My Darkest days

– Нет, конечно, нет. Куда там, впервые вижу. М-да, видели бы вы лицо парня, видимо, это жена его была…

– Видел. Глаза его до сих пор стеклянные. Ха, а забавно получается! У вас вон ноги деревянные, у него глаза стеклянные. Не из мяса будто сделаны, а прабабушкиного серванта! Кофе то, кстати, еще хотите?

– Вы что, шутите? Я теперь никогда не усну, наверное. Картина эта перед глазами, а в ушах хруст. Или звон. Я даже не понимаю, что это…

– А-а, так это у нас ремонт.

– Не смешно! Как вы можете в такой ситуации так издеваться?!

– А я говорю по факту и на полном серьезе. Звуки, что у вас в ушах – это ремонт в соседней комнате. Остальное – психологическая накрутка. Скажу сразу, вам однозначно светит тюрьма. Менее вероятно – домашний арест. Да, не округляйте глаза, я уже вижу в глазах немой вопрос «как так?». Мы знаем о вас все. И из-за некоторых личных и семейных обстоятельств, приговор может быть максимально мягким. А если все же тюрьма, то будете отбывать срок и работать на благо общества под надзором. Всю вашу заработную плату – семье. Сами на обеспечении города. Но я не судья и это не приговор.

– Понимаю. Наверное. Я могу поговорить с женой? Позвонить ей. Но наедине. У меня нет денег на подкожный коммутатор. Поэтому, звоню по-старинке.

– Мы вам дадим телефон, она может приехать, если хотите. Сами должны понимать, сейчас вы отсюда никуда ни ногой.

– Да.

В нескольких комнатах от «допросной», сидел Аксель. Глаза его и правда были как стекло. Мыслей в голове не было абсолютно никаких. Еще пару часов назад у него была девушка. Его самое любимое существо на всей планете. Утром они говорили, что, получив свои зарплаты, рванут к океану на отдых. Там же распишутся. Официально станут супругами. А сейчас? Что сказать ее родителям? Хоронить даже нечего, тела как такового нет. И не менее главное, что будет с ним самим? Его жизнь была далеко не сахар до встречи с ней, и лишь когда она появилась – его, словно окрылило. Все, что было до нее – сплошное самобичевание и жизнь на таблетках седативного, что выписывал психиатр, дабы не наложить на себя руки раньше времени. Но теперь ясно, что он витал в мечтах, чтобы затем его взяли за ноги и больно с большого замаха вбили в землю. Буквально размозжив его как…

Как Карен.

***

– Доброй ночи, дорогие слушатели, с вами Томми Ли, – голос ведущего мгновенно стал серьезным и строгим. Официальным. – Друзья, возможно, вы уже слышали страшную новость: сегодня утром на пересечении улиц Дэвидсона и Парадигмы, была насмерть сбита молодая девушка. Подробности, что с ней стало, мы говорить не будем в ваших же интересах. Иначе ужин может попроситься на выход. Поэтому лишь сухие факты и краткая сводка: мусоровоз под управлением человека вылетел из неосвещенного тоннеля и буквально оставил девушку у себя на лобовом стекле. Водитель понес наказание. Так как этому делу дали категорию D, то был проведен экспресс-суд. Небольшое отступление, давайте я немного напомню, что это за суд. Ведь все-таки реформа судебных дел была проведена не так давно, после тех … тех громких событий, годовщину которых, к слову, мы сегодня утром освящали, – и в этот момент голос ведущего снова взорвался градом эмоций и радости. Неподготовленный слушатель мог получить легкую контузию. – Перед ликбезом, еще раз напоминаю важную информацию от наших спонсоров. Если вы хотите здоровое новое тело или вам больше по душе вставки из титанового сплава, то смело обращайтесь в клиники по улучшению организма от «Эт Карнес Ферро» и «Арканум Имморталис». Стань лучше, будь лучше. Оставь мир после себя лучше, чем он был вчера! – взрыв эмоций был исчерпан и Томми вновь заговорил так, словно распутывает клубок таинственных дел. Медленно и размерено. – Вернемся к нашей новости: все происшествия начали делить на категории. От "A" до "D". От сложных, к легким. Всего 4 категории. Пока все просто. Перечень происшествий, которые попадают под категорию "D" – много, и наше одно из них. Так как в случае с мусорщиком были очевидцы, плюс, это попало на камеры наблюдения и, еще на тот момент подозреваемый, ответил на все вопросы на детекторе лжи – дело отдали на суд ИИ. Важно отметить, что в деле фигурировало множество отягчающих обстоятельств, которые были не названы в связи с законом о нераспространении личной информации виновника ДТП. И, собственно, искусственный интеллект, на основе информации, которой он владел, выдал следующее наказание: 3 года тюрьмы общего режима и плюс общественные работы с выплатой 100% заработка. Уж не ясно, чем он заслужил последний пункт. Ну да ладно. Такова ситуация и имеющаяся информация на данный момент. Теперь по порядку с самого начала. Возможно, вы слышали, что я делал акцент на некоторых словах. Во-первых, какого черта водитель был человеком? Нет, само собой, он не мог быть кошкой или собакой, но огромный процент всего общественного транспорта обслуживается или простым автопилотом, если речь идет о простом вакуум-лифте или искусственным интеллектом, если средство передвижения использует больше направлений чем вверх\вниз и вправо\влево. Во-вторых, у нас что, на дворе средневековье? Почему такие опасные места, как тоннели не освещены должным образом? На камерах было видно, как девушка вертела головой перед тем, как перейти дорогу. И раз не увидела опасности – попыталась её перейти. В показаниях обнаружился нюанс, что света в тоннеле в то утро не было от слова совсем! Полицией был проведен эксперимент, что если машина будет двигаться абсолютно бесшумно, как это и было, то ранним утром, с того пешеходного перехода – не видно абсолютно ничего, что творится в тоннеле. Там может проходить немая оргия тридцати человек, но вы ее никак не увидите. В-третьих, что это за наказание такое? Произошел случай невиданный за последние годы! А виновника фактически пощадили. Да, никакой смертной казни у нас нет, но из некоторых источников я получил информацию, что водитель, ВНИМАНИЕ, просто … уснул. Понимаете? Он хотел спать, уснул, сбил девушку, проснулся и теперь продолжит работать, получать полностью зарплату, но питаться и жить за счет города, пусть и в тюрьме. Я вам честно скажу, у этой молодой девушки был муж. Всю эту информацию о происшествии я получил от него. Рассказывая мне все это – он был просто в ярости, и я его понимаю! Впрочем, оба этих человека были далеко не последними людьми в городе, поэтому, я уверен, это не конец истории. Они еще подадут ходатайство об ужесточении приговора. Такие безалаберные люди не должны быть на свободе.

Аксель все это время сидел в студии и слушал. Том несколько лукавил: мужем Карен он еще не был, насчет их важности в городе, он тоже загнул, да и когда Аксель рассказывал другу ту историю – ярости в нем тоже не было. Хотя после этой речи друга, в нем что-то зажглось. Совсем чуть-чуть, но голова начала работать, а не просто хлопать глазками. Все это время он внимал, что говорит Томми и кажется, кое-что понял. Ведь действительно, водитель слишком легко отделался. Причин, почему он хотел спать – масса, но разве это оправдание? Это не справедливо! Один человек – лишился жизни. Еще троих (самого Акселя, а также родителей Карен) – это сломало или подкосило. А тут три года, и ты свободен.

В Акселе тихо закипала ярость. Он был человеком с высоким, но своеобразным чувством справедливости, и это казалось ему абсолютно нечестным. Необходимо было что-то делать, но что? Суд уже был. Жаловаться на то, что все решилось меньше чем за сутки – бессмысленно. Таковы новые законы. Нужно подумать…

***

Человек с седым ёжиком на голове, в серой словно рясе ехал по удивительно темным закоулкам улиц, обычно ярко освещенного города, за рулем красного спортивного автомобиля и слушал фоном радио. Там говорилось о каком-то никому неизвестном происшествии, о каких-то замашках и попытках ведущего быть эрудированным и подкованным в вопросах коих он абсолютно не разбирался, но вот кое-что там все-таки было интересно.

– Важные и злые люди говоришь?.. Хм. Куй пока горячо, да? Дай Бог, времени хватит. Надо успеть.

После чего машина еще раз свернула в очередной темный переулок, ускорилась и растворилась во тьме засыпающего города.

***

– Ты прости меня, amicissimus, – обратился Томми к другу.

– За что? – Аксель витал в своих мыслях и не сразу понял, что обращаются вообще-то к нему.

– Мне там рекламу пришлось вставить. Ну, про эти гребанные корпорации. У меня договор, я никак не мог его нарушить. А радио никому почти не нужно. Приходится рекламировать все, что под руку попадется. Приходится идти к ним на ковер, чтобы они дали объедки со стола.

– А-а, я, если честно, не заметил этого. Да и слушать-то стал только в конце. Какие мы важные шишки?

– Так надо. Я хочу вызвать резонанс. Потому что случай – вопиющий! Вы мне как брат с сестрой. Я переживаю не меньше твоего и хочу, чтобы вина человека была доказана по-настоящему, а не формально для галки.

– Знаешь, вот когда ты тогда начал говорить про злость и ярость – я понял. Я действительно зол. И с каждой секундой злюсь больше.

– Ну, вот видишь. Тем более. Я знаю тебя лучше всех. Даже когда ты еще ничего не понял, я уже знал, что как только оцепенение пройдет – ты попытаешься разобраться в этом всем сам.

– Как сказать. Я даже не знаю, с чего начать. И что разбирать.

– Давай так. Утро вечера мудренее. Мы с тобой утром пойдем со мной на работу. И в утреннем эфире будем вместе думать, может, звонки какие в студию прилетят. А так как в эфире нельзя молчать будет – мозгам придется обязательно что-то подкидывать. Так и придумаем.

– Мне с тобой? В эфир. Ну не знаю. Я не уверен.

– Все будет хорошо. Или ты уже остыл?

– Черт, нет, я не остыл!

– То-то же.

Ребята шли домой к Томми. Аксель не мог находиться у себя дома, а также боялся остаться один. Родители Карен вовсе начали обвинять во всем Акселя. Мол, если бы не он, она была бы жива. Он думал об этом, но как-то странно обвинять человека лишь в том, что они вместе жили. Он не толкал ее под мусоровоз. Он не выкинул ее с десятого этажа. Не накачал синтетическими наркотиками, от которых у нее поехала крыша. Не «обвесил» имплантами, от чего она могла подцепить компьютерный вирус и тоже свихнуться. Он просто был рядом в момент трагедии и ничего не мог поделать. Если только прыгнуть вслед за ней. Похоже, ее родители именно так и хотели.

В любом случае, сперва, нужно было поспать. Даже находясь под воздействием сильных транквилизаторов, которые он достал из древней заначки из прошлой жизни, Аксель был не спокоен до конца. Конечно, он переживал, но больше – он злился. Непонятно на что больше. На себя ли, что был рядом, но не спас подругу. То ли на родителей девушки, что винили его. То ли на друга, что приврал его историю и вставил чертову рекламу, которую Аксель конечно же слышал, но не подал вид. Либо на водителя. Но самым вероятным, кажется, что на все вместе взятое. Эту совокупность и нужно будет обязательно завтра выплеснуть в эфире.

***

Наконец-то. Это тот самый день! Было ощущение, что он никогда не наступит. В голове прям зудит мысль, о каком-то подвохе, но нет же. Все ясно – как белый день.

– Ты еще не придумал, что будем делать?

– А чуть конкретнее?

– Ну как же? Особенный день. Особенные планы. Не просто же постоять пятнадцать минут перед священником и поехать обратно. Что насчет переводчика?

– Я? Хм, я думал, мы оба должны приложить к этому руку. И мысли. Мозги там. А насчет переводчика, тут такое дело, придется взять на вечер эти туристические внешние импланты.

– Ясненько, – вздохнула Карен. – И вообще, зная тебя, ты отметешь все классные варианты и выберешь свой, и дабы пропустить это бесполезное бодание рогами – я уже согласна.

– Эту фразу ты сказала и полгода назад, – усмехнулся Аксель.

– Да, и не сделай так, чтобы я пожалела, будь добр.

Акс посмотрел в изумрудно-зеленые глаза, чмокнул Карен в лоб, она его в нос, провелась по чернющим волосам и пошла прихорашиваться дальше. Да, есть причуда, что жених и невеста не должны видеть друг друга до свадьбы в нарядах… или без них? Но ребята были не из верующих в приметы. А уж в какие-то грустные выдумки предков тем более.

Они и эту свадьбу то не хотели, но родители Карен настояли. Поэтому, был принят компромисс: сегодня «свадьба» так, как хотели молодожены, а потом, по приезду обратно домой, свадьба, как хотели все остальные родственники. Их было немного, но, когда речь зашла о свадьбе, ор поднялся выше гор.

Как, кстати, хотели ребята? Наверное, крайне банально, надев розовые очки. Карен с Акселем посчитали логичным сделать день «неофициального» бракосочетания не лишь бы каким, а хитровыпендренным.

А именно: после жаркого дня, в приятный вечер на песочном пляже на берегу океана. С видом на тихую и лазурную водную гладь, простирающуюся до самого горизонта, за которым будет лишь солнечный диск, медленно тянущийся вниз, и созерцающий начало их союза.

Начнется торжество на фоне яркого, чистого и синего неба, а закончится оранжево-розовым закатом и, невидимыми в городе, но по-настоящему далекими и яркими, звездами. Как, только родившимися, так и давно умершими.

А потом будет брачная ночь, в которую они, разумеется, как и хотели, сделают новые татуировки и напьются в хлам в одном из баров отеля, в котором заселились по приезду. Да, татуировки под алкоголем – не лучшая затея, но явно не смертельная!

Аксель знал точно. Эта женщина будет вознаграждена за то, что выбрала его. И нет, не в каком-то похабном плане. Имея возможность общаться с кучей девушек в свое время, когда он встретил Карен, то понял, что именно ее нельзя упустить. Уже тогда он начал проявлять весь свой мужской шарм, дабы очаровать ее. С переменным успехом, но все же. Уже тогда, он готов был обогнуть мир на своих двоих, лишь бы она была счастлива. И сейчас, ее фразу «не дай мне пожалеть об этом выборе», он слушал с ухмылкой. Ибо прекрасно понимал, что с ней он будет до самой смерти.

3

Наступившим утром, Аксель проснулся очень тяжело. Из-за кучи выпитых таблеток перед сном, куда входили и успокоительные, и антидепрессанты (те, оставшиеся из прошлой жизни. Срок годности кончился, но другие купить было невозможно, так как продажа таких лекарств идет лишь по рецепту), и снотворное. В таком количеств пить их нельзя, но ему было плевать. Все что угодно, лишь бы не чувствовать горечь, которая жгла изнутри и просила залезть на стену, выть и рвать на себе кожу, бить морду первому же человеку. Лишь бы не ком, который невозможно было вытошнить и выплевать из горла.

Еще эти чертовы сны… или галлюцинации? Такой явный морок и о таком близком будущем. Фактически, оно должно было наступить сегодня. Должен был начаться их общий «новый, дивный мир», а по итогу…

Впрочем, «другое» будущее и наступило. По-настоящему «другое».

– Ты как, amicissimus? – Томми стоял у двери в гостиную и смотрел на "зомби".

Акс вздрогнул. Это состояние, оно такое интересное и непонятное. Вроде, сидишь полумертвый из-за передозировки, а все равно вздрагиваешь от неожиданного шума.

– Никак. Совсем. Ничего не хочу. Я имею в виду то, что мы вчера обсуждали. Можно не надо никаких «расследований» и прочей лабуды? Дай мне сдохнуть.

– Ты что?! Да как так-то? Надо! Еще как.

Друг зашел в комнату и подсел рядом на диван. Чуть не спотыкнулся об игрушки, оставленные его ребенком еще со вчерашнего вечера. Ведь неожиданно пришел "никакой" дядя Аксель, которого срочно надо было куда-нибудь положить отоспаться.

– Акс, ты же понимаешь, что… это надо в первую очередь для тебя. Мы с тобой знакомы не первый день. Ты был в дичайшей трясине еще несколько лет назад, до встречи с Карен. Она, – сделал акцент Томми и продолжил: – Смогла тебя вытащить, а не я. Сейчас, все может быть гораздо хуже. Не хочу углубляться, в чем именно и как это выразиться. Ты не дурак, сам понимать должен. Но даже если все обойдется. Ты найдешь ресурсы не добить себя окончательно, то пройдет год, два, пять лет. В лучшем случае. И ты начнешь загоняться, что не попытался что-то изменить. Не попытался добиться, справедливости что ли. Нам ссут в уши, что вся эта автоматизированность во всем – решает кучу проблем и можно идти по улице ночью с мешком денег и закрытыми глазами и ты останешься жив. Ибо все так радужно и прекрасно в городе. Твой случай – прямое доказательство обратному.

Аксель слушал-слушал, вроде был со всем согласен, но хотелось уподобиться страусу и сунуть голову в песок (он не знал, что животные таким образом не прячутся, а пытаются убить насекомых на себе). Уснуть еще, но в этот раз без снов, и проснуться, когда это все кончится.

Томми еще что-то говорил и говорил, но его слова были где-то там, снаружи и у них не получалось найти отклик.

Впрочем, когда Томми пошел на второй круг своей агитации, Аксель все же отмахнулся и решил сделать по-своему: плыть по течению. Если за него решили что-то? Да будет так. Не ради бунта друга, не ради попыток того вернуть слушателей, а просто чтобы остаться наедине со своими мыслями.

Приехать на студию им нужно было очень рано, поскольку необходимо придумать что говорить и с чего начать, дабы мысли лились рекой, сделать конспект и написать пару тезисов. Томми шел первым, метрах в пятнадцати от друга и первым же зашел в здание студии. Аксель был позади и тоже собирался заходить, как ему перегородили дорогу. Спросони, он чуть было не уткнулся в человека. На вид тому было лет пятьдесят, легкая седая щетина, короткий серый "ежик" на голове, и белое одеяние, похожее не то на рясу, не то на балахон. Правда, с кучей разных ремешков, шнурков и карманов по всей площади одежды. В таких балахонах обычно ходили верующие различных верований во времена, когда религия была еще на плаву и были люди, действительно свято верящие в силы свыше. Только вот, несмотря на схожесть с одеждой давних лет, она, естественно, была осовременена. И ткань на ней была из современных полимеров, опять же, с кучей разных застежек, карманов и прочим. Словом, ощущение, что этот наряд можно было снимать по кусочку: отдельно рукав, отдельно плащ и так далее.

– Аксель Кейн? Я полагаю.

– Простите? Что?

– Вы – Аксель Кейн? О вас и вашем же случае говорили вчера в новостях на радио?

Состояние Акселя давало о себе знать. Не было желания удивляться, а кто это такой, а откуда он его знает, а что, собственно, тому нужно.

– А, ну да, я. А вы…?

– Да, позвольте представиться. Вито Мартиньелло – глава общества «Деус Интра Се». Друзья же называют меня просто – "Пилигрим". Мы маленькая община, собираемся в доме на окраине исторического района, в тупике улицы Энцелада. Я услышал о том, что у вас случилось, и хотел выразить свои соболезнования. Всегда очень тяжело терять близкого человека. Я вас прекрасно понимаю.

Акселю было срать. Но он был вежливым, плюс не желал сейчас подниматься наверх. Хотелось тянуть время дальше, пусть даже путем бесполезного трепа.

– Да, спасибо большое. Простите за любопытство, но что за церковь? Вы верите в какое-то божество? Мне казалось, уже сто раз были доказаны и большой взрыв, и наличие темной материи. Да и вообще давно уже не слышал новостей, о каких-либо церквях. Это пережиток истории.

– Церкви? Какое старое слово… Никак нет, но я понимаю ваш скепсис. Скажите, пожалуйста, а вы знаете «историю веры»? Той самой веры, почему люди сражались за своего Бога и готовы были пожертвовать собой за свои убеждения?

– Не думаю. Да мне и не особо интересно, простите.

– У вас есть пара минут? Я думал, вы торопитесь, вы так быстро пытались зайти внутрь.

Фанатик, сделал вывод Аксель. И решил выбрать из двух зол меньшее – подняться-таки наверх в студию. Общение с такими особами вызывало еще большее отторжение.

– Точно. Я прошу прощение, но у меня сегодня очень загруженное утро. В любой другой раз я бы вас точно выслушал.

– Отлично. Буду ждать другого такого раза. Вот вам моя визитка. Смело звоните в любое время дня и ночи.

И снова натянутая улыбка. С обеих сторон. Капля вежливости, тут и там, не более.

– Конечно, договорились, – Пилигрим протянул руку для рукопожатия, но был проигнорирован.

Аксель взял визитку, положил ее во внутренний карман своей джинсовой куртки, зная, что не будет никуда звонить и вся эта вера ему абсолютно по боку. Однако, пуговичку же застегнул обратно. Хотя, обычно, о вещах в таких карманах вспоминаешь только перед стиркой, во время проверки.

– В таком случае, всего доброго! – сказал Аксель и зашел в здание радио. И лишь уже в спину Вито сказал:

– Когда вам нужен будет мир в душе, я буду вас ждать.

"Когда мне нужен будет весь и целый мир, по мне будет плакать психушка", – подумал Аксель.

Наверху же, почти все было готово. Чайник грелся на тумбе, заварка разлита по кружкам, печенье с шоколадной крошкой стояли на смачном дубовом столе, а старые стулья на колесиках были подкачены к микрофонам, установленным по обе стороны того столика. Вся студия или, если угодно, студия, отдавали дань уважения тем самым временам, когда радио было популярно и чтобы его слушать, нужно было настроить конкретную частоту при помощи ползунков или их аналогов на специальном устройстве, которое так и называлось "Радио". Его могли выпускать разные, тогда еще просто компании, но суть у него была неизменна. Дать человеку доступ в мир новостей, информации и музыки.

Тем временем, на часах уже без пяти минут утро.

– Ужас! Ты куда делся-то? Иду впереди, оглядываюсь, а тебя нет. Думал, ходу дал. Не пугай так, ладно?

– Меня мужик какой-то снаружи встретил. Внезапно, имя моё знает. Кстати, только сейчас подумал, а откуда он его, мать, знает? В новостях вчера ты не говорил, а я и не представлялся.

– Может из полиции? У них-то доступ точно есть ко всей инфе.

– Нет, он фанатик.

– В плане?

– У него церковь какая-то и всё такое. Верит сам и мне про веру рассказать хотел. Пытался, покрайней мере.

– А ты?

– А сам-то как думаешь? Какая еще вера? Сторонился я его, – Аксель медленно разливал кипяток по кружкам. Весь организм еще был в состоянии… легкого анабиоза.

– Понял, что ничего не понял. Звучит странно, верить в бога в нашем-то веке. Нонсенс, но давай пока без этого. У нас с тобой есть дело важнее.

– Да не то, чтобы в бога. Он странный, но, вроде, не настолько. Слушай, а может можно без меня? Ну, весь этот сегодняшний театр.

– «Не можно», amicissimus.

– Я серьезно. Мне херово, – позывы тошноты подкатили к горлу.

– Нет, без тебя это будет повторение вчерашнего моего монолога. А оно нам не надо. Будь в эфире, я не прошу от тебя его вести. Просто что-то подмечать и отвечать на вопросы. Хочешь пива? Или еще чего покрепче?

– Не знаю. Утро. Странно пить так рано. Точнее, отвык от такого.

– Добро, если что, дам горячительного. А пока садись, не мешайся, дай провода проведу как надо. Что-то херня получается…

***

В принципе, чего и следовало ожидать. Ничего из этой «затеи» не вышло. Аксель сидел и хлопал глазами, Томми, по началу, был заведен и рьян, но после часа монолога в пустоту и отсутствия отклика со стороны слушателей, тоже стал увядать.

Самое удивительное, что Акса это так же… расстроило. Вот, что значит человеческое нутро: бессмысленное и беспощадное. Не желать что-либо делать, сомневаться, что дело стоит свеч, а когда, всё на самом деле пойдёт под откос, начать расстраиваться, что ничего не получилось. Классика.

– М-да, не такого я ждал, – ребята шли домой, понуро опустив головы и руки.

– Угу, – пнул один из парней лежащую на земле пробку.

– Я завтра еще попробую. Придумаю, что-нибудь, и попробую. Три дня повестки – это уже серьезно.

– Ладно, – пнул со всей силы Акс треклятую пробку.

– Amicissimus, ты что-то совсем не ищешь путей к справедливости, – Томми был явно не в восторге, что всю «работу» приходилось делать одному.

К концу рабочего дня все успокоительные Акселя выветрились, а новые пока "не завезли".

– Твою мать, да что ты от меня то хочешь? Твоя затея была! У меня начался отпуск, понимаешь? Отпуск. И лететь я должен был сегодня на свадьбу. Мне хоть свадьба и на хрен была не нужна, но связать жизнь с этой женщиной – я хотел! А сейчас что? Затираешь про какую-то справедливость, что нужно поднять шум. В наше время ты хочешь поднимать вопросы по радио? Кто их вообще слушает? Всем плевать на таких как мы, ау, очнись!

– Я делал то, что в моих силах и от чистого сердца, – словно оправдываясь, пробубнил под нос Томми.

– Ага, и рекламу ты вставлял каждые тридцать минут тоже просто так.

– У меня обязательства. Я тебе говорил. Так прописано в контракте.

– Ну, так это уже выглядит нихуя не от чистого сердца. А как попытка, на хоть какой-то неординарной теме заставить народ слушать себя, и показать рекламодателю, мол, смотрите, нас слушают, дайте еще денег.