скачать книгу бесплатно
Кошка вздохнул, посмотрел с укором на учителя и грустно поковылял к госпиталю.
– А вы молодой человек, прекратите смеяться! – приказал мне капитан, – Вам ваш учитель что приказал? Вы где должны быть?
И я отправился следом за Кошкой. Сегодня в госпитале Гольдбер должен был читать нам лекцию по физиологии и гигиене вампиров. Пока я добирался до места, Кошка уже освободился. Порозовевший и довольный он ждал меня, приходя в себя после страшной процедуры.
– От мой капитан зверь, – доверительно сообщил он мне, – ну ничего от него не скроешь.
– Господа, прошу ко мне, – Иосиф Дитрихович нарушил наше уединение.
Мы прошли в его палатку. Там уже сидела Даша, сосредоточено читая какую-то книгу.
– Садитесь, начнем, – Гольдбер строго смотрел на нас, – времени у меня мало, поэтому не отвлекаемся…
…В общих чертах, всё, что он рассказывал, я уже слышал от полковника. Но Иосиф Дитрихович, как врач, объяснял более подробно, приводя примеры и тщательно их разбирая и анализируя.
– Значит, – заметила Даша, когда он предложил задавать вопросы, – не все легенды являются бессмыслицей?
– Естественно, – Гольдбер улыбнулся, – даже самые глупые легенды и суеверия несут частицу правды.
– Например? – поинтересовался я.
– О, самый простой! – он поморщился от воспоминаний, – В моё время считалось, что защититься от вампира, кроме креста и святой воды, можно с помощью сильных запахов и нечистот. Особо пугливые не только рисовали вокруг своей кровати пентаграммы и кабалистические знаки своими фекалиями, они ещё мазали ими шею и другие части тела. А некоторые, даже брали их в рот…
Даша слегка побледнела, её явственно передернуло. Я тоже ощутил тошноту. Кошка же, сморщив острый нос, уточнил:
– Так що, воны дэрьмо у рот бралы? Тю на них! Цэ ж ще допэтрыты трэба!
– Вот! – нравоучительно заметил Иосиф Дитрихович, – Выходит в средние века люди знали, что мы существа брезгливые и чистоплотные. Мне иногда кажется, что и запрет на бани был введён, чтобы лишить нас крови. Они хорошо понимали, что наш брат от грязи, ну, если и не дохнет, то болеет. И, следовательно, пить кровь из такого смердящего источника, ни один уважающий себя вампир не будет. Ваша реакция, это подтверждает. Но, – он многозначительно поднял палец, – эти несчастные не знали, что охотились на них не цивилизованные вампиры, а дикие особи, не прошедшие обучения и растерявшие все знания. Ну, и упырей нельзя сбрасывать со счета, а против них не поможет и ванна испражнений. Дикий их просто стряхнет, а упырь не заметит…
Он не успел закончить. Полог палатки отдернули, и фельдшер сообщил, что привезли новых раненых.
– Всё, господа, – вставая, сказал Иосиф Дитрихович, – на сегодня закончим. Дашенька, пойдёмте. Кузьма Ильич, сортировка уже началась? – спросил он, выходя из палатки.
– Конечно, господин доктор, счас всех обработаем, а там и за дело можно. Операционные готовы. Да и подводы за ранеными подошли, ждут.
– Вот ведь голова, – с лёгким удивлением заявил Кошка, восторженно глядя вслед Гольдберу, – и не скажешь, что вампир.
– А сам-то, – ехидно поддразнил я.
Кошка скромно потупился. Выйдя из палатки, мы увидели, как разгружают раненых, и, не сговариваясь, отправились помогать. Слишком много было тяжелых, и слишком мало санитаров. Нашу помощь приняли с безмолвной благодарностью. И это было гораздо более ценно, чем неискренние речи высших чинов.
Освободившись, мы разошлись каждый по своим делам, Кошка заторопился на рандеву с противником, а я отправился к учителю – его мысленный зов звучал с четвёртого бастиона. Благо, госпиталь Гольдбера располагался неподалеку. Как выяснилось, нужна была срочная помощь в восстановлении редутов. Эдуард Николаевич мобилизовывал всех, кого мог, чтобы по ночам устранять ущерб, причиненный бомбардировками. Измотанные боями раненные полуголодные солдаты и местные жители беспрекословно подчинялись его требованиям. Они прекрасно понимали, что каждое новое укрепление – это их жизнь. Но встречались и такие, кто не желал признавать правоту Тотлебена. Этим грешили, в основном, офицеры. Особенно те, кто не имел систематического образования, а чин получил за выслугу лет, пройдя легкий экзамен
. Они ни в какую не желали понимать доводов Тотлебена.
Вот и сейчас, укладывая в штабеля мешки с песком, я слушал возмущенные крики какого-то майора, который требовал немедленно прекратить ночные работы.
– Вполне достаточно одной линии окопов! – разорялся этот умник, не понимая, что именно такая, глубоко эшелонированная оборона помогает нам удерживать позиции и не замечая мрачных взглядов, которыми на него смотрели солдаты, таскавшие камни. – К чему эти ваши изыски, господин инженер-полковник?! Вы не понимаете, как все устали?! Если вы не хотите прислушаться к моим словам, я буду жаловаться!
– Жалуйтесь! – не гладя на него, отозвался Тотлебен, – Хоть государю императору, хоть господу богу, хоть чёрту на худой конец! А сейчас, покиньте немедленно позиции!
Майор задохнулся от возмущения, а Магистр уже шагал вдоль укреплений, указывая, где требуется ремонт.
– Здесь, господа, надо проложить ещё несколько окопов, – сказал он, не оборачиваясь, прекрасно зная, что инженеры, идущие следом, сделают необходимые пометки, – в этом месте нам ландшафт помогает. Смотрите, какая удобная ложбинка. А вот тут, начинайте строительство передового редута.
Он зашагал дальше. Следом заторопились сопровождавшие его офицеры с бумагами и факелами.
– И как он всё в темноте рассмотреть может? – прошептал один из них.
– Да он здесь каждый камень знает, – отозвался его товарищ.
А Тотлебен явственно подумал, что если бы ему под нос не совали факел, то видел бы он всё гораздо лучше. Уловив его мысли, я ухмыльнулся и продолжил работу.
Выпрямляясь после очередного мешка, я окинул взглядом ночные горы. Вдалеке горели костры противника, сзади, освещённый редкими огнями и затихающими пожарами, затаился осажденный город. А там, впереди на ничейной земле, тихо передвигались невидимые никому, кроме вампиров, лёгкие тени. Это жители Севастополя: дети, женщины, старики, собирали ядра и пули, чтобы у нас завтра были боеприпасы. Надо сказать, горожане частенько совершали такие вылазки и днём, не взирая на бомбардировки. Только благодаря этим вылазкам, на батареях появлялись ядра для пушек и пули для винтовок.
Как ни прискорбно это признавать, но снабжение города практически отсутствовало. Наладить регулярные поставки никак не удавалось. Сколько так будет продолжаться, и как долго мы выдержим в таких условиях никто не знал.
Казалось, мы были обречены, но, несмотря на это, город продолжал сражаться, отбирая у врага даже призрачную надежду на быструю победу. Более того, раненые получали регулярную и квалифицированную помощь. Операции с наркозом, которые ввёл Пирогов, проходили блестяще и позволяли возвращать в строй до девяноста процентов бойцов. Кроме этого, Николай Иванович умудрился снабдить каждого солдата перевязочными средствами. Как он сумел этого добиться – не знаю, но факт был на лицо. Более того, он организовал санитарные транспорты, которые собирали и перевозили раненых, а также развозили по окопам пакеты для перевязок. Люди сперва не понимали зачем это надо, но быстро уяснили, что такой набор гораздо удобней, чем рвать на бинты собственную рубашку. Так же был организован целый корпус сестёр милосердия, которые не покладая рук трудились в госпиталях и на фронте.
Иосиф Дитрихович недавно жаловался полковнику, что Даша почти не спит. Теперь она проявляла в помощи раненным и Пирогову особое усердие, хотя, выходить днём ей было ещё нельзя…
…Вчера в Севастополь прибыла новая партия оружия. Все несказанно обрадовались, но радость была недолгой, ружья оказались никуда негодными. Это было немыслимое старьё, у которого, кроме всего прочего, отсутствовал боёк.
Полковник, увидев такое дело, рассвирепел. С его губ сорвалась жуткая нецензурная брань, и в голову интенданта полетело сломанное пополам ружьё. Интендант насилу увернулся, и прыгнув в окоп, откуда-то снизу закричал:
– Это не я-с! Господин полковник! Мне, что присылают, то-с я и везу! Это поставки-с, господина Шлимана
!
Полковник взбесился ещё больше. Он как тигр прыгнул в окоп, и за шиворот выволок оттуда съёжившегося интенданта.
– Чтобы я фамилию этого поганого археолога-самоучки больше не слышал! А вы, ещё раз примете от него хоть какой-то груз, пойдёте брать французские позиции, в одиночку, и с этими ружьями!
– Да как я могу! Это ведь ставка присылает! – прохрипел полузадушенный интендант.
Полковник нехотя разжал руку, его жертва осела на землю, хватая воздух ртом, как рыба, только что вытащенная из воды.
– Чёрте что! – в сердцах буркнул полковник, уже не обращая внимания на интенданта, – Сволочи! Раздают возами награды, а о том, что людям есть нечего и воевать нечем, никто не думает! Надо срочно в Петербург ехать, если только сам царь-батюшка к этому руку не приложил! Вот уж дал бог государя!
– Как государь? – изумился я.
– А вот так! И он взятки берёт! Все зависит от того, кто даёт и сколько. Мало у России было государей, кто хоть клочок земли русской не продал. Причем, умудряются стратегически важные земли продавать, которые жизненно необходимы. Сначала продают, потом солдаты наши их обратно отбирают. Ладно, надо идти к Магистру, дело-то ведь нешуточное.
Тотлебен внимательно выслушал доклад и спросил:
– А чего вы, батенька мой, ожидали? Крым, у большинства царей наших, как кость поперёк горла. Только Пётр, да Екатерина понимали важность места сего. Все же остальные в нём только обузу видят. Не волнуйтесь, я сегодня же отправлю письмо на высочайшее имя. Ну, и ещё кое-кому. Мне есть, что им написать. Но на положительный результат не надейтесь. Кто надо за эти чудеса деньги уже получил.
– Главное, чтобы это больше не повторялось, – буркнул полковник.
– Я бы на это не надеялся, никому мы здесь не нужны. Особенно, после того, как отказались принять государя в наши ряды. Он ведь не успокоится никак, всё брату завидует.
– Так брат у него совсем другой человек! – вскинулся полковник, – И совесть имеет!
– Именно, – согласился Тотлебен, – жаль, что молится до сих пор.
– А что ему ещё делать, – вздохнул полковник, присаживаясь, – уж больно фигура заметная. Ему ещё, сколько лет надо прятаться, пока все, кто его знал, не представятся, – и добавил, – может я таки съезжу?
– Не надо, – отозвался Тотлебен, – Гроссмейстер сумеет объяснить нашим «друзьям», как они неправы. Кстати, как у вас дела молодой человек, – повернулся он ко мне.
Я несколько растерялся.
– Ладно, можете не отвечать. Сам вижу. И учитель вас хвалит. Да вы присаживайтесь. Время сейчас, как раз, имеется.
Я зря опасался. Разговор шёл легко и свободно. Тотлебен был весьма тактичен, в щекотливые подробности не вдавался. Но, совершенно непринуждённо, узнал от меня всё, что хотел. В общем, рассказал я ему даже то, о чём не собирался. В тот момент когда я подумал, что болтаю много лишнего и отнимаю зря его время, Эдуард Николаевич заметил:
– Я же сказал, что в данный момент я свободен. И на счёт разговора не бойтесь, даже без него я бы всё узнал. Очень уж вы отчетливо думаете. Да не волнуйтесь вы так, все мы были молодыми.
После этого я осмелел.
– Эдуард Николаевич, скажите, пожалуйста, зачем нужна эта война, если в ставке ею не интересуются?
– Да как вам сказать, молодой человек. Ну, во-первых: единственное море, которое не может контролировать Англия – Чёрное. Об Азове я не говорю, это обычная лужа. Чтобы сюда попасть нужно стравить нас с турками, что очень ослабит обоих. Иначе нельзя. Ведь мы сидим точно в центре. Обратите внимание, Севастополь – это центр Чёрного моря. А турки сидят на проливах. Это сейчас они так сговорчивы. После Чесмы
и Калиакры
. А когда-то англичан к проливам на пушечный выстрел не подпускали. Вот и получается, что, победив турок, Суворов открыл путь европейцам в наше море. А это такие обжоры – им палец покажи, а они уже руку по плечо оттяпали. Теперь им Чёрное море целиком нужно. Уж больно кусочек лакомый. А оно ведь не зря в старину Русским называлось. Ещё до турок, между прочим. Во-вторых: деньги, Пётр Львович, очень большие деньги. Даже не тыщи, а мильёны. Единственная страна в мире была, наша – которая в долг у Ротшильдов не брала и богатств их не пополняла. А теперь вот, берём. И уже этого достаточно для них, чтобы войну продлевать. Теперь каждый наш выстрел, им в копилку рублём ложится. Ну, а в-третьих, появилось совсем недавно. Пароход «Принц» помните?
– Это который в Балаклаве утонул? – уточнил я.
– Именно. На нём, говорят, вся войсковая казна была. Так что, пока они их не достанут или не отвоюют, будут убивать и своих и чужих. Так-то Петя, войны просто так не начинаются и не кончаются. У каждой войны своя цель есть. И выиграна война только тогда, когда её цели достигнуты.
И вот теперь, ответив на мой вопрос, Тотлебен предложил нам испить кофею и перекусить. Ушли от него мы уже под утро. Голова у меня гудела от впечатлений и информации.
– А сколько ему лет? – не удержавшись, спросил я у полковника.
– Люди столько не живут, – усмехнувшись, ответил он.
– А вам? – окончательно обнаглел я.
– Очень много, – ответил учитель, – даже, наверное, слишком…
…И я почувствовал, нет, увидел. Сперва смутные, а потом всё более чёткие воспоминания:
…Бронзовые гривастые шлемы, люди в медных кирасах и металлических юбочках. Мощный крик, вырвавшийся из тысяч глоток, слитный шаг фаланги от которого сотряслась земля…
…Видение заволокла мутная пелена, и я почувствовал, что учитель немного зол и смущён, своей слабостью. Он был ещё не готов рассказать мне всё.
– Всему своё время, Петя, – тихо произнес он, – потом всё узнаете…
ГЛАВА V
…В конце ноября произошло знаменательное событие. Оказывается, о подвиге нашей Даши узнали в Петербурге, в том числе и лично государь. Император сперва не поверил, что дочь простого матроса, пусть и героически погибшего при Синопском сражении, оказалась способной на столь великий поступок. Я только пожал плечами. Это недоверие показывало только одно: высшее общество не хотело признавать в обычных людях талантов и отваги, кои они почитали исключительно своей привилегией. Но письмо от сыновей Михаила и Николая, развеяло его сомнения. Великие князья весьма подробно описали всё, что совершила сия простая девица, и император растрогался. Его восхищение зашло так далеко, что он изволил пожаловать ей золотую медаль с надписью: «За усердие», на Владимирской ленте для ношения на груди и пятьсот рублей серебром. Медаль была отлита специально для Даши в единственном экземпляре. Кроме того, было объявлено, что при замужестве ей будет пожалована ещё тысяча рублей на обзаведение.
Вручение награды состоялось незамедлительно, после объявления сего события по черноморскому флоту. Медаль и названную сумму вручали Даше оба великих князя. Более того, государь особо отметил в сопроводительном письме к сыновьям просьбу – расцеловать девицу Михайлову от его имени. Что оба и выполнили с превеликим удовольствием, особенно, когда увидели, как хороша девушка, стоявшая перед ними.
Я был искренне рад за Дашу, хотя, честно говоря, немного растерялся. Владимирская лента вторая по значимости после Андрея Первозванного. Владимира вручали только генералам. Иосиф же Дитрихович, наоборот, воспринял данное награждение, как нечто само собой разумеющееся. Он вообще не понимал, как Дашу можно было наградить чем-то меньшим.
Все севастопольские вампиры широко отпраздновали это событие. Даша же, совершенно смутилась. Более всего её испугала сумма, прилагаемая к медали, и металл из которого медаль была отлита.
– Куда ж я такую прорву деньжищ дену? – спрашивала она, – Да и за медаль боязно, а ну как украдут?
– Дарья Лаврентьевна, – целуя ей руку, улыбнулся Тотлебен, – вы же любого налетчика в бараний рог скрутите. Зачем же о всякой ерунде опаску иметь?
Даша задумалась, а потом, по-детски ойкнув, сказала:
– Запамятовала совсем.
На этом её тревоги прекратились, и она с лёгкой душой смогла принять участие в празднике. Ближе к утру я заметил, как Даша выскользнула из комнаты. Стараясь не привлекать внимания, дабы не скомпрометировать девушку, я вышел следом.
Даша стояла на веранде, задумчиво глядя на море. Услыхав мои шаги, она неожиданно сказала:
– Пётр Львович, вы представляете, меня поцеловали сами сыновья государя! Боже! Почему батюшка не дожил? Как бы он был счастлив!
– Вам понравились цесаревичи? – поинтересовался я, хотя собирался сказать совсем другое.
– Очень! Они так пригожи! А я, просто…, – она сбилась от волнения.
– Вы им тоже понравились, – мрачно буркнул я, вместе с полковником мне посчастливилось присутствовать при сём знаменательном событии, – я слышал, как они, беседуя между собой, говорили, что если бы все придворные дамы походили на вас и лицом и статью, то они жили бы в раю.
Даша мило покраснела.
– А я вот не слыхала ничего, – жалобно вздохнула она, – мне было так неловко и стыдно… Ведь при всех целовали-то… А почему, Пётр Львович, вы так сердиты? – она наконец обратила внимание на мой хмурый вид.
– Потому что вам понравились они, а мне нравитесь вы, Дарья Лаврентьевна, – решился признаться я.
Мы несколько минут стояли молча, наконец, она сказала:
– Вы мне тоже нравитесь, Петя, но сейчас это невозможно. Я дала обет, до окончания осады оставаться девицей. Да и сговорена я уже. Батюшка ещё до Синопа сговорил с матросом Хворостовым…
– Но вы ведь не можете!… Особенно теперь… Даша, как же так? – в полном смятении зашептал я.
– Я должна исполнить последнюю волю отца, – с непоколебимым спокойствием и уверенностью в своей правоте ответила она, – Да и Максим хороший человек, и деньги ему нужны. Я уж и с учителем говорила. Он сказал, что поможет.
– Но так нельзя!
– Только так и можно. Вот когда я всё сделаю, тогда у нас, глядишь, что и сладится, – она помолчала и добавила. – Пойдёмте, Петя, нас будут искать.
На этом наши объяснения прервались. Я был поражён, но не смел докучать Даше и далее. Раз ей для собственного спокойствия надо сходить замуж, значит, так тому и быть.
