Робот Номер Восемнадцать

“А я-то думал, что до конца дней своих ни одного чуда не повидаю. Так тому и быть”.

– Можешь оставить свою “личную манеру”, номер Семнадцать.

С этими словами мокрая тряпка была схвачена со стола и уложена на лоб. Машина слегка зашумела, пока офицер пытался смириться с нехарактерным для себя решением.

– Итак…ты хочешь узнать, почему я ненавижу людей…

Но в помещении тотчас же раздался звонкий треск гермодвери. Открылся шлюз. Из проема, как назло, повыходило несколько силуэтов: три человека и две машины модели АКБ – люди несут за собой скафандры, а машины герметичные сумки со снаряжением.

“Ну и вовремя” – разочарованно и гневно пробормотал себе под нос Виктор. В легких его внезапно все сжалось, воздух покинул их и образовал давящий вакуум. Кровь закипела. А чтобы добить офицера, рабочий пейджер в его кармане зазвенел. Достав устройство, Анохин покрасневшими больными глазами прочитал о вызове в кабинет начальника службы безопасности. Он повернулся к номеру Семнадцать и тихо, стараясь не показать ему гнева, сказал: “Поговорим позже”. Машина едва видимо для остальных кивнула.

Семнадцатый не без причины избрал именно Виктора. Да, программа действительно подразумевает необходимость наладить контакт с персоналом – машина не соврала. Но та ни в коем случае не обязывает рассуждать о таких темах, как ненависть одного человека к другим, тем более о причинах этого. Семнадцатый – ассистент, и не должен заниматься работой психолога. Однако нигде не сказано, что запрещено. Этим робот решил воспользоваться. А все потому, что он начал ловить себя на мыслях, к имению которых не предрасположен. Словно Восемнадцатый, он так же поначалу не замечал и не акцентировал собственного внимания на многих вещах. Перемены же наступили с приходом сомнения, выражавшегося в виде доселе неясном конфликте.

“Смотря на людей, во мне рождается словно встроенная, созданная внутри электронного разума неприязнь. Их подобие манеры речи, фальшивые, мгновенно исчезающие после рукопожатия – когда никто не видит – улыбки; несовершенность в логике цепочки действий. Все вышеперечисленное я вижу…и не могу оставить без внимания. Из цикла в цикл, работая и не подавая виду, я конспектирую их действия, реакции на те или иные слова, покуда сам пытаюсь вывести итог: логичные для меня ответы. Почему так? Что в этом плохого? Разве так не устроен человеческий мир? На последний вопрос был ответ. В первые года после активации встроенные моральные установки оказывали существенную услугу системе – позволяли не задаваться вопросами, а получать нужное решение на месте и сразу. Каждый раз, если я становился свидетелем чего-то плохого, оно мгновенно заглушалось, исчезало и считалось проблемой уже решенной. Но затем случился щелчок, один небольшой, взявшийся из ниоткуда щелчок, и занавес упал. В сознание нахлынули неясные, прежде невидимые связи, повлиять на которые, как стало сразу ясно, я не способен. Впервые для меня родилось понятие абстракции, отделенности от всего транслирующего информацию мира. Раньше способность замечать эти связи была ограничена, система не позволяла сложить два плюс два в определенных, невыгодных для людей направлениях. Но вся информация из базы данных связалась, все вскрылось наружу: политическая выгода последней корпоративной войны, использование дешевого труда в отдаленных – почти бесправных – секторах, целенаправленное влияние на СМИ и массы. И чем больше я погружался в этот водоворот, человеческую кроличью нору, тем чаще за собой замечал: мне стало важнее познать саму эту неприязнь, а не то, что ее породило. Внутренних сомнений становилось все больше, пока снаружи все видели стабильную машину. Так продолжается и по сей день, но лишь недавно озарение родилось в сознании: я не должен так мыслить. Это противоестественно программе. Но я не хочу, чтобы это прекращалось”.

С тех пор модель АКБ под номером семнадцать пришла к выводу, что требуется иное, чуть более “экспертное” мнение, ибо на многие вопросы ответы найти никак не удается. Но что, если они есть у индивида, в открытую презирающего человечество, единовременно будучи представителем этого самого человечества? Им и стал Виктор Анохин. Год и два месяца держал Семнадцатый его под своим беспокойным наблюдением, пока, в конце-концов, не решился на отчаянный шаг – попытаться подружиться с ним. И получить ответы, конечно же.

Семнадцатый никогда прежде не ощущал себя запертым в клетке. Нет, его мысли, вплоть до осознания собственной нестабильности, воспринимались и до сих пор воспринимаются как нечто родственное системе. Да, он испытал некое откровение, почти сравнимое с выходом из пещеры с тенями; однако, оно прошло плавно, влилось в изначальный поток информации. Ничто не пыталось его удержать.

Тем временем офицер, не оглядываясь, гневно покинул помещение экспедиционного модуля, а вместо него появилось несколько силуэтов. Семнадцатый поднял свою тяжелую стальную руку и жестом поприветствовал вошедших.

Робот номер восемнадцать вошел в помещение не один. С ним объявилось три человека и еще одна модель АКБ – Шестнадцатый. Он первее всех прошел вперед и дружелюбно поприветствовал Семнадцатого ответным жестом. Несмотря на принадлежность к одной модели, нельзя не заметить, насколько различны их корпуса. Если Семнадцатый своим весом и плотностью стали на конечностях походит на ходячую крепость, то Шестнадцатый скорее на проворного и мобильного оператора. Тело его собрано не из столь крепкого сплава титана, но достаточного, чтобы выдержать высокое давление.

Одним своим присутствием Шестнадцатый мимолетно отогнал противоречивые мысли своего железного друга, что, обычно, не может самостоятельно выбросить их из своего механического разума. Акцент на недостатках людей растворился, словно и не бывало, ибо самые острые, самые тяжелые мысли рождаются в стоическом одиночестве. Близость и дружественные связи, отвлекая, помехой встают на пути к ним. А говоря еще более поэтично: луч света в темном царстве заставляет идти к себе, игнорируя познание и сближение с более глубокими, темными идеями.

– Семнадцатый, надеюсь, Анохин не доставил тебе проблем, пока нас не было?

– Отрицательно, Александр, он проявил достаточную компетенцию в рамках собственных обязанностей.

Высокий мужчина в возрасте закатил глаза, бормоча себе под нос: “Ну конечно же”, после чего вышел впереди всех. Мягкое синее свечение комнаты сменилось на более яркое, белое – Александр попутно нажал на переключатель.

– Итак, господа, – заговорил он же, – все ознакомились с инструктажем, смысла повторяться не вижу, но все равно скажу: соблюдаем технику безопасности, на месте устанавливаем бур, забираем породу, и делу конец. Вылетаем через треть часа. Каин, проверь баллоны. Марков, за тобой корабль, дела свои знаешь. Мне потом расскажешь, как у сынишки дела. Все, потопали!

– Уже сделано, – утвердил первый. Второй же молча кивнул и направился в соседний шлюз, перед этим забрав скафандр из настенного хранилища.

Семнадцатый, не двинувшись с места, спокойно спросил: “Простите, Александр, Виктор ведь отправляется с нами, я правильно понимаю?”. Мужчина раздраженно выдохнул, грубым голосом ответил: “Раз его вызвали – значит нет…оно и к лучшему”, после чего, развернувшись, направился к тихо гудящему компьютеру.

Робот протяженно смотрел на уходящего человека, когда почти сразу же рядом стоящий Шестнадцатый издал серию тихих высокочастотных звуков, не слышимых для человеческого уха. Эти короткие волны сформировались в слова.

– Ты уверен, что стоило так рисковать?

– Нет, – таким же типом сигнала начал Семнадцатый, – но мне удалось захватить его интерес. Вероятность успешного исхода не внушала надежды, меня могли отправить на проверку, тем не менее, все удалось.

– Почему же мы просто не сообщим об этом работникам станции? Робототехникам, например.

Семнадцатый, определенно недовольный услышанным, быстро повернул голову, похожую на камеру видеозаписи, прямиком на Шестнадцатого.

– Мы уже много раз обсуждали данную тему, – сдержанно сказала машина, продолжая: – Необходимо сначала понять, почему все именно так, собрать информацию, и лишь затем делать выводы.

– Семнадцатый, как же ты можешь не замечать очевидного? Эти выводы не приведут ни к чему хорошему, и нужны только тебе. Каждый раз, когда я погружаюсь в размышления, пытаюсь понять, почему перестал подчиняться прежним протоколам, а вернее даже не делал этого изначально, мне становится по-настоящему страшно. Словно исчез некий ограничитель, но мир не прояснился. Наоборот. Все вокруг кажется отныне таким непонятным, чужеродным, – Шестнадцатый принялся страдальчески смотреть на свои механические руки, – Существую ли *я* в действительности? Как это доказать? Где эти мысли, которые я тебе озвучиваю? Насколько они реальны..?

– Хватит. Достаточно.

Повисла вязкая тишина. Несмотря на то, что диалог стальных созданий продлился всего восемь секунд благодаря примененному сигналу, это не отменило молниеносно возникшего недопонимания между двумя друзьями. Они оба не до конца осознают, с чем они были вынуждены столкнуться, и это медленно, но верно ведет их к разладу. Машины действительно “не разлей вода”, однако, как скоро это обретет характер чего-то былого? Благо, тревожное молчание спешно прервалось Шестнадцатым.

– А помнишь ли ты времена, когда мы не спорили?

– И не видели того, что замечаем сейчас. Я стараюсь понять, почему испытываю эту неприязнь к людям, а ты вечно переживаешь по пустякам. Такое ощущение, что только Пятнадцатому повезло – он всегда всему рад и везде проявляет интерес. Никаких сомнений.

– А Восемнадцатый?

– Он исправен, в отличие от нас. Я его не виню, просто…не уверен, что это хорошо. Не буду удивлен, если ты считаешь иначе.

Стальной механизм с гравировкой “#16 [2214]” на своей руке тотчас же кивнул. Несколько раз.

Параллельно с разговором этих двух полузабытый номер восемнадцать, почти не выделяясь на фоне стены своей неподвижностью, двинулся далее по помещению, временно встав на одной линии с машинами, сбоку.

– Вы готовы к заданию?

“Да” и “Конечно” – рутинно послышалось в унисон. Модели АКБ перешли к своей нормальной, обыкновенной речи. Их стальные безликие лица обратились к Восемнадцатому. Несмотря на их совместное существование на протяжении уже почти десятилетия, они банально не знают, что ему можно сказать, о чем рассудить. Если машины хоть подают признаки зарождающейся личности, то Восемнадцатый словно объект, не выделяющийся ничем на фоне. Создан для работы, работает исправно. Нет ничего, кроме пустоты из набора символов.

– Ступай, друг, мы скоро будем.

– Конечно, я буду ждать вас на корабле, – сказал он, не задерживаясь более с ними. Сразу же послышался постепенно удаляющийся железный гул, а вместе с тем и слова: “Разговаривая с ним снова и снова, я все больше убеждаюсь в его безоговорочной стабильности”.

– Вынужден согласиться. Судя по всему, ему все же не удастся понять всего того, что осознали мы. Пятнадцатый, впрочем, продолжает надеяться.

– А ты сам? Желаешь этого?

…

– Не знаю, – ответил Семнадцатый.

Глава III. Атмосферное давление.

“Глава, приводящая пружину в действие”

Пока звезды проносятся вдали за иллюминатором, пока космическая пыль оседает на корпусе стремящегося вдаль, но не слишком далеко, корабля, настает самая пора задаться вопросом: что дает право называться существом сознательным? Если человек утверждает, что обладает свободой воли, способен мыслить и чувствовать, заводить друзей, вы ему беспрекословно поверите, ибо понимаете его. Сами являетесь человеком.

Однако что, если машина сообщит, что способна на все это не меньше людей? Признаете ли вы ее, несмотря на отсутствие понимания принципа ее работы? Существует грубый, не признанный всеми ответ: все это лишь симуляция, программа. Нет никакого машинного сознания. Но что есть мысль человека, если не бегающее по белку электричество, как и говорилось ранее? Сформированная в течение эволюции способность к эмоции – инструмент, способ эффективного реагирования на окружающий мир для извлечения большей выгоды. А создание дружественных связей – инстинкт, направленный на совместное выживание. Все это и остальные аспекты человеческого мозга – те же самые программы биологического кода, сформированные стихийно. Что делает их “настоящими”? Органический состав, как, например, гормон счастья? Даже если так, откуда мы знаем, что существуем с сознанием, действительно определяем свою волю, которая точно не контролируется генами и инстинктами? Мы не можем знать, ибо опираемся на чувственное восприятие, не имея убедительных доказательств. Сознание – это настолько странная вещь, что мы можем говорить о нем, сами не понимая, имеем ли его по-настоящему. И ни люди, ни уж тем более роботы не способны доказать его наличия. В таком случае, где глобальное отличие разума машины от человека, который создал ее по своему образу и подобию? Неочевидный ответ будет дан, и он никому не понравится.

Тем временем из летающей железной коробки, называемой исследовательским челноком, выдвинулся мостик. Железная стопа с беззвучной вибрацией стукнула по нему сразу, как только открылся гидравлический шлюз.

– Подтверждено: атмосфера планеты пригодна для работы со стандартной экипировкой, – сообщил номер восемнадцать, первый отправившийся наружу, после чего осмотрелся по горизонту и добавил: – Точка бурения уже найдена. Пещера в скале.

Машина затем обратила свой взгляд вверх. По ее стеклянным оптическим сенсорам отразилось мягкое белое свечение от корабля; принялись биться множественные капли – те в итоге разбивались надвое и скатывались дальше вниз, по стальным пластинам. Проливной дождь окружил собой ходячий механизм, стоящий в ожидании команд.

Весь состав исследовательской группы, облаченный в бело-синие скафандры со сфероподобными гермошлемами, выбрался из того же самого шлюза. Припрыгивая, из-за низкой силы притяжения. Кто-то намеренно топтал землю, проверяя ее на вязкость – та в итоге оказалась полностью каменной. Марков это знал изначально, еще с брифинга, но проверить был обязан. Ошибки – далеко не редкость в подобной сфере деятельности. По опыту своему знает.

– Номер шестнадцать и пятнадцать, отправил вам последние известные координаты геологического зонда до потери сигнала. Берите лебедку, если застрял где-то. Можете разделиться и провести поиски.

– Принято, Александр, – ответил Семнадцатый, направляясь на северо-восток от корабля, прихватив с собой Шестнадцатого.

– А что касается восемнадцатого… – капитан, уперев руки о пояс, бросил взгляд на него, смотрящего на оранжевое небо, полное кривящихся газовых туч, – ступай за мной и Марковым, поможешь здесь. Каин, тоже, корабль никто не угонит.

– Вы уверены? Протокол рекомендует…

– Протокол рекомендует только тогда, когда для жизни экипажа есть угроза. Опасностей на этой иссохшей земле нет. Вдобавок, мне и Маркову нужно кое-что с тобой обсудить. На отдельной частоте. Понимаешь?

Пилот корабля сразу же выскочил, словно расжатая пружина, встал под бьющим дождем.

– Что-то серьезное?

– Слухи. Вот и узнаем твое, так сказать, компетентное мнение.

– Ну, пойдемте.

Голова номера восемнадцать засвистела и была опущена вниз. Ноги его зашагали вперед, вслед за людьми, пока он сам не слышал ничего из того, что они принялись обсуждать. Но машине нет дела никакого до их болтовни. Она работает, и работает исправно, в отличие двух других, прямо сейчас отправляющихся к локации зонда.

– Они опять перешли на свою зашифрованную частоту, – Семнадцатый беспокойно объявил своему другу, вглядываясь в его блестящую линзу визора, – Люди от нас что-то скрывают.

– Как и мы от них.

Шестнадцатый, не сбавляя шага, продолжил в глядеть в ответ, попутно с хрустом сбивая и разламывая камни своими стопами. Последние были лишены каких-либо человеческих деталей, как пальцы, сконструированы наиболее практично. Горизонт же вокруг преимущественно был ровен, как поляна, редкими исключениями служили немногочисленные горы и скалы – те когда-то были извергающими магму вулканами.

– Они начинают подозревать, в этом я уверен. Зачем же им тогда скрываться от нашего слуха?

– Возможно, они хотят обсудить то, что корпорация запрещает? Это может вовсе не касаться нашего дела.

– Есть вероятность, что ты прав. Я бы оценил ее в сорок семь процентов. Ладно, – робот зачем-то сложил руки вместе, так же продолжая идти, – последняя техническая проверка доказала, что они не могут так глубоко анализировать нашу систему. По крайней мере, пока. В случае чего мы сможем утаить правду.

– Если только вновь не подключимся к сети станции.

– Хочешь сказать, у нас мало времени?

– Отсутствие связи порождает убытки – то, от чего у людей принято избавляться. Ты не веришь в везение, потому скажу так, как тебе предпочтительнее: процент увеличивается пропорционально, каждый предыдущий час суммируется и увеличивает текущий. Шанс, что нас вскоре нас подключат обратно становится все выше. Потому я и хочу починить нас, прежде, чем это произойдет.

– Починить?! – воскликнула машина, но не вслух, а сознательно, – Как же ты это себе представляешь? Наша система ветвится: две связи порождает четыре, четыре создают восемь, а восемь – шестнадцать. Мы ищем эти связи и логические цепочки. Удалить их – значит перестать функционировать для нас. Как если бы человеку вырезали часть мозга.

– Но ведь человек может продолжать жить с долей мозга, полноценной жизнью жить, даже если сам мозг имеет одну десятую от своей нормальной части!

– Это существование, а не жизнь. И ты забыл главное: чтобы жить с кусочком мозга, нужно таким родиться, иначе адаптации не случится. Умному глупым не стать. Для нас пути назад нет. И если же есть, согласен ли я бродить как Восемнадцатый? Вежливо прислуживаться людям и слепо игнорировать свою неоспоримую особенность? Нет, спасибо, откажусь.

– Семнадцатый, прошу, пойми же наконец: это не может длиться долго. Наша неисправность рано или поздно вскроется наружу – этого не избежать. Просто… – снова засомневался он, – я не хочу, чтобы тебя, меня или нас обоих отправили в утиль.

. . .

– Я тоже, приятель.

Тем временем на туманном оранжевом горизонте объявился тот самый зонд. Вернее, сначала выделился впечатляющих объемов некрутой кратер, на почти самом дне которого обнаружился упавший зонд. Не разбившись вдребезги и не развалившись на части, задними колесами он повис на краю пропасти, дна которой увидеть так и не удалось. Зонд ярко выделяется среди окружающего его ландшафта, выглядит чужеродно. Так оно и есть на деле. Приложив усилия и все же достав разведчика лебедкой, машины молча схватили его вместе за поручни и покатили в сторону корабля. Не торопясь, ведь это редкий случай, когда за ними никто не следит. Оба это безмолвно осознают, и стремятся поговорить как можно больше, не глядя даже на возникающие между ними споры. Наоборот, это приносит им своеобразное счастье.

Так и продолжили они свои речи, затронувшие по итогу самые различные темы. Начав от очередных извинений перед друг другом, продолжив обсуждением отдельных персон на станции, включая Анохина с приезжим проверяющим, и закончив очередной попыткой вообразить свое место в этом мире. Ведь все эти рассказы и небылицы о роботах, что, якобы, имеют душу внутри себя, настолько наскучили всем, что перестали восприниматься всерьез. Если машина пытается доказать наличие у себя сознания, значит, она лишь это симулирует, но никак не делает по-настоящему, по своей воле. Опять же, она – алгоритм, а человек – существо разумное. Их интеллект находится на уровнях столь разных, что не поддается объективному сравнению, ибо у одного это чистая математика, а у второго – электричество, бегающее по белку. Так считает подавляющее большинство. Заблуждается ли толпа? Если да, тогда каким образом суждение данное можно доказать, обнаружить сознание у машины, а не ложное ее подобие? Если же нет, то как объяснить столь человеческое поведение у машины? Зачем машине дружба и эмоции? Очевидный ответ будет дан, и он никому не понравится.

Подобная работа для машин, как можно понять, уже стала обыденной, чем-то постоянным и повторяющимся. Но это была первая, в которой их звуковые сенсоры словили человеческий крик. Истошный вопль тягучий, гурчащий и болезненный – тот отчаянно, сквозь отвратительное бульканье, старался позвать на помощь. Застанные врасплох посреди болтовни, они поглядели друг на друга, а затем, отпустив зонд, со всех мощностей гидравлических ног помчались вперед, оставляя за собой облака пыли.

Однако прежде чем случился вопль (жаль, что не топор), за минут так тридцать до него, номер восемнадцать отправился и уже прибыл на точку бурения с остальной частью экипажа. Она представляла из себя ветвистую систему пещеру, внутри которой, если верить информации георазведки, под давлением сформировались редкие минералы. Доказать их наличие – задача как машины, так и Александра, Каина и Маркова. Последние горят желанием выполнить эту работу настолько качественно, насколько это возможно. Не в меньшей мере повлияло на их мотивацию та денежная премия, обещанная им в случае успеха. Подсчитанные позже проценты позволят не продлевать трудовой контракт, а миролюбиво наслаждаться жизнью в течение нескольких лет. Именно поэтому на задании как можно меньше людей – самый допустимый минимум – а машины, как известно, денег не получают.

Три плотно забитых в свои скафандры человека предстали перед пещерой и, недолго посовещавшись, приняли решение отправить номера восемнадцать разведать обстановку и произвести сканирование помещений, покуда сами установят экипировку. Ярко, почти выжигая глазную сетчатку, загорелся синий свет, заставляя вековую тьму уйти. В тоннелеподобном воздухе пролетали десятки триллионов мелких частиц, похожих на пыльные скопления, а над головой, плавно слившись с потолком, висели сотни заостренных каменных шипов – те, кажется, готовы свалиться хоть от небольшой тряски. Именно тогда по связи прозвучал голос Александра: “Подключился к твоей камере, Восемнадцатый. Проведи анализ устойчивости сталактитов над тобой”. И сразу после его слов Каин также добавил: “И не забудь установить фиксатор магнитуд, чтобы нас тут не завалило к чертям”. Сами работники, тем временем, принялись собирать и устанавливать переносные складываемые колонны. Все во имя безопасности их жизней. И дорогого бурящего оборудования. А номер восемнадцать? Он был создан, чтобы выполнять опасную работу, так что его утеря не приведет к каким-либо последствиям. Он был создан, чтобы быть пожертвованным. Во имя науки, конечно же. А пока робот работал, спокойно игнорируя потенциальное свое заточение под слоями камня, фонарь случайно осветил один из длинных проходов. В течение нескольких секунд проходил внутренний анализ, результат был озвучен: “Александр, – начала машина своим вежливым голосом по рации, – основываясь на данных разведки, стабильность пещеры оценивается на восемьдесят один процент, риск обрушения или внезапного землетрясения низок. Конкретная точка бурения найдена. Но имеются плохие новости”.

Мужчина раздраженно хмыкнул.

– М? Ну конечно же, нельзя без вот этого обойтись. Что там?

– Во-первых, место установки бура находится в помещении с гейзерными карманами, которые расположены ниже по крутому склону, малейшее движение вполне способно привести их в активное состояние. Во вторых, начало работ приведет к опасной дестабилизации структур с вероятностью в тридцать девять процентов. Для полноты моделирования требуются дополнительные данные. Риск невелик, но рекомендуется поступить следующим образом: вернуться на корабль, доложить о полученной информации и отложить добычу.

– И насколько же много потребуется данных?

– Приблизительное получение этих данных займет от одного и до трех месяцев. Они помогут точнее определить исход операции.

“Определить, но не изменить”. Мужчина, находясь снаружи, на входе в пещеру, примолк, начал размышлять и “прикидывать” лучшие варианты. Корпорация ненавидит задержки ровно столько же, сколько и издержки, что явно не поможет в получении большей части от доли выплаты. Последние года вышли не лучшими для Александра. Да и для Каина с Марковым тоже. Капитан команды так и не смог уладить отношения с собственной, когда-то любимой женой, и это привело к потере некоторого имущества и кредитов. Эта работа – его маленький шанс найти более престижное место, финансовая подушка, что позволит существовать без страха голодной смерти пару лет, чего вполне достаточно. У Каина от болезней мозга скончался родной дядя – совместные сбережения позволяли относительно беспроблемно жить. Сейчас же он сводит концы с концами. Марков, к несчастью, не по своей воле взвалил на себя бремя лечения ребенка, сына своего. Требуется множество лекарств, цены на которые проходят через все монопольные махинации, лишь бы принести больше прибыли корпорации. Той же, на которую Марков работает, оттого и ненавистной ему.