скачать книгу бесплатно
Я же, поймав его взгляд, невольно подумал: «Не дай бог стать такому титану
поперёк дороги… В лепёшку раздавит.»
Наш разговор прервали первые музыкальные такты. Полковник поблагодарил меня за беседу, пообещал обязательно встретиться, и мы расстались довольные друг другом. Пока я размышлял кого пригласить на танец, чтобы не получить отказ, ибо проявлять интерес к некоторым девицам людям моего круга и звания не полагалось, я заметил, как господин полковник вступил в круг с одной из самых блистательных дам нашего гарнизона. По тому как смотрела на него партнерша и как кокетливо строила ему глазки сразу стало ясно – господин полковник относится к разряду весьма высоких особ. Я невольно задумался над тем, почему он, имея возможность общаться с самыми важными персонами, предпочёл беседу со мной.
Кстати, как выяснилось, разговор с господином Прокофьевым неожиданно поднял и мой статус. Мне весьма недвусмысленно намекнули на возможность потанцевать несколько девиц, которые до этого даже не замечали меня. Я не стал долго раздумывать, и поспешил воспользоваться удобным случаем. Надо сказать, исполнение моей мечты, пройтись в вальсе с мадмуазель Анной, оказалось не таким райским наслаждением, как мнилось ранее. Нет, Анна Фёдоровна была и вблизи так же изысканна и прелестна, но… оказалась весьма жеманной и восторженной натурой. Её излияния по поводу прекрасной ночи, луны, серебристым шаром катящейся по небесам, и другие избитые банальности повергли меня в грусть и уныние. Я понял, что не всем желаниям надобно исполняться. Лучше бы Анна Фёдоровна оставалась по-прежнему далекой и недоступной. Когда тур вальса закончился, я отвел её на место и, поблагодарив за неземное удовольствие, немедленно ретировался.
Почти сразу вокруг меня образовался кружок из знакомых и не очень знакомых офицеров, которые дружелюбно пытались выяснить, кто такой этот полковник, который, оказывается, только вчера прибыл из Петербурга, а главное, кем он мне приходится. Все мои заверения, что это просто случайное знакомство, не возымели ровно никакого эффекта.
– Э нет, Пётр Львович, – с недовольной миной сказал, наконец, один из наших записных игроков и донжуанов штабс-капитан Михайлов, – просто так, такой человек к обыкновенному офицеру не подойдёт. А вы ещё и беседовали не менее получаса. Не хотите говорить и не надо, я и так вижу, что это ваш родственник, может и дальний, но меня не проведёшь.
– Не по-товарищески это, – поддержал его ещё один офицер, этого я даже по фамилии не знал, – иметь таких родственников и строить из себя простого служаку.
С этими словами они, наконец, разошлись и оставили меня в покое.
Совершенно ничего, не понимая, я предпочёл удалиться с бала, дабы не подвергать себя дополнительным испытаниям…
***
– …Вот это да! – Катька смотрела на меня сияющими глазами, – Ты представляешь, какой это клад?
Я только кивнул. Главное было не это. Я понял, прочитав первые страницы, что начало Крымской войны отец встретил ещё человеком, помнится, он как-то об этом обмолвился. Теперь мне предоставлялась возможность более подробно ознакомиться с нелегкой вампирской судьбой Ермоленко или, как выяснилось – Ермолова Петра Львовича. Катя предложила начать набирать рукопись, но мне так хотелось узнать, что было дальше, что мы решили отложить это дело до возвращения – медовый месяц у нас, в конце концов, или нет?…
ГЛАВА II
…За этот год я достаточно хорошо познакомился с полковником Прокофьевым. Он проявил ко мне неожиданный интерес, который не исчез со временем. И частенько приглашал после службы в приятную ресторацию, что в Артиллерийской бухте, пропустить по стаканчику красного вина с настоящим английским бифштексом. Частенько такие встречи затягивались до полуночи, а то и дольше.
В полку все как с ума посходили. Сослуживцы теперь считали своим долгом оказывать мне дружеское внимание. Они, пытаясь наладить со мной товарищеские отношения, хором твердили, что с самого начала поняли, что я очень приятный и интересный человек. Пеняли мне только за излишнюю скромность и робость в общении. Начальство, так же, внезапно обнаружило во мне нешуточное рвение к службе, и я получил звание поручика. Интересно, почему до этого, с момента окончания Тульского Александровского дворянского училища, когда я поехал служить в Крым с обещанием быстрой карьеры, вот уже больше пяти лет, этого никто не замечал. Можно было не сомневаться, что таковой интерес вызван был неослабевающим ко мне вниманием господина полковника. Я не удержался и после получения звания рассказал ему об этом. Тот только усмехнулся, но говорить ничего не стал, а на следующий день принёс мне издание пьесы Гоголя «Ревизор».
– Только я не Хлестаков, – добродушно добавил он.
Это и так было ясно.
Первое время я несколько робел с новым знакомым, но уже через месяц не представлял, как мог раньше обходиться без его общества. Кроме описанных ранее качеств господин Прокофьев был невероятно умён, прекрасно образован и, казалось, знал абсолютно всё. Ему можно было задать любой вопрос и быть уверенным в получении ответа. При этом говорить с ним было невероятно легко и интересно. Наконец-то я мог сказать, что нашёл настоящего друга, который не бросит, не предаст и не разменяет меня ни на какие блага.
Так всё и шло до сентября тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года. В Севастополе было спокойно. Внешне казалось, что и войны никакой нет. По набережной гуляли барышни с кавалерами. На рейде стоял наш победоносный флот. У всех на слуху был матрос Кошка.
Кошка – это не прозвище – это фамилия. А самое главное, что было редкостью для матроса, все уважительно называли его – Петром Марковичем.
Хотя, честно говоря, в этом не было ничего удивительного – герой Синопского сражения совсем недавно был переведен с устаревшей «Силистрии» на более новый «Ягудиил» (правду говоря, и этот корабль был уже довольно старым).
К слову сказать, Александр Никифорович очень тепло отзывался о нём, и я несколько раз видел, как они беседовали. Мне даже показалось, что между ними существовали довольно крепкие дружеские узы. Я несколько заревновал, очень уж привык к постоянному присутствию и участию полковника в моей скромной персоне. Но, как выяснилось, волновался я напрасно, их общение ограничивалось только этими беседами.
Вот и сейчас, после завершения ежедневных обязанностей в казарме, я мог позволить себе прогуляться. Застегнув мундир, я покинул территорию части и направился к Большой Морской, чтобы выйти к Артбухте, где меня должен был ожидать полковник Прокофьев. Но не успел сделать и нескольких шагов, как меня нагнал посыльный:
– Ваше благородие! Всем приказано прибыть в расположение полка!
– Что случилось? – недовольно нахмурился я.
– Не могу знать! – торопливо козырнул солдат и побежал дальше, собирать остальных офицеров.
Я только ругнулся. Действительно, что он может знать. И бегом устремился назад к Лазаревским казармам, где располагался наш полк. Там почти сразу встретил одного из офицеров.
– Что случилось?
– Флагман отсемафорил тревогу! – пояснил тот, махнув рукой в сторону моря.
Мы, как и все сухопутчики, не любили флажный семафор, но, с моряками жить…, нам пришлось и его освоить. К вечеру стало окончательно ясно – война пришла в город. На внешнем рейде стала вражеская эскадра. Глядя в бинокли, мы видели вымпелы англичан, французов и даже турок. Но самым грустным было то, что нам и противопоставить то было совершенно нечего. Перевес был виден невооруженным глазом. Их было больше, не менее чем в три раза. К тому же сюда пришли самые современные пароходы с новейшим вооружением, а у нас в бухте стояло парусное старье. Только сейчас, глядя на мощные контуры вражеских кораблей, я понял, как был прав полковник, говоря, что Россия отстала от остального мира на несколько десятилетий.
– Интересно, – сказал стоявший рядом со мной штабс-капитан Михайлов, – что теперь скажет господин Меньшиков? Он ведь всё время твердил, что нам ни с кем воевать не придётся.
– А что скажут в ставке государя? – добавил я.
– Ничего! – хмыкнул Михайлов, – У нашего командующего там слишком сильная поддержка. Ему, если что, ещё и посочувствуют.
Я удивленно посмотрел на него.
– Ох, Пётр Львович, ну как можно дожить почти до тридцати лет и остаться таким наивным? – удивился Михайлов.
Ему явно хотелось напомнить мне о Прокофьеве, но он не решился. Когда совсем стемнело, мы разошлись по казармам…
…На следующий день началась артиллерийская дуэль. Первый же залп показал, сколь велика мощь вражеской эскадры. Как позже выяснилось, только с одного борта противник в общей сложенности давал две тысячи пятьсот залпов одновременно. С равелина жиденько ответила наша артиллерия. И почти сразу стало ясно – дело не в количестве пушек, а в подготовке солдат. Ко дну пошел вражеский корабль. Вдохновлённые таким удачным началом, батареи продолжили огонь.
В рядах противника возникла неразбериха. Корабли тонули и выходили из строя один за другим. И тогда, вместо того чтобы стрелять по позициям, эскадра перенесла всю силу огня на город. Ядра падали, словно дождевые капли, оставляя после себя огромные воронки. В Севастополе царил кромешный ад. Гром стоял нестерпимый. Дым густой пеленой затянул небо. Мы могли только смотреть – для пехоты дел пока не было. Офицеры начали рассылать солдат на помощь горожанам. А расчёты на равелине трудились на славу. Вот ещё один корабль вспыхнул и, показав тупую корму, ушёл под воду.
…И вдруг всё кончилось. Барабанные перепонки болели. Сперва показалось, что все просто лишились слуха. Дым потихоньку рассеивался, и мы увидели, как эскадра, гордо дымя, отошла на недосягаемую для выстрелов дистанцию. Я не знал, что именно сегодня ночью, на совещании, Нахимов согласился с доводами капитанов и принял решение затопить на входе в бухту семь самых старых парусных кораблей, предварительно сняв с них пушки и экипажи. Это решение было принято, чтобы помешать противнику войти в Севастополь с моря.
Вместе со своим взводом я отправился в город разбирать обломки. Набережная была разбита и смята шквалом артиллерийского огня. Я растерянно смотрел на то, что осталось от неё, и не мог узнать места, где ещё вчера весело шёл в кампании полковника.
Но, как выяснилось, и мы не оплошали. Как минимум, шесть кораблей противника отправились на дно Чёрного моря, включая французского флагмана и огромный турецкий линкор. А ещё столько же кораблей были повреждены до такого состояния, что еле держались на плаву.
Именно здесь, на остатках набережной, меня и отыскал Александр Никифорович. Я только что отбросил в сторону здоровенный кусок камня и пытался хоть как-то привести в порядок мундир, когда меня взволнованно окликнул знакомый голос. Я повернулся и увидел пробирающегося ко мне Прокофьева. К моему несказанному изумлению, он, не стесняясь присутствующих, кинулся ко мне и ощупав радостно воскликнул:
– Слава богам! Жив!
– Даже не поцарапан, – улыбнулся я, всё-таки его внимание было чертовски приятным, – только слышу плохо. Совсем оглушило.
Я поймал внимательный взгляд Михайлова, который разбирал завалы чуть дальше и грустно подумал, что теперь мне точно не отвертеться от близкого родства с господином Прокофьевым.
– Всё, Петя! – Александр Никифорович спохватился, – Простите ради бога, но я старше вас, так что, не обижайтесь. Нам надо серьёзно поговорить. Когда вы освободитесь?
– Мы уже закончили, – перевёл я дух, – Устал страшно.
– Пойдёмте, – сказал Прокофьев.
– Степан! – окликнул я унтера, и когда тот подбежал ко мне, приказал, – Веди людей в казармы! Всем отдыхать! Скажи интенданту, что я приказал дать солдатам по сто грамм водки.
– Слушаюсь, ваше благородие! – козырнул Степан и заторопился к уставшему взводу.
– Я к вашим услугам, – повернулся я к полковнику.
– Всё правильно, – кивнул он в ответ, – Ладно, друг мой, давайте поторопимся.
Слегка обескураженный таким началом, я не стал задавать лишних вопросов. У меня было только одно желание, сесть и вытянуть ноги. Полковник быстро шёл вперед, я еле успевал за ним. Слегка попетляв по разгромленным улицам, мы вышли к симпатичному зданию, в подвале которого, как оказалось, был небольшой кабачок, о котором даже местные жители слыхом не слыхивали. Не было ни вывески, ни пьяных на пороге. Обычная дверь, ведущая в полуподвал, каких тысячи. Такие же столы, лавки, посетители, отличало его только одно – здесь было чисто и тихо.
Я осмотрелся. Кампания за столами была разномастной. Несколько сухопутных офицеров, но больше морских, что, принимая во внимание месторасположение города, вполне естественно. Более всего меня поразило, что здесь собрались люди самых разных званий от мичмана до капитана первого ранга. До этого я считал, что такое невозможно. Был здесь и знаменитый матрос Кошка. К моему изумлению чувствовал себя он в такой блестящей кампании вполне по-свойски, и что-то горячо рассказывал молодому капитану. Иногда у него проскальзывало: «Ваше благородь…». В ответ неизменно звучало:
– Полноте, Пётр Маркович, здесь все свои.
Когда мы прошли от двери к столам, все с интересом уставились на меня. А Кошка даже попытался вскочить. Чья-то рука слегка придержала его за плечо. Я растерялся.
«Якобинцы*, – мелькнула совершенно нелепая мысль, – а на внешний вид не скажешь… Всё, сошлют на Сахалин».
Все, включая и Александра Никифоровича, неожиданно рассмеялись. Полковник, который чуть опередил меня, вернулся ко мне и объявил:
– Господа, позвольте представить вам моего будущего ученика.
Я уже совершенно ничего не понимал, а присутствующие начали нас поздравлять. Даже Кошка, оставаясь, впрочем, на месте, хитро подмигнул левым глазом, всем своим видом давая понять, мол, ничего страшного не случится, не съедят. Мы уселись за свободный столик, полковник сделал заказ, посетители, тем временем, вернулись к своим разговорам и перестали обращать на нас внимание.
– А теперь, Пётр Львович, разрешите посвятить вас в мои планы, – произнёс Прокофьев. – К сожалению, боевые действия начались раньше, чем я рассчитывал, посему не успел, как следует подготовить вас, к этому разговору. Главное, что вы должны понять, принуждать вас я не собираюсь. Как вы скажете, так и будет. Только прошу, выслушайте всё до конца, а потом принимайте решение. Выбрал я вас потому, что вы кажетесь человеком разумным и не бросаетесь в любое дело очертя голову. А это те качества, которые нам требуются более всего. Для начала скажите мне – как вы относитесь к идее жить вечно?
– В каком смысле? – осторожно поинтересовался я.
– В том, что вы не будете стареть, и жить сможете ровно столько, сколько жизнь будет вам интересна.
Такой ответ сбил меня с толку окончательно. Я не мог понять, шутит он или говорит серьёзно. И это было самым неприятным.
– И что я должен для этого сделать? Продать душу дьяволу? – попытался пошутить я.
– Ну, допустим, на дьявола я не похож и душа ваша мне без надобности, – Прокофьев не принял моего тона, – просто предлагаю вам, влиться в наше скромное сообщество.
У меня в мыслях промелькнуло всё, что я знал о тайных обществах, в частности, о масонах. Словно прочитав мои мысли, Прокофьев поморщился и произнёс:
– Масоны вам, батенька, вечную жизнь не предложат. А всё, полученное от них, заставят оплатить втридорога. Если только вы не заинтересуете вышестоящую Ложу. Там тоже есть те, кто может предложить бессмертие, но они сдерут с вас ещё больше. К тому же, как я понял, вы не намерены карабкаться к власти по головам, а значит в Ложе вам делать нечего. Я же предлагаю не безграничную власть, а нечто совсем другое. Представьте себе, что в мире существует некоторое количество людей, которые могут жить сколь угодно долго, с лёгкостью переносят ранения, не болеют. А так как долго живут, то и знают гораздо больше чем остальные. Вот к этому сообществу я и хочу вас приобщить. От вас же требуется только одно – жить по законам этого сообщества.
– Слишком всё гладко и красиво. Мне как-то не верится, что вы предлагаете это совершенно безвозмездно. В чём всё-таки подвох? – возразил я.
– Это не безвозмездно. Вы должны понять, что раз вы живете вечно, а большинство людей нет, то и отношения у вас с ними будут совершенно иными. Вот это и является платой. Цена, скажу я вам, достаточно высока. И ещё, вы должны будете помогать соратникам, которые будут вас окружать. А подвох? Подвох, конечно, есть. Ну как же без него – вы никогда не сможете иметь детей.
Я немедленно вспомнил о секте скопцов, которые добрались уже и до России со своими проповедями. Странно, полковник, да и все посетители кабачка не походили на кастратов.
– Вы хотите сказать, что евнухи живут так долго? – ехидно спросил я.
– Помилуйте, – поморщился полковник, – мы ничего общего с этими извращенцами не имеем. Как вам такое могло в голову придти?
Я совсем запутался. Предложение было более чем необычным – заманчивым и, в то же время, очень скользким. Сплошные блага и, практически, никаких неприятных последствий. Так не бывает. Прокофьев вновь ответил на мои мысли. На этот раз я даже не вздрогнул – наверное, начал привыкать.
– Извините, Пётр Львович, у меня нет времени подготовить вас к этому шагу, как положено. Война, знаете ли. А я не хочу, чтобы вы погибли в очередной перестрелке. Могу вам сказать только одно, мы почти всегда там, где идут бои, и только благодаря нам в этих жутких условиях погибает гораздо меньше людей, чем могло бы. Хотите пример? Извольте. Турки, в своё время, отказались от наших предложений, а на российских кораблях, нашего брата достаточно, и Синоп показал это весьма наглядно. Ну, а что касается минусов нашего положения, они, конечно, есть. Как же без них.
– Например?
– Пожалуйста. Для нормальной жизни нам регулярно необходима кровь.
– Какая? – не понял я.
– Да любая, – отмахнулся полковник, – что у быка взять, что у человека, разницы никакой. Но именно это способствует нашему долголетию.
– Ага, – хмыкнул я, – у нашего соседа, болезнь какая-то была, так ему доктор прописал бычью кровь пить.
– Такое случается, – кивнул полковник, – но, вполне возможно, что ваш сосед тоже был приобщен нами.
– И как же вы собираетесь меня приобщать? – поинтересовался я.
– Это уже технический вопрос. Однозначно скажу, убивать вас я не собираюсь, а вот воскресить, если что, смогу. И, кстати, никаких диких обрядов, как вы могли подумать, не будет. Главное ваше принципиальное согласие.
– Я могу подумать?
– Можете, конечно. Только о чём. Вы же ещё ничего не знаете.
– А как можно узнать подробней?
– Для этого я здесь и нахожусь. Но, как я понимаю, ваше согласие, я получил?
Я задумался. Терять мне было нечего. Семьи нет, родственников нет, родители уже покинули этот мир, друзьями здесь я обзавестись не успел, если не считать того же полковника. Но, на последних остатках благоразумия, спросил:
– А если я передумаю?
– Смотря когда, если обряд начнется, его вспять не повернуть.
– Всё-таки обряд! – не удержался я.
– Хорошо, операция. Если вам так спокойней. Проводить её, между прочим, будет сам Пирогов…
Эта фамилия была знакома, и успокоила меня полностью. Если им помогает Пирогов, значит ничего злоумышленного здесь нет. Ну не может такой человек, как Николай Иванович, быть замешан в чём-то неблаговидном. И я решился.
– Я согласен! Рассказывайте всё! – потребовал я, глядя на Прокофьева.
И он рассказал. Рассказ длился долго, но я не замечал времени. Более всего, насколько помню, меня поразило самоназвание – вампиры. Я поёжился. Название, честно говоря, не вдохновляло.
– Это, как раз, – улыбнулся Прокофьев, – самое незначительное. Ну, сами подумайте, раз необходима кровь, значит – вампир. Это правда. Чего уж от неё бегать. Нового слова для этого не придумали. А вот то, что приобщив, я отвечаю за вас, а вы очень долго будете зависеть от меня – это более важная правда. Вы ученик, а я ваш ментор: согласитесь ли вы с этим?
Я удивился. Он так и сказал – ментор. Обычно так учителей не называют. В голове у меня теснились сотни вопросов, но задал я самый глупый и бестактный. Кивнув в сторону худощавой фигуры матроса Кошки, я спросил:
– А… э-э, Пётр Маркович, тоже… – я запнулся, как-то не вязалось слово вампир с молодыми полными сил и энергии людьми, сидевшими за столами.
Вдобавок, один из офицеров, смерил меня очень сердитым взглядом.
– Я что-то не так сказал? – осторожно поинтересовался я, – Почему господин капитан на меня так смотрит?
