Горький аромат фиалок. Роман. Том второй

– Нет-нет, я ни в чем не виноват! Я сам не знаю, что с ней. Она исчезла – я ее искал. А потом… потом я узнал… случайно, о том, что ее нашли в вашем городе.

– Хорошо, возможно, все так и было, но почему вы не откликнулись?

Трубка молчала.

– Вы струсили? Я прав?

Заманжол понял, что собеседник и вправду не знает, что произошло с Алтынай.

– Ладно, – сказал он мягче, – Я вам верю. Теперь скажите, знаете ли вы кого-нибудь из ее родственников? Откуда она? Где раньше жила?

На другом конце провода молчали. Заманжол понял, что там не сразу переварят град его вопросов. Тогда он предложил:

– Знаете что. Давайте встретимся и поговорим, у меня к вам много вопросов.

– Нет, я не могу с вами встретиться. Да я сам знаю немного. Мы с Биби познакомились в другом городе. Мы встречались два-три раза, после чего она исчезла. Она не любила рассказывать о себе – говорила, что не помнит, откуда она и кто, что имя Биби ей дали ее «сестры и братья». Она состоит в «Свидетелях какого-то дня», это вроде секта такая. Когда она пропала, я хотел найти этих сектантов, но их уже не оказалось в нашем городе. Я подумал, что, возможно, она уехала вместе с ними, если только ее не принесли в жертву…

– В жертву? – не понял Заманжол, – Как это?

– Ну, совершили жертвоприношение, – разъяснил незнакомец, – От этих сектантов можно ожидать всего.

– Хорошо, – сказал Заманжол, – Я готов поверить в это, – у меня самого еще невероятнее история, связанная с ней. Но это неважно. Что вы хотите теперь от нее?

– Ничего, – отвечал грустно звонивший, – Просто хотел узнать, что с ней, как ей живется.

– С ней все отлично, – заверил Заманжол, – Мы с женой педагоги, занимаемся с ней плотно, и думаем, что Алтынай быстро восстановится. Во всяком случае, уже есть определенные сдвиги. Я понимаю, вы… – Заманжол замялся, не зная, какое слово подобрать, – что вы неравнодушны к Алтынай, но, прошу, не звоните больше, не мешайте нам.

Незнакомец попытался вставить слово, но Заманжол не дал.

– Нет, не надо, – отверг он просьбу собеседника, – Лучше не надо. Она вас все равно не узнает. Она как бы заново родилась и заново всему обучается. Алтынай сейчас как младенец, у нее чистый мозг, абсолютно чистое сознание. Я серьезно занимаюсь с ней и надеюсь, что сумею обучить ее всему. Да, можете время от времени звонить, справляться о ее самочувствии. Я не против, лишь бы не играли больше в молчанку.

– В какую молчанку? – теперь не понял незнакомец.

– Вы же доставали меня звонками! Звоните, и молчите.

– Нет, это не я, – возразил тот, – Я звоню вам впервые.

– Да? – недоверчиво произнес Заманжол, – А я думал – это вы.

– Нет, это не я, – повторили на том конце провода.

– Ладно, я вам верю, – сказал Заманжол и предложил, – Давайте познакомимся – меня зовут Заманжол.

– Нет, я не могу сказать вам своего имени. Да и на что вам оно? Мое имя ничего не скажет вам. Да и звонить я больше не буду – зачем? Поверьте, я знаю не больше того, что сейчас рассказал.

– Ну, тогда прекратим этот разговор, – сказал облегченно Заманжол и, добавив, – Прощайте, – услышал короткие гудки.

Он секунду подержал трубку, затем положил ее и повернулся к Алтынай.

– Кто же ты, Алтынай – Биби? – сказал он, встретив ее безмятежный взгляд, – Знать бы…

3

Талгат Аликеев подружился с Бекханом Кадиевым после первого же знакомства, если такое понятие, как «дружба», применимо к такому человеку. Во всяком случае, главарю городской группировки было намного приятнее общаться с новым начальником охраны «Мотивации», чем с этим боровом Рахатом Аскеровым. Очень скоро тот узнал, что впал в немилость. Нет нужды говорить, как он возненавидел Бекхана. Его душонка жаждала мщения, но на то она и душонка, что дальше пустых угроз и бессильно – испепеляющих взглядов она не могла пойти.

Бекхан понимал, что завоевание доверия Аликеева – дело не менее важное, чем приобретение расположения Виолетты и ее отца. Он серьезно подошел к этому делу и с первой минуты общения постарался оказать на всемогущего «крестного отца» должное впечатление. Задача перед Бекханом стояла непростая – ему, образно выражаясь, предстояло пройти по лезвию ножа. Нужно было преподнести себя с должным достоинством и ни в коем случае не дать унизить себя. Но, если бы ему изменило чувство меры, Аликеев мог счесть его задавакой, гордецом, а таких он, как и все властные натуры, вряд ли любил и терпел. Значит, нужно быть учтивым и почтительным, но в разумных пределах, ибо такие люди не уважают и тех, кто лезет им в задний проход. Нужно полагать, он достаточно умен, чтобы распознать лесть в любой форме – такие хорошо знают свои достоинства, так же, как и недостатки, понимают важность своей персоны, и степень могущества и власти над людьми.

Но он был человеком, этот Талгат Аликеев, и считал себя хорошим человеком, незаурядной, даже в чем-то талантливой личностью, достойной занимаемого положения. Бекхан выбрал единственно верную линию поведения – непосредственность. Он решил держаться с Аликеевым непринужденно, не отказывая, однако, в определенной почтительности. Таким простым поведением Бекхану удалось покорить могущественнейшего человека города с одной – единственной встречи. Бекхан держался с боссом мафии просто, ничего не старался корчить из себя, был чуточку почтительным, слегка ироничным к себе, немного юмористичным, выказал воспитанность и знание манер и правил легального и криминального мира. Он говорил негромко, но не тихо, внятно, грамотно; речь его при этом лилась свободно, но Бекхан продумывал каждое слово – он понимал, что в среде таких, как Аликеев, неосторожное слово могло стать причиной гибели, и ни на минуту об этом не забывал.

Ну и не последнюю роль сыграло обаяние Бекхана, его ум и обширные знания о многих сферах, которых касался в разговоре Аликеев, который и сам слыл эрудитом, и такие качества он особенно ценил в людях. Ему недоставало достойного его ума и образованности собеседника, и в лице Бекхана он его нашел. Он получил прямо-таки эстетическое наслаждение от своего первого общения с простым начальником охраны, принять которого решил из простого любопытства, ну и оттого, что ему передали историю знакомства Бекхана с дочерью Владимира Кима, а он, как и все мужественные люди, уважал людей неробкого десятка.

– Как вам «Мотивация»? – спросил Аликеев в какой-то момент.

Бекхан внутренне подобрался, хотя весь вечер был собран и очень внимателен, но внешне никак нельзя было его в том заподозрить.

– Хорошая фирма, – сказал он и добавил, – Мне нравится там работать.

– А Владимир Иванович? —

– По моему, толковый руководитель.

– Толковый? – Аликеев усмехнулся, – Вы уже перенимаете его словечки?

– А… – Бекхан улыбнулся.

– Но он и в самом деле толковый начальник.

Аликеев хитро улыбнулся и отпил малюсенький глоточек из своего стакана. И задал еще один вопрос, глядя прямо в глаза Бекхану:

– А Рахат?

Ни один мускул не дрогнул на лице Бекхана. Он тоже пригубил коктейль, и ответил просто:

– Не хочется хаять человека за глаза…

Аликеев перебил его слишком быстро – возможно, пытался поймать на слове:

– А вы хотели бы его похаять?

– Знаете что, Талгат Мухамеджанович, – ответил Бекхан, еле заметно нахмурив брови, – Я не хочу лгать вам. Я знаю, кто такой Рахат, и что он делает, или, вернее, не делает на фирме. Я всю жизнь тружусь, поэтому не люблю бездельников. А Рахат – бездельник! И хам, к тому же. Вы, возможно, знаете об инциденте, тогда мне пришлось применить силу. Поверьте, я был вынужден это сделать, – ведь он перешел все границы.

– М – м… – протянул Аликеев, и, улыбнувшись, сказал:

– Значит, не любите бездельников?

Бекхан почувствовал, что босс готовит подвох. Но спокойно ответил на вопрос:

– Да, не люблю.

– Наверное, и меня считаете таковым?

Вот оно! Но Бекхан уже успел подготовить ответ.

– Нет, не считаю.

– Почему же?

– Потому что догадываюсь, какое беспокойное хозяйство у вас.

– Да?! – видно было, что Аликеев доволен ответом.

– Многие думают, что я бездельник, – сказал он потом доверительным тоном, – Но они ничего не понимают. Не будь меня, не будь моих ребят, здесь давно воцарился бы хаос. Анархия. Многие считают меня фигурой негативной, чуть ли не воплощением зла. Но это не так. Я – фигура необходимая. И я – воплощение справедливости.

Босс блеснул глазами. Вновь отпил глоточек коктейля и продолжал:

– Вот возьмем государственную машину. Вроде бы она должна быть столпом справедливости. У нее, у этой машины, много функций. Худо ли, бедно, но она справляется со своими задачами – руководит, планирует, подавляет. Но она не выполняет одну, самую важную задачу – не обеспечивает должную справедливость. И я ее не обвиняю. Нет, не обвиняю! А почему?

В этом месте босс уставился на собеседника. Бекхан должен был, либо спросить, почему, либо сделать вид, что не понимает. Бекхан просто пожал плечами.

– Потому что, – продолжал Аликеев, – машина эта связана по рукам и ногам государственными законами. Законами, которые не призваны поддерживать справедливость, которые не есть выражение справедливости. А есть набор каких-то, подчас абстрактных установлений и принципов. Абстрактных, и, пожалуй, и абсурдных.

И он воскликнул:

– Вот в чем корень зла!

Затем продолжал, еще раз приложившись к стакану. Видимо, это было его страстью – разглагольствовать о высших материях, попивая хороший коктейль.

– Возьмем какую-нибудь деталь этой машины. Такую важную, например, как аким области или мэр города. Они представляют государство, они, вроде бы должны быть столпами государства на местах. Но они, по сути, пешки. Они не могут быть гарантами справедливости. Потому что они сегодня здесь, а завтра их тут нет. Сегодня аким мечет громы и молнии перед подчиненными, а завтра – хлоп! – его перевели в другую область. И это в лучшем случае.

Аликеев улыбнулся и добавил:

– Конечно, я немного утрирую, но дело обстоит именно так.

Бекхан заметил, что босс любит это словечко – «утрирую». Он вставлял его в разговор, то и дело, по необходимости, и без оной. Очевидно, считал, что такие слова – удел высокообразованных и высокоинтеллектуальных людей.

– Да, – продолжал босс, и Бекхан продолжал слушать его с неизменным вниманием, – это в лучшем случае. А то возьмут и отправят этого столпа государственности в отставку. Если только не посадят. А я… я всегда на своем месте. И я сам по себе, – никому не подчинен, никому не подотчетен. И законы государства я принимаю постольку, поскольку они совпадают с моими принципами, с принципами истинной справедливости.

Аликеев, как и все паразиты, считал, или хотел, чтобы считали, что он несет обществу позитив. И старательно обосновывал этот тезис.

– Вот возьмем волка. Кто он? Вроде бы – воплощение зла. Во всех, или почти всех сказках волк – отрицательный персонаж. Это для детей. Но мы – взрослые люди и знаем – он санитар леса. И степи тоже. Все жалеют его жертв – слабых и больных животных. Ведь они и так обижены судьбой. Но люди не хотят понять – именно они и не имеют права на существование, и именно их, в первую очередь, истребляет хищник. Это жестоко? Да. Но я, волк, не виноват, что так устроена жизнь. И этого требует от меня природа. Она требует, чтобы безжалостно уничтожались, вырывались с корнем все больные и слабые особи, чтобы множились сильные и здоровые. И человек, дитя природы, вынужден жить, в первую очередь, по ее законам, а не по тому, что измыслил сам. Если, конечно, не хочет выродиться. И я – санитар нашего города, слежу за тем, чтобы соблюдался этот закон – самый справедливый, самый мудрый из законов.

Лицо босса приняло некую суровость. Но ненадолго. Он улыбнулся и сказал:

– Нет, я не против государственных законов и демократических принципов. Но в первую очередь я руководствуюсь законом справедливости. А это, согласитесь, высший закон.

Бекхан поспешил согласиться. Аликеев доверительно хлопнул по его плечу. И вдруг закрыл тему, бросив:

– Я подумаю насчет Рахата…

Нужно сказать, что и Аликеев произвел на Бекхана впечатление. Он, конечно, навел предварительно справки о главаре городской «коза ностры», но личное общение превзошло все ожидания. Бекхан мог быть довольным собой, когда на прощание Аликеев сказал покровительственно:

– Я очень рад, что познакомился с вами. Думаю, мы подружимся. Работайте спокойно, ни о чем не беспокойтесь. Скоро у нас праздник – день рождения моей дочери, младшенькой, Лизы. Ей исполняется восемнадцать. Я заранее приглашаю вас с супругой, хотя мы еще разошлем приглашения.

И добавил, подавая руку:

– И давайте перейдем уже на «ты». Лады?

Бекхан кивком головы дал согласие.

После этой встречи дела Бекхана пошли в гору. Прошло несколько дней, и Виолетта зашла к нему. Она сообщила, мило улыбаясь, что Владимир Иванович решил премировать Бекхана за отличную службу.

– И знаете, какая это премия? – спросила она, кокетничая с ним, лаская своими смеющимися глазами.

Бекхан пожал плечами.

– Ну, догадайтесь! – просила она так, как требует капризный ребенок купить мороженое, – Попробуйте угадать.

– Не знаю, я ведь не знаком со ставками здешних премиальных, – Бекхан отвечал ей улыбкой.

– Нет, это не деньги, – уточнила Виолетта, – Папа премировал вас не деньгами. Это вещь… нет, неточно, это самое важное и необходимое для человека, для его семьи.

Бекхан морщил лоб, думая, что бы это могло быть.

– Ума не приложу. Какой-нибудь бытовой прибор? Стиральная машина? Телевизор? Холодильник?

Виолетта покачала головой, отрицая.

– Нет, это более значительное…

– Что же тогда? Представления не имею. Веточка, прошу, не мучай меня. Я все равно не догадаюсь – такой я тугодум.

– Такой уж тугодум?! – озорничала девушка. Бекхан видел, как ей приятно заигрывать с ним.

– Какие мы недогадливые, какие мы тугодумливые! – пропела она, качая головой.

– Да-да, такие уж мы, – подыгрывал ей Бекхан, поглаживая ее руку. Ей была приятна эта ласка, и она не убирала свою кисть из-под его ладони.

– Ладно, скажу уж, – решила она, наконец, и произнесла, сделав значительные глаза:

– Папа премировал вас квартирой. Четырехкомнатной!

Бекхан смотрел выжидающе, думая, что это такая шутка.

– Правда-правда! Квартира новая. Знаете высотку по Ауэзова? Которую мы только что сдали… там…

И она подняла руку и разжала кулачок, который и до того доказывал, что в нем что-то есть, только Бекхану было не до него. Она закачала связкой сверкающих ключей перед его носом, довольная произведенным эффектом.

– Ну, берите же, я не шучу! – Виолетта продолжала улыбаться, рассыпая из своих лучистых глаз счастливые искры.

Бекхан изменился в лице. Кровь сначала сошла с него, а потом поднялась и Бекхану стало жарко. Он легонько отстранил руку девушки вместе с ключами.

– Нет-нет! Ты что! Квартиру в премию! Я не приму. Это ты попросила Владимира Ивановича? Да?

– Нет. Уверяю вас, это не я. Мне такое и не пришло бы в голову. Это папа решил так поощрить вас. До вас фирма несла большие убытки, а как вы поставили охрану на должный уровень, сразу налицо экономия. Папа знает, в каком доме вы живете. Да, это я ему сказала, вы уж извините. Но, поверьте, я не могла и подумать, что папа так отреагирует.

Бекхан встал и заходил по кабинету. Он был ошеломлен. Сердце его приятно сжималось. «Квартира! Четырехкомнатная! В новом доме, в центре! Что теперь скажет Майра? А как будут рады дети!». Мысли теснились в голове, но на лице он держал маску озабоченности. Что делать? Если он сразу примет этот роскошный подарок, то может заронить если не подозрение, то некоторую толику сомнения. Ведь он играл роль честного малого, бессребреника и было бы противоестественно молча «проглотить» такой дорогой подарок.

– Где сейчас Владимир Иванович? – спросил Бекхан, внезапно остановившись против Виолетты.

– У себя.

– Пошли! – бросил Бекхан, и, не дожидаясь, что скажет она, устремился из кабинета. Виолетте ничего не оставалось и она последовала за ним.

– Куда вы? – она почти бежала, пытаясь нагнать широко шагавшего по коридору Бекхана. Он лишь махнул рукой, как бы говоря: «Следуй за мной!».

Бекхан шел по коридору и встречные сотрудники и сотрудницы приветливо и почтительно здоровались с ним, уступая дорогу в узких местах и поворотах. После изгнания Рахата Аскерова Бекхан настолько возвысился в глазах служащих «Мотивации», насколько, пожалуй, не возвышался богатырь, покончивший со Змеем Горынычем, терроризировавшим его соотечественников. Фирма вздохнула полной грудью после стольких лет жизни под вонючей пятой Аскерова, и не было человека, не выражавшего признательности своему освободителю.

«Бекхан Кенжеевич, здравствуйте!», «Добрый день, Бекхан Кенжеевич!» – только и слышал он. Многие начальники участков и заместители Владимира Ивановича, прежде едва отвечавшие на его приветствие, теперь лебезили перед ним. Весть о том, что Бекхана принял сам Аликеев, распространилась в считанные часы после их встречи.

Секретарша в приемной произнесла немного заискивающе, как обычно обращалась к значительным персонам, к которым причисляла дочь президента фирмы, ну и, причислила теперь и Бекхана Кадиева:

– Владимир Иванович занят. У него люди из акимата.

Виолетта не обратила внимания на ее слова, и, решительно открыв наружную дверь кабинета, сделала приглашающий жест Бекхану. Тот улыбнулся секретарше, как бы извиняясь, и проследовал в кабинет.

Там находились два незнакомца, как оказалось после, чиновники из отдела градостроительства. Третьим был Замир Надиров – главный архитектор «Мотивации». Он стоял возле большого макета с указкой в руках и рассказывал что-то людям из акимата.

Владимир Иванович представил Виолетту и Бекхана чиновникам.

– У нас есть и альтернативный проект застройки левобережья, – сказал он, и добавил, – Автор – моя дочь. Хотите взглянуть?

Чиновники снисходительно улыбнулись. Виолетта порозовела от волнения, и, кивнув, отправилась к себе и скоро вернулась, неся небольшой макет и кипу чертежей. Когда она поставила макет прямо на стол перед чиновниками, те принялись изучать его со снисходительной миной на лицах, словно бы говоря: «Что может создать эта девчонка! Но придется посмотреть, – ведь она дочь президента фирмы».

Бекхан пересел ближе и взглянул на макет. Виолетта осталась стоять. Она заметно волновалась, о чем свидетельствовали пылающие щеки и заблестевшие глаза. Он бросил украдкой взгляд на ее похорошевшее лицо и начал сравнивать макеты.

Проект главного архитектора ничем не поражал; он был каким-то скучным, неживым. Слишком правильным. В нем отсутствовали кривые линии, и все было прямолинейным. Даже излучина реки была выровнена и напоминала участок канала. Вообще, все пространство левобережья представлялось на его макете ровной площадкой, и пологий холм, под названием Сарыадыр, должен был срыт.

Здания, особенно в жилом массиве, были типовыми, и ничем не отличались друг от друга. От макета веяло однообразием, штампованностью, и когда Бекхан перевел взгляд на макет Виолетты, в глаза бросилась гармоничность и какая-то внутренняя теплота.

Не было ни одного здания, похожего на другое. И, если проект главного архитектора казался приземленным, даже приземистым, хотя и в нем были модели высотных зданий, все в проекте Виолетты было устремлено ввысь. Ее проект отличался изяществом во всем: в линиях улиц, гармонирующих с излучиной реки, которая была оставлена в своих берегах. На месте был и Сарыадыр, только вершину его украшал комплекс, как объяснила Виолетта, спортивно-развлекательный. От основания холма, где были разбиты скверы, к вершине поднимались широкие лестницы. Повернув макет, Виолетта показала обратную сторону холма, превращенную в лыже-роллерную базу.

– Я не вижу никаких коммуникаций, – сказал один из чиновников, судя по манерам, старший, – Где теплотрассы?

И добавил, иронично улыбаясь:

– Или вы, Виолетта Владимировна, не подумали об отоплении? Не забывайте – мы живем на севере республики.

Виолетта вспыхнула. Бекхан заметил, что она порывается бросить что-нибудь резкое, но все-таки сдержалась.

– Подумала, – сказала она, улыбнувшись натянуто, – Дело в том, что эти котельные и теплотрассы, как бы ни были необходимы, очень портят облик наших городов. Я решила применить автономное отопление для некоторых зданий и комплексов, расположенных в центре микрорайона. Такая система отопления будет находиться под зданиями, в специальных помещениях. Я связалась со специалистами из НИИ, они разработали проект тепловой установки, работающей на газе. Находясь рядом с таким крупным месторождением, грех не использовать его.

– Хорошо, а где вы расположили ТЭЦ? И где будет свалка? А где отстойник стоков? – чиновник все еще не воспринимал Виолетту всерьез, – Красота красотой, гармония гармонией, но мы должны думать, и о мусоре и о дерьме, извините за выражение.

Все, кроме Виолетты и Бекхана засмеялись.

– Я подумала и о них, – отвечала она и, попросив у коллеги указку, ткнула им в комплекс, находившийся ниже по течению.

– Вот здесь я расположила ТЭЦ; причем, имеется альтернативный вариант проекта, по которому предполагается установка АЭС. Да-да, вы не ослышались! Мы можем думать об атомной энергетике что угодно, но нам без нее не обойтись. Я изучила этот вопрос – существуют АЭС нового поколения, принципиально отличающиеся от существующих. Уже к середине двадцать первого века природные минеральные ресурсы истощатся. Я думаю, нам не следует бояться своего будущего, а ядерная энергетика – наше будущее.

– Но, ведь этот вопрос не решен даже на правительственном уровне! – заметил удивленно главный чиновник, – Как же вы запланировали установку АЭС?

– Знаю, – в голосе Виолетты преобладали упрямые нотки, – И вы неверно поняли меня – я не запланировала установку, я пока лишь предполагаю. Это две разные вещи. Вообще, нам сейчас нужно задуматься об альтернативных источниках энергии. При нашем равнинном рельефе и практически незатихающих ветрах, мы совершено не используем их энергию. В мире уже работают довольно мощные ветряные электростанции…

– Не кажется ли вам, Виолетта Владимировна, что мы забрались в область фантазий? Давайте вернемся к нашим реалиям, – вставил младший чиновник.

– Я не считаю прогрессивные и перспективные разработки фантазиями! – отрезала Виолетта, – И почему мы все время сдерживаем внедрение передовых технологий? Сколько нам еще плестись в хвосте цивилизации? Не является ли причиной нашей отсталости и бедности косность и закоренелый консерватизм власть предержащих?

В запале она не заметила, что хватила лишку. Наступила неловкая пауза. Владимир Иванович поспешил сгладить ситуацию.

– Но, насколько мне известно, ни одна из существующих в мире ветряных электростанций не способна справиться с потребностями современного города, даже такого, как наш, – сказал он.

– В том виде, как мы транжирим энергию – нет, – согласилась Виолетта, – Вот как раз пришло время подумать о бережливом отношении ко всем нашим богатствам. Нужно внедрять энергосберегающие технологии везде – в промышленности, в транспорте, в быту. И в строительстве тоже.

– Хорошая идея, – продолжал полемизировать с ней второй чиновник, – У нас идеи всегда хорошие, но как коснется их реализации… вот вы, лично вы, придумали что-нибудь энергосберегающее?

– А как же! – Виолетта взяла из кипы бумаг одну и положила перед своими оппонентами. Те с интересом взглянули на документ.

– Это смета, – объяснила Виолетта, – Заметьте, она несколько превышает смету проекта Замира Дамировича. И, знаете почему? Потому что я предполагаю использовать материалы с лучшими теплоизоляционными свойствами. А они, естественно, более дорогие. И еще. Автономные системы отопления также должны поспособствовать энергосбережению. Все эти котельные и открытые теплотрассы, кроме того, что портят вид, имеют очень низкий КПД.

Чиновник взглянул на нее с большим уважением, нежели в начале разговора.

Виолетта продолжала. Она уже держалась намного увереннее. Бекхан заметил, какой гордостью за дочь осветилось лицо Владимира Ивановича.

– А что касается свалок, то их не будет, – сообщила потом она и у старшего чиновника приподнялась бровь. Выражение его лица как бы говорило: «Что еще вы приготовили нам?»

– Свалок не будет, – продолжала Виолетта увлеченно, – Так же, как и открытых отстойников. Я посетила отстойник на Сасыксоре. Зрелище, я вам скажу, удручающее, не менее удручающее, чем вид городской свалки. После посещения таких мест человек может на всю оставшуюся жизнь стать пессимистом и возненавидеть урбанизацию. Я думаю, пришло время подумать о своих отходах.

– Да? – заинтересованно, но не без налета ироничности в тоне, произнес чиновник, – И как вы собираетесь решить проблему, с которой безуспешно бьется все прогрессивное человечество?