My Darkest days

Вероятно, это, конечно, было не так, как сказал Акс. Но что видит человек, у которого горе и злоба на первом месте? А все его попытки прокрастинировать были, иронично, прокрастинированы.

– У меня семья есть, которую, прикинь, надо кормить! И да, я буду пихать рекламу тогда, когда посчитаю нужным. Потому что, иди на хер, вот почему. Взрослый лоб, а понять не может.

– У тебя в каждом нашем разговоре всплывает слово «семья». Я безумно рад за тебя. И знаешь что? Томми, иди в пекло.

Вот так, в очередной раз, из-за притянутой за уши причины, но в силу омрачающих обстоятельств, мелкая склока может перерасти в полноценную ссору двух хороших, если не лучших, друзей. Не в то время, не в том месте, не те слова.

4

– Акс, это Томми. Прости за ссору. Ты где? Развернулся тогда, психанул и ушел. Я понимаю, нервы. У тебя опять началось, да? Снова плющить начало? Ты мне скажи, я помогу, чем смогу. Просто ответь на звонок. От тебя сутки вестей нет. Не верю, что ты дома заперся, я проверял. Да и вряд ли ты там сейчас можешь находиться. Ответь, короче, хорошо?

***

– Аксель, ау. Amicissimus. Брат. Третий день, а ты хрен знает где. Ни ответа, ни привета. Я понял, ты снова пошел само бичеваться или что ты там делал несколько лет назад. Будь добр, хотя бы мне, хотя бы сообщение, фотку скинь, что ты тупо жив. И всё.

***

– Я тебе оставил десяток голосовых уже. Еще больше просто сообщений. Ну, надеюсь, ты жив. Хотя бы.

С каждым сообщением голос Томми становился грустнее и грустнее. Они были давними друзьями, еще задолго до начала их отношений со своими дамами. Тогда, они ночами зависали в местах со сборищем сомнительных персон, употребляли то, что не следовало, а если и следовало, то не в том виде, не в том количестве и не таким образом. Аксель страдал и пустился на путь самобичевания, ибо проблемы шли одна за одной: родители умерли, девушка делала ему "рога" и ,по итогу, залетев, ушла к другому, работы не приносили отдачи, денег, профита, в общем. Вроде, ничего удивительного, многие и не из такого дерьма выбирались, но тут весь стресс тянулся с самого детства и где-то к двадцати годам, это был набор психозов, страхов и сомнений. А сил ни моральных, ни физических уже не было. Плюс, не у всех есть запас такого здоровья.

А что Томми? Друг же просто любил кутить и не видел ничего плохого в таком времяпрепровождении. Тем более, считай, составлял Аксу компанию. Благое дело, не иначе!

***

– Мистер Ли?

Наверное, самый внезапный звонок разбудил Томми посреди ночи. Спросони, он пока не понял, что к чему, но через пару секунд, уже представлял, что ему скажут.

– Эм, да, я, что-то случилось, да?

– Случилось. Мистер Кейн, Аксель Кейн. Вы записаны у него в контактах, как второе лицо в случае экстренных ситуаций. До первого, Мисс Карен Грейс, мы не дозвонились.

– Ох, да, конечно, я вас слушаю… – Томми повернулся в сторону. – Спи, дорогая, это по работе.

***

Радиоведущий приехал, как только смог. На Акселя было тяжело смотреть, да и вообще находиться в одном помещении, хотя бы потому, что запах был как если человек умер, воскрес, снова умер, а его труп окунули в самый вонючий сыр на свете. Фиолетовые пятна по телу, от синтетической наркоты, надувшиеся вены на лбу, разбитые костяшки пальцев, нос, губы и левый глаз. Выдрано несколько клоков волос. Но жив. Нашли в помойке у одного из клубов на периферии города. Жаловались на отвратный запах, а дело вовсе и не в мусоре оказалось. Так и нашли.

– Извините, док. Что с ним будет дальше? – Томми явно волновался, но в глубине души был в ярости, что этот хмырь, который его друг, не отвечал неделю и пришлось ехать в больницу посреди ночи из-за него.

Бородатый дядька с красным носом, то ли из-за алкоголя, то ли аллергии, прокашлялся и отхаркался прежде чем говорить.

– Ну, вообще-то, по-хорошему, я должен заявить в полицию на его счёт. Все-таки наркоша, может опасен для жизни окружающих и тому подобное.

– Но?

– Но, вообще то, чхал я на таких отбросов с высокой колокольни. Естественный отбор в действии. Если он тупой, чтобы принимать синтетику, не имея искусственных внутренностей, то скатертью дорога на тот свет. А насчет окружающих, так тоже сами виноваты, что общаются с таким отродьем.

– Вы же понимаете, что раз я у него в контактах, значит, я с ним, так или иначе общаюсь.

– А это, вообще-то, принимайте, как хотите. На свой счёт или нет, – и достал из папки с "историей болезни" тонкую флягу, открыл и выпил. – Мне геморрой и бюрократия не нужны. Берите за шкирку и топайте.

– Может, вы и правы. Лучше быть убитым им, чем стать таким как вы, да, док?

– ЧТО?! Вон! На хуй, оба! И манатки его забери.

Врач рявкнул, брызжа слюной. Кажется, он пил портвейн. Ничего особенного. Дешевое пойло, дешевых людей.

Вещи валялись разбросанные на полу, пришлось наклониться, чтобы их взять и иметь риск получить по хребту, за провокацию врача, которой, впрочем, не случилось. Врач был прилично пьян и мог рухнуть в любой момент, вот и не стал рисковать бить в спину. Затем Томми, взял друга на руки. Никаких катетеров, шлангов и труб к телу прикреплено не было, что позволило быстро "сделать ноги".

***

Он медленно начал открывать глаза. Во рту словно кошки нагадили, в горле сухой ком. Руки, ноги дрожат. Голова болит. Глаза режет. Весь этот, и не только, перечень вещей тяготил бренное тело Акселя. Повезло, что над головой не было никаких ламп и светильников. В комнате в целом был полумрак. Томми понимал состояние друга и прекрасно знал, как важно избавиться от раздражающих внешних факторов, после такой попойки. Аксель же не пытался встать, но пробовал что-то сказать, хотя ничего не получалось. Рот слушаться не хотел вовсе.

– Погоди, дам воды. Сейчас.

Том, словно супергерой, тянул живительную влагу другу. Соломинка утопающему, рыба голодающему. Акс было попытался рукой дотянуться, но рука тоже не стала делать дело и лежала мертвым грузом на кровати.

– Да погоди. Лежи просто, хорошо? Лучше бы не просыпался…

Томми, приподнял голову друга и дал воде дотронуться до губ. Попить все же не получилось, отходняк от всего принятого был жесточайший, а печень, наверное, больше всех хотела сейчас умереть.

Минут через двадцать горло было промочено и можно было говорить. Но Аксель не знал что. Было ужасно стыдно перед другом. Было ужасно стыдно перед Карен. Перед первым, за то, что пропал, перед второй за то, что делал.

– Нам надо поговорить, – первым нарушил тишину Томми.

Ох, Аксель ненавидел эту фразу с самого детства. Её, наверное, все ненавидят, но тут прямо было лютое отторжение.

– М?

– Я не знаю, где ты пропадал. Я не знаю, что ты делал, и что с тобой делали. Я побоялся везти тебя к себе, поэтому мы в мотеле за городом. Еще страшнее мне было от того, что тут на «ресепшене», – Томми взял слово в кавычки, – Никто даже слова не спросил, почему я с телом на плече. Отвратительное место. Отвратительно, что мне пришлось ехать за тобой по первому же звонку врачей. Ты мне отвратителен. Мудак. Я, так понимаю, ты ошивался с той сектой и тем фанатиком, который тебя встретил в день, когда ты сбежал? – Томми выпускал пар как мог.

– Прости, – Аксель замолчал на минуту. Говорить было сложно, вспоминать еще сложнее. Голова была абсолютно против. – Нет, я вообще забыл про него. Я просто ушел. В отрыв? В разнос? Позвонил Арни и тот достал всё, как тогда. Помнишь, Арни?

– Ага, гандон-наркоман.

– Да-да. Кажется, он перебрал, и мы его хоронили. А может это глюки были.

– Заткнись. Честно, не знаю, что делать. Следить за тобой, как несколько лет назад – я не могу.

– А ты и не следил. Ты участвовал.

– Я был рядом, так или иначе. А сейчас все иначе.

– С одной стороны да, с другой стороны нет. Я снова один, мне снова отвратительно, я снова не знаю, что делать.

– Но, а у меня по-другому! – вспыхнул Томми. Но он всегда так, дай ему пять минут позлиться, а потом снова станет заботливой мамашей. – У меня семья. Работа. Брат, я искренне хотел бы тебе помочь. Но ты сам должен этого хотеть. Да даже если я прикую тебя к кровати, сам сяду рядом с битой и буду сидеть сутками – ты или найдешь способ слинять, или просто подохнешь с тоски и одиночества. И я не шучу. Такие случаи в мире уже бывали. Человек просто отказывался жить и тихо помирал.

– Я хочу. Или нет? Не знаю. Сложно, а голова совсем не варит, – слезы наворачивались на глаза. – Я хочу уметь менять время. Я хочу, чтобы все можно было изменить. Все можно было переиначить, – на последнем слове в горле появился ком. – Переиграть, пережить заново. Загрузить сохранение. Переместиться в прошлое. А хер там плавал, дружочек. Поэтому, то, что я хочу – невозможно. А другого на уме нет. Такие дела.

– Понимаю…

– Нет, – резко и громко перебил его Аксель

– Заткнись, щас как… – Томми задрал руку вверх, как если бы хотел удалить друга. – И слушай. Тебе стоит это «другое» придумать и чем быстрее, тем лучше. Еще один такой загул ты, может, и протянешь, но клянусь, последующий тебя просто убьет. Так или иначе. Наркотики или барыга лицом об асфальт – не суть.

– Ага.

– Может реабилитация? Ну, центр реабилитации.

– Мы же там были.

– И мне помогло.

– А мне нет. С чего бы во второй раз поможет? – за весь диалог, Аксель так и не посмотрел, и не посмотрит другу в глаза. Взгляд был уставлен в самый темный угол комнаты. Так было проще. Физически и морально.

– Тебе надо что-то менять. Работу, дом, образ жизни. Вообще всё. Просто, чтобы голова была занята, условно, тем, какой коврик в ванну выбрать, а не мыслью, где взять наркоту и получить в табло.

– Возможно.

– Я дам денег на первое время.

– Спасибо, но у меня есть.

– Я дам денег на второе время.

– Это ты так в меня веришь, что с первого раза не получится? – Аксель попытался отшутиться.

Томми его проигнорировал и продолжил.

– А на что ты закупался в клубах?

– Ты меня знаешь, я умею втираться в доверие и находить друзей на вечер.

– И подруг…

– Нет, в этот раз нет. Я не собираюсь…

– Да я понял, расслабься.

– Дай-ка куртку.

– Это чья-то? Спёр у кого-то?

– Она мне её подарила. Я такое не потеряю. Ни за что.

Аксель взял протянутую ему джинсовую куртку и с трудом начал елозить по карманам. В одном из таком карманов он вытащил клочок бумаги. На бумаге цифры. Набор цифр обозначал номер.

5

Побитый парень зашел в кафе. Отряхнул голову и куртку, которые были в каплях дождя. Синяки и ушибы на лице были легко замазаны чем-то из женской косметички, но некоторые припухлость и прищур левого глаза, она скрыть не смогла. Аксель пробежался взглядом по столикам. За одним из таких занятых, он увидел того самого человека, который встретил его у входа в офис, где было радио его друга. Тот же серый балахон, только снят капюшон. Волосы седые, в целом короткие, но есть ежик на темечке. Да и на вид ему действительно было плюс-минус пятьдесят, но в нынешних реалиях могло быть и сто пятьдесят.

Это не было похоже на встречу двух бандитов на нейтральной территории, как в фильмах, но нутро Акселя хотело чуть поднять себе настроение и разыграть сценку. Он огляделся еще раз и, как бы между прочим, пошел в сторону будущего собеседника. Тот смотрел на это выжидающе и … непонимающе. Не то, чтобы ждал какого-то подвоха, скорее хотел быстрее начать и быстрее закончить. Как будто куда-то торопился.

Акс сел на столик рядом и кивнул. Его не поняли и смотрели как на дурака. Так продолжалось секунд тридцать, пока Аксель не понял, что эти «игры» интересны только ему.

– А что это было то? – спросили у Акселя, когда тот таки подсел.

– Да хотел себе настроение поднять. В шпионов поиграть, а вы не подыграли.

– Прошу прощение, возраст не позволяет, да я и не понял, что это было.

– Ладно, сглупил, виноват. Тогда к делу? Вы мне сказали, что можете … чем-то помочь? Честное слово, я бы даже не попытался с вами связаться, но дал обещание, что возьму себя в руки и найду способ все исправить в своей, катящейся под откос, жизни.

– Люблю честность, но у меня есть отвратительная черта считать, что если человек делает что-то из-под палки, то никому не будет от этого пользы. Все должно идти изнутри. По доброй воле. Понимаете?

– В каком-то смысле, я и сам такой. Ну, тоже так считаю. Это ведь логично. Что нужно не подчинение, а согласие, солидарность что ли. Но если я вам скажу, что человек может не знать, чего он на самом деле хочет? Меня нынешнего это оправдает?

– Вот так? С места в карьер? – ухмыльнулся собеседник.

– Ну, я немного пригубил перед встречей. Последнее время, мои день, утро и ночь – это существование на алкоголе и препаратах, а слезать нельзя. Сразу. Постепенненько.

Акселя немного начало вести из-за выпивки на голодный желудок. Поэтому сначала он, а затем и собеседник заказали по порции ланча. Разговор длился минут пятндацать о том, да сём. Никакой конкретики. Вито, а именно так звали человека напротив, смог обуздать рьяный настрой парня и увлечь его диалогами о разном. Пока Аксель не закончил трапезничать и не вспомнил, а зачем он вообще сюда пришел.

– Так, а вы что хотели сказать? Еще тогда, в первую встречу.

– Это будет длинный разговор, наверное. Но перед ним, не менее длинный мой монолог. Вы в состоянии воспринимать информацию или может лучше перенести встречу на другой раз?

– Нет, я поел, мне стало лучше. Сонно, но я вполне понимаю, что и как, – Аксель, с видом довольного кота, ворочал последнюю картофелину по тарелке.

– Хорошо. Начну издалека. Не перебивайте, даже если покажется, что я «иду не в ту степь». Уверяю, в конце вы и сами все поймете.

– Нет проблем.

– Вера. О ней пойдет речь. Которую можно интерпретировать как синоним к слову "религия". Дело в том, что суть этой самой веры, изначально заключалась не в выкачке денег из прихожан, как это было перед кончиной такого целого «направления» как церковь, – на словах религия и направления, пилигрим показал пальцами кавычки. – Нет. Изначально была именно, что просто вера. Она была задолго до богов, не было крестовых походов, индульгенций и прочего бреда. Ты идешь охотиться на мамонта и просишь у «чего-то всемогущего», например, у корявого рисунка углем на стене своей пещеры, помощи, потому что даже с тем мозгом, как у обезьяны, было понятно, что мамонт зверь серьезный. И идти на него с острой палкой, пусть и вдесятером будет сложно. А где сложность – там опасность. Опасность – страх. Быть убитым, например. Ты можешь полагаться на себя и свое племя, но… – Вито решил не продолжать это предложение, посчитав, что смог и без последних слов, намекнуть на искомую суть.

– Но дальше больше. Твой ребенок болеет и никак не может победить хворь. Ты потратил все деньги, обошел всех знахарей, и никто так и не смог помочь. Наука и медицина бессильны. Что ты будешь делать? Веровать. И, разумеется, молиться. Ведь все, твои силы на исходе. От тебя ничего не зависит. И ты отдаешь бразды на откуп чему-то всевышнему. Уж кто-а-кто, но он же сможет помочь?! – пилигрим не иначе, привел пример из другого временного слоя. Но и это не было концом его монолога:

– Дальше больше. Ты летишь в самолете, и он начинает падать. Паника, страх. Логика отключается, и ты забываешь, что есть пилот, который старается спасти две сотни жизней. Ты начинаешь молиться. У тебя это в крови. Твой предок делал это, когда пытался загнать мамонта. Или дальнейший родственник переживал за своего ребенка. Даже если ты лично сам никогда этого не делал, то на каком-то интуитивном уровне, просыпается острое желание жить. И я говорю ровно о тех ситуациях, где ты бессилен. Где ты не можешь пойти на ситуацию "с кулаками". У проблемы нет тела.

Здесь Вито все же дал себе передохнуть. Попить воды. Экспрессия экспрессией, но жажда замучила. А что потом? Конечно, он продолжил дальше:

– И так было всегда, на протяжении доооолгого времени. Но в какой-то момент, кто-то понял. Что этим можно пользоваться. Для людей высших чинов, в уже раннее время, вера стала мотивом и движущей силой в своих завоеваниях. Мол, вот у соседней страны есть бог, да только он отличается от нашего. Буквой в имени, наличием рук или рогов, цветом кожи или какая разница чем еще?! Он другой! Он не наш. А наш бог, самый истинный и он против этой веры. Так и давайте докажем, что наша вера сильнее и единственно верная. А простые люди – тупые. Были и остались… Я вижу, твои округленные глаза. И просил не перебивать. Так вот, они, люди, верили и хотели верить потому, что иначе никак. И такие заявления преспокойно принимались за чистую монету. И люд готов был биться за веру, если ему скажут. Его божок сильнее, а вера, по словам царей и королей, приближала тебя к этому самому богу. А раз ты с ним рядом и идешь рука об руку, то и в молитвах он поможет тебе первым, вылечить твоего ребенка, найти бабу посисястей или отыскать клад. Вот и все. Время шло, люди вроде как умнели, но всегда находились новые и новые способы ими манипулировать. Все на той же вере. Просто эта вера модифицировалась и видоизменялась. Менялась цель. Менялись суть, основа и центр этой веры. Да даже само слово «вера» позже перестали использовать, а заменяли синонимом. Черт, ладно, вижу есть вопросы?

Все это время, Акс сидел не то с открытым ртом заинтересованности, не то с открытым ртом непонимания ситуации. Лишь съев ту самую, последнюю картофелину, он смог принять и «понять» тираду Вито.

– Да не то, чтобы вопросы. Вы похоже действительно начали прямо из далека, потому что пока что я вообще не понимаю, к чему это.

Вито закатил глаза, так как надеялся на продуктивный фидбэк, но не получив его продолжил дальше сам:

– Тогда продолжу. На дворе двадцать третий век. Теория эволюции, разумеется, доказана. Отсутствие бога доказано. Всё, церковь умерла. Верхушки всего мира, возводят в статус "божества" совершенно другие вещи. Более материальные. Это тема для другого разговора. Но умерла ли вера, которая "та самая". Изначальная?

– Не понимаю.

– Умерла ли духовность?

– Все еще не понимаю, но думаю, да.

– Умерла, верно. Но вот у тебя беда. Бога нет, душа страдает. Что делать?

– Не знаю. Могу поискать в интернете, что пишут психологи.

– А ты разве не читал? Перед тем как уйти в загул.

– Какой загул?

– Прекрати. Я прекрасно знаком со следами от уколов на шее, что ты не смог спрятать. Разбиты руки, лицо. В начале сам признался, что на препаратах. Явно не валерьянка.

– Ну, тогда да, читал.

– Помогло?

– Нет, не особо.

– Понимаю. Но я тебя огорчу, это помогает. Просто, одного того, что пишут – мало. Есть секретный ингредиент. И вот о нем забывают.

– Какой же?

– Разделить свою боль.

– Я не думаю, что кибернетика или биология дошли до такого.

– Нет, разделить ее с человеком. Людьми, – и Вито ткнул пальцем почти в каждого сидящего в кафе.

– Ничего не понимаю. У меня есть друзья, друг. Я могу им выговориться. Да я это и делал.

– Замечательно! Но нужен не друг, а человек переживший такую же боль. Переживший, сука, на себе… – стукнул Вито кулаком по столу. – Прости, просто для меня это всегда очень эмоционально. Именно такой человек сможет выслушать на самом деле. И сказать то, что не скажет никто другой. Никакой психолог, ни какой ИИ.

– И вы, тот человек, что может правильно выслушать?

– Сомневаешься? Зря. Ничего, кстати, что я на «ты»? Нет? Славно. Так вот, не ты первый, не ты последний сомневающийся. И отвечая на вопрос: нет, не я. Или даже «не только я». Нас много. Только в этом городе живет несколько десятков миллионов человек. И многие теряют веру. В себя, в окружающих. Этот мир целиком создан корпорациями. Ты либо рабочий винтик, либо ты издох и тебя меняют. А что будет с тобой дальше – плевать. А мне нет. Мне не плевать. Я ищу таких людей и пытаюсь дать им новую веру. Во что угодно, но, чтобы она дала им сил.

– И вы главный среди этих людей?

– В каком-то плане да. Разумеется, пока что я не могу транслировать свою помощь, – осекся пастырь, – на всех тех бедолаг, что в ней нуждаются. Но тех, кого я нашел, их я беру под опеку.

– То есть, иными словами, у вас секта?

– Брр. Ужасное слово. Я называю нас общиной. У нас общие мысли и общие цели. Поэтому мне кажется это слово логичным. Мы обитаем не в подворотне или канаве, а в крупном и чистом особняке. В черте, но на окраине города. Я бы назвал это даже дворцом. Куча комнат, спален, несколько этажей. Сейчас там проживает порядка двадцати человек, но и это только живущих там. Кому негде жить или кто не хочет быть один. Есть много друзей и вне этого дома. Там, в особняке, у нас есть свой повар. Кто-то убирает комнаты и территорию близ дома. Каждому находится дело вне зависимости от пола, цвета кожи, мировоззрения или строения организма. Мы всем рады.

– Строения организма?

– Речь о модификациях. Сам же понимаешь, что есть настоящие культы генных модификаций, которые повёрнуты на том, что это единственно верный вариант совершенства организма. Вон, даже годовщину праздника недавно отмечали. Но есть другие, кто считает, что только железо и протезы могут и должны быть частью тела. Мы в стороне от этих распрей. Все имеет право быть.

– Это все замечательно, но к чему ваша… Ваша община?

– Для людей с общей целью, говорю же. Да даже не только целью, но и прошлым. А может настоящим. Нет, оно, конечно, у каждого свое и разное, но одинаково сложное и неприятное. Если ты понимаешь, о чем я.

Акс припустил глаза. Так можно было описать и его прошлое. Как минимум так. Сейчас бы выпить…

– Вижу, понимаешь. Я не успел выразить тебе слова сочувствия. Многие проходили через твою боль.

– Спасибо. Охотно верю.

– Так вот, таким людям иногда становится комфортно быть вместе, так как остальное общество слишком зациклено на себе. А эти люди готовы помочь тем, кто испытал схожую боль. Те, которым уже помогли, оказывают помощь следующим, а те следующим и так далее. Иначе, без поддержки, человек может спиться, как минимум. Пасть на дно социума. А оттуда люто сложный путь наверх. Я знаю, о чем говорю. А оно нам надо? Я прошёл такой путь, что никому и не снилось, поэтому понимаю, как порой бывает тяжело. И чтобы остальные не мучали себя по чем зря, я решил начать помогать.

– Вот так? Бескорыстно?

– В целом, да. Скажем так, это было моим обещанием дорогому человеку. И я не собираюсь его нарушать. Конечно, иногда хочется плюнуть. Но обещание, – пилигрим показал на кольцо на указательном пальце, – Напоминает, и я корю себя за такие мысли. Это если вкратце. Не хочу грузить прошлым жизни. Тем более сейчас, – закончил Вито.

– Само собой.

– Вот и отлично. Резюмирую на всякий: мы не верим в какого-то там бога, мы не гнем какую-то линию. Мы помогаем, в первую очередь, себе и таким как мы. И да, на бумаге мы церковь, но лишь для налоговых льгот, – Вито улыбнулся первый раз за все время знакомства.

– Хитрите? – прищурился Акс.

– С налогами? Да нет, пользуемся несовершенством закона. Разрешено то, что не запрещено. Да и даже то, что запрещено, иногда, – на этом слове Вито сделал акцент, – Можно трактовать по-разному.

– Так, тогда и я хочу высказать свои вопросы: что вы все-таки от меня хотите?

– Черт, да помочь!

– Хорошо, но зачем?

Вито закатил глаза. Такого несообразительного страдальца на его памяти еще не было. То он шпион, то со ртом открытым сидит слушает.

– Я люблю помогать людям в беде. Я обещал помогать людям в беде, – это уже было похоже на детсадовский урок, когда воспитатель медленно разжевывал сказку ребенку. – Я … Так, может мы проедемся до нашей общины? Сам все увидишь. Послушаешь людей. Может они смогут доходчивее объяснить. Потому что ну я уже не знаю, что еще сказать. Честно.

– А если я увижу стимуляторы, наркотики и прочее? И вы маньяк, что заманивает людей и там их потрошит?

– Фильмов пересмотрел? Новостей перечитал? Да даже если я тебя там убью, разве это не будет милосердием для больной души? Уйдут все невзгоды. Вся боль уйдет. Не говори, что не думал об этом.

– Надеюсь, вы просто так шутите. Да нет, конечно. Я не против проехаться. Планов у меня в любом случае нет. Но, а если серьезно?

– Если серьезно, и тебе не понравится – обещаю верну в центр. Там поедешь туда, где тебе понравится.

– Хорошо, нет проблем. Я «за».

– Я оплачу счет за ланч, не переживай. Одевайся и жди у выхода. Вон та красная машина – моя.

– Ха! А я все нет-нет да кидал на нее взгляд. Сам продажей таких занимался. Дорогущая. Неплохо вы экономите, значит, на послаблениях.

Вито пропустил комментарий мимо ушей. То ли шутку не оценил, то ли не хотел подтверждать правду.

6

Дорога заняла неприлично много времени. Спорткар спорткаром, но если дом в другом конце города, а на дороге пробки, то не поможет ничего.