Магия абстракций

Это была мистическая вера святых, но никто не в состоянии сказать, что она истинная. У них были свои основания так поступать. Я не пытаюсь ставить себя в один ряд. Знаю только, что тоже поддалась воздействию сил, какую бы природу они не имели. Никакие огоньки не должны светить сквозь заросли за три километра, при этом неважно: реальные они или придуманные воспалённым сознанием. Алексей Лосев когда-то сказал, что нет ничего лживее фактов – истинны только общности. Слова глубокие и есть о чём подумать. Но я в них не верю. Рассуждая об общностях, нагромождая абстракции, мы всё глубже хороним истину за кучами красивых слов. Я отказываюсь в этом участвовать. Мой собственный путь – вот ради чего я готова пусть даже умереть. А каждый такой странный огонёк – дешёвая обманка, играющая на примитивных инстинктах человека. Он ползёт за ней на четвереньках, но в лучшем случае получает пустоту.

Отрываясь от потока этих мыслей из-за болезненной хватки Кости. Пытаюсь вырваться, но он не отпускает.

– Пусти меня. Стой ты… Пусти, сказала!

Костя продолжает тащить меня неизвестно куда. Приходится самой освобождать руку. Теперь настала моя очередь вести.

– Идём к самому концу Канонерки, на юг. Канал и залив замёрзли, поэтому без труда сможем добраться до того островка с развалинами, про который я тебе говорила.

– Вика, стой! Ты уверена, что хочешь туда? Насколько я понял, об этом месте неизвестно вообще ничего, а значит, оно может быть самым опасным.

– Ну, ты видишь, где мы оказались, – среди снега и льда. В июле. Какие ещё здесь могут быть вопросы? Пошли.

Только сейчас вспоминаю о парике. Наверняка он слетел из-за всех этих падений, но паника не наступает, как всегда было раньше при подобных мыслях. Спокойно проверяю голову – он на месте. Хорошо, значит, пойду красивой навстречу возможной гибели. Впрочем, без разницы – кроме Кости тут никого нет, а он уже всё видел. Мы продолжаем путь по заснеженной тропе. Метафизических красных очков на глазах больше нет.

Заходя на косу (узкую землю южной части острова), я решаю не продвигаться по тропам, а идти по берегу со стороны залива. Раньше я так не делала, потому что боялась упасть в воду. Теперь вот зима – не упаду. Руки и ноги занемели, а идти до развалин ещё прилично. Останавливаюсь, тру себя ладонями так быстро, как могу. Одновременно прыгаю, подгибая ноги в коленях. Костя неожиданно обхватывает мои плечи своими большими ладонями, укрывая безразмерной курткой.

– Вот, единственное, что положил с собой в рюкзак. Ну, ещё нож у тебя с кухни украл. Но какой тут к чёрту нож…

– Спасибо, Костя. Это очень мило.

Мы спускаемся с обледенелых камней и ветер сходит с ума. Хорошо, что на мне теперь куртка. Всё равно холодно, но хоть так. Фактически сейчас мы идём по заливу, потому что земля заканчивается сразу при сходе с камней. Здесь совсем другой мир – белое сливается с серым. Если не смотреть налево, то можно забыть о злосчастной косе, а все горести, испытания и отчаяние, одолевающие меня прямо в эту минуту, кажутся ирреальными.

Заворачиваем на дорожку, протоптанную рыбаками – они не перестают тут развлекаться круглый год. Ветер чудовищный – даже смотреть вперёд тяжело. Но всё же улавливаю краем зрения, что в каком-то полуметре справа и слева проносятся чёрные стрелы. Тут же оборачиваюсь, чтобы отследить, куда они полетели и одновременно толкаю Костю рукой:

– Готовься, вот и тени.

Костя ошалело мотает головой, пытаясь не потерять из виду кружащие вдали силуэты. Он расставил ноги колесом и растопырил руки, словно карикатурный ковбой из спагетти-вестерна – тот самый персонаж, которого всегда играючи убивают молниеносным движением револьвера.

– Так, что делать? – не своим, высоким голосом спрашивает Костя.

– Нужно ждать, что сделают они, а потом реагировать. Другого плана нет.

– Заебись. Ты видела, с какой скоростью они мимо нас пролетели? Теперь кружат вон, готовятся напасть. Шансов мало. Думаю, единственный выход – бежать изо всех сил.

– Пожалуй, ты прав. Только по пути нужно выбрать место, где укрыться, иначе далеко не убежим. Смотри, они куда-то поворачивают. Сейчас! Погнали!

Пытаясь бежать, мы словно толкаем кирпичную стену – чудовищный ветер тормозит наше отступление. Но всё равно бежим: по ледяной тропе, пронизанные насквозь морозными иглами. Костя пожертвовал курткой, а сам остался в одной лишь рубахе. Уверена, он мог бы бежать гораздо быстрее меня, однако постоянно держится вровень.

Нас опережает оранжевый полукруг. Он ширится по снегу и серая пелена на небе расползается в стороны. Я не останавливаюсь, а не глядя хватаю Костю за рукав, тяну обратно в сторону берега. С разбегу мы ударяемся о валуны, затем руками и ногами, как испуганные звери, хватаемся за всё, что торчит, лишь бы быстрее спрятаться от грязно-оранжевого солнца – в этот раз оно точно не пощадит меня, а заодно и Костю.

Вновь попадаем в окружение красных кустов, среди которых невозможно спрятаться и я безнадёжно хватаюсь за ветви, словно пытаясь вырвать один из них, чтобы прикрыться. Вдруг он вспыхивает тем странным пламенем, какое мы уже видели.

Я отпускаю ветви, в ужасе пятясь назад. Что же происходит… Слёзы душат. Это не заканчивается, не заканчивается! Где-то позади орёт и рычит Костя. Я обтираю глаза курткой, поворачиваюсь. Вокруг него летают тени. Он машет руками, будто взбесившийся аттракцион, но всё впустую. Смотрю на жуткую картину и не могу пошевелиться. Смерть завораживает, сейчас Костя погибнет. Получается, вслед за ним – я. И тут взыграла привычка жить. Как же так? Почему если убьют его, должны и меня? Пока тени заняты Костей, есть шанс проскользнуть между кустами. Я высматриваю пути побега. Но везде одно лишь призрачное пламя. Всё провалилось. Не могу сделать вдох. Тело целиком парализовал страх. Одно лишь ощущение, что чей-то взгляд требует ответа, заставляет ожить хотя бы глазные мышцы.

Костя в слезах, вытянутый по стойке смирно, но какой-то зловеще перекошенной, уставился на меня. В метрах трёх за его спиной выстроились в ряд семь человеческих силуэтов. Костя выдаёт фразу, дробя слова на манер гугл-переводчика:

– Вика.Они хотят.Чтобы ты пошла.К солнечному тоннелю.

– Не поняла. К какому тоннелю? Который под водой, в Петербург?

Тут Костя немного размораживается и отвечает эмоциональнее:

– Нет. Я сам не понимаю. Они говорят, что солнце выходит из тоннеля, где с нашей стороны полоска между небом и морем. А ещё такая полоска есть у тебя. Вика, они хотят с тобой что-то сделать! Говорят, ты должна идти с ними!

Не важно, чего они хотят. Это единственная возможность узнать, что на самом деле происходило со мной все эти годы. Очевидно, сейчас речь о полоске, которая виднеется через дыру в коряге на той самой поляне – кусочек горизонта, откуда впервые, с юго-запада, вышло грязно-оранжевое солнце. Так, увидев его два с половиной года назад, я получила уродливые шрамы. Получается, это какой-то тоннель. Пойти с ними – единственное, что остаётся делать.

Я приближаюсь к Косте. Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза.

– Костя, спасибо тебе. Теперь я могу наконец поставить точку в этой истории. И всё только благодаря твоей помощи. Дальше я сама, а ты скорее уходи отсюда. Сборник рассказов сам себя не допишет.

– Вика, я, подожди…

Отталкиваю этого огромного мужика в сторону и подхожу вплотную к теням. Они берут меня в кольцо. Вместе с человеческими силуэтами я поднимаюсь в воздух. Внизу уже целиком виден «аппендикс» южной части Канонерки и шевелящийся овал, в котором угадывается фигура Кости. Пламени вокруг красных кустов уже нет, а значит, он сможет уйти домой. Я очень рада.

Ещё немного мы парим на большой высоте. Ненавистное солнце смотрит на меня. Небо снова затянули тучи, оно же висит под ними. А ещё солнце во много раз уменьшилось в размерах – теперь это тот самый огонёк, который я когда-то искала меж кустов и деревьев.

Затем тени плавно опускают меня на магическую поляну моего детства. Как только ноги становятся на землю, периметр поляны охватывает всё то же пламя. Это уже больше раздражает, чем пугает.

Силуэты перемещаются мне за спину, намекая, что я должна идти вперёд. Ладно, потихоньку. Коряга с противоположной стороны поляны.

Ноги проседают при каждом шаге, как будто пробежала километров десять. Сворачиваю со снежной тропы, чтобы сократить путь. То и дело оборачиваюсь – тени не отстают. Перейдя через всю поляну, мы оказываемся рядом с корягой – сквозь дыру, как и раньше, виден кусочек горизонта.

Призвав всю отвагу и накопленную злость, я оборачиваюсь к теням.

– Скажите мне в лицо, для чего сюда привели. А ещё объясните, чем я заслужила весь этот ужас.

Силуэты молчат.

– Давайте, я имею право знать, прежде чем вы меня убьёте.

Силуэт по центру начинает говорить. Причём внятным мужским голосом. Что страшнее всего – довольно приятным, мелодичным, но в то же время издевательским. Я ожидала чего угодно, но только не этого.

– Ты хочешь объяснений? Странно. Мы считали, тебе всё очень понятно. И даже больше, чем нам. Честно, временами казалось, ты смеёшься над нами. Ты же так быстро повзрослела, стала умной, рассудительной. Мы наблюдали за тобой с тех пор, как впервые пришла сюда, в наш дом. Ты отличалась от других, кто тут обычно бывает, и делала совсем не то, что они. Это нас заинтересовало. Мы видели твою радость и вскоре поняли, что ты чувствуешь то же, что и мы. Мы согласились, что теперь это и твой дом. Пусть ты не одна из нас, но ценишь то же самое. За всю нашу бесконечную жизнь человек сделал это впервые, но мы не испугались, а доверились, потому что ты нам очень нравилась своей непосредственной чистотой. Постепенно мы настолько сроднились с тобой, что захотели, чтобы ты увидела самую главную ценность. Ту, которая находится в дальнем углу нашего дома, отделённого водой. Мы наблюдали, как ты стояла по другую сторону и внимательно смотрела на него. Но затем ушла. А вскоре вовсе перестала приходить. Тогда мы стали наблюдать за тобой ещё пристальнее и видели, как ты менялась. Вместо радости на твоём лице появились следы сомнений. Вместо чистоты – пустые, мерзкие рассуждения. Ты отвергла наш дом. Свой дом. Мы терпели, но затем испытали ярость. Раз ты выбрала сомнения вместо радости, мы заставим тебя страдать и сомневаться настолько, чтобы ты жестоко пожалела о своём выборе. Мы решили нанести на тебя напоминания, чтобы ты мучилась от неизвестности, а ещё хотели показать, что твой омертвевший разум, так увлечённый пустыми рассуждениями, на самом деле бессилен. Страдай, мучайся, бойся и жалей об утраченной радости и чистоте. Мы полюбили тебя, а ты нас предала.

Но вот ты вернулась. Это наш шанс сделать так, чтобы ты больше никуда не ушла. Мы забираем тебя в свой дом навсегда. Вот тоннель, через который мы смогли перейти, чтобы встретиться с тобой. Сейчас мы вернёмся обратно. Не переживай, святящийся шар, который ты так полюбила, тоже отправится с нами. В тот день, когда ты стояла на берегу, нежась в объятиях прохладного ветра, нам стало невыносимо от злости. Мы знали, что этот свет тебя привлечёт – такой же пустой и неясный, как твоя жизнь. А потом сделали так, чтобы этот свет стал для тебя ужасом.

Ты получила свои объяснения. Пора отправляться. Сейчас шар войдёт в тебя и ты без труда сможешь пройти с нами через тоннель. Повернись боком…

– Стойте, стойте, подождите хотя бы минуту. Я хочу сообщить вам кое-что очень важное. Как ты сказал, – обращаюсь к силуэту посередине – жизнь у вас бесконечная, а значит, можно чуть-чуть подождать, правда? Я, очевидно, уже не убегу.

Не было сомнений, что тени согласятся. Как выяснилось, я у них словно заноза в жопе – привлекаю максимальное внимание. А ещё меня разрывает от возмущения и злости. Эта тварь рассказала чудовищные вещи. Я должна ответить. Страх перед тенями и грязно-оранжевым солнцем (которое сейчас парит в виде небольшого огонька за их спинами) сменила ненависть. Похоже, сработало – они безмолвно ждут. Пора.

– Теперь я примерно понимаю, кто вы. Очень благодарна, что согласились объяснить. Раньше мне правда было непонятно и страшно, так что вы успешно добились своей цели. Только считаю, будет справедливо, если я тоже выскажусь. Думаю, вам должно быть интересно.

Последовать за вашим огоньком в тот день было моим выбором. Считаю, я поддалась примитивному любопытству, к которому склонны все люди. Моя рассудительность здесь оказалась бессильна, поэтому в чём-то вы правы.

Люди не живут бесконечную жизнь, как вы, – у нас для всего отведено своё время. В тринадцать лет я перестала приходить на эту поляну, потому что мне стало скучно. Надоело слоняться по тропам, прыгать и бегать здесь. А знаете, почему? Оказалось, гораздо интереснее курить и пить пиво во дворах. Ездить в город и потихоньку пробовать взрослую жизнь. Так и должно происходить с людьми – они взрослеют. Приходит новый опыт, а с ним способность сравнивать, анализировать. Затем – рассуждать. Вы же называете это мерзким.

А теперь давайте по существу. Вы возводите в абсолют детское восприятие мира, которому чужды суждения и абстракции. Вам понравилась моя «непосредственная чистота», когда я была маленькой. Конечно, ведь через эту поляну обычно ходят только вонючие рыбаки. Далее вы решили сделать вывод, что я такая же, как вы: прекрасно понимаю ваш мир, принимаю ваши ценности и, видимо, заключили со мной договор в одностороннем порядке, что так будет всегда. При этом всё время молчали и были уверены, что я сама всё сделаю так, как вы от меня ждёте.

Теперь давайте посмотрим, чем на самом деле является так называемая детская непосредственность, которую вы обожаете. Это логично, ведь вы сами такие же – сомнительные тени, витаете в своём параллельном мире и не имеете понятия о настоящей жизни.

Я до сих пор считаю остров своим единственным домом. Я здесь родилась и собираюсь прожить тут всю жизнь. То, что я перестала ходить по тропам на поляну не означает, что я отвергла свой дом. И ещё. Я не добралась до того маленького островка, чего вы от меня так ждали, потому что плохо плавала и боялась утонуть, а вовсе не потому, что намеренно захотела вас предать. Не желая понять и разобраться, вы просто слепо обиделись на меня, а ещё изуродовали, чуть не убили, заставили три года жить в постоянном страхе. При этом забыли, что когда-то любили меня и считали своей. Вот что на самом деле является истинным предательством. Обида и слепая жестокость, которую вы проявили по отношению ко мне, как раз и есть часть детского мышления. Так вы допустили ужасную ошибку – насильно вынудили меня сбежать, хотя сами, похоже, хотели обратного. А ещё довели меня до того, что я испытала абсурдную вину за смерть бабушки. Это ложь, потому что виноват в ней только один несчастный алкаш, зарезавший её.

Все эти годы вы могли просто поговорить со мной, но вместо этого украдкой следили, накапливая обиды. Обратите внимание, что сейчас я вернулась сюда по своей воле, чтобы разобраться с вами лицом к лицу. Так способны поступать только взрослые люди. И пусть лучше я буду иметь гнилой и омертвевший разум, чем быть, как вы! Трусы! Мрази! Проваливайте обратно в свой тоннель и заберите с собой ваш сраный огонёк! А я останусь здесь, потому что Канонерка – мой дом!

И ещё. Очевидно, и вы, и я тесно связаны с этим островом, поэтому я выполню ваше желание и схожу к тем развалинам. К тому же мне самой когда-то хотелось. Это ведь вы ведь устроили эту зиму посреди лета? Очевидно, с целью убить меня, но вместо этого организовали удобный проход к островку. Прекрасно, спасибо. Теперь уёбывайте и не смейте больше появляться.

Некоторое время между мной и тенями висит тишина. Затем они начинают расползаться на рваные куски. Огонёк подплывает ближе – они медленно всасываются в него, пока не исчезают совсем.

Я остаюсь одна напротив огонька. Он резко устремляется в область моей груди. В этот момент Костя хватает меня и отбрасывает в сторону. Огонёк, словно комета, пролетает сквозь дыру в коряге и закатывается за полоску между небом и морем, откуда в первый раз появился в виде солнца.

Костя отпускает меня, подбегает к коряге и вырывает её вместе с огромным корневищем, а затем кидает с отвесного берега. Коряга громко ударяется о воду, после чего идёт ко дну.

Мы с Костей снова смотрим друг другу в глаза. Почему-то в этом есть что-то трагичное. Недавно Костя признался, что считает меня красивой. То же самое могу сказать о нём. Под париком настоящий потоп. Пот стекает по лицу и шее, быстро застывая на морозе. Я снимаю его, обтираю лысину – пальцы свободно катаются по ней, не встречая никаких препятствий. Полосок больше нет, шрамы исчезли. Костя как будто тоже понял это, потому что смеётся, подбегает ко мне, крепко обнимает и закруживает в воздухе. Затем мы просто стоим в крепких объятиях.

– Костя, мне нужно ещё кое-куда сходить. Это рядом. Я буду рада, если ты пойдёшь со мной.

– Конечно, идём.

Ещё немного продвижения на юг, и мы останавливаемся на каменистом пятачке, который раньше я считала крайней точкой Канонерки. Но на самом деле ей является маленький островок. Вот он – осталось совсем чуть-чуть пройти по льду.

Мы ступаем на берег островка. На нём – край развалившейся каменной стены. Возможно, когда-то это был дом. Очень давно, потому что таких стен больше не строят. Кроме нагромождения камней тут ничего нет. Что по мнению теней я должна была здесь найти? Обхожу островок вдоль и поперёк, обследую каждый сантиметр – ничего. Копаясь в земле, обращаю внимание, как на шее болтается мой плёночный фотоаппарат. Разве он висел на мне всё это время?

Я настолько увлекаюсь поисками, что в какой-то момент срываюсь с этой проклятой стены. В секунды, пока лечу спиной на камни, я вспоминаю серьёзное лицо бабушки и её слова: «Ничего в жизни не происходит просто так. Все страдания для чего-то нужны. А полное избавление от страданий означает конец».