вспомнила, как однажды, вот так же сидя на траве, отец заиграл эту мелодию, а мама стала танцевать, двигаясь в такт музыки плавно, легко и грациозно. В эти минуты сердце Алмабики наполнилось радостью, и она тоже начала танцевать, повторяя движения матери.
– Что это за мелодия? – спросила она, когда они закончили танцевать.
– Она рассказывает о семерых красавицах. Однажды враги напали на нашу землю. Они убили много людей, жгли дома, угоняли скот, пленили наших женщин. Единственными, кому удалось убежать, были семь девушек-красавиц. Но враги погнались за ними и уже готовы были их настигнуть. Тогда девушки поднялись на большой утёс, который возвышался на берегу глубокого озера. Они решили спрыгнуть с утёса в озеро, чтобы не стать пленницами. Девушки прыгнули вниз и утонули. Спустя много лет после этого случая люди каждую ночь, когда в небе восходит полная луна, видят, как из озера выходят семь девушек и танцуют удивительный танец под волшебную мелодию, а с первыми лучами солнца они снова возвращаются в озеро. И так до следующего полнолуния. В народе эту мелодию стали называть «Танец семи красавиц».
Алмабика хорошо запомнила движения матери и иногда, втайне от других, когда никто не мог за ней наблюдать, она танцевала, тихо напевая мелодию, этот загадочный танец – танец семи красавиц, избравших смерть, чтобы не оказаться в неволе.
Вспомнила Алмабика, и как мама взяла её в лес, куда они отправились с другими женщинами собирать ягоды. Как в лесу им повстречался медведь, который пришёл полакомиться сладкими плодами. Она помнила, как все сильно испугались и бросились бежать.
Даже выйдя замуж, Алмабика всё ещё была похожа на маленькую, хрупкую, с тонкой талией девушку, хорошо сложенную: ровная линия плеч, длинная шея, густые чёрные волосы, сплетённые в тугую и крепкую косу. У неё были большие карие глаза, уголки которых, едва сужаясь к краям, устремлялись немного вверх, с нависающими над ними густыми и пушистыми ресницами. Две линии бровей, словно раскинувшиеся крылья ласточки, садящиеся к тонкой линии переносицы на слегка вытянутом и загорелом на летнем солнце лице, и линия губ, обветрившихся на степном ветру. Её можно было принять за подростка. По сути, она и была ещё маленькой и хрупкой девочкой, которую помимо её воли забрали из-под родительского крыла и заставили жить среди чужих для неё людей. Уже третье лето Алмабика жила в семье мужа и растила сына.
– Травы в этом году уродилось много, – услышала Алмабика голос своего тестя. – Только бы, Иншалла[98 - С Божьей помощью (араб.).], хватило сил убрать всю её до дождей.
Она подняла голову.
Её муж играл с их маленьким сыном. Он подбрасывал мальчика высоко вверх, а затем ловил его своими сильными руками, прижимал его к себе, при этом их сын звонко и весело смеялся. Было видно, что мальчику нравилась эта игра. Но каждый раз, когда отец подбрасывал малыша, сердце матери сжималось от страха и готово было оборваться.
– Сагит! – Алмабика едва сдерживалась, чтобы не закричать от страха за ребёнка. – Ты уронишь нашего сына.
