скачать книгу бесплатно
Была на редкость некрасива:
В нелепых, стоптанных туфлях,
В плаще, бесцветном изначально.
Взглянула на меня печально, —
И протянула три рубля.
Пускай, в назначенные дни,
Придет, и позовет в дорогу.
Я с ней готов уйти, ей Богу!
Но с этой – Боже сохрани!..
Трояк на пиво был истрачен,
И я молился у ларька
Той самой девочке, невзрачной,
С косою в худеньких руках…
«Сайгон»
Всё внутри Тебя! Сайгон – это не закрытие его в свое время, и не «короткий промежуток».
Мы не виноваты, что мы не такие старые, и не во все дырки пролезли: каждому батону – своя хлеборезка!
Это, наверное, как Любовь от секса отличать: вот постареешь, и какой-нибудь созревающий ребенок спросит:
– А е?ля?
А ты, умудренный опытом, ему:
– Да ну, б?я!
* * *
Цвета скисшего вельвета,
Что был в детстве синим-синим,
В Ленинград приходит лето
Сделать Ленинград красивым.
Гром, как выстрел пистолета,
Цвет неона – бело-красен:
В Ленинград приходит лето,
Будет Ленинград прекрасен!
* * *
Сижу в кафе за буквой «Ф»,
Простой чувак в чужом шарфе.
Налево, там где буква «Е» —
Бутылки с пивом, ровно две.
Направо, там где буква «А» —
Двойной и рыбья голова.
А дальше, там где буква «К»,
Свободно место, но пока…
Вот так сидит, простой чувак
В кафе за надписью «ЕФАК»…
* * *
Тут не Сайгон в городе, и не мы в нем, а он в нас! Ты же знаешь, я по всему Союзу перелазил, да и перепил, соответственно, в такой экзотике, что у Федора Конюхова мустанги в его бороде обзавидовались бы не на шутку!
Не о здоровье суть, а о нас, грешных!
Кто, кроме нас самих, себя вспомнит без прикрас! Менты? Досьеклепальщики ФСБшные? Мне вот похер: на меня уже в восьмидесятые там Талмуд толщиной с отрывной календарь валялся, мне что это в чем-то помешало?
Сайгон, помимо его расположения, был еще и точкой антиинфернального соединения сознания людей, знающих слово «Свобода» не понаслышке, а спавших с нею, обнимающих и любящих ее, и поутру заваривающих ей чашку кофе. Хотя, география была тут идеальна!
Мир, конечно, тесен, хотя, мне кажется, что лишь прослойка тонка: были же и «Кошка», и «Десерт» и прочая. И что?
Человеку до?лжно с годами становиться ответственным не только за себя, иметь обязательства перед семьей, собой, начальством, и прочими геморроями, но здесь был островок ТАКИХ ЖЕ, не сгоняемых сюда никем, а просто желающих хоть на пару десятиминуток, свободно подышать!
* * *
«Росанна», «Пьяный садик», «Кошка» и «Десерт», «Краны», «Эбби Роуд» и «Крыса»…
Да было уже место, на пересечении Гагаринской и Гангутской, равноудаленное от Пестеля и «Мухи», то ли «Росанна», то ли «Расанна», уже не помню. Проходил неделю назад – заброшенная территория, дверь на замке ржавом, за окнами – перманентное состояние ремонта, но Ровшанов и Джамшудов не наблюдается, стало быть на консервации. Лет пять тому назад народ там плотно тусовался.
Следите за цепочкой: «Гастрит» плюс «Огрызок» – «Эбби Роуд» (угол Некрасова и Литейного).
Сноска – через дорогу – пирожковая с вечным Ванькой Воропаевым, «Краны» (разливное пиво на Литейном – «кто опять спер МОЮ дежурную трехлитровую банку?») – дальше по Литейному в сторону «Спартака» – «Крыса» (кафе «Кофе по-восточному») – обратно до Симеоновской улицы и по ней в сторону Фонтанки (маршрут по годам, во временном отрезке) – «Десерт-холл» с двумя пьяными садиками по обе стороны улицы, т. е. рядом с церковью «Симеония и Анны» – широченный сквер на пересечении Симеоновской и Моховой рядом с брандмауэром, на котором в самом верху каким-то человеком-пауком было написано «Жан Татлян» (экзотическое пристрастие и нездоровая ориентация для экстремала!) – через «Рок-н-ролл» (крошечная, но уютная пивная на Моховой с вечно веселыми персонажами из ЛГИТМиКа) в сторону Пестеля через разливуху до бывшей «Шоколадницы» (но там дороже, ее единственный плюс – ночная, сволочь) – по Пестеля в сторону «Мухи» с поворотом на Гагаринскую до «Росанны». Территориально – место клевое, садик там, рядом, как два «Эльфа», только закрыто сейчас наглухо.
«Солнце Ленинграда»
Так не похожий на любовь, проходит день.
Часы, наверное, от возраста спешат.
Вновь Ангел растворяется в воде,
И бьется в Петропавловке душа.
Чьи крылья так похожи на мосты
Расправленные, да не унесут.
Хотя, к утру уходишь, вечно, ты,
Чтобы к себе отправиться на суд.
Разлуки прочерки, – как вид на островах
Заката красного в прокуренных гостях.
Знакомым почерком написаны слова:
«Все не напрасно, но и это все пустяк!»
Ведь, солнца вновь, склонится голова,
Куда-нибудь, на чье-нибудь плечо.
Любимая, ты снова не права!
Что в этом мире что-то есть еще…
Пьяные спуски
Пьяный спуск – 1
Рауль, Мюллер, Мухомор, Карузо, Глинка, Борман, Оззик, Слепой, Нильс, Вовка Ол, Сашка Салат, Марчелло, Фил Хазанович, Стас Шериф, Элисы – металлист и рижский, Боцман, Густав, Дэйв, Леша Зорро, Папуас, Макс Купчевский, Маугли, Лео, Боб Настя, Коля Аргентина, Юрай Резников, Мишка Филлипов, Димка Рони, Сашка Француз, Славка Николаев, Игорь Дункул, Валера Кривошей, Матроскин номер два, Миша Пушкин, Валера Блэйк, Ронисы – старший и младший, Кира Соболь, Аркаша Грек, Дуче, Поручик, Бэм, Леша Фред с Ирой Засадой (остальных барышень не упоминаю по причине их всеобщего очарования для данной стадии релаксухи. Грэйт сорри!)…
Всех перечислять – дело неблагодарное. Те, кто остались в живых, да и кто пить бросил, что-то наверное помнят, а не хотят, что из того: жизня на месте не стоит, паскуда…
Следуем к пьяному спуску:
У Алекса Оголтелого было удивительное свойство: чуйка на ментов. Начало сборов со словами: «Ну, кажется пора!» – означало только одно – скипать следует по-быстрому!
Может это его органическое неприятие представителей данного надкласса млекопоедающих трансформировалось в предчувствие их появления в любой ситуации? Не знаю, но только индикатором он был 100 %-м. Причем, где бы ни совершался акт распития: в окрестностях ли рок-клуба, Эльфа, Ройяля, того же пьяного спуска – оно его не обманывало.
Пьяный спуск… Местечко между Аничковым и Симеоновским мостами через Фонтанку. Место, где летом в жару можно было, раздевшись, до у кого совесть позволяла, опустив ноги в воду, под относительно свежее пиво, в центре города, послать всех наху и попробовать слегка отдышаться!
Выбор места далеко не случаен, стрема ждать было, в принципе, неоткуда! За спиной – Фонтанный дом, Ахматова там больше не живет, да и вряд ли вызвала бы, музыкальная школа справа – улыбается брандмауэром, разве что напротив? Но там – Дом Кино, а жильцам соседних домов было глубоко параллельно на происходящее на том берегу.
Издержки бывают во всем: оттуда стучали исполненные праведного гнева и зависти культурные квартиросъемщики и квартировладельцы, а на адрес, с коего был произведен звонок хронически откликалось только 27-е, которому было глубоко насрать, кто гадит у соседа на участке! Веселая компания продолжала отдыхать, нарушая открыточный вид из окна, и оскорбляя вседозволенностью.
Проколы неизбежны, совпадения – тем более. У жизни вообще под хвостом то кнут, то пряник.
С нашей стороны набережной озабоченные согорожане не ленились иногда дойти до телефонной будки, и оттуда приходилось приезжать уже «Пятерке». Бежать было некуда, разве что вплавь через речку, но обламывало, да и не особо климатило сдохнуть по пьяни под очередным речным трамвайчиком, русалку им в жены, да вилы Нептуна им в задницу!
Стуканули, как-то с обеих сторон одновременно. Поверив внутреннему чутью, наслушавшись сторонних матюгов и, приняв во внимание исчезновение Оголтелого, мы, подхватив свои банки с пивом, успели-таки добежать и взобраться на мост, надеясь прорваться к Инженерному замку. Там уже стояли, не двигаясь, две упаковки…
Один взгляд назад ничего не дал – там была еще одна. Мы застряли посредине моста. Менты отдыхали, в ожидании: куда же все-таки мы двинемся, и кому придется комплектовать весь этот паноптикум: брать на мосту ни тем ни другим не улыбалось! А мы стояли, осознавая, что только здесь находимся в полной безопасности. Грустно было и тем и этим.
Поняв, что в данной ситуации нас винтить никто не собирается, мы расчехлили свои банки и, под «Ой, мороз, мороз!» продолжили начатое. В конце концов, загребут – так загребут, место клизмы изменить нельзя! Был чисто спортивный интерес, кто раньше сдастся – Сцилла или Харибда?
«Пятерка» сдалась раньше, да и руно уже заканчивалось, одиссея же совершила камбэк и, набрав пива, продолжилась в пьяном садике.
Алекса чуйка и тогда не подвела, Царствие, ему Небесное!
Пьяный спуск – 2
Есть все-таки в нас, питерцах, и не только в нас, но и в приезжих, долго живущих здесь, стремление быть к воде поближе, а летом в хорошую погоду – особенно. Неистребима жажда моря на болоте!
А в жару, да в центре, да под пивко, сам Бог велел! И дышится легче, и подзагореть слегка можно. А когда еще и ехать далеко и в ломак физически, вчерашнее по организму шляется неприкаянно, ища выхода наружу: хорошо, чтоб источник напитка поблизости располагался – то лучше места, чем пьяные спуски на Фонтанке не найти!
Покупая пиво в розлив, его естественно следовало во что-то наливать, но о «стеклянной войне» между местными сИнегаллами и нами я расскажу чуть позже, а пока лишь упомяну о том, что у каждого в то время была своя «нычка»: заветная, проверенная боями трехлитровая банка, запрятанная где-то неподалеку (пытай, Гестапо, партизана, где – он не скажет никогда!).
На спуске пиво двигалось по конвейеру: из одной – по кругу. Вновь прибывшие ставили свои в очередь последними, как наиболее «свежее», а с освобождавшимися гонцы, каждый с двумя, отправлялись на дозаправку. Цепкость человеческих рук, как показывает практика, позволяет безболезненно и без ущерба для продукта перемещать лишь по две штуки, т. е. литров шесть амброзии, включая бег от ментов с препятствиями сквозь проходные дворы.
Набор в канистры не рассматривается по причине моментальной утраты канистры при неожиданных обстоятельствах, да и перетаскивание этой пустой емкости ближе к ночи с флэта на флэт выглядело бы оригинально: этакий верблюд с пустым горбом, плюс патрули бы не одобрили.
Но нет предела совершенству!
Лео Уфимский (похожий одновременно на Брюса Ли в запое и Чингачгука в исполнении Гоши Пицхелаури, в «Зверобое») носил по четыре банки одновременно, не проливая ни капли! Он же додумался, уходя в «Краны», брать с собой лишь одну, и там же переливать из нее содержимое во вложенные друг в друга полиэтиленовые пакеты (для прочности). Умещались между пальцами одной руки у него три упаковки таких зарядок, общим литражом в девять литров в обеих.
Банку, естественно полную, при этом нес какой-нибудь засланный ассистент, и со стороны они смахивали на двух ветеринаров, взявших анализы мочи у постояльцев прихворнувшего слоновника. Поток был налажен безупречно.
Однажды мы с Мишелём Алма-Атинским очнулись у Гриши Колосова на Красной, и поняли, что все х?йня, включая пчел, и надо двигаться к Фонтанке.
Кок-как добравшись, отыскав каждый свою тщательно заныканную банку, набрали «напитка завтрашнего дня» и двинулись на спуск. Жара была несусветная: в асфальте ноги просто утопали, а от гранита явственно отдавало ботфортами Петра Великого – если присядешь и нечаянно оголенным местом прикоснешься к поверхности, то явно ощутишь реальный пинок отца-основателя в виде ожога филейной части.
Раздевшись сверху по пояс (стесняться нечего – лифчиков пока не носим), и, закатав снизу джинсы до колен, мы расположились, свесив ноги в воду, и наполовину погрузив в нее купленное, для дальнейшего охлаждения.
О, это оттягивание счастья первого глотка в молодые годы! Предвкушение удовольствия, превышающее сам кайф! Романтика, пока еще не ставшая насущной потребностью утра, начало конца иллюзий почти любого алкоголика! Еще прекрасен свет в конце тоннеля и Божественна музыка, которые на поверку оказываются лишь фарами и ревом мчащейся на тебя на полном ходу электрички!
В ожидании блаженства лишь закурили по законной, и по-детски улыбнулись проплывающему мимо нас речному трамвайчику с такими милыми людьми на открытой палубе, помахав им вслед от души.
Но любое плавсредство, вплоть до брошенной в воду спички, гонит за собой неизбежную волну, а если оно еще и на подводных крылышках! Цунами местного значения окатило нас по нательные кресты, аккуратно слизнуло наши полные банки и тихо и печально понесло их в сторону Невы.
Первым опомнился Мишель. Со страшным воплем «Стоять!!!» он пешком рванул за ними по руслу речки (там у берега по колено, в принципе).
Страшила еще и не столь утрата содержимого, сколь потеря самой тары: это ж перспектива покупки еще двух трехлитровок абсолютно несъедобных кабачков с выбрасыванием их в ближайшую помойку для освобождения полезных емкостей. Расход страшный: недополучение минимум шести литров искомого плюс накладные!
Догнал-таки брат-бродяга, даже воды сверху не наплескало! После этого все пили только сидя на верхних ступеньках, омывая разгоряченные ноги до колена, и поднимая драгоценное в воздух даже при виде безобидной черепахи-плоскодонки…
…Давно уж нет «пьяных спусков». Вроде и пьяные есть, да и сами-то они никуда не делись, хоть бомжи теперь там летом ванны принимают и пьют, конечно, тоже. Тоже, да не то, да и не так же, хотя…
Всегда придут другие, ничуть не мешающие сидящим там с этюдниками художникам и влюбленным парочкам потому, что и сами влюбленные. Зная, догадываясь, а, порой и не зная в кого и во что, но добрые, и так не похожие на всех остальных: шебутные и спокойные, проповедники и ёрники, разные и такие одинаковые! Просто для нас – это где-то уже немножко в прошлом, сзади, чуть-чуть…
Прощайте, пьяные спуски! Я обязательно загляну сюда, один или нет, но с непременной бутылкой пива, с ним теперь уже полегче. Когда – не знаю, знаю лишь, что кто-нибудь хороший там еще непременно появится. А значит, не зря всё!..
* * *
Линяют серые трусы
У неба Ленинграда летом.
И капли, словно эполеты,
На всем, как мокрые усы
Листвы не выплаканных ив.
Здесь лета нет уж год от года.
А он, привыкнув, так красив,
Мой город, в эту непогоду.
* * *
Как пусто в городе чужом, как будто ночью, на помойке,
Сверкают грязью новостройки, река меж них блестит ножом.
И в телефонных проводах: «Алло?», – застыло мертвым грузом,
Объелось небо здесь арбузом, и льет вода, вода, вода…
Как пусто в городе чужом, родным кому-то, близким, теплым.