скачать книгу бесплатно
Минга неожиданно убрала руки за спину и отрицательно закрутила головой.
–Не возьмёшь? Почему? – удивилась Юллин.
– Не нравится. Там люда нет, – ответила девчушка.
–Так на рисунке пристани тоже никого нет…
–А вот и неправда. Там сразу никого не было. А здесь? Был люд – и нет люда. Одна цепь осталась….
–Что?! Что ты сказала?!! – встрепенулся Кун и ухватил Мингу за плечо.
–Я про картинку, – растерянно посмотрела на него девочка.
–Да, да про картинку! Повтори!
–Нет на ней никого. Пустая она какая-то. Только цепочка…
–Вот!!! – заорал Кун и, схватив эльму свободной рукой, вдруг неожиданно запрыгал по древеснику, увлекая за собой остальных.
–Что с тобой? – смеясь, прокричала эльма.
–Не понимаешь? – так же смеясь, ответил ей знахарь. Он также неожиданно остановился, приблизил лицо к эльме и прошептал: – Вспомни слова Минги. Вспомни, где живёт ниммон. И вспомни, что мы ищем. А теперь сложи всё вместе.…Догадалась?
–Да! – с замиранием сердца, прошептала эльма и, всё ещё не веря себе, боясь ошибиться, почти беззвучно проговорила. – Цепь-в Безлюдье!
Клеймо
Валваль была не в духе. Уже два дня она не открывала лавку, хотя и не ездила торговать в Заводь. Слободчане, потоптавшись немного у закрытой двери, расходились, а она так и сидела у окна, глядя на пустынную дорогу. В придомной громко смеялись Таверь и Тит, двое слободских парней, которым Кемач поручил охранять сестру. В другое время Валваль наорала бы на них, но сейчас её голова была занята другим. Мысли вертелись вокруг того богатства, которое должно было свалиться на неё в виде затайки Зубаря, Минги и выродка-арлая. К сожалению, всё, что Кемач найдёт у беглецов, он заберёт себе. Лишь на таких условиях, он согласился пуститься в погоню.
«-Ну и пусть!» – думала Валваль. «В мужниной затайке тоже кой – чего найдётся. Мингу клеймить и на торговище сразу, за молоденькую девку предустьевские богатеи много толлей отвалят. А Падшего воина властям в Абелине сдать. Тоже не поскупятся, небось. Тогда можно и в Предустье насовсем перебраться. В Заводь неохота, уж больно там тягот денежных много. Ничего, в Предустье тоже торговища есть и Кемач поначалу поможет, если что. Знакомства – то полезные, поди, остались. А потом и сойтись можно с каким-нибудь купцом побогаче. Вдова как-никак…»
Она усмехнулась, вспомнив, как околпачила Зубаря, да и своего отца тоже. Невысокая, но с ладной фигурой, она была не дурна собой и отбоя не знала от женихов. Однако местные не привлекали её. Хотелось чего-то другого, незнакомого, даже в чём-то опасного и для неё и для остальных. Всё это она нашла в Зубаре. От него прямо веяло загадочностью и какой-то скрытой жестокостью, как будто внутри него дремал кровожадный зверь. ( Уже потом она узнала, что в Обители, он дезертировал из войска Властителя, а затем убил стража и был вынужден бежать в Заречье, где примкнул к кодле её отца.) Быстро отвадив других, она стала прикладывать все силы, чтобы приманить Зубаря к себе, но он только смеялся, глядя на её усилия. Но и он сдался, когда Валваль сообщила ему, что ждёт ребёнка. Это не было ложью. Но портить свою фигуру родами она не собиралась. Перед глазами стояла её расплывшаяся, вечно всем недовольная мать, и Валваль очень не хотела становиться похожей на неё. Поэтому тогда она вытравила плод. Но теперь…теперь уже пора. Заманить купчика в сети и родить наследника, которому достанется всё. И даже больше, чем всё, учитывая, что Кемач тоже до сих пор был одинок. Пусть и остаётся таким, она уж об этом позаботиться…
Испугавшись последней мысли, она вздрогнула и, обернувшись, прислушалась. Нет, всё было по прежнему: также гоготали её балбесы охранники, раздавалось сопение аноп, стоящих в стойлах и клёкот домашней птицы, разгуливающей по двору. На слободку постепенно опускался вечер, вот уже и Мирюшка, вечный поводырь рогалей, показался на Песчаннике, гоня впереди своё разномастное воинство. Валваль опять усмехнулась. Большая часть стада принадлежала ей, хотя всего три рогалихи и два могучих рогаля были именно её. Остальные были залогом в лавке, и у многих уже давно вышел срок. Но Валваль пока не требовала привести животину к ней в скотник. Пусть прежние хозяева сами покормят свою скотинку, но вот молоко, которое давали рогалихи, делилось из расчёта кружка – бывшим хозяевам, три кружки – Валваль. Каждое утро к ней заезжал салинский маслобой и скупал все излишки. Да и приплод от рогалих тоже был её. Именно мясом она и торговала в Заводи. Конечно, не последнее место в её денежных вливаниях занимали товары, привозимые с Зовущего. Но теперь, похоже, этому прибытку пришёл конец. Что натворили на острове выродок с товарищами неизвестно (и натворили ли вообще), но по лицам бывших приспешников Зубаря, Валваль поняла, что соваться на остров большого желания ни у кого больше не было. « – Ничего», – думала лавочница. – «Возьмём за шкирку этого Падшего и потрясём. Выложит всё как миленький. Может, и нет на Зовущем никакой опаски. Тогда подумать,… крепко подумать придётся, кого оставить на этом промысле. Эх, жаль, Выпи нет больше,…и за это выродок тоже ответит. Никто ж не говорил, что Падших воинов нужно приводить к властям живыми и здоровыми, можно, поди, и покалеченными сдавать».
За размышлениями она не заметила, как пролетело время. Светило уже почти скрылось за верхушками лесных деревьев. Кемача и остальных пока не было. Она шуганула Тита, зашедшего с зажжённой лампой, и, дождавшись пока тот выйдет, стала готовиться к ещё одной беспокойной ночи. В её снах толли звенели, падая из набитых мешков, коленопреклонённый люд целовал подол её платья, но всё это было каким-то зыбким, расплывчатым и постоянно норовило исчезнуть, заставляя Валваль, всполошено вскакивать, унимая бешено стучащее сердце. Вот и теперь очередной морок растворился у неё перед глазами, и она проснулась. Присев в постели, Валваль потянулась к кувшину с холодным, горьковатым, немного хмельным напитком, что приносил ей Нешка, местный медовник в зачёт своего долга. Но её рука дрогнула на полпути и Валваль замерла, вся превратившись в слух. Прямо за окном кто-то ходил. Вскоре к шагам прибавилось бормотание. Вслушавшись, Валваль почувствовала, как волосы на её голове встают дыбом. -Оставь мою дочь в покое,-простонал тот, кто скрывался в ночи. –Иначе сожгу…жгу…жгу…
Вжавшись в угол, Валваль закрыла глаза. Шаги за окном затихли, а потом стали медленно удаляться. Вместо них возник какой-то потрескивающий звук. Стуча зубами, Валваль прокралась к окну и осторожно выглянула в щель в закрытых на ночь ставнях. Её затрясло, когда она разглядела, что творилось на улице.
Стояла глубокая ночь. Светляк ровным светом освещал Песчанник, по которому, заметно прихрамывая, удалялась женская фигура, закутанная во всё чёрное. Прямо перед окном Валваль в ограду был воткнут зажжённый факел. Это он потрескивал, порой роняя яркие горючие капли на устилающий двор песок. Неожиданно уходящая остановилась и, повернувшись к дому Валваль, погрозила пальцем, а затем призывно махнула рукой. Раздался скрип воротинки и со двора вышла ещё одна фигура. По росту, ширине плеч и, главное, тёмному, почти чёрному плащу, с накинутым наголовником, Валваль сразу узнала ночного гостя. Это был Зубарь! И в его руке была плеть! Та самая плеть, которой он охаживал её тогда, когда она впервые решила заклеймить Мингу! Она сразу узнала её по блеснувшей в свете факела вставке и белёсой нити, вплетённой в длинный прочный хлыст. Остановившись, Зубарь повернулся к окну и поманил Валваль, при этом противно щёлкнув плетью. Тихо завыв, Валваль отпрянула от окна и свалилась на пол. Ей хотелось спрятаться, забиться куда-нибудь, но что-то словно подталкивало её наружу. Полежав мгновение, всё также подвывая, она проползла по полу до двери и толкнула её. Дверь послушно распахнулась. – Тит! Таверь! – хотела крикнуть Валваль, но смогла лишь прошептать их имена. Собравшись с силами, она кое-как приподнялась на ноги и, пошатываясь, потащилась в придомную, всё также шепча имена своих охранников. Дом отвечал ей мёртвой тишиной, и лишь толкнув дверь, ведшую во двор, она увидела их. Две длинные цепи с железными ошеями, внутри которых зловеще торчали длинные загнутые шипы, оставшиеся после ушедших с Кемачем харайшин, вновь обрели хозяев. Полуодетые охранники, стояли на четвереньках, оскалившись друг на друга. Из– под ошей сочилась кровь, оба уже были мертвы, но непонятная сила не давала Титу и Таверю упасть. Объятой ужасом Валваль даже послышалось рычание, исходившее из разорванных шипами глоток её послушных слуг. Застонав, она обессилено опустилась на крыльцо и тут же почувствовала жуткий холод, пробирающий её до костей. Руки и ноги начали коченеть. Оставаться на месте означало верную смерть и она, подобно своим охранникам, встала на четвереньки. Что-то бессвязно мыча и мотая головой со спадающими до земли волосами, Валваль поползла к воротинке, где ждал её неумолимый мертвяк. Плеть опустилась ей на спину, как только она подползла к его сапогам и погнала вперёд, туда, где на дороге стоял ещё более страшный для Валваль ночной гость. Но Рини не стала ждать, когда Зубарь подгонит её убийцу. Прихрамывая, она заспешила вперёд, протянув в сторону руку. Неожиданно из придорожных кустов выпрыгнула маленькая вёрткая фигурка, тоже закутанная в чёрное, и счастливый детский смех огласил окрестности. Мертвяк Минги вцепился в руку своей матери и зашагал с ней прочь по дороге. Валваль потянулась было к ним, моля о пощаде, но ещё один, обжигающий, страшный по силе удар плетью, заставил её распластаться на пыльной дороге.
–Это наша дочь! – глухо проговорило над ней посмертие Зубаря.– Ты виновата перед нами, но у тебя ещё есть шанс всё исправить. Освободи Рини! – потребовал мертвяк. – Запомни, в вашей жизни она была знахаркой. Утром вызовешь старосту, а колдун сам найдёт вас. Учти, это чёрный колдун, наш колдун, и если ему не понравится твоё решение, мы придём снова! А чтоб память тебя не подвела, мы заберём Кемача, вместе с его зверьём! – зловеще закончил он.
Валваль почувствовала, что её приподнимают в воздух, а затем отшвыривают в сторону, как нашкодившего щенка. Подминая собой поросли сорника, она скатилась в помойную лужу, дурно завонявшую и зачавкавшею под её весом. С трудом выдирая руки из зловонной тины, она выбралась обратно на дорогу. На ней уже никого не было, лишь откуда-то издали зловеще прозвучал детский смех. Проползя ещё немного в сторону дома, она вспомнила, к т о ждёт её во дворе и тихо охнув, лишилась чувств.
Утром в слободке поднялась суматоха. Бабы носились от двора ко двору, собираясь в кучки. Все обсуждали произошедшее ночью. Точно никто ничего не знал, так как дом Валваль стоял на пригорке, несколько в стороне от остальных. Но то, что лавочницу ранним утром нашёл Мирюшка почти раздетую, всю перемазанную вонючей грязью и кровью – об этом знали все. В доме самой Валваль сновали соседки да дворовые девки, то и дело, останавливаясь и всплёскивая руками. А мужики хмуро обсуждали лишь одно. Кто сотворил такое? И если уж творил, что ж не до конца? Теперь ведь отлежится лавочница, пройдут её раны, и тогда глядишь, только лютости в ней добавится. Да ещё Кемач вернётся.… Нет, надо до его возвращения виновных найти. Поэтому-то и послали с первыми лучами в лес стариков-звероловов, на поиски Таверя и Тита, которые исчезли из дома, оставив, правда, все свои пожитки и оружие. Мало кто сомневался, что это была их проделка, но вот за что они так поступили с хозяйкой, никто даже и предположить не мог.
–Найдём, разберёмся! – дребезжащим голосом говорил Маслай, староста слободки. – Поди, украли чего-нибудь, а она их заметила. Вот они и взялись за неё…
–Так чего ж не убили-то? – чуть не подпрыгивал перед ним Хмарик, маленький никчёмный мужичонка, самый большой должник лавочницы.
– А кто ж знает? – пожал плечами Маслай. – Может, посчитали, что убили, а может, испугались того, чего натворили и в бегство ударились. Вон, даже ножей с собой не взяли.… Погоди, вот Кемач возвратиться, он быстро их отыщет, с харайшинами-то. Никуда они не денутся…
–Да пока твой Кемач вернётся, они уж за рекой будут! – горячился Хмарик.– С нас Кемач спрашивать будет, с нас! Так что кто как, а я, пожалуй, тоже в лес уйду. Лес он и укроет и прокормит. Вот прям щас и отправлюсь…
–Иди, иди, дурачок! – засмеялся их третий собеседник, однорукий мужик с большими весёлыми глазами. От него ощутимо тянуло запахом выпитого недавно вина, но он твёрдо стоял на ногах, положив свою единственную руку на плечо Хмарика. – Нам же проще будет перед Кемачем оправдаться!
–Это ещё почему? – задиристо спросил Хмарик.
–Сам подумай, дурная голова! Кто в слободке больше всего Валваль должен? Правильно, ты! А кто из слободки в лес убёг, не дождавшись пока правда всплывёт? Правильно, тоже ты! Значит и спрос весь с тебя!
Староста недовольно зыркнул на однорукого. Предложение Хмарика было очень кстати и если бы не выгорело дело с поисками Тита и Таверя, действительно можно было свалить всё на этого пустышку-мужичка, по которому никто и не заплакал, если что. Да и Кемач мог поверить.… Пусть бы шёл себе. Так нет, надо ж было этому недоделку ввязаться….
–Маслай! Маслай! – рядом остановилась запыхавшаяся дворовая девка лавочницы.– Валваль в себя пришла! Горит вся и тебя требует! Бегом, говорит, чтобы.…И ещё она спрашивает, не приходил ли в слободку чужак?
–Какой ещё чужак? – раздражённо откликнулся староста.– Тут своих-то сыскать не можем, что уж про чужих говорить…
–Так есть чужак, – неожиданно встрял в разговор один из мальчишек, вертевшихся под ногами.– Он недавно пришёл, сейчас в крайнем дворе больного смотрит…
–Знахаря, никак, занесло? – обрадовался староста. – Это ж хорошо! Глядишь, он и Валваль на ноги поставит. А то Осиня, лекарка наша, может её раньше смерти на костёр погребальный загнать.
Послав мальца за чужаком, Маслай скорым шагом направился к дому лавочницы. Войдя внутрь, он поправил рубаху и степенно прошёл в комнату Валваль. Увидев её, Маслай ахнул про себя. Валваль лежала на животе, её спину покрывало множество жеваных листьев прилипы. Как раз в тот момент, когда вошёл староста, дворовая девка осторожно счищала старые листочки с огромного, протянувшегося во всю спину багрового рубца и ещё одного, поменьше, пересекающего первый. Ладони, локти и колени лавочницы были туго стянуты повязками, под которыми лежала та же жёваная прилипа. Старая Осиня, исполняющая в слободке роль знахарки, тихонько дремала возле кровати, посчитав, что выполнила всю свою работу. Ещё три слободчанки вертелись тут же, с жадным любопытством смотря на происходящее и, больше мешаясь, чем помогая.
–Пришёл? – задыхаясь, глухо произнесла Валваль. – А чужак? Где чужак?
–Послали за ним, – наклонившись, проговорил Маслай.– Я как чувствовал, знахаря пригласил из Порядья, вот он и пригодился!
Староста горделиво выпрямился, свысока посмотрев на окружающих его женщин. Те, переглядываясь, закивали головами, втайне восхищаясь прозорливостью Маслая.
–Лжёшь! – проговорила Валваль. Хотя её голос был тихим и постоянно прерывался, это короткое слово услышали все. Маслай открыл, было, рот, но Валваль опередила его:– Не знахарь это…Колдун.…Где он…? Быстрее же…
Услышав про колдуна, женщины заохали, прикрывая рты руками. Одна за другой они незаметно покидали покои Валваль, чтобы избежать встречи с тем, кого почему-то очень хотела видеть лавочница. Даже служанка прекратила покрывать спину хозяйки свежими листьями и стала пятиться к двери. Единственной, на кого эта весть не произвела никакого впечатления, была Осиня, которая открыв один глаз, сонно произнесла удивительно густым голосом, почти басом: – Колдун? Заня-я-я-тно…,– после чего опять погрузилась в дрёму.
Колдун появился, как и подобало магу: быстро и почти бесшумно. Хмуро посмотрев на лежащую Валваль, он провёл рукой по коротким седым волосам и, обращаясь к побледневшему старосте спросил: – Это ты звал меня?
Маслай замотал головой и указал на кровать. – Так-с, – сказал маг и снял с плеча свою сумку. – Всё это, – он указал на разбросанные листья, – убрать. Ей они ещё нескоро понадобятся. Тут посерьёзней кое-что надобно…
–А я о чём? – не открывая глаз, неожиданно пробасила Осиня. – Разве ж это припарки для такого увечья? Так им же срочно подавай. Даже не дали мазь приготовить, сюда приволокли…
–Так лечили же, – растеряно произнёс Маслай. – Всегда помогало вроде…
–Несомненно, – так и не открывая глаз, произнесла Осиня. – Это когда ты в нужнике голой жо…задницей на занозу сел, тогда да, тогда помогло. Правда, ты потом в нужник две седмицы не ходил, боялся. Весь скотник у себя загадил…
–В пользу пошло! – огрызнулся староста.
–И то правда, – согласилась с ним знахарка. – Сорник такой вымахал, что под ним от дождя прятаться можно было,…если конечно не вляпаешься ни во что.
Слушая их перебранку, колдун одновременно готовил своё снадобье. Открыв одну из склянок, он осторожно поставил её на стол.
–Мудро, – втянув в себя воздух, согласилась Осиня. – Только одно это не поможет…
–Несомненно, – повторил её словечко маг, улыбнувшись. – Так ведь мы добавим кое-что…
Рядом с первой склянкой, он поставил вторую, гораздо меньшую по размеру, с широким горлом, наполненную ядовито-зелёной массой. Отковырнув пробку, плотно прикрывавшую сосуд, он опустил в него широкую гладко выструганную палочку и, подцепив немного массы, опустил её в глубокую плошку, которую незадолго до этого попросил принести.
–Однако! – открыла глаза Осиня. – Редко встретишь такой отменный гейтарь. Откуда, если не секрет?
–Лоэ, – ответил маг, выливая в чашку красную жидкость из первого флакона. В чашке забулькало, в воздух полетели крохотные брызги, зелёная масса зашипела и стала пузыриться. Однако это продолжалось недолго. Вскоре всё стихло, и в чашке осталась однородная смесь бурого цвета.
–Пусть постоит чуток и потом на рубец тонким слоем,– понюхав содержимое и немного помешав его той же палочкой, сказал новоявленный лекарь. – Раз в день достаточно и так до полного исцеления. А вот это, – он достал из сумки маленький шарик, заботливо завёрнутый в тряпочку,– нарезать мелко-мелко, по одной крупице растворять в воде и давать каждое утро. Первую дозу можно сейчас.
–Палечник. Намного лучше, чем маракой пичкать, – кивнула Осиня. – Я б тоже с него начала, да только нету. И толлей нету, чтоб в Заречье на торговище съездить. Откуда их взять-то, если всё за долги в лавку уходит…
Несмотря на грустный тон знахарки, колдун улыбнулся, словно припоминая что-то. Убирая склянки обратно в сумку, он будто невзначай, поинтересовался у Осини: – А горный мёд можно достать? Ну, чтоб без толлей?
–Да ты что? – гулко рассмеялась та. – Разве ж без толлей горного мёду дос…?
Она внезапно умолкла, так и не договорив и, прищурившись, посмотрела прямо в глаза колдуну. Тот ответил ей спокойным, чистым взглядом, затем еле заметно подмигнул и вновь занялся своей сумкой.
–Скоро вы там? – прохрипела Валваль. – Колдун, помоги! Умираю….
–Раньше времени не сдохнешь! – неожиданно жёстко ответил маг и выпрямился. – Что-то ещё?
–Да…да! – забилась на кровати Валваль и тут же застонала от нестерпимой боли.
– Спокойно, – сказал колдун и, протянув руку над пульсирующим рубцом, медленно повёл ею, бормоча какие-то слова. Когда он закончил, Валваль дышала уже гораздо ровнее, и голос её уже не был таким глухим.
–Пусть все уйдут! – сказала она. – Останетесь только ты, колдун, и староста.
–Что ж,– вставая, заскрипела табуретом Осиня, – я и так тут больше не нужна…
–Подожди,– маг протянул ей склянку с гейтарем.– Держи. Такого даже в Порядье не купишь.
–А ты?
–Ещё есть, – усмехнулся маг.– Да и там, куда я отправляюсь, гейтарь не так дорог.
Прижав склянку к груди, Осиня шагнула было за порог, но остановилась и вновь посмотрела на колдуна. Дождавшись его ответного взгляда, она медленно, с нажимом произнесла, кивнув в сторону вздрагивающей спины Валваль: – Всё правильно! Затем тоже подмигнула магу и добавила: – Сбереги девчонку – то! Ей и так в этой жизни досталось!
Маслай так и остался в уверенности, что Осиня говорила про стонущую лавочницу.
На крыльце Осиня столкнулась с Хмариком, буквально взлетевшим навстречу. За оградой были видны ещё мужики, торопливо шагавшие к дому Валваль.
–Посижу, – сказала себе Осиня и, пройдя под окна комнаты Валваль, уселась на деревянный чурбак, по привычке закрыв глаза. Она не спала, чутко прислушиваясь к тому, что происходило в покоях. А там творилось что-то странное.
–Нашли! – ворвавшись в комнату, Хмарик чуть не сбил с ног старосту.– И Тита и Таверя нашли!
–Где?
–Там же где и рабыню ту, Рини, помнишь? В том же самом месте! И опять зверь! У обоих глотки разорваны от уха до уха. И ещё Нешка с сыном пришли, – зашептал он на ухо старосте. – Говорят Кемач того, помер… и харайшины его тоже.…Вот я и…
–А-а-а! – заорала Валваль, вновь забившись в постели.– Скорее, Маслай! Гони этого в шею! Гони!!!
Хмарик удивлённо посмотрел на молчащего колдуна и сам пошёл к выходу. Прикрыв за собой дверь, он тихо сказал подоспевшим слободчанам: – Заворачивай, мужики! Велено всем проваливать отсюда! Совсем умом лавочница тронулась от такого лечения. Вот тебе и знахарь.…
Раздвинув собравшихся, он пошёл в придомную, а следом за ним потянулись и остальные.
–Мы одни, – подал голос маг, присушившись к удалявшимся шагам. – Так что ты хотела?
–Сейчас, – лавочница приподняла голову. – Маслай, пойдёшь на скотник. Там, в дальнем сарае, за плетёнкой с красницей, дёрнешь сучок в стене. Потом снимешь доски, найдёшь и принесёшь увраж домовой с записями. Всё…
Валваль выдохнула и опять упала на постель. Неуверенно кивнув, Маслай направился туда, куда сказала лавочница. Отодвинув корзину, он подёргал торчащий из стены сучок и услышал, как под полом зашуршала задвижка. Сняв две короткие половицы, староста увидел довольно просторную ямку, заботливо выложенную деревянными же дощечками. Большая книга, обёрнутая несколькими слоями рыбьей кожи, покоилась на дне. Такие были в каждом доме. Увражи хранили всё, что происходило с обитателями подворья: смерти и рождения, радости и горе. По ним можно было проследить жизнь рода от постройки дома, до его продажи или полного запустения. Но занести новую запись в книгу мог только староста. Запись, сделанная другой рукой, считалась недействительной и не признавалась в случае какой угодно тяжбы.
Увраж дома Валваль был ещё не старым. Это подворье было построено Пишотом и именно с него начинались записи. Взяв его в руки, Маслай заметил в глубине укрывища железный сундучок. Посмотрев на него, Маслай заколебался, но пересилил себя, и, уложив половицы обратно, отправился в дом.
–Принёс? – спросила Валваль, едва заслышав его шаги. – Открывай, ищи запись про Мингу. Быстрее!
Лавочнице вновь становилось хуже. К счастью, подоспело питьё, которое обговорил ей колдун. Несколько мучительных мгновений все ждали, пока Валваль примет микстуру. Кое-как выпив снадобье, она уронила голову, терпеливо ожидая пока староста отыщет искомое.
–Вот оно, – медленно произнёс Маслай, отодвинув книгу подальше от глаз. – Читаю: «Минга-дочь Рини, невольницы. Отец неизвестен. Имущество Валваль, лавочницы».
–Меняй,– тяжело дыша, проговорила Валваль.
–Как? – растерялся староста.
–Колдун поможет. Да скорее вы! Меня от твоего зелья, чудодей, в сон клонит.…Эй, кто там за дверью? Принадлежности для письма сюда! Живо!
Маг подождал, пока дворовая девка принесёт требуемое, а затем, наклонившись над указанной старостой строкой, провёл над ней пальцем. Написанное исчезало, будто его и не было на этом месте. Осталось лишь начало: «Минга-дочь Рини…» Это и прочитал вслух Маслай.
–Пиши, – скомандовала Валваль. – «Минга – дочь Рини, знахарки…Что застыл? – прикрикнула она на старосту.– Рини в нашей жизни знахаркой была, точно знаю! Дальше пиши: ….-и Зубаря, вольного слободчанина, мужа Валваль, лавочницы, дочери Пишота». Написал?
Староста старательно выводил кривые буквы. Вскоре он закончил и с огорчением посмотрел на написанное. Свежие чернила сильно выделялись среди остальных записей и закрыть увраж, до того как они высохнут, было невозможно. Даже и потом корявые строчки не походили на другие, были бы ярче и сразу бросались в глаза. Оттого, любой любопытный, сунувший в книгу нос, мог сказать, что запись про Мингу была занесена позже остальных, а значит, подделана. Однако это не смутило чародея. Повернув ладонь, он будто собрал в горсть что-то с книжного листа, и надпись начала стремительно бледнеть, стариться прямо на глазах у Маслая, пока не стала неотличимой от других.
–Всё, – дрожащим голосом произнёс староста. Услышав его, Валваль расслабилась и успокоено забормотала:– Вот и всё, уже всё.… Маслай, ты там распорядись насчёт платы целителю. Денег там, еды… Живее!
Староста направился было к двери, но замялся, услышав слова лавочницы.
–Ну, колдун… выздоровею я теперь, как считаешь? – прерывисто говорила Валваль.– Уеду… отсюда, сойдусь с крепким купцом,… нарожаю детишек…
Она говорила всё медленнее и медленнее. Было заметно, что забытьё постепенно овладевает ей, даёт временную передышку её израненному телу и измученной душе. Но колдун не дал ей сразу провалиться в спасительный туман беспамятства. Расслышав последние слова лавочницы, он с неприятной ухмылкой произнёс: – Насчёт детей, ты ошибаешься, Валваль! Ни будет их у тебя, хоть здесь, хоть за сотни вёрст отсюда! Раньше надо было думать, когда безвинную душу из себя травила!
– А… – будто задохнулась Валваль. – И это знаешь.…Ну да, ты ж от них… Ты уж попроси, что б простили! Хорошенько попроси!! Так, чтоб поверили!!! – выкрикнула Валваль и, обессилев, обмякла, провалившись в глубокий, лихорадочный сон.
Ничего не понимая, Маслай переводил недоуменный взгляд со спящей лавочницы на спокойное лицо колдуна. – Про кого это она… – начал он, но чародей бесцеремонно перебил его, не обратив внимания на потуги старосты:
–Позови кого-нибудь. Пусть ей спину смажут, пока спит. И не забудь увраж на место вернуть. А мне пора…
–А как же лечение? – затоптался нерешительно Маслай. – Вдруг ей хуже станет?
