Я обрёл бога в Африке: письма русского буш-хирурга

– Это только скриннинговый тест. Повторите его: может, он будет отрицательным.

А ещё через месяц я получаю бумагу, предписывающую мне явиться в суд в качестве свидетеля по делу «Мисс G. против провинциального госпиталя».

Эта самая мисс решила подзаработать: «Мне сказали, что я «положительная», а пошла в частную лабораторию – мне сказали, что я «отрицательная». Мне нужно 100 000 рандов за моральный ущерб!!!»

Переговоры с адвокатами, призванными защищать госпиталь:

– Доктор Рындин, ваша подпись под бумагой, в которой вы подтвердили, что госпитальная лаборатория дала «положительный» тест ELISA, является основным документом против госпиталя…

Опущу детали… За четыре последующих года было два заседания суда, на которых меня терзали: что и как… На одном из них я не выдержал и сказал:

– По-моему, миссис G. должна быть счастлива тем, что я не стал выполнять ненужную ей операцию по рекомендации смотревших её Джи Пи. Вместо этого она стала на путь попытки выжимания денег из ситуации, заложенной в фальш-позитивном результате теста ELISA; такие фальш-позитивные результаты возникают у определённого небольшого процента обследуемых больных.

В ответ на это адвокат миссис G. встал в стойку:

– А вам известно, что через месяц после выписки из провинциального госпиталя больную оперировал другой врач – он произвёл ей аппендэктомию?

Теперь в стойку встал я:

– Я не верю в острый аппендицит, который нуждается в операции через месяц после начала заболевания. Мне нужно видеть результат морфологического исследования удалённого аппендикса.

…Я достал-таки это заключение морфолога: удалили совершенно «голубой» (здоровый) аппендикс!

Вчера, 08.12.2008, спустя 6 лет с начала этой истории я позвонил нашему адвокату:

– Мистер Бронхорст, чем закончилась история с миссис G.? Кто проиграл?

– Доктор, история ещё не закончилась.

Я слыхал, что адвокатам платят по минутам заседания в суде. Я подозреваю, что госпиталь уже заплатил адвокатам больше того, что запрашивала не совсем адекватная миссис G.

97. ВИЧ против нас-2. Выдуманная история

Питерсбург

Северная провинция, ЮАР

13 марта 1999

Дорогой мой Денька… Денька-Денис – на верёвочке повис…

Ты, полагаю, веришь, как понятно мне всё пережитое тобою за прошедшую неделю.

Я пишу «мне», потому как мама, возможно, напишет тебе о своих чувствах сама… но, может быть, и нет – у неё всё «в себе».

Теперь помножь эти свои переживания на мои профессиональные знания, на мои ежедневные наблюдения за больными HIV/AIDS, на мой личный опыт переживаний при ожидании результатов теста моей крови после «профессиональных» проколов моих пальцев иглами. И я сам бывал неловок, и мои сверхусердные криворукие ассистенты пронзали мою бедную плоть во время операций на пациентах, из которых каждый десятый-пятый является носителем ВИЧ.

…Да-а-а, и умножь это всё на мою впечатлительность, а уж в заключение полученную гипертрофированную картину помножь на отцовскую любовь, и получишь ты, дорогой мой друг Денис, ту самую боль, которая гнездилась в моей душе в течение последней недели. Боль растерянности. Так всегда у нас, у людей: когда страдают другие – искренне сочувствуешь, но всё-таки всегда как-то со стороны, когда же касается тебя или, что ещё хуже, твоей кровинушки, – как? почему я? почему МОЙ сын?

Вот тут-то и наступает для тебя тот самый момент истины (ситуация, которую у нас в народе называют «жареный петух в задницу клюнул»), когда ты начинаешь понимать собственное ничтожество, вспоминать всех святых и молить Бога о помощи. Уже совсем по-иному переступаешь порог церковного храма («Я пришёл, Господи…»), и осеняешь себя крестным знамением («Я с тобой, Господи…»), и преклоняешь колена («Я повинуюсь тебе, Господи…»).

В ожидании результата теста крови днём и ночью неумело творишь искреннюю молитву и просишь Господа о себе: «Господи, прости меня, грешного, и помилуй, но мне ещё рано уходить – мне вырванных с Родины ребят нужно на ноги поставить, ведь без моей-то помощи сгинут они на чужбине…»

И просишь Господа за сына в ночи: «Пощади его, Господи, он хороший и добрый мальчик… добрый мальчик… добрый мальчик… добрый мальчик…»

Стараешься уснуть, а на тебя наплывают картинки из прошлого: маленький Дениска с собакой по кличке Бим в нашем доме в Нигере… Дениска на реке Ресе вблизи Юхнова Калужской области… Дениска на мотоцикле в костромской области… Дениска… Дениска… Дениска…

Ты хочешь провалиться в сон, твердя про себя: «Он добрый мальчик… добрый мальчик…» Но слёзы накатываются, прорываются наружу из закрытых глаз и бегут по щекам. Дыхание становится сначала частым, потом толчкообразным, и ты уже осознаёшь, что это – рыдание в полусне. Вскакиваешь с мокрой подушки и садишься за компьютер, чтобы отвлечься от дурных мыслей.

Понятно, что в моей, в прямом смысле слова кровавой работе постоянно присутствует риск заражения ВИЧ. К этой мысли привыкаешь. И уже отработана на такой печальный случай схема поведения «как жить с этим»: «Буду просто продолжать работать, пока ноги ходят – я троих на край света привёз – и я за них в ответе».

Когда в Свазиленде я первый раз укололся во время операции на пациенте с неизвестным ВИЧ-статусом, я сдал в лабораторию свою кровь и кровь больного (по такому случаю согласия у пациента не спрашивают) и стал принимать антивирусный препарат. Особых переживаний в тот раз у меня не было – просто щекотание нервов.

Суперинтендант госпиталя американец с Аляски Джекл Хикл выдал мне бесплатно лекарство со словами: «It can make you sick».

Он оказался прав, после первых трёх доз AZT (азидотимидина) я действительно стал «sick»: голова моя гудела, ход мыслей нарушился. Инструкция рекомендовала приём препарата в течение месяца.

«Это – не жизнь!» – сказал я самому себе и выбросил таблетки. К концу дня пришёл ответ из лаборатории: оба теста были отрицательны.

Второй эпизод с «иглоукалыванием» был очень серьёзным: после довольно напряжённого ночного дежурства я взял кровь у больного с выраженными признаками СПИД и накололся инъекционной иглой с кровью. Вот когда душа уходит в пятки!

Мысль работала в правильном направлении: «Нужно думать не о себе, а о своих близких! Мне нужно обеспечить себе право на получение бесплатного лечения, продолжения работы и какой-то пенсии по случаю нетрудоспособности в случае заболевания».

Я попросил медсестёр в качестве свидетелей написать рапорт о случившемся. Они взяли у меня кровь и вместе с кровью больного отправили в лабораторию: мне ведь нужны были доказательства, что в момент случившегося у меня в крови не было антител к ВИЧ, а у больного эти антитела были.

Потом я сам написал рапорт о происшествии, получил на нём подпись медицинского суперинтенданта и даже кого-то ещё. Мне выдали протокол, предписывающий действия на такой случай. Завёл историю болезни, попросил одного из врачей всё случившееся записать и выписать мне антивирусный препарат для профилактики. Лекарства я получил, но принимать их не стал, – пусть будет записано, что все профилактические меры мною были предприняты. Из лаборатории ничего нового мне не сообщили: Рындин – негативный, пациент – позитивный.

Моё психическое состояние было связано не с ожиданием результатов тестов, а с самим фактом исключительно высокого риска заражения. И это состояние было ужасным; убежать в чтение, в какую-нибудь писанину или в работу было невозможно.

Разговаривать с мамой-Таней?… – О чём? Просто травить ей и себе душу?

Говорить с детьми? – Ещё хуже…

Беседовать в тот момент можно было только с самим собой. И я думал: «А вообще-то с ЭТИМ можно жить? Не со СПИДом, конечно, а с мыслью о том, что у тебя, может быть, СПИД…»

К счастью, это психическое «возбуждённо-угнетённое» состояние довольно быстро прошло.

Я говорил на эту тему с моим заведующим отделением Андреем Маховским:

– Слава, я кололся много раз…

Джеймс Робертс Томсон как-то попросил меня:

– Слава, возьми у меня кровь на ELISA-test… Я укололся.

– Джеймс, зачем тебе это нужно? Для регистрации факта?

– Не-е-е-ет…

– Просто хочешь знать!? Ну, ты мазохист!

Ко мне обратился молодой бур – интерн хирургического отделения Йоханн:

– Доктор Рындин, можно мне с вами поговорить? Я укололся от больного со СПИДом. У меня невеста, она – интерн в терапевтическом отделении.

– Йоханн, риск заражения есть, хотя и очень-очень маленький – менее 1 %. Я дам вам литературу из Интернета по этому вопросу. Зарегистрируйте случившийся факт на всякий случай. По поводу приёма препаратов: гарантий никаких нет, лично у меня к ним непереносимость.

Решайте сами. По поводу невесты: мой совет – поговорите с ней. Степень риска заражения таким же путём существует и для неё, как и для всех нас. В ЮАР трудно предсказать, сколько ты проживёшь и от чего умрёшь – от СПИДа, от автомобильной катастрофы или от бандитской пули. Нужно ценить каждый день, отпущенный вам Богом, и не откладывайте на потом дел, которые можно сделать сейчас – женитесь и заводите детей. Ведь этого «потом» может и не наступить…

Ребята поженились буквально через две недели.

Кубинский врач акушер-гинеколог Мария-Елена:

– Доктор Слава, я укололась от больной со СПИД’ом.

– Мария, словами не поможешь. Но все мы тут кололись. Только Господу известно, кому и как умереть. Из собственного опыта могу только сказать, что психическое угнетение проходит довольно быстро.

История с моим последним «иглоукалыванием» не закончилась – там ведь рекомендуется проверять кровь через 3 и 6 месяцев… Я не буду этого делать: в случае инфицирования без проявления заболевания и при отсутствии значительного снижения количества лимфоцитов (CD4/CD8 ratio) антивирусные препараты не назначают – нет эффекта. Мне ВИЧ по девочкам не разносить, а устанавливать свой ВИЧ-статус только ради праздного любопытства я не буду – я боюсь, что психологически это не для меня. Если вдруг заболею, то всякие тесты нужны будут для решения вопроса о лечении СПИД-обусловленных состояний – совсем другое дело.

А сейчас мне действительно нужно только молиться: «Господи, пронеси эту чашу испытаний мимо меня! Избавь меня от страданий. Пощади меня ради детей моих, которым я ещё нужен… я ещё нужен… я ещё нужен…»

Когда-то очень давно моя мама – уже совсем больная – говорила:

– Слава, я устала от жизни… смотрю на тебя как ты работаешь, крутишься… хотелось бы помочь, но мочи моей нет…

Когда о других думаешь, то и мысль о смерти не так страшна, любое страдание переносится легче.

Мудрость тысячелетий вложена в Библию: «…получишь, давая…».

Ну, когда всё это касается только тебя самого, то можно выстраивать какие угодно психологические конструкции для преодоления психического стресса. Однако, когда вдруг встаёт вопрос о твоей «кровинушке», то все твои мыслительные ухищрения рушатся, и остаётся только Бог.

– Татьяна, мы должны выработать план нашего поведения и жизни на случай несчастья.

Вдруг результат окажется «положительным»… у меня нет никаких идей: что говорить, как поступать? – Просто голова идёт кругом.

– Здесь просто нужно молиться… Ты не молишься… Нужно…

Я взорвался:

– Разговор с Богом – вещь интимная. Молись так, как твоей душе угодно – разве я против? Только не бери на себя право диктовать, как это должно быть у других. Я же говорю о делах земных: как поддержать сына, как нам всем жить с ЭТИМ? Ты знаешь? Я пока не знаю…

Теперь взорвалась мама Таня:

– Что ты его хоронишь прежде времени!

– Я не хороню… Я просто немного больше тебя знаю.

Мы разошлись по разным углам и больше не разговаривали на эту тему, каждый переживал ЭТО по-своему.

Мама Татьяна сказала, что Денис сдал кровь и результат будет известен только через 3 дня.

«Почему через 3 дня?» – подумал я, – «тест занимает всего несколько часов». Однако я не стал уточнять: может быть, просто проблемы «логистики» – доставки в лабораторию, получения результата и т. д.

Примерно за день до твоего звонка я уже был психически истощён и признался маме:

– Тата, я не знаю, как я со всем этим справлюсь…

Твой звонок «Ну что, пап, вроде бы, жить буду!» – вернул, прежде всего, к жизни меня.

Мама призналась, что она решила сначала получить результат сама и при необходимости иметь пару дней в запасе – пережить известие самой и продумать план извещения меня.

Можно подумать… Да, впрочем, ничего не нужно думать – человек заботился, прежде всего, не о себе, а о ближнем!

Ну, вот так, дорогой мой Денька-Денис, Denis the manace…

На этом и закончим нашу историю, которая могла бы о-о-о-чень сильно изменить жизненные планы нашей семьи.

На этом свете каждому из нас отведено точное число лет, месяцев и даже дней и часов… При любых обстоятельствах не следует укорачивать свой срок пребывания на этом чудесном свете – не стоит брать грех на душу!

Я каждый день наблюдаю из окна за парализованным мужчиной в кресле-каталке, играющим в теннис…

Он обходится со своим сроком жизни очень бережно.

Привет.

Папа-Айболит.

PS. Интересно, что Президент южно-африканского общества «Жизнь со СПИДом» – белый, сам болен СПИДом. Очевидно, что забота о других помогает ему жить с ЭТИМ.

98. Ящик Пандоры

Я не знаю, кто принёс в хирургию сравнение «Ящик Пандоры» и для какой патологии оно предназначено. Я бы присобачил его к кишечной непроходимости – уж больно ёмкий хирургический термин, на фоне которого в брюшной полости можно встретить всё, что угодно…

Об этой больной мне сообщили в два часа дня по телефону из страны, где живут шангана:

– Доктор Рындин, кэш-больную с острым животом возьмёте?

– А она ещё ходит?

– Нет уже, но до Полокване доедет. Я её мужу ваш телефон дам, ага?

– Ага…

Через пять минут звонит муж:

– Док, сколько это будет стоить?

– Нууууу… Как я могу знать, не видя больной? Ну, не меньше 5000 рандов. Везите жену в приёмное отделение провинциального госпиталя – они мне позвонят.

Позвонили в десять вечера, когда я думать забыл про больную. Я не люблю кэш-пацентов: они, как правило, поступают в запущенном состоянии, а для правильного обследования и быстрого лечения у семьи средств нет.

У больной клинически была явная кишечная спаечная непроходимость. Клинически она у меня не вызывала подозрения на «катастрофу» в животе.

– Мама, я попробую облегчить ваше состояние без операции: дам вам хорошее обезболивание, поставлю капельницу, а завтра посмотрим…

Ввожу больной назогастральный зонд, мочевой катетер, ставлю капельницу, беру кровь на всякие анализы (в провинциальном госпитале такие порядки).

Ночью меня по поводу больной не беспокоили.

Прихожу в восемь утра – больная моя явно «поплохела». Но все анализы выглядят очень прилично, кроме гемоглобина, повышенные цифры которого указывают на гемоконцентрацию.

Назначаю больной вливание 2000 мл жидкостей за два часа, а сам иду организовывать операционную.

В выходные дни в провинциальном госпитале с операционной для моих частных больных проблем нет: я плачу сёстрам чуток за активное содействие.

Ищу анестезиолога. Набираю номер частного анестезиолога-специалиста:

– Питер, 1500 рандов тебя устроят?

– Нет, Рындин… Мне нужно 2500 рандов – эти кишечные непроходимости у старух полны неприятностей…

… Я нахожу старика Шейха:

– Салям Алекум, Шейх! Поможешь мне?

Через два часа собираю кворум, и мы берём больную на стол… Тут моя тётка сбрасывает артериальное давление до 80/45 мм рт. ст…

– Септический шок, – произносит мой ассистент Раймонд Мушаике – Давайте нальём её побольше.

Он приступает к установке катетера в яремную вену…

Протанцевали за реанимацией больной на операционном столе более часа.

Открываю брюшную полость со словами:

– Не мезентериальный тромбоз, надеюсь…

… Через разрез брюшной стенки на меня смотрят чёрные-пречёрные петли тонкой кишки… Расширяю разрез, нахожу причину: невинного вида спайка, похожая на шнурок от ботинок, обмотала брыжейку тонкой кишки и удавила питающие кишку сосуды до смерти.

Без раскрута кишки перевязываю все сосуды – обязательный манёвр, предохраняющий от внезапного выброса в кровяное русло большого количества токсичных (ядовитых) веществ из омертвевшей кишки. Всёго удалили около 2 метров кишки. Соединяю пересечённые участки кишки, «мою» брюшную полость и закрываю её.

– Она должна справиться! – подбадривает меня Мушаике.

Ночью меня вызвали к больной – она резко сбросила артериальное давление. Справился, но чувствовал себя неуверенно.

Сегодня – четвёртый день после операции: удалил все дренажи и начал питать больную жидкостями.

99. Кто вам нужен – врач или учёный?

Не так давно в одном из профессиональных медицинских виртуальных «междусобойчиков» разгорелся очередной «срач» по поводу плохих диссертаций:

– Ах! Как так можно?! Доколе можно?!!

И чего, спрашивается, задницу дерут господа «лепилы»?Да в СССР/Новой России всегда так было: на одну стоящую диссертацию (кандидатскую или докторскую) – пять дерьмовых.

И в дальних забугорьях с этим делом не лучше – недаром в одной из публикаций по операции Уиппла[34] при раке поджелудочной железы было отмечено «One study reported actual risk to be 2.4 times greater than the risk reported in the medical literature, with additional variation by type of institution.» [В одном исследовании сообщают, что в действительности риск в 2,4 раза больше (в зависимости от типа лечебного учреждения), чем сообщают в медицинской литературе. ]

Приписками западные господа занимаются ничуть не хуже, чем восточные «лепилы».

Правда, на проклятом Западе никто всерьёз не воспринимает учёные степени: «А мне начхать на твою докторскую степень, если ты прилично мне в задницу заглянуть не умеешь».

По поводу святой веры русских в кандидатские-&-докторские диссертации несколько раз с большим юмором прокатывались в фильмах Голливуда.

Я писал в России диссертации, кандидатские и докторские, чужим людям: это был мой самый честный побочный заработок. Платили мне хорошо, очень хорошо. Но и я душу, можно сказать, в чужие диссертации вкладывал.

Вот сейчас думаю сам себе: «Если ноги откажут, то, может, мне к старому проверенному способу добывания денег вернуться – писать диссертации русским и нерусским российским докторам?»

100. ЧЛХ: Пигмалион. NB! Слабонервным и детям не входить!

Кто-то из моих друзей-читателей позавидовал африканской широте моих возможностей оперировать и спросил про ЧЛХ – челюстно-лицевую хирургию. Ну, дескать: «Дед, а ЧЛХ – могёшь?»

Я нашёл свои старые посты в «Письмах Айболита».

Перечитал…

Мне понравилось – это предмет моей хирургической гордости под старость.

Пигмалион-1 «Бьют женщину… Блестит белок.В машине – темень и жараИ бьются ноги в потолок,Как белые прожектора… Бьют женщину… Так бьют рабынь.Она в заплаканной красеСрывает ручку, как рубильник,Выбрасываясь на шоссе…»

Я показывал в англоязычном SURGINET'e фотографию выброшенной из машины женщины, у которой снесло половину лица – кожа с правого глаза, всего носа, верней и нижней губ справа была как бы отпрепарирована.

Мне удалось пришить эту половину лица на место. У больной был перелом правой глазницы, и создавалось впечатление, что глазное яблоко вытекло – к нашему изумлению, оно осталось целым, но зрение было утеряно в результате повреждения глазного нерва.

Глаз пришлось удалить при второй операции, затем женщине вставили глазной протез.

Поскольку кости носа были снесены, пациентке выполнили позже пластическую операцию по вживлению костей носовой перегородки – благо на африканках это относительно несложно.

По завершении многоэтапного хирургического лечения моя пациентка стала выглядеть, на мой взгляд, даже более привлекательной, нежели на фотографии, вклеенной в её паспорт.

Я не стал расписывать для SURGINET'овцев травму промежности, больших половых губ и влагалища у этой мозамбиканки. Медсёстры палаты, в которой лежала женщина, прониклись ко мне особым уважением в тот день, но не столько за выполненную операцию, сколько за моё общение на португальском языке с пациенткой. Я с гордостью храню в своём архиве цифровой снимок женщины после первой – моей! – операции. Просто Пигмалион буш-хирургии.

Ну, после меня, разумеется, офтальмологи поработали… Но важно не это, важно то, что я не сдрейфил – взялся за больную без рассуждений «Смогу или не смогу?»

Пигмалион-2

Этот больной частично выпал из мчащегося автомобиля и правой половиной лица проехался по асфальтовому шоссе… Частично – это значит, ноги его ещё были в машине, а лицом он уже скрёб асфальт. Представляете?

Интересно заключение одного из моих молодых российских коллег:

– Ну, этот уже не жилец…

Рентгеновский снимок

В палате интенсивной терапии – жилец? Перед выпиской с переводом к пластическим хирургам – жилец!!!

101. X-mas miracle – рождественское чудо

4 августа 2005 года.

В первые же дни моей временной «совместиловки» произошло три довольно сложных случая.

Об одном случае, самом напряжённом, я уже вскользь писал в Russian Surginet. Там особенного впечатления это не произвело – похоже, что российские хирурги каждый день видят больных с геморрагическим панкреатитом, осложнённым почечной недостаточностью. Но я позволю себе ещё раз прокрутить историю моих переживаний для молодой части уважаемой аудитории – она войдёт в книгу «Мои M&M».

Я всегда говорю студентам, интернам и «комьюнити сервис»-врачам:

– Вам не нужно сейчас видеть много больных – это от вас никуда не уйдёт. Сейчас вам нужно научиться глубоко осмысливать/анализировать каждый представившийся вам случай. Можно сделать каждый случай интересным – это всецело зависит от вас. Учитесь не только смотреть, учитесь видеть.

Я спешил в госпиталь, чтобы посетить госпитализированную на моё имя больную с кровотечением, когда по поводу мистера Ратшибая мне позвонил доктор из госпиталя городка Чилиндзини – одного из наших шести региональных госпиталей провинции:

– Доктор Рындин, у меня больной 44 лет с болями в животе, рвотой, отсутствием отхождения стула и газов. Живот вздут, при пальпации – разлитая болезненность с выраженной перитонеальной реакцией… На рентгенограмме живота – «воздух-с-уровнями-жидкости» в кишечнике (никто здесь не употребляет термина «чаши Клойбера»). Больной имеет медицинскую страховку «Protector Health», просит направить его в частный госпиталь.

– Спасибо, док. Пошлите его прямо в приёмное отделение частного госпиталя. Если я буду занят на операции (у меня тут сейчас больная с желудочным кровотечением), пусть его госпитализируют на моё имя. Я посмотрю больного, как только освобожусь.

И я вернулся к своей больной с кровотечением. По поводу этой курильщицы-и-поедательницы-аспирина (постоянно рекламируется всеми средствами массовой информации и продаётся на каждом углу под названием «Grand Pa»), бурки 47 лет по имени миссис Нел, мне позвонил в 6:30 утра частный GP доктор Maintjies (Мейнкис):

– Док, я вчера вечером госпитализировал больную с рвотой кровью… Сейчас у неё гемоглобин упал с 11 g/dL до 8 g/dL.

Через 15 минут я уже был около больной.

Этот доктор, фамилию которого я к общему веселью медсестер произнёс как «Манки», конечно же, упустил больную: по окраске её лица можно было предположить, что у неё гемоглобин много ниже 8 g/dL.

Заирец оказался на высоте – он согласился со мной во всём. Он остался колдовать над приготовлением больной к операции, а я отправился опять говорить с родственниками.

Родственники отнеслись к ситуации с пониманием: