Живые души (limited)

Однако я знал, что начинаю медленно подбираться к правде, к которой меня пока что умело старалась не подпускать Тьма. Но я понимал, что однажды всё-таки смогу сломить Её упорный натиск.

С того самого дня, как я посмотрел первую серию прохождения The Stanley Parable у Куплинова, я стал почти что настоящим следователем, сам того не заметив.

Сначала мой детский ум пытливо пробовал переносить историю Стэнли на существующую реальность. Я так и ждал, что в один из дней – когда я приду в школу – все вдруг исчезнут невероятным образом, и уж тогда-то я начну пристально изучать пустынные коридоры школы, плотно окутанные Мраком. Однако расследование уже началось. С того самого дня, как я начал принимать идеи Господа, размышляя о том, в чём же заключается тайна.

Если бы я точь-в-точь повторил историю Стэнли, то оказался бы уже не собой, а тем самым Стэнли из игры. Но по Божьей воле меня назвали Андреем, и мне нужно было оставить на страницах этой книги свою историю. А для того, чтобы оставить её, требовалось для начала воплотить её в жизнь.

И потому из школы никто не исчезал. Я терпеливо учился или же сидел дома, зная, что когда-нибудь подвернётся тот самый день, когда я стану ближе к разгадке.

Бывало, что иногда я начинал отчаиваться. Неужели никакой тайны не существует, и я всё только напридумывал? Однако трезвость ясного чувства возвращала меня к действительности. Мне просто не хватало терпения.

А как же. Людям же всегда нужно (и я говорю без презрения), чтобы им быстро подали счастье и ответы на все вопросы. Лучше прямо сейчас – единовременно. Мы недооцениваем творческой силы Господа и порой просим у него то, что действительно должно случиться с нами, но по Его плану – намного или немного позже.

Хоть выдержка порой изрядно подводила меня, тайна продолжала подогревать интерес к происходящему и заставляла меня появляться в школе. Однако чем дольше я не получал ответов на вопросы, тем быстрее я вдруг начинал забывать о своей основной задаче, ради которой мне приходилось с утра находиться «в нужном месте в нужное время». Когда я вспоминал про строгий режим, неизмеримая тоска начинала точить меня изнутри. Но когда разум вновь возвращался ко мне, нутром я ощущал, что всё происходит правильно – так, как оно и должно быть.

И всё же я знал ещё слишком мало о школе, понимая, что рассчитывать на успех в разгадке её тайны объективно рано. Мне были известны только учителя начальных классов. А ещё я успел понять, что в здании, которое я посещал уже второй год подряд, существует два этажа.

Сама школа была небольшой, но, как мне предчувствовалось, ключом к разгадке должны были стать не помещения, а некоторые учителя, всегда недоговаривавшие чего-то главного. Не то чтобы они мало говорили – вовсе нет. Некоторые даже очень много. Но не у всех из них была чиста совесть. Время от времени веяло мимолетной Тьмой, что я сразу же ощущал. Преподаватели, портившие общую ауру, совершенно точно обитали в школе. Но с ними я пока что не встретился, и это меня очень огорчало.

И куда улетучился боязливый я? По-видимому, ради разгадки заветной тайны, я стал готов идти трудностям навстречу. Не ко всем, конечно же. Но хотя бы к некоторым.

***

А вообще – я снова близился к тому, чтобы погрузиться в глубокое отчаяние из-за ситуации в классе. К тому же – если говорить про топографические неудобства – то меня изрядно возмущало, что добираться до школы от новой квартиры стало намного дольше. Теперь с утра приходилось ехать (самое меньшее) двадцать минут на маршрутке, в то время как раньше мы с бабушкой доходили до неё пешком минут за десять.

Конечно, бабушка никогда не подводила меня и по-прежнему помогала во всём – например, в подготовке уроков и собирании рюкзака. А ещё участвовала в отважных вылазках до школы. Градус её героизма зимой проявлялся особенным образом. Она бегала ко мне в минус двадцать или даже в минус двадцать пять! Днём бабушка приносила забытые учебники и тетрадки, ведь я был всё так же рассеян.

На фоне тёмной повседневности подвиги бабушки сияли в царстве меланхолии, однако в общем и целом мои дела всё равно ухудшались. Бойкот сделался ещё сильнее, а из-за него я стал ещё слабее и неувереннее. Мои «боевые» товарищи, с которыми мы привыкли проводить время на переменах, стали уходить из школы один за другим, так как их родители не могли потянуть высокую оплату (напомню, что школа была частной). А один из них и вовсе перешел в общеобразовательную тюрьму по соседству из-за несчастного случая. Тот здоровяк, что однажды «неспециально» задел меня, ещё по-доброму со мной обошёлся. Егору (так звали моего приятеля) повезло намного меньше. Когда он стоял на воротах, ему сломало руку сильнейшим ударом мяча. Бил, конечно же, ранее упомянутый здоровяк.

Я и раньше-то побаивался приближаться к футбольному полю; понимал, что не выдержу темпа, в котором бегали мои ровесники. А уж после этого несчастного случая – совсем зарёкся.

Получалось так, что я – с детства стремившийся к общению и обожающий дружить – снова остался без поддержки. Можно сказать, что мне не везло, и вроде тут ничего не попишешь. Однако ведь в жизни везёт и не везёт не просто так. У каждого счастливого и несчастливого исхода есть своё жизненное поучение. Спустя годы, я понял, что мой урок состоял в том, чтобы стать целостной личностью, никак не зависящей напрямую от мнения окружающих. Мне было нельзя всегда опираться на друзей – в надежде, что они помогут в любой сложной ситуации. Мне было можно полагаться только на себя, ощущая, что у меня есть неиссякаемая внутренняя сила. Я пришел к этой истине, но только совсем недавно – когда начал путешествие по воспоминаниям.

Тогда же – в годы своего детства – я попросту не был готов понять и принять её. Не мог, потому что сознание только ещё ступало на долгий путь к Богу.

В то время я думал, что на Свете не может быть ничего приятнее и полезнее, чем найти друга в окружающем меня Мраке. Такого друга, на которого я действительно мог положиться. Невероятно, но – по всей видимости – моё желание было настолько сильно, что Бог услышал мои мольбы. Как я понимаю сейчас, Господь сжалился надо мной, решив, что мне нужно дать передышку для того, чтобы я совсем не отчаялся. Он устроил мне встречу, в которой я очень нуждался.

Ну а пока – в этом воспоминании – она ещё не случилась. Мы с бабушкой стояли на остановке. Я сел на лавку – под козырёк, отбрасывающий островок тени в это безмолвное серое зимнее утро. Только моторы машин будоражили застывший воздух.

В кармане я внезапно нащупал вовремя материализовавшийся телефон и открыл плей-лист, в то же время торопливо расстегивая портфель, чтобы убедиться в том, что «Живые души» на месте. Осознание того, что прошлое останется прошлым на страницах моей книги, а я – пойду вперёд, грело меня изнутри.

Песня Eminem’а “Rock Bottom” заиграла тогда, когда бабушка торопливо дернула меня за рукав и сказала: «Андрюха, бежим, вон маршрутка пришла!»

Я спешно двинулся вдогонку, и после того, как шагнул внутрь ГАЗели, что была набита битком, очутился уже вовсе не в утренней маршрутке. Я вновь оказался там, где кромешная Тьма окутала всех и вся. Однако светлое пятно, появившееся из неоткуда, искрилось так ярко, что переливавшиеся краски смешивались в нечто прекрасное и завораживающее…

X

Как только я вновь почувствовал под ногами твердую почву, то интуитивно понял, в каком воспоминании мне доведется пребывать. Энергия Света весьма ясно ощущалась посреди окутавшей её Тьмы. Такое соотношение сил могло намекать лишь на один факт – мне предстоит встретиться с родственной душой. Однако обо всём по порядку.

Ещё с младенчества я усвоил важный урок. Никто не любит путаницы во взаимоотношениях, а уж особенно – дети. Чтобы знакомиться со сверстниками я всегда использовал один и тот же приём, который никогда меня не подводил. Звучал он очень просто: «Привет, меня зовут Андрей, а тебя как? Давай дружить». Да – прямо так – в лоб, без особых разъяснений. А что? Срабатывало ведь.

Вот и конкретно тот случай, что мне предстояло увидеть вновь, не стал исключением. Однако мои слова, произнесенные в миг встречи, по факту уже не имели никакой силы. Сама дружба была давно предначертана Богом; предрешена Мирозданием. Я и Максим – мой новый товарищ – оказались в нужное время в нужном месте. Сейчас расскажу почему.

Мы оба были выброшены за условную черту общества «нормальных». Нас в основном никто не принимал в классе. У него были свои странности, у меня – свои. Однако если со мной жестоко обходились из-за хитросплетений Феликса, то Максиму не везло из-за его лишнего веса.

Многие драчуны остерегались моего друга из-за внушительного телосложения, а противные девчонки, пользуясь стереотипом о «слабых» и «беззащитных» представительницах женского пола, избрали его грушей для битья, зная что Максим не сможет дать им сдачи. Они видели в нём огромного, беззащитного младенца и пытались замучить его до смерти. До сих пор не могу понять, чего тогда не хватало в жизни этим мигерам. Они избрали себе жертву для глупых игр и насмешек, начав постоянно терроризировать моего друга. Если я был вынужден терпеть бойкот и пассивный буллинг, то Максиму же, напротив, доставалось по-полной.

Маленькие вредины нападали на него толпой, самое меньшее – втроём, и начинали щекотать или тыкать его – то в живот, то в шею. Максим вопил завывающим голосом и пытался уйти в сторону от мучительного натиска, но узурпаторши часто загоняли его в угол. Они пользовались тем, что у моего друга уже с детства было хоть какое-то представление о чести, и он не хотел даже малейшим образом отвечать на постоянные провокации. Я в свою очередь тоже понимал, что драться с девочками вроде как нельзя – и не знал, как помочь другу. Я только и мог, что кричать – одновременно грозно и умоляюще: «Отойдите от него!» Но отчаянные восклицания, конечно же, не помогали.

Обычно Максима спасал звонок на урок, будто бы раздававшийся с небес. Тогда мой друг и я с облегчением выдыхали, и вдвоём – абсолютно без энтузиазма – плелись на занятия.

Повторюсь – в драках с мальчишками Максим не уступал никому, потому что от природы был крупным и сильным. Но вот девочки доводили его до белого каления, принимая его душевную доброту за слабость. Тогда мой друг злился, но в то же время понимал, что не может ответить ровно ничем. Так продолжаться долго не могло. Когда Тьма в любых своих проявлениях окутывает одного человека или группу людей, то обязательно начинает происходить нечто нехорошее. По своей природе Тьма капризна, и ей свойственно разрушать пространство и менять устоявшийся порядок.

Поэтому однажды – в очередной стычке Максима с маленькими мучительницами – случилось непредвиденное.

Враждебно настроенная группа вновь окружила моего друга, готовясь к атаке, и вскоре начала жалить большого, вынужденно бездействующего Максима острыми тонкими пальцами. Он снова взвыл от боли, и попытался вырваться из оцепления. Его не пускали. Я стоял, в очередной раз наблюдая за тем, как над моим товарищем бессердечно издевались, и не мог ничего сделать.

Тем временем Максиму стало невыносимо щекотно. Больше терпеть он не мог. Просто физически. Чтобы хоть на секунду освободиться от беспрерывного смеха, вырывающегося из груди, и глотнуть затхлого школьного воздуха, мой друг попытался оттолкнуть одну из наглых девчонок. Но тут-то и случилась та самая неприятность, о которой я уже упоминал.

Максим нечаянно задел то ли глаз, то ли нос атакующей. Опять же – он сделал это вовсе не со злым умыслом. Он всего лишь наконец обозначил свои личные границы. И то – по вынужденной мере.

И как же противно и бездушно повела себя та «пострадавшая» высокомерная змея. Тут же начав изображать, что она смертельно ранена, девчонка примерила на себя капризный вид. Максим, смотря то на себя, то на неё в ужасе от содеянного, начал стремительно извиняться. Хулиганка промычала что-то неприличное в ответ и стала делать вид, что сейчас упадёт в обморок прямо на месте. Подруги «обиженной» мгновенно растрезвонили о произошедшем учителям. Начались разборки. Я попытался доказать, что девчонка виновата сама, но меня, разумеется, никто слушать не стал.

Хамская дамочка нащебетала с три короба своим родителям, и вскоре – через несколько дней после инцидента – Максима вызвали к директору. Там он попытался оправдать изначально невинного себя, но ему, конечно же, никто не поверил.

Одного понять не могу. За что с некоторыми хорошими людьми порой случаются такие вселенские несправедливости? Человек же ведь сам прекрасно понимает, что его вины нет ни в чём; что его совесть чиста.

Мироздание будто бы отказалось помогать моему другу. Хотя, не стоит забывать о том, что задуманное Богом – безупречно.

В каждом событии надо научиться видеть урок. Возможно, в будущем Максиму предстояло проделать душевную работу и осознать, что ему надо научиться сразу брать опасно направленные ситуации под контроль, не давая им развиваться. Однако – чего уж и говорить – тогда мы с моим другом могли нащупать Божий замысел только интуитивно. Доморощенные дети, ограждённые от проявлений Тьмы – только-только обнаружили, что Мир бывает враждебным… Но нельзя винить в этом Господа. Ведь Он передает Своё послание неустанно, но только через тех, кто окружает человека. Создатель не виноват в том, что нас с Максимом встретила такая жестокая среда обитания.

Кстати говоря, мы с моим новым другом были похожи не только в том, что нас отказывалось принимать общество. Огромную роль в нашем воспитании сыграли бабушки.

Максима учила жизни Рита, а меня – Гульчачак. Имя моей бабушки в переводе с татарского означает «прекрасный цветок». Лучше назвать свою дочь мои прадед и прабабушка – то есть Дау Ати и Дау Ани – точно не могли, потому что ещё с малых лет я понимал – моя бабушка – и есть одно чистое проявление неземной красоты. Как душевной, так и внешней. Однако история о том, как имя «Гульчачак» стало отражением бабушкиной сути, на самом деле весьма забавная.

Моя прабабушка, которая до сих пора жива и отлично чувствует себя в возрасте девяносто пяти лет, в ранней молодости хотела назвать свою дочь Джульеттой. Вам, сейчас, наверное, неописуемо смешно, как и было мне, когда я впервые услышал эту наивно-добрую правду от бабушки.

Начитавшись Шекспира и (как сказала бабушка) «наромантичничавшись», Дау Ани не могла найти более подходящего имени для первой девочки в семье.

Однако у Максута – то есть, моего прадеда – напрочь вылетело из головы навороченное иностранное имя, пока он шёл до ЗАГСа, хотя главную идею жены ему всё же уловить удалось. Дау Ати интуитивно понимал, что в виду имелось нечто несомненно красивое и очаровательное. Осознав, что ему уже не под силу вспомнить забытое, Максут решился придумать изящное имя, сохраняющее главную мысль жены.

Когда его спросили, как молодые и счастливые родители назовут девочку, мой прадед не мог вымолвить ничего, кроме как: «Гульчачак». Это имя будто бы само сошло с его уст, потому что его уготовила судьба.

Теперь, когда мне на ум пришёл этот искренне рассмешивший меня пересказ событий древности, захотелось поведать вам ещё и о том, как бабушку могли бы звать в татарской деревне, если бы замысел Дау Ани осуществился.

Хоть история и не терпит сослагательных наклонений, иногда просто очень приятно пофантазировать на определённую тему, чтобы приподнять себе настроение. Собственно говоря, однажды я и бабушка так и сделали.

Как-то раз, сидя на кухне тёмным зимним вечером, мы вспомнили ранее упомянутую историю о забытом имени и стали рассуждать о том, как счáстливо живёт бабушка, спокойно оставаясь Гульчачак. Если бы её звали Джульеттой, то, по крайней мере, в детстве у неё появилось бы много больше трудностей и неприятностей. Во-первых, высмеяли бы чуждое татарам итальянское имя, а во-вторых, стали бы некрасиво коверкать его, по-просту называя бабушку «Джулёй». Когда я услышал эту догадку, то снова рассмеялся от души – как тогда, когда бабушка впервые рассказывала мне ту самую историю о походе Дау Ати в ЗАГС.

На самом деле только такие добрые беседы и спасали от неизмеримо-обидной тоски, охватывающей меня от осознания своей беспомощности в общении со сверстниками в школе. Правда – нужно сделать ремарку. Со сверстниками, оставшимися после катаклизмов. Абсолютно неадекватными и вытеснившими всех, кто не подходил под их лекало. Однако тогда я не понимал своего случайного несчастья. Разумеется, хотелось быть признанным. Хоть кем-то. Благодаря бабушке моя вера в себя не угасала. Свет продолжал искрить возможными успехами в учёбе, вера в которые приходила после очередного разговора по душам.

А вообще – если возвращаться к курьёзным историям с именем бабушки – то их неисчерпаемо много. Несмотря на красоту этимологии слова «Гульчачак», никто почему-то почти не может запомнить, как правильно его произносить. Совершенно разные люди от мала до велика нарекали бабушку за всю её длинную, насыщенную жизнь и «Гулиёй», и «Гуль-Чак-Чаком», и «Гульчанаком», и «Гульчатаем», и даже «Гульчачнёй Максутуровной»!

Ну да ладно. Бабушка никогда не держит ни на кого зла и не затаивает обид. Не такой она человек. К тому же, вряд ли она вообще бы стала обижаться на то, как люди ошибаются, когда произносят её имя. Чего же тут обидного? Можно только по-доброму посмеяться.

Если вернуться к основной мысли, предшествующей рассказам о происхождении имени одного очень значимого для меня человека, то можно смело сказать, что бабушки растили нас с Максимом чуть ли не с пелёнок. Поэтому и в школу за моего товарища пошли вступаться не родители, а не кто иная, как Рита.

У неё была особая манера речи. Когда она говорила, в её голосе будто бы всегда звучала нота недовольства. Рита никогда не пренебрегала нецензурными выражениями и умела в нужный миг лихо пользоваться ими. Готова была порвать за Максима глотку любому. Кто бы ни напал на её горячо любимого «пельменя» – она всегда оставалась наготове.

Рассуждая о неприятной истории в школе, случившейся с Максимом, могу сказать одно – думаю, что в кабинете директора не было никакого согласия и взаимопонимания между враждующими сторонами. Впоследствии, Рита рассказала моей бабушке, что она ответила, когда ей предъявили за – якобы – жалобу, поступившую к директору от девчонки-ябеды и её родителей. Рита уверенно произнесла с чистой совестью: «А что ещё Максим должен делать, если они его мучают? Он ни в чем не виноват и правильно поступил. Меньше будут приставать».

В общем-то говоря, Рита была совершенно права. Как с языка сняла те же самые слова, которые мы с бабушкой высказывали между собой в защиту Максима. Но, по-видимому, враньё мелкой доносчицы показалось директорше очень убедительным, и потому Максима вскоре провозгласили «жестоким», начав просить о том, чтобы он покинул школу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.