Читать книгу Итсевоп 1/2 ( S.S 2002) онлайн бесплатно на Bookz (2-ая страница книги)
bannerbanner
Итсевоп 1/2
Итсевоп 1/2Полная версия
Оценить:
Итсевоп 1/2

4

Полная версия:

Итсевоп 1/2


Chapter 3

Боевое крещение страхом случилось неожиданно, по прошествии пары походов, в таком же одиночестве. Хотя все это время я пересекала с людьми, немногословно обмениваясь словами при покупке провизии или с хозяевами гостиничных домов, в которых я останавливался, в большей степени ощущалось одиночество и невероятное единение со всем окружающем. Изолируя себя в шумном городе, чувствуешь лишь холод отверженности и неблагополучия, когда как в неизвестном доселе месте быть одному радует и воодушевляет.

Мне не было страшно карабкаться по скалистым горам, спускаться в долины. Потому что, среди камней и низенькой, жесткой травы, нет табличек о диких животных, а значит, ты и не думаешь о возможность быть съеденным. Рациональной осторожностью в таких вылазках является избегание крутых утесов, и остановок под стенкой уклонной местности. Поскольку летняя жара, в приближенных к солнцу местах, выпила многочисленные поверхностные и меж каменные ручейки, то ближе к осени, участились легкие камнепады, приводящие попавшего под них человека к беспомощности.

Проходя километр за километром, а в горах одна единица данного измерения расстояния приходится к одному часу, я боялся лишь долгих пребываний в лесных чащах, более предпочитая проводить время в гористой местности, от чего лицо мое и руки покрылись веснушками и оранжево-коричневым загаром. Время моего странствия предполагалось провести подобию пути Сантьяго, прошагав от одних приграничных рядов гор, покрытых лесами, до другого ряда «лысых» гор, ограждающих иное государство, имея при себе лишь рюкзак со сменной одеждой, первичные средства гигиены, необходимые лекарства и пустой бутылек воды, пополняемы по возможности в чистейших речках или минимаркетах редких деревень. В ожидании чудесного озарения или какого-либо пришествия прозрения я блуждал среди природы, на которой никто не пытался вырастить привычные нам овощи. Однако ближе к морю, возле которого я провел самое крошечное время странствия, в каждом саду росли фрукты, которые на местном рынке продавались за немыслимые деньги, хотя абсолютно каждый житель мог выйти в свой собственный, огражденный двор и нарвать свежейших, сочнейших фруктов со своих собственных деревьев.

Раннее утро в этой местности прохладное, как, впрочем, и вечерние часы, приближающие к ночи. Солнце показывалось на небе намного позже того, как все вокруг уже заливалось равномерным светом, освещающим пространство со всех сторон и не создающим теней от предметов. И как только этот свет начинает дотрагиваться до поверхностей растений, застывших в одном положении от холодного объятья ночи, на их гладких поверхностях мигом образуются капельки-испарины, собирающиеся в одно русло микроречки, стекающей с самого верхнего листа, прыгая по встречающимся на пути веткам, заставляя деревья чуть заметно танцевать утренний ритуал пробуждения. Стремительно набирая оборот испарения, от почвы клубами поднимался пар, густой и белоснежный, окутывая стволы деревьев, облокачиваясь о стены домов, добирался до самых верхушек лесов, оставляя внизу чистое пространство с человеческий рост. В такие моменты, оказавшись на улице, в самом центре тумана, создавалось чувство, что это небо спустилось на землю. Его облака можно было потрогать, вытянув руки вверх, но снизу они казались бледно серо-коричневыми, от чего начинали давить, из-за этого ощущения хотелось сгибать колени и прикрывать голову руками.


Chapter 4

До моря я дошел уже после той встречи со своим природным страхом, что и натолкнуло меня о правильности моего решения, идти путем «просветления». Любая опасность сохранности жизни, неминуемо включает философское и взвешенное отношение ко всем своим поступкам совершенным или только планируемым. Оно встретилось мне поздним уже жарким утром. Рыбацкая лодка виднелась на ровном, четкой линией отделяющем однотонное небо от чуть-более синей глади воды. От этой лодки и доходили до берега мягкие, короткие волны, едва вспенивая кончик края воды, омывающей гладкие, мелкие камни побережья. Море – олицетворяло тогда статичность, когда как Горы – динамику. Хотя любой бы высказался в полной противоположности моим наблюдениям. На выступающих от берега пристанях сидели плотно одетые рыбаки, в громоздких резиновых сапогах и плащах, покрывающих их головы капюшонами. Чайки грелись на гальке, игнорируя мое движение в их сторону. Я голыми ступнями ощутил прохладную воду и гладкие камушки, которые доставляли сильный дискомфорт при передвижении по ним. Мне предстояло весь день двигаться по направлению берега, но спустя полчаса уже становилось до ужаса скучно. Смотреть на неизменный вид водной глади, редко разбавляемый далекими полетами чаек, и еще реже проплывающей рыбацкой лодки, становилось все сложнее. Концентрировать взгляд на расположенных по берегу сооружения удваивало неудобство, потому что приходилось все время держать голову в повернутом направо состоянии, от чего уставала шея и глаза. А с тупой болью в ступнях от камней, усталость в шее навязывала мысль о возможности потери сознания, вот так просто, из-за постоянной приглушенной боли. Но думать об этом не хотелось. Все мысли будто бы накрылись изолирующим куполом, перекрывающим поток и обмен информации как снаружи, так и внутри головы. Резко оказавшееся по середине неба солнце пекло макушку. Клонило в сон. Хотелось оказаться в номере отеля, в котором я остановился на первую ночь. В чистой громадной мягкой постели с двумя легкими одеялам, под мансардной крышей напротив крупных окон в полстены, открывающих вид на вершины восточных гор…

Когда стало совершенно невмоготу передвигаться под палящим солнцем, настигло осознание, что можно сложить путь как угодно, ведь в любом случае, я иду без выстроенного маршрута, интуитивной дорогой. Окинув морскую «долину» мимолетным взглядом и мысленно пообещав разобраться в прелести ее пейзажа в следующий раз, я свернул в переулок между домом и какой-то хибары, по направлению в глубь поселения. Переулок превратился в улицу, которая оказалась единственной и самой длинной из всех, что мне попадались в этих краях. Она плавно извивалась подъемом к подножью горы.

Редкие собаки, попадающиеся мне на пути, были дружелюбны и не лаяли на меня, навивая какое-то странное чувство, ведь я шел рядом с терриротрией, которую они охраняли по праву собственности. Еще реже встречались бездомные коты, безмятежно сидевшие на заборах и наблюдавшие, словно зрители театрально выступления.

Поднимаясь все выше, плодоносящие деревья переходили в лесные массивы, а жилые домики становились все меньше, неказистее. Деревня заканчивалась рекой с резким каменистым берегом, а уличная дорога, переходила в сужающеюся тропу куда-то вдаль, перебираясь через речку по выложенному из крупных камней мосту. И пока я проскакивал через реку, на меня напала ужасно грустная мысль завершения путешествия. Два крайних дня – это остаток срока преодоления моего пути. Осознавая это, я должен был выжимать из каждой минуты максимальную созидательную пользу, однако мне вспомнилось все из моей настоящей жизни, о всех отложенных обязанностях, сроках недоделанной работы, необходимости оплаты счетов за жилище и прочая, совершенно неуместная ерунда. Гневаясь в борьбе между своими мыслями, пытаясь сосредоточиться на здесь и сейчас, я бы определенно мог проснуться на ветке дерева от чьего-то плача, но очнулся я на три-четыре километра ближе к подножью, в самом центре поляны, с одной стороны сопровождаемой ровно высаженной чащей, в которой древние и молодые деревья росли на одинаковом расстоянии друг от друга.


Chapter 5

Я бесшумно просочился меж стволов в глубь чащи. В лесу строго запрещено быть тихим и нейтрально одетым, так как шум отгоняет любопытных животных, а яркая одежда спасает при незапланированном долгосрочном блуждании.

Через достаточное расстояние, в гуще высоченных сосен мне померещился дом. В лесу витал послеобеденный сонный дурман, зазывавший прилечь на мягкие бугры травы, поесть бутерброд, заготовленный для полдника на высоте птичьего полета. Мох проминался под ногами словно махровый ковер, слегка отпружинивая. Повеяло грибами и каким-то сказочным уютом, ощущались объятья древесных фей, зазывающих отступить от привычной суетливой жизни, остаться с ними, питаясь запеченным каштаном, еловым настоем и свежей рыбой, пойманной в многочисленных озерах долин. Я чуть было не согласился на блаженную жизнь, но подошел вплотную к забору и почти тюкнул его носом. Высокое ограждение из цельных стволов благородной хвои, собранное «без единого гвоздя» и входа, защищало жилой дом, окна мансарды которого виднелись, если отойти от забора на около десять метров. Оттуда доносился детский смех, дружелюбный лай собаки, видимо они играли вместе; приятный запах домашней кухни с нотками свежей зелени и мяса.

Я нашел сквозную щель и подвергаемый мукам совести, утолил жажду любопытства: «Ведь никто не знает кто я, откуда, да и буду в этих краях лишь раз в своей жизни» – оправдывал я себя. Детская игральная площадка из древесины, канатная карусель, что устанавливают на масленицы, увешанная разноцветными атласными лентами, подстриженные кусты отцветших многолетних роз, разбросанные по двору кубики-конструкторы. У порога дома стоял стул, со спадающим с рукояти серым вязаным пледом, напольные вазы с живыми, крупными цветами. И резкий, тяжелый взгляд очень юной девушки, поймавший и удерживающий мой взор. Она стояла на мансардном этаже, за громадным окном, неподвижно, будто кукла в человеческий рост. Мне стало жутко. Зато я сразу протрезвел от накатившего на меня состояния. Резким рывком «отжавшись» от забора, встал на прямые ноги, как оловянный солдатик, таким же четким движением развернулся на 45 градусов и вернулся на свою тропу, не оборачиваясь.

С неприятным осадком и округленными в замешательстве глазами, пробираясь меж деревьев по наклонной местности, отдаляясь от одинокого дома, я начал восхождение на гору. Как-то особенно просто получалось подбирать правильное место опоры, осыпающиеся из-под ног камни, играючи трещали скатываясь вниз. Крупные валуны, скатившиеся, по-видимому, с вершин во время селей и обвалов, создавали собой изгородь, помогающую опираться о них при подъемах. Когда достаточно высокие верхушки деревьев стали ровняться со мной, а солнце перевалило далеко за зенит, мне пришлось прервать покорение «естественной пирамиды». Перевал организованный за одним из валунов, огражденный им от ветра, затянулся чуть меньше чем на час. Я перекусил, любуясь прекрасным видом далеких далей морской глади, мякоти кончиков леса, и вершин противоположного горного хребта. Ко мне снизошло желание водрузить какой-то тотем, дабы место стало «святым», а редкие люди, останавливающиеся отдохнуть в этом замечательном месте, могли найти силы, просить об очищении душ. В этот момент, у меня в голове возникли молитвы предков, не разграничивающих веру в высшие силы различными наименованиями религий. И так же как они в свое время, я в свое, попросил у непорочной природы спокойствия моему рассудку. Просто сложив незамысловатую фигуру из белых камней, чувствую необыкновенную легкость, направился обратной дорогой.

Как было бы здорово жить в небольшом поселении, в древесном доме, внутри увешанным оберегами из выпавших цветных перьев диких птиц, найденными в пещерах самородными стеклянными камнями, засушенными пучками целебных трав. Знать обряды и танцы природных стихий. Быть уважаемым шаманом. Но как далеки эти сладостные мечтания от реальности, пробудившей меня своим появлением.


Chapter 6

В оранжевых, вечерних лучах солнца, просачивающихся сквозь стволы деревьев, до которых я спустился в забытье, летали мушки, златоглазки, малюсенькие, белесые бабочки. Мхи, кора, грибы окрашивались золотым наливом, будто крошечные гномы-декораторы быстро выкрашивали их сусалью. Среди этого теплого залива величественно возвышался тот самый забор. Какое-то время я бездвижно стоял, совершенно не о чем не думая. Подглядывать за личной жизнью людей мне не хотелось, а вспомнив девушку, по спине пробежали холодные мурашки. Через считанные минуты солнце опустится за горы и в лесу станет заметно темнее. Мне необходимо было дойти до отеля в небольшом городке, где ждали мои вещи и ночная колыбель, ведь на следующее утро у меня был рейс в родные края. Но я продолжал стоять на месте, детально рассматривая отчужденное строение среди глухого леса. Вдруг раздался глухой удар по ту сторону забора, кто-то с разгона прижался к нему. В том же окне на мансарде, появилась фигура той печальной девушки. От места, где раздался звук, детским шепотом доносились слова, будто кто-то размышлял вслух. Уже позже, когда я размышлял о происшедшем, стало понятно, что это было обсуждение между более старшим и более младшим ребенком. Но в этот момент, шепот наводил панику, которая быстро переросла в ужас, как только девушка за окном начала жестикулировать, подзывая сначала к себе, показывая на владения, указывая на себя, а после складывая руки крестом перед собой. Шепот нарастал, голос явно обсуждал меня. Я попятился назад, словно рак, глупо спотыкаясь о кочки мха, в холоднеющей тени леса. То ли ведение разыгравшейся фантазии, то ли забавы ради, девушка стала еще яростнее размахивать руками. По комнате проплыл луч света, она застыла как манекен, смотря в мою сторону теми же пустыми глазами, а за ее спиной вырисовывалась еще одна фигура женщины, шепот прервался. В стремительно наступающей темноте, захлебываясь эмоциями, отталкиваясь о деревья, я бежал в сторону деревеньки. За мной никто не гнался, никаких угрожающих криков или звуков, ничего не предвещало погони. Поскользнувшись о влажную побережную траву у ручья, ограждавшего лесную тропу от конца улицы деревеньки, я упал на четвереньки, и перемещался уже в положении, присущем четвероногим животным. Грязь налипала на холодные ладони, боль от острых краев камушек остановила меня возле второго домика в деревне. Я выпрямился и не отряхиваясь пошел в сторону отеля. Через полтора часа, снедаемый усталостью, жаждой и голодом, приведением проскользнул в свой номер, сходил в душ, выпил много воды, и лег в кровать. И только под гул изнеможенных мышц, полночи не сомкнув глаз, я анализирую проматывал все увиденное в голове.

В самолете летел на среднем месте, без возможности смотреть на облака и жалея, что не могу остаться для расследования этой загадки. Не провидцем или отреченным шаманом, знающим языки стихий, ни лесничим, поедающим зимними вечерами вяленые каштаны, ни детективом, расследующим паранормальные происшествия я не стал.

Все чистые, светлые эмоции, полученные во время путешествия, были перекрыты пеленой размышлений. Какое-то время мысли были погружены в «лесное представление с элементами хоррора», что-то не давало мне покоя. Пока одним днем, спустя нару месяцев, за чашкой кофе в командировочном городке, официант не предложил мне бесплатную свежую газету. Дуновение холодка пробежалось по моему лицу, когда на страницах бумажных новостей, повстречалось мне фото, того самого за заборного лестного дома.

Как оказалось, там жила полная семья, с трудягой отцом, матерью – домохозяйкой, старшей дочерью 19 лет, младшими сыновьями 6 и 3,5 лет. Отец появлялся дома лишь по выходным, когда вся семья, как и полагается, проводила время в стенах дома. Для него: дети посещали учебные заведения, но на самом деле мать запирала их за стенами безопасного жилища, не столько уберегая от диких животных, сколько пряча от современности и общества. Женщина сама неплохо обучала детей, (имелась степень по прикладным наукам), прятала средства коммуникаций, раздаваемых только для виду в присутствии отца. И возможно, сыновья так бы и не узнали о жизни за пределами ограды, если бы их сестра, понимающая неправильный ход их жизни, стучавшая в окно прохожим людям, не поймала момент оплошности матери, оставившей телефон дома. Она неделями выкручивалась, подбирая момент для написания пары сообщений в переписке с каким-то юношей из областного городка, которому позже рассказала о заточении. Ему то и удалось каким-то образом освободить девушку, подавшую заявление стражам порядка.

Сквозь мрачные мысли просочился лучик света. Воспоминания о моем путешествии снова начинали играть красками…


Земной заложник

Chapter 1

…и [Моисей] нарек ему имя: Гирсам, потому что, говорил он, я стал пришельцем в чужой земле. (Исход. Глава 2).


Первые пару недель он слонялся по пригороду, лесам, однажды набрел на озеро, где вместе с водой, зачерпнул головастиков и мелкие зачатки водорослей, он чего день пролежал на берегу в состоянии столбняка. Не понятно, как устроенны его органы дыхания и сердечной системы, но парализовало все, кроме них, что спасло его жизнь. Из-за неудачного, случайного приземления некоторые параметры его космического костюма перестали нормально функционировать, временами подключая или отключая различные функции. Он мог начать светиться, отпускать сигнал бедствия, невыносимо пищать (защитная функция), иногда надолго прилипал к поверхностям, до которых просто дотрагивался. Встроенный ранец, содержал первичные средства выживания, медикаменты, записи его изучений и изобретений.

Он был ученым, знаменитым своим «сумасшествием», лишь потому, что верил в жизнь на далекой крупной планете седьмой ветви Йшой, расположенной в 22млн. световых лет, (потом он узнал из книжек, что обитатели называют свою планету Землей, галактику Андрамедой, а его родную планету Палиак). На родной планете не верили в доказательства, которые он собирал годами. Располагая информацией о сигналах спутников, дронов, отправленных землянами в открытые просторы космоса, содержащие музыкальные записи и какие-то шумовые волны различных интонаций, он ходил к заседателям исследовательского центра, где «признанные гении», внимательно изучив материалы, всего-лишь смешливо попросили новых ,«веских» доказательств.

За нескромное вознаграждение он нашел группу работников, способных в течение нескольких лет, помочь ему собрать сверхзвуковой корабль. Их цивилизация уже давно обладала возможностями изучать просторы космоса, наработки каких-либо шаттлов имелись у каждого уважающего себя астронома. Но у них считалось, что из-за расположения Палиака в двух звездных поясах, прорваться в сторону солнечной системы невозможно. Какая-то тайная компания присылала ему необходимые материалы с записками, о благотворительности и вере в его труды, что разжигало большую страсть к путешествию.

Спустя множество попыток, тяжелых моментов, насмешек, попыток недоброжелателей разрушить его жизнь, преодолев миллиарды тревог и пространственных километров, сверхзвуковой шаттл парил над океаном искусственных спутников Земли. Дух захватывало на столько, что слезы счастья катились градом. Снимков, сделанных высокоточным прибором, данные которого невозможно подделать, было бы вполне достаточно, но интерес бросил вызов искателю, осмеянному за правоту. На небольшом шарообразном аппарате он начал плавный спуск к поверхности «далекой крупной планете седьмой ветви Йшой». На полпути, пройдя верхние слои атмосфер, его одарили смертельным подарком – боеголовкой, пробившей дыру в корпусе шара, высосавшею исследователя в небо и разделившее с аппаратом.

Приземление врядли можно назвать удачным, поскольку его сильно нагрело в полете, а поверхность встретила его не мягкими перинами.

Тонкий верхний слой земной коры, дающий жизнь растениям, составленный огромным количеством минеральных веществ и всяческими химическими элементами, оказался идеальным набором питательных веществ, заменившим ему привычное питание. Теперь, рацион питания составляла почва и вода. Различных червей и личинок, корешки растений, камешки, косточки, щепки, попадавшиеся в порциях почвы, перед приемом пищи, приходилось отбирать, пропуская будущий обед через сита различного диаметра. Воду тоже нужно было потреблять определенным образом, разогревая, потому что в холодном состоянии она раздражала желудок, приводя к ужасным режущим болям.


Chapter 2

В доме, котором он жил, была громадная библиотека со множеством научных книг, энциклопедий, атласов. Удача улыбнулась, направив его к заброшенному, обветшавшему поместью прошлого века, в котором трудился, изобретал и создавал семью один из непризнанных гениев эпохи. Скляночки-баночки с формалиновыми «закатками» различных органов млекопитающих, чучела животных, кости рептилий, птиц, людей. На полочке нашлась даже картинная рама, на бордовой, бархатной подложке которой красовались тридцать два человеческих зуба, подписанных роскошной каллиграфией, с уточнениями функций, порядка роста и еще какой-то стертой временем информации. Множество многоярусных стеллажей завораживали многообразием книг, чередующихся с камнями, минералами, стеклянными емкостями, также наполненными различными цветными жидкостями, сыпучими веществами, мелкими высушенными насекомым. Взяв книгу из ряда плотно расположенной коллекции, на руках оставался толстый, неприятный слой пыли, который шуршал при соприкосновении в пожелтевшими, тонкими листами бумаги, содержащей невероятное количество информации. Некоторые книги рассыпались во время чтения, некоторые выпадали из кожаных переплетов, из каких-то вываливались записки, письма, сушеные листья растений.

В одной из комнат поместья он нашел детские игрушки, розовые платья с рюшами и пышным подолом. Из-под кровати виднелся каблучок, видимо, потерянной туфельки. В другой комнате обнаружилась пустая люлька, когда-то белый меховой ковер, деревянная лошадка-качалка. До комнат приходилось добираться, блуждая по нескончаемым темным коридорам, ни один из которых в жизни не видал дневного света. По углам выбеленных комнат растянули густые серые сети пауки, пыль, при хождении по грязному полу, скатывалась в клубы, словно перекати-поле. Пропускающая, косая крыша, не спасала половину помещений, от чего по некоторым из них свободно гулял холодный ветер, гоняя сухие, прошлогодние листья; а также не спасала от разводов, оставляемых просачивающимися осадками. Но больше всего завораживала огромная зала, сохранившая свое первозданное величие и благородство стиля, расположенная в самом центре поместья, потолок которой был украшен фресками, а стены увешаны зеркалами, визуально расширяющими помещение до бесконечности. Обставленная изысканной мебелью, сочетавшей в себе дорогие ткани, благородные породы древесины, драгоценные изделия для орнаментов. Большой камин, с кучкой угля и недогоревших поленьев, огражденный узорами кованного железа. На полке, которого выставлены керамические расписные фигурки, подсвечники, рамы с фотографиями. Зала была самой роскошной комнатой, по-видимому принимающей гостей, поскольку остальные помещения были выставлены в самых сдержанных традициях нищеты.

Практически полностью разрушенная лаборатория, угловая комната, под завалами чердака, таила секреты опытов некогда живших тут хозяев. Ему пришлось перетащить мизерное количество уцелевших аппаратов и приспособлений, ближе к камину, который он растапливал, чтобы прогревать свое тело в стенах этого холодного, сквозящего жилища. Со временем рядом с аппаратами выстраивалась стенка из изученных книг, научных рукописей, пробных выписок каких-то терминов и формул. Жизнью дарованная способность понимать все существующие языки и прописи, активировала поглощение информации. Знания о многих видах, свойствах, целях на Земле ему стали известны за полугодовое пребывание в постоянном изучении находок брошенного дома ученого.


Chapter 3

Какой бы дикой страстью он не пытался найти способ покинуть эту планету, ища возможные осколки своего спускового аппарата, все было тщетно. К первым снегам и морозам, возросла необходимость интенсивнее топить камин, искать теплую одежду. Старой фуфайки, найденной в одном из шкафов, уже не хватало поддерживать температуру тела. Знания о синтезировании хроматофоров и фотонных нанокрисалов, которыми он обладал еще в своей лаборатории и те, что были приобретены из земных книг, позволяли ему покрываться дополнительных слоем кожи и хрящей, от чего он становился неотличимым от самых обычных обывателей человечества. Это играло неоспоримую роль при походах в пригород, ошиваться возле окраинной заправки, где работники понемногу стали привыкать к его частым появлениям, долгим неподвижным ожиданиям, смотря на проезжающие машины. Как-то к нему подошли волонтеры местного клуба помощи нуждающимся, предложив теплых вещей и подработки погрузчиком мусорных баков, как раз на той самой заправке. Ему выдали теплые штаны, перчатки и шапку-ушанку. Участники клуба очень удивились его целыми, аккуратными сапогами, «водолазным» костюмом, по верх которого он и надел остальную одежду, а также его чистым голосом, наводящим на мысль, что он мог бы быть учителем или агитатором, но видимо жизнь повернулась к нему не той стороной.

bannerbanner