Калейдоскоп. Рассказы и повести

– Фис-ска, ты чего?!

– Ничего. А ты куда ходила?

– Да воды попить…

– А папа спит?

– Сплю! – довольно громко сказали из спальни.

Сёстры хихикнули. Инна прикрыла дверь; как только она это сделала, из комнаты послышались такие звуки, как будто бы папа решил сделать сразу две вещи одновременно: съесть мочалку и объяснить детям третий закон термодинамики.

Анфиса ушла в свою спальню. Инна – тоже. Она легла в кровать, но спать ей совсем не хотелось. Тогда она встала, порылась в ящике стола, достала общую тетрадь и ручку. И стала писать…

Богатыри – не мы…3

Последний день в моей жизни, когда я был свободен как ветер, мне не забыть никогда. Мы с парнями прогуляли школу, отправились на речку, потом разукрасили несусветными надписями чей-то забор, сломали качели на детской площадке и были счастливы. А потом они пошли по своим делам, а я отправился провожать из школы Римку. Егор, правда, тоже хотел её проводить, и между нами завязалась интересная беседа, но, к счастью, она быстро прекратилась. Это потому, что Егор вспомнил, что сегодня из командировки возвращается его… тётя. Сперва я не понял, почему не отец, и почему Егор боится не отца, а тёти, но в душу лезть к нему не стал. Я сказал, что разговор прекратился к счастью, потому что, если бы он затянулся, я опоздал бы провожать Римку, а когда пришёл к ней домой, она бы сказала: «Ты сегодня с мальчишками прогулял школу, пошёл на речку, сломал качели на детской площадке и разукрасил забор, а потом подрался с Егором за право меня проводить, и он разукрасил тебя».

Я шёл, помахивая сумкой, и думал, что жизнь прекрасна. Мне и в голову не приходило, что это мой последний беспечный день!

Римму я встретил у школы. Она благоухала. Интересно, это цветы были или духи? Но думать об этом мне долго не пришлось, потому что Римма сразу выпалила мне навстречу: «Как ты относишься к героям?» По её вдохновенному лицу я догадался, что сегодня они проходили по литературе что-то о героях. Но если под героем подразумеваюсь я, то почему бы и нет. Я ответил, что отношусь к героям положительно. Мы пошли к Римме домой. Всю дорогу она вещала. Я где-то вычитал это слово, и другого к её повадке говорить подобрать не могу. Она никогда не говорит, она только вещает. В тот момент она вещала о героях, о том какое благородное дело – созидательный труд и тому подобную околесицу. А потом сказала мне, что нам надо стать чище и совершеннее, и поэтому мы будем заниматься волонтёрской работой. Этого ещё не хватало! Тут уроки списывать не успеваешь, а она вон чего придумала! Я собирался высказать ей все свои возражения, но почему-то промолчал, как у меня всегда в таких случаях бывает. Римма продолжала свою лекцию, а я чувствовал, что с этой минуты кроме двух портфелей – моего лёгкого и Римкиного тяжёлого – на меня обрушилась какая-то новая, непомерная тяжесть.

Мы пришли к Римме, и она ни с того ни с сего позвонила Егору и пригласила домой и его тоже. Я сидел вяло и ко всему безразлично: теперь уже всё равно.

Егор пришёл. За ним трепыхались полы его пальто. Одна – понуро, видимо из-за домашней взбучки, другая – чуть веселее, потому что Римма пригласила его к себе домой. Правда, увидев меня, Егор скис, а когда увидел на столе гору учебников и понял, чего Римма от него хочет, скис ещё больше.

– Курите? – спросила Римма.

Мы дружно мотнули головами.

– Правильно делаете, – сказала Римма, – если б курили, я бы начала вас отучивать.

Я про себя охнул и решил, что теперь уже никогда не начну курить. По-видимому, Егор подумал о том же.

Потом началось «хождение по мукам»: Римма заставила нас сделать всю математику и биологию, и, как я ни сопротивлялся, всё понял и запомнил. Егор страдал вместе со мной, и я почувствовал к нему симпатию.

Потом начался форменный кошмар. Римма вместе с другими волонтёрами повела нас наводить в городе порядок к майским праздникам и, «совмещая приятное с полезным», читала нам вслух стихотворение Лермонтова «Бородино».

– Римус! – взмолился Егор. – Пожалей нас! Зачем нам заниматься такой ерундой? И без нас город нормально выглядит, а стихи с нас уже год как не спрашивают!

– Ничего-ничего, – Римма стала похожа на Великого инквизитора, – приберёте немного, не переломитесь. А сбежите – списывать не дам!

Мы сметали с тротуаров мусор под торжественное: «Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: Богатыри – не вы!» Мы вкалывали как тридцать три богатыря, и всё равно понимали, что богатыри – не мы. Мы пробежались по ближайшим домам с распылителями и закрасили все надписи, которые начертали на каменных плитах и деревянных заборах безымянные представители современного искусства.

– Эх, жалко! – сокрушалась Римма. – Всех надписей не замазали! Ну ничего, город маленький, успеем.

Мы с Егором только сейчас поняли, что наш город большой, просто огромный! Это ничего, что тут всего две школы да одна библиотека. Зато здесь около пятисот домов, и у каждого минимум четыре стены или стороны забора. И по меньшей мере треть из них придётся приводить в порядок.

Эх, чего не сделаешь для дочки следователя! В особенности, красивой дочки следователя. Тем более, для первой отличницы класса. Мы чинили качели, и нам казалось, что на детской площадке до нас побывали и уланы с пёстрыми значками, и драгуны с конскими хвостами. Мы изо всех сил старались привести качели заодно с площадкой в божеский вид, и нам это относительно удалось. Примерно настолько, насколько чисто выглядит белая футболка, густо измазанная чернилами и постиранная вручную в бадье. Но мы были горды нашим трудом. Возможно потому, что впервые трудились на благо общества. Однако радоваться было рано: оказалось, и на скамейках многие люди тоже пишут свои глубокомысленные изречения. Я разозлился на всех индивидуумов, которых жаба задушит блокноты купить, а Егор признался, что ему лень быть тимуровцем, тем более, что даже конфет за это никто не даёт.

– Вот когда мне лень делать уроки, я стараюсь сделать их побыстрее, чтобы потом не приходилось ими заниматься, – поделилась опытом Римма.

Мы не поняли.

– Ну, мне лень делать уроки сейчас, но лень делать и позднее, неприятно ощущать на себе груз задолженности, – Римма постаралась объяснить чуть распространённее, – пусть лучше они останутся в прошлом. Чем больше сделаю уроков сейчас, тем меньше мне их придётся делать потом. Мне лень учиться, поэтому я учусь.

Мы с Егором сказали, что поняли. Мы всегда так делаем, когда нам объясняют запредельные темы.

– Не вешать нос, гардемарины! – подбодрила нас Римма. – В этом городе для нас ещё полно работы. Я из вас сделаю богатырей!

Придя домой поздно вечером, я не стал ужинать, а просто без сил повалился на кровать. Ночью мне снилось, что я – Илья Муромец и обороняю Москву от полчищ французов, готовых переломать за Кремлёвской стеной все качели, разрисовать стены граффити и свински намусорить на тротуарах. В конце концов какая-то Мария Антуанетта в гусарской форме сбила меня с коня и начала поднимать в школу. Я понял, что это мама, засунул в рюкзак всё необходимое и отправился честно грызть гранит науки – в первый раз после четвёртого класса. У школьных ворот я встретил Егора. Его рюкзак тоже был набит битком, и я понял, что наша жизнь кончена, и мы никогда уже не сможем стать теми беззаботными хулиганами, какими были день назад.

Мы с Егором не ошиблись – Римма и в школе установила за нами жёсткий контроль. Раньше я злился на класс за то, что ребята галдят на уроке, а теперь вдруг в кабинете стало тихо-тихо, как в могильном склепе. Жанна Васильевна несколько минут стояла в дверях, высматривая поверх очков причину такого непонятного поведения, а Римма зыркала на меня и Егора глазами – молчать! Меня осенило: похоже, это мы – я, Егор и Федька – шумим на уроках, а остальные лишь подтягиваются за нами. Федька, наш школьный подпевала, тоже молчал – он привык действовать за компанию, а раз мы с Егором внезапно онемели, то и он решил не светиться.

Жанна Васильевна никак не могла взять в толк, какое стихийное бедствие уготовано ей сегодня, но мучиться в ожидании скорой гибели невыносимо, и учительница неверным шагом пошла на встречу своей судьбе – начала урок. Мы читали наизусть «Бородино». Сперва прочитала Лика Мехова. Она у нас маленькая и незаметная, за ней никто в школе не ухаживает, учителя её редко замечают, иногда даже забывают отметки за четверть выставить. Воспользовавшись наступившей тишиной, она дрожащим фальцетом ответила домашнее задание. Затем «Бородино» продекламировал я… Потом Егор… Жанна Васильевна побледнела под пудрой и слегка покачнулась, но взяла себя в руки и выставила нам с Егором две корявые пятёрки. Потом у каждого в дневнике подписала: «Выучил честно». Егор с сожалением посмотрел на меня, потом на пятёрку и тяжело вздохнул. Мне стало не по себе.

– Никитюк, что происходит? – попробовала разобраться Жанна Васильевна.

– Не могу знать, товарищ командир, – ответила Римма.

Про то, как прошли остальные уроки, можно не рассказывать.

С тех пор, как стряслась эта катастрофа, я самому себе напоминаю девушку из песни Высоцкого «Я несла свою беду…». Волонтёрский труд – это моя карма, мой тяжкий крест. Прошло три месяца, но мы по-прежнему чиним всё, что нам в городе попадается под руку. Мы с Егором больше не дерёмся, а по некоторым предметам вытянули аж на «четвёрки» за год.

Американские супергерои нам в подмётки не годятся! Потому что намного сложнее систематически наводить порядок, чем спасать девушек от придуманных монстров. Когда я вижу, что кто-то рисует на заборе или бросает мусор мимо бака, мне немедленно хочется его «ликвидировать». Я до сих пор осознаю, что богатыри – не мы, но почему-то соседи стали гораздо больше нас уважать. И хотя это по-своему приятно, но я с тоской вспоминаю те далёкие времена, когда не нёс на себе никакой ответственности – ни за себя, ни за других. Некоторые бывшие друзья мне втайне завидуют. Это они зря: у людей, вступивших на путь борьбы со злом, очень трудная жизнь. Уж вы мне поверьте!

Семейная династия

Римма Никитюк шла по тротуару и пинала коленями свой рюкзак. За ней тащился Куницын Володя и слушал, как Римма вещает.

– Утром ты опоздал в школу, потому что забежал к Головлёву узнать, когда он отдаст тебе книгу, а в итоге с ним подрался и удирал через чердак.

– С какой стати?

– Ну, во-первых, ты давно собирался забрать книгу назад… кстати, это Диккенс или Стивенсон?

– Почему именно они?

– У нас по программе. Только Стивенсона ты уже прочитал, остаётся узнать, решил ли ты его перечитать. А Диккенсом тебя тётка пилила всю неделю.

– Ну да, это был Диккенс.

– «Рождественская песнь в прозе»?

– Откуда ты знаешь?

– Тебе это интереснее и легче всего прочитать. Ну так вот, завтра, если ты не принесёшь эту книгу в библиотеку, наша Вера Фёдоровна тебе голову оторвёт. Но завтра тебе некогда, вы с парнями затеяли какую-то аферу…

– Ничего подобного!

– Ой, да перестань! Твой дружбан, как бишь его… Тихон, да… заходил ко мне за брелоком.

– За каким ещё брелоком?!

– Твой Тихон жутко суеверный, а прошлым летом мой брелок в виде пистолета помог ему (как он думает!) завоевать первое место на соревнованиях по борьбе. Вот он с тех пор, чуть что серьёзное намечается, берёт его у меня.

– А потом возвращает?! – Язвительно спросил Володя.

– Он считает, что я намагничиваю брелок удачей.

– Ну, допустим, идут ребята по делам, а я здесь причём?

– Ты ещё вчера просил у меня батарейки для карманного фонарика. И верёвку недавно одолжил. Альпинистскую.

– А может, я для друзей?

– Друзья не нищие, у них и своё снаряжение имеется. Недавно видела. Они с уроков сбежали подготовиться, я в окошко заметила, как они советовались. Что, не так было?

– Ну было… Мы раскопки ведём…

– Ладно, договорились, будем считать, что раскопки. Не парься, я честный детектив, своих не сдаю.

– А почему ты решила, что я опоздал в школу?

– Ты хромаешь, значит, удирал через чердак и по заднему двору, а там куча железок. Чтобы благополучно удрать, надо было убегать в сторону улицы маршала Жукова, а это в противоположную от школы сторону. А потом тебе надо было бы продираться окольными путями. В итоге, как бы ты ни спешил, в школу ты опоздал на пять минут минимум. Сегодня вторник, первым уроком у нас труды. И Анатолий Николаевич опоздавшим спуску не даёт. Я заметила, ты на перемене пытался стереть из дневника замечание.

– Я?!

– Под лестницей. Чтоб никто не видел. Ты ещё потом одолжил у Ефимовой замазку. И всё равно не стёр. Судя по тому, что домой ты не торопишься.

– Ну вот скажи мне, как ты всё узнаёшь? – Вопрос был риторический, Володя и так знал, откуда.

– Вов, у меня родители потомственные сыщики.

На это Володя не нашёлся, что ответить.

Так они дошли до домика Риммы. Римма вынула ключ и вставила его в замок. Ключ вошёл только наполовину.

– Ну что такое?! – У Риммы холодок пробежал по спине. – Ох ты ж… Я же его на два оборота закрыла, а нужно было на один!

– В смысле? – Не понял Володя.

– Когда этот замок на два оборота запираешь, он потом заедает! Блин, мы же сейчас домой вообще не попадём!

Здесь, как водится, были упомянуты и ёлки, и палки, и лес густой. Римма то засовывала в замочную скважину, то доставала ключ, боясь слишком резко повернуть его и сломать.

– А давай с чердака залезем, – предложил Володя.

– Он заперт.

– Так стекло высадим. Я аккуратно, я умею.

– Прибьют.

– Тогда через дымоход.

– У нас заслонка закрыта.

– Тогда дверь выломаем.

– Ну да, конечно! – Иронически произнесла Римма. Дверь была большая, толстая и тяжёлая. Против неё сил двух худощавых ребят было явно маловато.

– Это что, кража со взломом будет, да?

Володя, больше ничего не предлагая, отстранил Римму от двери, вынул из рюкзака стальную проволоку, поковырялся ею в замке, и дверь открылась.

– Такой вариант тебя устраивает? – Вид у Володи был такой, будто для него это занятие – чашка чаю перед сном.

– Вов, ты просто профессиональный взломщик! – Восхитилась Римма.

– Это наследственное, – самодовольно, но всё же пытаясь притвориться скромным, сказал Володя, – сделай мне пока домашку, а я бутербродов настрогаю. Желательно с мясом.

– Ветчина в холодильнике, – отозвалась из комнаты Римма.

Библиотечные казематы

Когда мама увидела моё сочинение по Чехову и нижестоящую оценку, она сказала, что я в достаточной мере взял с него пример.

– Краткость – сестра таланта, – попробовал отмазаться я.

– И дочь лени, – добавил папа.

Эту концовку я упустил.

– Надо бы тебе взять пример с Толстого, – угрожающе посоветовала мама.

– У нас Римма каждое сочинение пишет, как Толстой, – мрачно сказал я, – на пятнадцать страниц. Учителей мучает.

На следующий день я честно спешил в школу, но дорогу мне преградили футболисты. Перейти через поле, которое они оккупировали, было бы нетрудно, если бы там был светофор. Но там даже зебры не было. Путь, предстоящий мне, напоминал нерегулируемую проезжую часть.

– Ребята, играйте в футбол с препятствиями! – предложил я.

– Препятствия сильно пострадают, – возразил мне пацан лет пятнадцати.

Пришлось делать здоровенный крюк. Зато остался в целости и сохранности.

Сегодня у нас, к счастью, было всего четыре урока. Такие дни для меня как праздник. Я обрадовался, что Римма сможет сделать мне уроки пораньше, и у меня останется в запасе ещё много времени.

Я просчитался.

После четвёртого урока Римма сразу пропала. Я, раздосадованный этим обстоятельством до крайней степени, применил все свои дедуктивные способности, чтобы узнать, куда мне направить свои стопы. Римма такая умная, что всю домашнюю работу делает на переменах. Так почему бы не остаться после уроков и не помочь мне?! Это уже обряд, почти традиция, а она нагло её попирает, хотя всегда была консервативной девчонкой. Или… да нет, не может быть.

По своим тайным каналам, известным только мне и никому больше, я выяснил, что Римма дала кому-то свою «Анну Каренину», а книгу не вернули, хотя Римке она нужна позарез.

Пришлось идти в библиотеку. Я, смутно подозревая, что праздник испорчен, нехотя поплёлся в бункер, где она располагалась. На входной железной двери висел плакат с глубокими изречениями: «Где говорит мысль, там замыкаются уста», «Оставь продукты всяк сюда входящий», «Книга – луч света в царстве теней». Автор этих уведомлений, несомненно, Римка. Рисовал кто – не знаю, но возможно, тоже она.

У входа сидела Вера Фёдоровна, или ВерФь, на стене красовалось: «Рот тщательно заприте на замок, Чтоб книгой насладиться каждый смог. И после сразу на храненье сдайте ключ, Чтоб к вам в мозги пробился света луч». Тоже Римка. Когда я вошёл, Вера Фёдоровна вопросительно подняла на меня глаза.

– Куницын, 7 В. Книгу не беру, пришёл за Никитюк, – протараторил я.

Вера Фёдоровна замахала руками, заткнула уши. Я замолчал, вздохнул и «сдал ключ». Она пустила меня в читальню, но этот зал мне не был нужен. Римму, с её безупречной репутацией, пускали прямёхонько к стеллажам, и там она застревала надолго.

Пришлось написать это на бумажке, чтобы Вера Фёдоровна поняла. Вообще общаться с нашей Верой Фёдоровной очень трудно. В прихожей с ней ещё можно поговорить так-сяк, но, когда «сдаёшь ключи», всякий обмен информацией прекращается. Наиболее эрудированные читатели, если под рукой нет пишущих принадлежностей, пытаются общаться зрительно, указывая по порядку на буквы, чтобы «ВерФь» составляла из них слова, или на вычурные фразы в книгах, подходящие к ситуации, или пытаются жестами объяснить, чего им надо – кто во что горазд. В общем, мне удалось проникнуть в книжный отдел.

Я вынужденно промаршировал вдоль стеллажей. На цыпочках. Пока я размышлял, как мне объяснить Римме, чего я от неё хочу, я заблудился. Это самая въедливая особенность нашей библиотеки – тут ничего не стоит заблудиться в трёх стеллажах.

Когда, наконец, я случайно набрёл на Римку, она читала. Как ни естественно это было, я взъярился. Ненавижу, когда Римма читает в библиотеке, именно потому, что она имеет на это полное право.

Я потряс её за плечо. Этого было мало. Римма страдала вместе с Карениной. Она так глубоко была погружена во внутренний мир героини, что наш, внешний, остался далеко за её мысленным горизонтом. Я хотел подать голос, но спохватился, что «оставил ключи» у Веры Фёдоровны. Хоть в библиотеке драться запрещено, но я подопнул Римку хорошенько. Всё равно не помогло. Загородил книгу рукой. Наконец-то! Хотя, по-моему, рада этому Римма не была.

Я снова попытался объяснить ей, что мне нужно списать. Но, видно, она всё ещё размышляла о прочитанном. Наверное, у неё было точно такое же ощущение, как у меня, когда я замечтаюсь на уроке и вдруг слышу: «Куницын, к доске!» Я налёг на энергичность и выразительность жестов, но – безрезультатно. Я хотел заорать, но снова вспомнил, что «ключ» у Верфи.

Я взбеленился. Я колотил себя по голове, показывая Римке, какая она дура. Иногда сгоряча промахивался и попадал по лицу, но в пылу ярости не замечал этого. Я пилил большим пальцем руки по шее, объясняя, что оторву ей голову, и впервые пожалел, что вовремя не постриг ногти. Я бросил кепку на пол, стал её топтать, забыв про то, что шуметь нельзя. Я рвал на себе футболку, царапал щёки, кусал локти, или пытался это сделать. Но она всё равно не поняла. А может и поняла. Во всяком случае, она указала мне на дверь. Иногда за такой эгоизм я Римму просто ненавижу.

С досады я повернулся и пошёл. И опять заблудился. Причем надолго. От скуки я брал с полки первую попавшуюся книгу и читал по одной главе, бросая книгу за книгой и хватая другую. А когда поднял глаза от десятой книги по счету, выход как-то вдруг нашёлся сам. Это был заговор!!!

Я «выхватил» у Верфи свои «ключи» и выскочил в коридор, намереваясь выкричаться там всласть. Но внезапно раздался звук иерихонской трубы, или, говоря прозаическим языком, звонок на перемену, и меня сбило с ног цунами шума. В первую минуту я приготовился к худшему, но, когда собрался с мыслями, понял, что до светопреставления, пожалуй, ещё далековато. Окончательно придя в себя, я убедился, что это всего лишь последняя перемена.

В библиотеке все были лишены права на разговор. Здесь же оно предоставлялось всем, и все нарушали право на это окружающих. Как говорил Экзюпери, нет в мире совершенства.

Как только я пришел домой, папа перестал смотреть футбол, а мама уронила солонку в кастрюлю с супом и ахнула:

– Володя, тебя побили?

– Поскользнулся? Упал? – с улыбкой спросил папа.

Я вздохнул.

– Все мы оскальзываемся на жизненном пути. Но ещё Конфуций сказал, что величайшая слава не в том, чтобы никогда не ошибаться, но в том, чтобы уметь подняться каждый раз, когда падаешь.

На следующее утро мама меня в школу не пустила.

Разговор в поезде4

Солнце медленно опускалось к горизонту и зябко куталось в прозрачное лиловое облако. Состав, стуча колёсами, торопливо бежал поперёк золотисто-розовых лучей, не петляя, к линии горизонта, как будто стараясь перерезать эти струи света, на закате ещё более ослепительные, чем днём. Деревьев не было, так что свет беспрепятственно проникал в незашторенные окна.

Вагон покачивало. Отец с пятнадцатилетней дочкой смотрели то в окно, то друг на друга. Рите было это интересно вдвойне, так как с папой она познакомилась только сегодня, после объяснительного разговора отца с тётей. Отец представлял собой прототип для типичного книжного злодея: давно не стриженые чёрные волосы, скуластый, худой, жилистый. Единственное, что «портило картину», так это ярко-синие глаза, никак не вязавшиеся с его угрюмым видом. Рите доставляло удовольствие, что единственное, чем внешне она с ним различалась, была итальянская коса, заплетённая ею по книжке специально для такого случая. Образ папы казался ей очень мужественным. Хотелось начать разговор, и Рита воспользовалась первой пустячной темой:

– Такое ощущение, что по пустыне едем.

– Это не пустыня, а степь, – поправил папа.

– Слушай, а давай поговорим. А то я с тобой только сегодня по-человечески познакомилась. Кстати, спасибо за то, что выкупил.

– Знаешь, ты не думай, но я порядочно перетрусил, когда с твоей тёткой беседовал. Боялся, что ляпну что-нибудь не то. А то у меня, знаешь, с детства привычка над всеми шутить. Сарказм – это моя фишка.

– Зато я дипломатично беседовать умею. Если что надо – зови меня, я справлюсь. Мы теперь идеальное сочетание, и друг друга будем дополнять. Хотя… я на самом деле тоже не овечка. Если меня разозлить, то любой Empire State Building свернуть могу. Если с американцами воевать будем, меня в подрывники запиши.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Сокращённая версия этого рассказа была опубликована в качестве «рождественского рассказа» в №6 Детского журнала Свято-Пафнутьева Боровского монастыря «Кораблик» за 2017 год.

2

Рассказ был опубликован 13.04.2020 г. в газете «Октябрь» Тарусского района Калужской области, в рубрике «Литературная гостиная».

3

Рассказ был опубликован 23.04.2020 г. в газете «Октябрь» Тарусского района Калужской области, в рубрике «Литературная гостиная». Публикация участвовала в 2020 году в федеральном конкурсе журналистских работ «В фокусе – детство», автор вошёл в число призёров в номинации «Работа над ошибками».

4

Рассказ номинировался на Детскую литературную премию «Глаголица» (г. Казань) в 2018 году, автор вошел в число призёров.