Яма

–Думаю, тебе не стоит возвращаться. Здесь хорошо. Есть это море, и покой, и пространство. Ты помнишь, нам раньше не хватало места? Теперь это всё наше. Всё.

Дед отбросил весло и наклонился к Дженаю. Руки его стали чёрными и матовыми, как вода, они тяжёлым грузом медленно опускались на плечи подростка, и тот, не справляясь с этим весом, опускался на дно шлюпки.

–Я не отпущу тебя. Никогда не хотел тебя отпускать. Ты мой!

Дженай схватил деда за руки и хотел оттолкнуть его от себя, но руки неуловимой чёрной жижей расплескались вокруг. Дед ухмыльнулся и вдруг он сам весь обратился в поток чёрной лавы, ринулся на Дженая и погрузил его во мрак.

Дженай резко открыл глаза и несколько секунд пытался понять, где он находится. Перед глазами всё кружилось, казалось, что он лежал на потолке, а небо было внизу. Лямки рюкзака сильно врезались в плечи, а в спину что-то кололо, причиняя боль. Дженай понял, что заснул, забыв снять рюкзак. Зачем он ему? В рюкзаке лежала порция еды, но есть Дженай не хотел. В нём была бутылка с водой, но Дженай уже распробовал вкус горной воды. Где-то выше в скале бил ключ, и тонкие струйки прозрачной жидкости стекали по краю ступеней. Эта вода пахла землёй и травой, вкус её так отличался от вкуса воды, которую пили жители ямы, что у Дженая на миг даже возникло желание вернуться назад и рассказать людям об этом. О том, что вот рядом течёт чистая прозрачная вода, которую не нужно собирать во время дождей, отстаивать, чистить и кипятить, которая не отдаёт тухлятиной, от которой не болит живот. Вот она, тонюсенькой струйкой течёт по камням и не думает останавливаться. Но до самого низа она не доходит. Земля проглатывает её наверху, забирает всё себе, чтобы поить корни, удерживающие её на скале. Чтобы поить муравьёв и маленьких бесцветных бабочек, служащих единственным её утешением. Эта вода придала столько сил и надежды Дженаю, что он перестал думать о своих ногах. Теперь он передвигался практически лёжа на скале, поверхность которой была почти вертикальной, цеплялся пальцами за любой бугорок, пальцы рук несли его наверх, не ноги.

Единственным инструментом, который юноша не выпускал из рук, был нож, подарок верного друга Андреко. Нож отличался от тех, которыми разделывали крыс или резали овощи. Этот нож был тяжёлым и страшным. Кривое лезвие заканчивалось острым кончиком, а на другой стороне находились крючья, загнутые к рукоятке. Андреко сказал, это нож для охоты.

–Конечно, от стаи больших собак ты этим ножом не отобьёшься, но ведь у тебя есть для них пистолет. А нож так, для помощи. И ты сможешь отпилить этим ножом что-нибудь, или разорвать. А рукоятка как молоток, вон какая тяжеленная. Бери. Этот мой любимый, от отца остался, но у меня ещё есть, а тебе нужнее.

Дженай с благодарностью принял нож и покрутил, рассматривая со всех сторон. На ржавом лезвии виднелись узоры, а под ними шёл длинный желобок.

–Для чего они?

Андреко посмотрел.

–Не знаю. Думаю, эти верхние были странными людьми. Сначала они сделали столько всего, а потом раз и потеряли. Я бы не потерял.

Несколько дней Дженай провёл в подготовке ножа. Он снял все следы ржавчины, отполировал рукоятку, заточил лезвие и кончик клинка. Назначение желобка Дженай понял сразу. Он вычистил и его. Тёмными остались лишь узоры, возможно, это была какая-то надпись на металле, никто не знал. Даже Андреко не умел толком читать. Старые книги давным-давно были съедены крысами и плесенью, а писать новые было не на чем.

–Вот эта похожа на “О”.

–Это скорее похоже на кружок. В этих знаках меньше смысла, чем в жизни блохи.

–Как жаль, что мы ничего не знаем о прошлом. Дед твой тоже не знал ничего, рассказывал всякое, но это просто слова. Вот бы хоть краем глаза увидеть самому! А так мне достался только мусор. Нет, хорошо, конечно, я не жалуюсь. Вот сколько мы нашли полезного. Но ведь было гораздо больше. И жизнь была другой. Эх, друг, мне бы так хотелось помочь матери. Сделать дом попросторней, печь побольше. Ты когда поднимешься наверх, смотри во все глаза. Там наверняка всё по-другому устроено.

Теперь Дженай был действительно высоко. Тропинка, которая до этого вела юношу, была скрыта под зарослями вьющихся растений. Дженай присмотрелся: тонкие, но прочные стебли были намертво приклеены к камням и почве. Это было что-то новое. Солнце грело жарче, а воздух совсем не пах. Ещё одно новое узнал Дженай – ветер. Вниз, на дно ямы, где жили люди, ветер никогда не опускался. В яме он терял свои силы и растворялся в стоячем плотном воздухе, а здесь, наверху, было его царство, его пространство. Порой он разъярялся, налетая на скалу, потом вдруг стихал, а кроткие послушные листья дрожали, бились друг о друга и поникали, ожидая очередного витка игры. Подросток замирал, прижавшись к стене, вдыхал чистый свежий воздух и улыбался. Всё, всё на пути указывало на то, что наверху, куда он стремился так страстно, жизнь хороша.

–Как дед мог так поступить со мной и с остальными? Почему он не рассказывал об этом? О солнечном свете, о чистом воздухе и воде? Он не дал нам шанса узнать это раньше! Он, он… как он мог так поступить!

Дженая скрутило от голода. Всё, что у него было запасено, он уже съел. Позади остался самый тяжёлый подъём, где он чуть не сорвался. Спас нож, который Дженай с размаху всадил в почву, и на котором повис. Он искал ногами опору, но тщетно, почва в том месте напоминала глиняный комок, из которого лепили причудливо-уродливую посуду. Нож постепенно уходил вниз, разрезая скалу надвое. Дженай опять вернулся в этот момент. Тогда он потратил все силы на то, чтобы удерживать тело руками, пока случайный камень в земле не спас его. Левая нога нашла его и приклеилась, словно тоже была тонким стволиком растения на скале. Там, на этом крошечном камне, Дженай проторчал несколько часов, так ему показалось, не в силах двинуться ни вверх, ни вниз. Он был уже готов сдаться, отпустить нож и отклеить ногу, упасть, как многие падали до него.

–Мы думали, что они добрались наверх и там их что-то остановило, но они просто упали, не поднявшись. Не это ли было тем важным, о чём намекал дед? Возможно, он тоже так и не побывал на поверхности?

Дженай плакал, прижавшись всем телом к почве. Муравей, привлечённый солёными каплями, прошмыгнул мимо и исчез, а затем вернулся с товарищами. Цепочкой, один за другим, они покружили и ушли вверх, словно зовя за собой, словно указывая путь. Дженай вытянул руку вверх и сразу нащупал опору. Не думая больше ни о чём, он начал подтягиваться вверх, сантиметр за сантиметром, спокойно, уверенно, чувствуя каждый мускул своего тела. Всего один метр отделял его от надёжной тропинки, но этот метр дался тяжелее, чем все предыдущие вместе. Там он остановился на отдых. Ему захотелось не идти никуда больше, а остаться на месте. Он мог бы выкопать себе землянку, ведь почва стала податливее и мягче. Он мог бы вырыть целый посёлок и перевезти людей жить в него.

–Как странно. Здесь так хорошо. Мы могли бы вырыть с Андреко для его матери большую пещеру с окном и печью. И со стороны ручья разбили бы огород, здесь столько места и солнца. Ем бы понравилось. Почему ое дед умолчал об этом? Может, он ненавидел людей? Но ведь он сам говорил мне о ненависти и любви, говорил, что любовь должна двигать нашими поступками. Значит, он всё время врал?

В рюкзаке остались лишь бутылка воды, да рубашка, да полгорсти сушёных сверчков. Он съел сверчков, выпил воду и задумался. Что дальше? К ночи он не успеет подняться, надо бы накопить сил для следующего дня и подготовить место для ночлега прямо сейчас.

–Знаешь, Дженай, матери бы не понравилась эта идея. Она никогда не заберётся на стену, даже в очень просторный дом. Да и мне было бы тяжело жить на стене вот так, поднимаясь и опускаясь всё время.

–А если я сделаю широкие удобные ступени в стене? Я теперь знаю все опасные места, я очень хорошо сделаю, поверь!

–Да я понимаю. Но ты сам смотри – кто захочет жить на склоне? Вот если бы ты уже на самый верх вышел и туда звал, другое дело. Мы ведь об этом договаривались. Наверх вернуться.

Нож отлично вспарывал почву, Дженай вдруг понял, что так, с помощью ножа выкапывая ступеньки, он сможет завтра быстро достичь цели. Взмах за взмахом, лезвие вырезало целые пласты влажной глинистой почвы, подготавливая ночлег.

–Если я буду копать сверху вниз, то мне придётся несколько раз менять направление лестницы. Хотя ещё рано думать об этом. Как же я устал.

–Это будет моя вторая ночь в пути. Какое красивое небо. Большое. Был бы Андреко здесь! Что бы он сказал, почувствовав, что воздух движется?

Вечером появились тени. Сверчки и цикады шумели со всех сторон, из травы вылетали большие неловкие комары, влекомые запахом юноши, а сами они привлекали летучих мышей. Ловчей сети у Дженая с собой не было, а поймать этого зверя голыми руками – дело немыслимое. Дженай закрыл глаза. Надо вслушиваться. Ящерица, вышедшая на ночную охоту, будет прекрасной добычей, но надо вслушиваться. Дженай и Андреко часами охотились на ящериц в зарослях на свалке, у них был свой особый приём – они замирали, растворяясь во тьме.

Ему не спалось. Крепко сжимая в руке нож, Дженай думал о том дне, когда умер дед. Тогда у него тоже был нож в руке. Другой, раскладной дедовский. Сейчас он лежал в кармане штанов, а тогда он сидел на высокой ступени, ведущей ко входу в хибару и бросал этот раскладной ножик в стену. Дождь шёл уже давно, и стена впитала достаточно воды, чтобы стать податливой, мягкой. Если бы кто-то из старших увидел его за этой игрой, выпорол бы. Но никто не видел. Дед мёртвый лежал внутри, остальные, те, кто захотел прийти, сидели около его тела и молча говорили о чём-то. За шумом воды удары лезвия тоже не были не слышны. Дженай любил дождь. Он радовался монотонной тишине дождя, ему казалось, что после него что-то менялось. Не то, что начинали лучше расти кабачки и фасоль, и не то, что растревоженные толпы крыс выходили к людям и пытались забраться на любые возвышенности, обезумевшие от страха перед водой, и не то, что одичавшие коты ликовали при виде столь обильной еды. И это не было связано со смерть, деда. Дженаю казалось, что внутри него что-то меняется, будто он сам растёт, становится сильнее и выше. И он смотрел вверх, на падающие струны дождя и думал, как просто было бы подняться наверх и узнать, откуда сыпятся эти капли вниз. Он всегда сидел один на ступени во время дождя и неистово кидал ножик в стену, прочерчивая глубокие выемки. А тогда, в тот день, уже вечер, Дженай вспомнил, этот дом, вернее, покосившаяся крохотная хибара, вдруг расцвела голосами поющих людей, растолкавшими молчание дождя, и нож впервые упал, будто сама стена оттолкнула его. Дженай не зашёл попрощаться. Дед умер. Стоит ли смотреть на мёртвого, если перед глазами стоит живой? В ту ночь Дженай ночевал у Андреко.

Становилось свежо. Дженай кутался сам в себя, а сверху накрывался воспоминаниями. Такими недавними, что казалось, прошла уже вечность. Всё, что было до первой ступени – было дряхлым и старым, и Дженай не мог понять, почему. Меньше двух дней прошло с того момента, когда он видел Андреко в последний раз, отчего же память рисовала ему Андреко стариком? Почему руки его матери, сухие и шершавые от работы, царапающие своими неровностями и шрамами, вспоминались ему мягкими. Почему дед он видел не иначе, как здоровым, молодым, зрячим. Путаные мысли в конце концов убаюкали юношу. Он уснул.

Ночь словно выколола глаза темнотой. Веточка, упавшая сверху, разбудила Дженая. Тонкие тихие скрипы доносились откуда-то, то ли сверху, то ли со стороны, в темноте все направления спутались в один клубок. Ноги затекли и просили свободы, но юноше пришлось игнорировать их призывы, наоборот, он сбился в ещё более крепкий клубок и замер, прислушиваясь. Возможно, это просто дикий зверь. Крыса. Или ящерица, ничего необычного. Дженай крепко сжал нож в руке. Хорошо бы. Очень хотелось есть.

Время шло, скрип повторился два раза, теперь точно сверху. Рядом посыпались сучья. Откуда? Дженай не видел ни одного дерева во время подъёма. Внизу да, их много росло на возвышенностях, свободных от гниющих остатков. Даже на крышах хибар ухитрялись вырастать тонкие стволики, тянувшие руки вверх, но на самой скале – нет. Дженай осторожно вытянул руку и вдруг почувствовал ледяной страх. Нащупав что-то, даже ещё не видя, он уж знал, что это было.

С восходом солнца Дженай убедился в своей правоте. Осколки костей руки россыпью валялись рядом с ним. Вид костей не пугал Дженая, они с Андреко видали множество скелетов в своих походах на свалки, но то были скелеты незнакомых людей. А эти кости… они могли быть рукой отца или брата Андреко. Дженай вскочил на ноги. От резкого скачка в ушах потемнело. Дженай прислонился к стене.

–Нет, не сейчас!

Через минуту головокружение прошло. Дженай посмотрел вверх. Казалось, что он уже почти у поверхности. Ему вдруг показалось, что надо спешить. Не думая ни о чём больше, юноша на четвереньках начал взбираться по почти отвесной стене наверх.

–Ещё… немного, ещё… давай, давай, давай…

Нож впивался в почву и надёжно застревал в ней, позволяя Дженаю раз за разом подтягиваться дальше и дальше. А под ноги стена, казалось, сама подкладывала камни-опоры, и Дженай шаг за шагом подталкивал себя к поверхности, пока не достиг её.

Солнце сразу же обожгло его.

Вернее, оно обожгло ещё раньше, но Дженай почувствовал это только сейчас. Он лежал на ровной поверхности и не мог привыкнуть к ней. Он думал только я пистолете, который должен был защитить его от собак, и его рука тянулась к карману, в котором он лежал. Достав его и не выпуская ножа из другой руки, Дженай медленно поднялся на четвереньки и огляделся по сторонам. Его шатало от слабости, пот заливал глаза, но он увидел. Серая, ровная пустыня тянулась от одного края горизонта до другого. Позади чёрным зловещим ртом зияла яма, огромная и уродливая. Между ними, словно между двумя мирами, на четвереньках, как младенец, стоял он, Дженай. Больше не было ничего.

Дженай очнулся спустя несколько часов. Шар солнца катился к горизонту, и Дженай чувствовал за собой длинную тяжёлую тень. Он встал на ноги и огляделся ещё раз, теперь он мог заглянуть дальше, но не изменилось ничего. Он посмотрел на пистолет в руке.

Собаки. Даже собак нет.

Что теперь? Идти?

Дженай устало пошёл вперёд, оставляя яму позади. Через каждые сто шагов он оборачивался и смотрел на провал. Через две тысячи шагов он исчез из виду. Через четыре тысячи шагов впереди было всё так же пусто. Серый песок, камни, куски перемолотого строительного сора, куски деревьев, останков, всё измельчённое, перемешанное и рассеянное по поверхности – и больше ничего. Дженай переставлял ноги, уже машинально, уже понимая, что и через тридцать тысяч шагов впереди по-прежнему не будет ничего, кроме этого серого.

Пустой рюкзак прилипал к спине, он стал бесполезным наростом на спине, давящим на плечи. Дженай хотел сбросить его, но слова Андреко, всплывшие в памяти, удержали его.

–В дороге не отказывайся ни от чего. Всё может быть полезно. Не сейчас, так потом.

Дженай слабо улыбнулся. Пистолет и нож приросли к его ладоням. Они тоже были бесполезны. Но Андреко просил…

Солнце багровым закатом попрощалось с Дженаем и ушло. Начался слабый, неровный дождь. Дженай обратил лицо к небу и высунул язык. Капли лишь смочили рот, но этого оказалось достаточно.

–Надо предупредить… рассказать Андреко, пока не поздно… надо просто признать это… у нас больше нет другого дома…

Дженай повернул и опять начал считать: один, два, три… Всю ночь он шёл к яме, отсчитывая тысячи, к утру он понял, что потерял направление.

Солнце стояло в зените. Раскалённая серая пыль кубилась в воздухе, казалось, поверхность земли плыла перед глазами. Дженая скрутило от приступа тошноты, но это был ложный приступ. Если не начнётся дождь, настоящий, сильный дождь, он ослабеет от потери воды и тогда всё. Дженай шёл. Пытался вспомнить, куда он повернул, почему не нашёл огромную яму. Он всё ещё считал шаги, но уже невпопад, два за один или четыре за пятнадцать, просто чтобы занять свой мозг чем-то. После очередного пути в никуда и после очередного поворота он сбился.

–Дед говорил о мудрости… о муд-рос-ти… муд… рости… о муд… о муд… Дед говорил о важной… о чём? О чём дед говорил? Ааа, он что-то нашёл. На-шёл. Ду-ду… собаки? Идите сюда, у меня есть… есть… это!

Дженай вытянул вперёд руку с пистолетом и от этого движения его занесло, он упал.

–Вниз, вниз, дед, ты был прав, я иду вниз…

Начавшийся дождь принёс облегчение.

–Андреко, прости меня, я рано сдался. Я обещаю тебе, я пойду дальше. Я обещаю.

Ночная прохлада с дождём вызвала на поверхность жизнь, прежде скрывавшуюся в норах и расщелинах. Жуки, скорпионы, ящерицы и змеи – они появились и окружили Дженая хором звуков. Он охотился на них, на любое существо, способное утолить его голод, и он торжествовал.

Но потом он осел, в жестоком осознании того, что в яме ящерицы крупнее и толще, жуки не такие горькие, а добыть их гораздо проще.

–Андреко, Андреко, это совсем не то! Дед знал, он единственный знал, что здесь наверху. Другие ушли, а он понял и вернулся.

–Дженай, но ведь мир огромен. Ты видел всего лишь малую его часть. Всего лишь два дня пути. Иди дальше, иди месяц. И если через месяц ты ничего не найдёшь, возвращайся.

Дженай сидел, обхватив колени руками, и качался из стороны в сторону.

–Если бы я хотя бы видел собак. Если бы хоть собак.

Утром Дженай сложил выпотрошенные тушки ящериц и бутылку с дождевой водой в рюкзак. Поколебавшись, положил туда же нож, повесил рюкзак на спину и пошёл. Через каждую тысячу шагов он рисовал на земле стрелу в направлении своего движения, через каждые пять тысяч шагов он сооружал на земле небольшой вал из камней, которые собирал по дороге. Он знал, что яма осталась где-то позади. Где точно – неважно, главное, он шёл вперёд.

…двадцать два, три тысячи четыреста двадцать три, три тысячи…

***

Путник привстал, прикрывая рукой лицо от яркого света; впереди, по левую руку, что-то тёмное приковано его взгляд. Это город? Лес? Что это? Конечная фигурка, еле заметная точка на полотне серых песков, пошатнулась и легко опустилась на землю.

–Нет, я смогу. Ещё тысяча, две тысячи шагов, и я дойду.

Сначала на четвереньках, потом, объятый надеждой, путник встал и, шатаясь, медленно пошёл к тёмному пятну.

Овраг? В сердце струной дёрнулся ледяной страх. На миг ему показалось что-то знакомое в этом… этой яме?

Дженай вдруг замер. Он ошибся. Плутая, отсчитывая шаги и отмечая камнями путь, он ошибся. Яма, его яма чёрным пятном зияла среди пустоты. А в самом низу этой ямы его ждала жизнь.

2017