banner banner banner
Питерский битник / Поваренная книга битника
Питерский битник / Поваренная книга битника
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Питерский битник / Поваренная книга битника

скачать книгу бесплатно


Всяк человек – Вселенная, кем бы он ни был, а вот пустит он тебя туда или нет, да захочешь ли ты туда заглядывать, проблема обоюдная: ты ему до поры так же по барабану!

Ищите Солнца в Небе, пока глаза не ослепнут, а, ведь его отражения и на земле хватает! Люди, и, причем разные, и каждый, порой, носитель какого-то одного нехватающего именно тебе Слова!

Это как открываешь хорошо знакомую книжку и случайно находишь то, чего раньше в ней не видел, потом открываешь ее снова – и находишь еще и еще.

И слова приобретают уже иное значение, и откладывать ее подальше за другие – рука не поднимается.

Мы – тоже те же люди, и дело не в них, а в нас. Общей культуры не было, а было общее АНТИИНФЕРНО (внутреннее подсознательное сопротивление, которое я и называю недеструктивным пофигизмом), что и могло объединять людей, в глазах которых читалось свое, пусть слегка искаженное отображение!

Антураж присущ всему, и подводные камни тоже, но ни он, ни они не являются правдой: она в том, что ты, задумавшись, просто шел в Сайгон, сам не осознавая этого, и или проходил, или оставался: кто-то за первым столиком, а кто-то намного дальше.

* * *

Как-то пошли мы с Максом Купчевским вызволять в очередной раз Сашку Салата на Каляева, 15, где нам был вручен наголо бритый Сашка со справкой:

«Выдан бомж. 1 шт.»

Жаль, в бытии затерялась!

* * *

Кстати, кто Прокопа Минского видел последний раз? Меня с ним тот же Штирлиц в 80-е познакомил. Замечательный крымско-татарский еврей белорусского происхождения (бывают и такие парадоксы!). Помнится, поехали мы с ним тогда в Московию, «Караван Мира», что ли, досматривать? Стоянка у них была еще в Парке Горького в натовских палатках.

Ужрались до такой там степени, что ночью пошли к Мавзолею с бэйджиками, аки форины, мумию отсматривать.

Ё-моё! Сотни раз в Москве был, а этого леща полукопченого лицезреть так чести и не удостоился! Стоим мы с Прокопом на Красной Площади, в Мавзолей нас не пускают по определению и режиму работы (зато сортир на ней был открыт, хоть туда сходили. Мать моя! Это не сортир был, а филиал Колонного зала Дворца Советов или, там, Съездов – я в этой херомундии никогда не разбирался! Эскадрон гусар вместе с лошадьми мог бы разместиться!), плюем на это дело и разворачиваемся.

Выходим через спуск к речке, присаживаемся на парапет перекурить, и тут Прокоп выдает:

– Представляешь! Вот мы здесь сидим с тобой в праздном настроении, догоняемся потихоньку на этом историческом месте, а ведь несколько сотен веков тому наши пра-пра-прадеды у стен этой крепости кровь проливали!

На что я, отхлебнув еще, слегка уточнил: – А с какой стороны?..

И в тихом задумчивом молчании стали перемещаться в сторону Ленинградского вокзала…

* * *

Леша Охтинский и Женя Джексон.

Сакко и Ванцетти, Гржимилек и Вахмурка, Болек и Лёлек…

С той поры, как я потерял их из виду, они были также неразлучны, плюс на определенной стадии запоя стали похожи, как два ботинка: пара одна, только каждый со своим заворотом. Однако…по порядку.

Фамилия Охтинского – Бобров, и представляясь незнакомым дамам, он всегда говорил:

– Меня зовут Леша, Бобров! А так как я еще и немножечко рисую, то мои друзья зовут меня: Бобров-Водкин!

Какой он был художник (еще раз извиняюсь за прошедшее время, просто туда переношусь) – это отдельная история, но степень его обязательности была линейно пропорциональна уровню его раздолбайства. В конце 80-х или начале 90-х получили мы с женой заказ из Норвегии на роспись всяческих изделий: матрешек, брошек, и прочего. Сгоняв в Москву в Измайлово за заготовками, стали подряжать всех знакомых художников, дабы управиться в срок и дать тем заработать.

Вспомнили о Лешке и вручили ему шкатулки… Основная его особенность была в том, что сердиться на него было абсолютно невозможно, по крайней мере, долго. Шкатулки он не принес ни в срок, ни через неделю, никогда. А где-то через пару месяцев встретился нам в пивбаре на «Жуках» с такими невинными и страждущими глазами, что, простив все, пришлось похмелять его, родимого. Ну жил он так!

А жил он на Охте, кажется, в трехкомнатной квартире, где и напивался до полного отторжения остальным пространством и окружением (кстати, говорили, там и окончила свои дни Таня Каменская).

Как-то, лежа вповалку у него на диване, на приходе, на вынужденных подсознательных стремаках, открываем глаза и видим хозяина квартиры, словившего не одну стайку белочек, с топором в руках. Не имея сил пошевелиться, кто-то, или Тони, или Аргентина, произносит:

– Уйди, Раскольников, к своей старушке! – и мы захрапели дальше. Выжили. Привычка.

Что у Охтинского, что у Джексона бывали периоды ремиссии, когда они не пили почти ничего и выглядели относительно цивильно.

Лешка стирал свой светлый плащ и свитер, Женька – рубашку и гладил брюки, доставал свои очки в золотой оправе, оба чистили ботинки и приезжали к Сайгу, Гастриту или Огрызку.

Но сил на благопристойность хватало ненадолго. Где-то через месяц (или раньше!) они уже были прежними. Джексон летом вообще босиком ходить предпочитал, считая, что «так ноги лучше дышат, да и с носками проще», а Лешкин плащ расцветкой начинал смахивать на скатерть после двухнедельного загула.

Но всегда приходила Осень.

Как и приходило неоднократное желание «опять бросить пить!». И они уезжали трудниками в какой-нибудь монастырь, где, порой, держались до теплых дней. Не знаю, насколько это было постоянно, но несколько лет это работало как система.

Но суть, то есть натуру, не обманешь: отбыв там тот или иной срок (порой, продолжительный – устанавливали себе сами или их просто гнали за нарушение режима), они всегда возвращались обратно и колесо вращалось заново, без них было бы в чем-то скучно, как и без каждого из нас!

Ничего не знаю об их нынешней судьбе, надеюсь на только хорошее. Я просто запомнил их такими: в чем-то несуразными и просто замечательными!

* * *

На босую ногу в калошах,
В когда-то хорошем плаще,
Стоял у Сайгона Алеша:
Художник, эстет и вообще.

А через дорогу, небритый.
Томясь несвареньем души.
Евгений стоял у Гастрита,
Как гений похмельных вершин.

Секунды неспешно бежали,
И, к вечеру Судного Дня,
Вдвоем они нежно лежали
На Эльфе, скамейку обняв…

С Любовью, Рыжов!

Алкоголь

«80-е – 95-е»

Саднила ночь измученную душу,
Больной вставал октябрьский рассвет.
Я помню, я когда-то дал обет
Себе – не пить, но я его нарушил.

Звенела в воздухе обычная мечта.
Привычная, как совесть, лет пятнадцать:
«Товарищ, перестаньте надираться!»,
И тело заполняла пустота.

Слова ушли, и звуки все умолкли,
Стучала, с перерывами, душа,
И чувства возвращались не спеша,
Как, не спеша, идут с охоты волки…

* * *

Запой – это не беда! Запой – это победа!

Победа над всем: женой, тещей, разумом, собой, жизнью, в конце концов.

Запой – это то далекое, что всегда рядом, что никогда не подведет.

Это не легкомысленное пьянство, как легкий флирт с бутылкой до ее полнейшего опустошения и выбрасывания ее впоследствии в пространство…

Запой – это Любовь!

Хуже, когда он перманентен, жизнь и сон напрочь не различаешь. Исчезают деньги, иллюзии, жены… Я потому крепкие жидкости и подвязал употреблять.

* * *

Итак, о вытрезвителях!..

«Ватрушка» – «Торговый, 2» – как много в этом!..

Благодаря своему расположению и, находясь в непосредственной близости от 27-го отделения милиции, висел дамокловым мечом над всеми тремя проходами в станции метро «Гостиный двор («Климат» – отдельно).

Из «Пятерки», конечно же, тоже доставляли, но там незабвенный Андрюша Хорунжий, едва завидя мой фэйс в партии вновь прибывших, безжалостно выставлял меня на Лиговку, на свежий воздух (а ведь мог бы дать поспать до пересменка, до открытия метро!).

Гребли без исключения всех (разнарядка, что ли, была по плану приемки-сдачи волосато-ирокезного поголовья?), но иногда и у них случались проколы в отношении относительной «ценности» задержанного контингента. Наличия у них бабла.

Как-то, набив очередную упаковку персонажами, и привезя их в «чистилище» на переулок Крылова (т. е. в 27-е), повели нас на оформление: меня, Алекса Гаврилина и Сережу Храма-московского (в те времена – наиболее колоритного).

Что-то вечно жующий начальник смены глянул на это удовольствие, взял Храма за шкварник, развернул к двери и, со словами, обращенными не к нам, но в назидание недоумкам: «Это – хиппи!», придал коленом под зад ускорение наружу, а нам с Сашкой только бровями указал. Ладно, мы народ понятливый, да и безденежный к тому же!

Вот и дошли до Торгового, 2… О «Ватрушке» можно писать поэмы!

Во времена приснопамятных Игр Доброй Воли недоброго мэра штурмовали мы метро с Ваней Воропаевым.

Все бы было хорошо, но в это время в Питер понагнали столько пришлых ментов со схожими целями – от курсантов из Стрельны, до засланных гоблинов «голубой дивизии» из Мухосранска. Они не только друг друга не знали в лицо, но, кажется, даже и не догадывались, что совместно выполняют одну и ту же «боевую» задачу. То есть, совершая действие, им под берет не приходила мысль о том, что его уже выполнил кто-нибудь другой!

Все это я к тому, что наряд, забравший и доставивший нас на Торговый (причем без прелюдии визита в 27-е), тотчас же отправлялся на охоту за следующими подгулявшими «бобриками», а нас, обшмонав, выгоняли, но где-то через триста метров, в районе улицы Садовой, другой наряд нас благополучно винтил и вез нас по тому же адресу…

Упыри – они, наверно, и в Африке упыри, но хуже, если они еще и не организованы…

…Игры длились не день, не два и не неделю…

Где-то после декады этого «вечера сурка» мы с Ванькой затребовали охранные грамоты, хотя бы до метро с запуском, о том, что «в точке ИКС» мы уже побывали, претензий нет, взять с нас уже нечего и мы следуем домой (я оборзел настолько, что мне выдали отобранный у кого-то проездной, чтобы больше меня не видеть, т. к. брали меня чаще всего «линейцы» на турникете, при попытке совмещения мною жетона с щелью для опускания, иногда, с колен). Индульгенций так и не дали.

При выходе тогда относительно вменяемым вручали квитанции об «оплате услуг» заведения (работающим – по месту отправляли), даже если выгоняли сразу, по поступлению. Интересно, как бы мы их оплачивали, если, минимум по три штуки за один день приходили бы, как датированные одним числом? Это бы уже смахивало на временную прописку!

Я своими дверь сортира полностью обклеил, поверх военкоматовских повесток, а Ваня их на гвоздик в кухне накалывал: вместо календарика в обратную сторону приспособил!

Поднебесье. Часть 1 Спившиеся неодушевленные предметы

У меня в «Поднебесье» на Художников был сильно пьющий телевизор, старенький «Рекорд-312».

С виду – типичный представитель данной популяции: ничем не примечательный ч\б даун, предпочитающий всем видам антенн 5-ти метровую медную проволоку, воткнутую в задницу и размотанную по карнизам.

После вселения на флэт он моментально утратил ум, честь и совесть, вместе с ручкой переключения каналов, окончательно перейдя на плоскогубцы, и стал огрызаться неслабым токовым разрядом на любое прикосновение. Тогдашняя моя жена, Наташка, боязливо обходила его стороной и ласково обращалась к нему «Чтобтысдохлюбимый!».

В целом – парень свой! Но и этого ему было мало, браток решил пить с нами за компанию! Суть заключалась в следующем: ежели в квартире никто не пил – то изображение в течении десяти минут резко уходило на ноль или плавно отбрасывало серую муть, как в душе партизана. А стоило открыть бутылку, так после первых принятых двухсот картинка становилась идеальной.

Обман не оптический (у меня там не одни только алкоголики собирались), просто он таким образом демонстрировал свое отношение к действительности. Бороться с этим было нельзя, чинить – бесполезно, народ привык, а вот Макс Купчевский – не поверил. Это был сложный переходный период в его жизни с полным отказом от алкоголизма по «Десяти шагам» и жуткой завистью к происходящему. Существует лишь один способ проверки в данном случае – эмпирический.

В очередной раз, собравшись на сабантуй, прихватили с собой Макса. Ночного телевидения тогда не было, да и не требовалось в общем: посидели да спать развалились, но всегда наступает утро…

Макс, проснувшись первым, с полуправедным гневом оглядев дрыхнувшее население, перешагнул через тела, помылся (Господи, хорошо хоть тогда не побрился, а то меня раз Кондратий чуть не хватанул, когда он на моем бодуне свою вечную бороду ликвидировал: подумал, что седалище со знакомыми глазами!), заварил себе чайку и включил телевизор. Ящик похмельно пробормотал ему «Гутен в морге!» и ответил всеми четырьмя каналами грустной серой жопой.

Все настройки отсылали его туда же, плюс вольтаж на отдачу резко усилился. Под матюги стали шевелиться остальные зомби. Улыбаясь Максу, разлили по 200 кубиков и усадили непьющего неверующего в кресло перед монитором, разместившись сами за круглым столом. Начиналось утро обыденного опохмела…

Человек потихоньку стал терять дар речи: после второго разлива стали отчетливо проявляться не только имеющиеся программы, но и откуда-то всплыла «Немецкая волна». Повторяю: Макс не пил ни грамма! Ему оставалось лишь выбирать между метафизикой и разумностью неживой природы. Хорошо хоть, что не перекрестил со словами «Свят, Свят!» перед уходом.

В общем, беда была с ящиком. Чтобы получать качественное изображение выхода было два: либо искать в нем дырку, куда спирт заливать, либо спиться самому окончательно. Для решения проблемы существовали, опять-таки, два пути. Интенсивный: попытаться наладить прибор самому (в ЛТП его, что ли отправлять?) и экстенсивный – получить изображение на разных каналах путем увеличения числа приборов, поскольку первый ремонту не подлежит.

Я пошел по второму: приволок еще несколько цветных, поставил их пирамидкой и рядышком, вывел все это Церетелевское сооружение на одну антенну и задал каждому свою функцию. А этот, гад, всегда в углу стоял в резерве, зная, что когда-нибудь и его время придет, что-нибудь да сдохнет! И, ведь, порой приходило!..

Поднебесье. Часть 2 Почему, собственно «Поднебесье»?

Просто все это находилось на 14-м этаже пятнадцати этажной свечки, и из-за периодически бастующих лифтов, гулять наверх, на крышу, было гораздо ближе, нежели спускаться вниз и потом пешим ходом шкандыбать обратно.

Летом – особенно: загорать ползали исключительно вверх, на гудроновую лысину, и принимали солнечные ванны до полного прилипания халявных газет, прихваченных с собой (подбрасываемых в свой, плюс соседние почтовые ящики), и разложенных подстилок к битуму, бежали отмывать прилипающие пятки обратно.

Прелесть была в том, что с высоты этого Монблана, мы преспокойно разглядывали разлегшееся загорающее мясо женского пола на крышах соседних девятиэтажек, пребывающее в полной уверенности, что его никто не увидит. Наивные! Комментариям в духе Баркова, Лаэртского, да Жарикова из «ДК», позавидовал бы любой порножурнал! Эротика с пользой для здоровья! Плюс – в «воздушки» неплохо было прятать для охлаждения пиво и другие малополезные напитки, да и душ был поблизости, внизу. Минус менты и гопота, в общем, филиал Майами для эскапистов и раздолбаев!

По поводу этажности. Захотелось мне при въезде туда перетащить пианино: старенький «Красный Октябрь» с предыдущего местообитания. Обратились в шумевшую тогда фирму «Найдёнов и компаньоны». Там ответили: «Яволь! Сообщайте адрес, ждите после двух!». Я, со спокойной душой, оставив народ с наказом принять и расплатиться, с утра укатил по делам.

Приехав часам к 10-ти вечера, в полной уверенности, что фо-но давно дома и останется лишь осмотреть царапины да поднастроить, застал злую похмельную тусовку, требующую поправки организмов. Пианино не было.

Отправив гонцов на угол, стали звонить диспетчеру: «Машина выехала в адрес!». И все – ни во сколько отчалила, ни когда прибудет… Тетка не врала. Затерявшиеся Гераклы прибыли. После двух, как и было обещано. Ночи. С пианино.

В начале третьего в дверь позвонил в жопу пьяный бригадир – удостовериться, туда ли они заказ довезли, хлопнул стакан водки и удалился, шаркнув обеими ножками, вниз. Мы глянули в окна, узрели инструмент и сели спокойно продолжать начатое. Где-то, минут через сорок, откуда-то из Преисподней, стали доноситься звуки, отдаленно напоминающие вариации на тему «Чижика-Пыжика».

Спустившись вниз, в районе третьего этажа мы застали веселую компанию со стоящими бутылками на верхней крышке, культурно отдыхающей под собственную музыку. Причем, попросившую у нас водички на запивку.