Шарада

Забота… Доброта…

Вместе:

–Нелли и Айдын.

Дина: «Я бы никогда не пошла на консультацию. Это не в моем стиле».

…Всякая психологическая консультация покрыта куполом неизвестности.

Для специалиста событие икс заключается в глубокой индивидуальности каждой встречи. Человек – самое сложное, что есть в этом мире. Жизнь каждого достойна романа. Чтобы прикоснуться к этим переплетам (до финала, в любом случае, он не дойдет), упитанными сотнями историй, специалисту-консультанту необходимо быть готовым не только к личным драмам консультируемого, но и к своеобразию мира, в котором тысячелетиями живет и дышит все человечество (и который, как известно, далек от совершенства). Определенно, это работа предназначена не для высоконравственных персон. Хотя, при беглом взгляде, рядового обывателя всегда так и тянет убедить себя в обратном…

Как студент психологического факультета, в этом отношении Тим ни в чем себя не убеждал. Он быстро скумекал, что попал в «свою атмосферу»: никаких сюсюканий, моральных притязаний и прочего рассусоливания (слово его бабушки); только сухие факты, подтвержденные научно (математическими методами, между прочим!).

В науке психологии, тесно связанной с философией, как младшая сестра и старший брат, было посеяно зерно цинизма, и теория доктора Фрейда типичное тому подтверждение.

Те, кто рано или поздно смог отметить для себя сей факт, и сумел двигаться дальше, ступал на порог научного познания мира. Все остальные просто понимали, что постучались не в ту дверь.

Тим был среди первых, и был этому искренне рад. Прежде всего, он проявлял интерес к теории. Для начала Тим решил отобрать ярчайшие теоретические проблески всех времен и народов, и обнаружить среди них что-то общее (амбиции били ключом). А уж только потом подступиться к проблеме, которая интересовала его лично.

Сквозную линию он так и не нащупал. Ключевой вопрос и его формулировка остались загадкой. Заинтересованность таяла…

В этом состоянии ума Тим впервые обратил достойное внимание на практическую сторону психологии. Венцом всего здесь являлась консультация – все дороги вели к ней. Она возвышалась над старательными коуч-тренингами и пустозвонными семинарами, как королева среди подданных. Она хранила в себе тайну, к которой так или иначе, хотелось прикоснуться каждому, в особенности студенту.

Когда Тим шел на свой первый сеанс (уверенность в том, что это будет единственный консультационный час в его жизни, не покидала его), он, как и любой другой клиент, находился в плену стереотипов (это было неизбежно). Конечно, он не представлял себе психолога, как шамана, способного своими «волшебными» приемчиками сотворить чудо исцеления («Исцеления от чего?» – задавался вопросом Тим), и не воображал себе фрейдистский «лежак», позади которого таился молчаливый консультант с блокнотом (киношники обычно дорисовывают в нем самолетики).

Он знал, что результат достигается посредством коммуникации и нарратива. Так же он знал, как выглядит университетский «Кабинет Психологической Разгрузки» (просто потому, что случайно видел его через открытую дверь) – четыре стены, два кресла, жалюзи на окнах, и парочка горшков с неприхотливыми растениями.

О чем он не мог знать, так это о том, что любая серия консультаций у «мага-психолога» – это вход в лабиринт собственной жизни, полный зеркал, искажающих, деформирующих, вызывающих неожиданные слезы и смех. Глаз, смотрящий внутрь.

Лабиринт призывает в те моменты, когда возникают вопросы, на которых нет ответов. В свою очередь, психолог, это тот, кто помогает не заблудиться в лабиринте, и не застыть в ужасе или шоке перед одним из своих отражений.

Зов лабиринта души маскируется под разного вида оправдания. К примеру, Тим был абсолютно уверен, что им движет исключительно интерес к практической стороне науки. Все же он студент факультета психологии. Он должен знать и видеть все «изнутри»! Почему бы и нет?

На самом же деле в нем накопилось столько вопросов, что их вполне хватило бы на развлекательный журнальчик с желтым названием «Philosophy Magazine» – мысли вслух, постановка популярных вопросов и их возможные решения.

Нелли, асс практической психологии, и Тим, студент, обремененный сложносочиненными мыслями, не ожидали друг от друга продолжительной серии консультационных встреч. Но в итоге вышло десять часов и десять консультаций, – вполне недурно.

По началу Тим не мог зафиксировать вполне ощутимую пользу от «встреч». Он ощущал в себе какие-то сдвиги, но в силу возраста не был способен придать им форму. Он продолжал посещения. Ему снова и снова хотелось вернуться в этот кабинет, в это кресло, к этой невероятно умной и терпимой (возможно, даже терпеливой вынужденно) женщине, которая обычно была строга со студентами, а в рамках консультаций превращалась в добрейшую добрячку.

На старте Тим был откровенен. Он честно признался в своем интересе, и даже сделал вид, что пришел ради небольшого развлечения, так сказать, развеять дурман, нагнанный монотонностью лекций и семинарскими потугами.

Нелли приняла эту откровенность, и, как обычно, перешла к прозе, намекнув на то, что для реализации любой консультации необходимо найти «тему для разговора». А затем, проявив добропорядочность, сразу поставила жирную точку, избавив обоих от никому ненужных запятых и многоточий.

–В противном случае, нам придется распрощаться и не тратить наше время впустую.

Серьезность этих слов Тиму была ясна так же, как и то, что он повел себя несколько легкомысленно. Но он смело сделал себе скидку – студенту допустимо ошибаться.

Он вздохнул и призадумался. Нелли ему не мешала.

–Есть многое, о чем бы мне хотелось поговорить, – вдруг сказал он, нарушив молчание. – Но я не уверен, можно ли эти темы назвать «нормальными» или «подходящими»…

–Смотря, что считать нормальным, дорогой мой, – сказала она и улыбнулась.

Ему сразу стало от этого легче, как и от ее ясных глаз, в которых не было ни капли старости.

–Как ты сам думаешь, эти темы можно назвать нормальными? – спросила она у него.

Так началась его терапия…

Дина: «Надеюсь, ты не рыдал перед ней, как маленькая девочка?»

Тим: «Нет… Я старался быть откровенным. Мне хотелось прояснить для себя кое-что».

Сергей: «Прояснил?»

Тим: «Вполне»

…Бывает, что равнодушие утрачивает власть, и становится прямой противоположностью холодности чувств, перетекая в дружбу… или нечто большее.

Эта сторона жизни, чаще всего скрытая от чужих глаз, коснулась Тима подобно подозрительному незнакомцу – он не доверял таким поворотам. Постоянно находясь в атмосфере научности, первым делом он постарался объяснить все логическим путем, совершив при этом грубую ошибку рационализации чувств.

Всегда можно расставить эмоции по полкам и постараться взглянуть на них со стороны. Но проделать такое можно только по отношению к себе.

Что же делать с тем вторым, чьи чувства вдруг поменяли «минус» на «плюс»?

Не имея склонности упрощать, Тим пустился плутать среди предположений. Не удовлетворившись полученным результатом, он обратился к знакомым, в надежде отыскать опору в чужом опыте. Просто так, будто между делом, он задавал им вопросы:

–А случалось ли тебе держать строгий курс на ненависть, а потом менять его на любовь?

–Как ваша взаимная ненависть переросла в дружбу?

(Леша: «Очень просто – нужно переступить через долбанное «не хочу» и сделать широкий шаг к согласию»)

–Что лучше? Любить или ненавидеть?

(Сергей: «Это две стороны одной медали»)

Результат поисков и опросов был не самый лучший: тупые обобщенные факты. Ответа, от которого стало бы легче дышать, он не получил. Впрочем, это уже становилось привычным…

Оставалось довольствоваться трезвостью мысли, и душой, изогнувшейся в вопросительном знаке.

Закоулки памяти говорили немного (Мнемозина отказала этому молодому человеку в долговременном хранении): впервые Тим увидел Айдына в поточной аудитории, когда каждому новоявленному студенту вручали его билет (документ из узких штанин slender foot). Моментальный оценивающий взгляд, предвзятое мнение, отсутствие интереса. В следующий раз (стоило потрудиться, чтобы отыскать эти короткие пять минут жизни в пыльном хламе редких воспоминаний) уже через пару дней, они столкнулись на скучной перемене, и, не обремененные отсутствием коммуникабельности, узнавали без интереса, со взаимной надменностью, общедоступные биографические факты друг о друге: имена, даты, возраст, какие-то несхожие интересы. Тим так же вспомнил, что после того незначительного диалога у него остался неприятный осадок, и даже возмущение, – уже тогда было ясно, что Айдын превосходит многих, в том числе и избалованного мальца, каким часто воспринимали Тима.

Вот и все, что смог выдать архивариус после нескольких к нему обращений.

Безусловно, их поверхностное общение всегда имело место быть. Они не были врагами. Но и друзьями не назывались. Их общение входило в ту огромную часть заурядных диалогов, что происходят между людьми, видящихся по воле судьбы изо дня в день в одном и том же помещении (в данном случае: учебный корпус).

На этом самом факте Тим и спотыкался. «Что заставило его проявить ко мне такое благодушие? – задавал он себе вопрос. – Что могло измениться?».

(Сергей: «Как мило! Ты влюбился!»)

(Тим: «Я этого не говорил»)

И перед его глазами, как мастерский киноспецэффект, представал сгусток злости, окрашенный в бордовый цвет, переливающийся коричневыми прожилками и окутанный аналогичного тона туманностью. Так он увидел свой гнев, после того, как освободился от него.

То были дни открытий и понимания. Тим, в паре с Нелли, блуждал в лабиринте своей души. Стабильно, один раз в неделю, в рамках психологического консультирования.

Тим открывал двери, в которые не то, что никогда не решался входить, но и которых он даже никогда не замечал. Замки на них уже заржавели, настолько долго они оставались закрытыми. И за одной из таких дверей притаилась нелицеприятная, вызывающая бурю гнева, правда. Правда несправедливая; разочарование спутник такого вида правды.

–Ты можешь плакать, если хочешь, – сказала ему тогда Нелли. – Никто тебя за это здесь не осудит. Каждый из нас имеет право на слезы.

–Нет, – сказал Тим. – Плакать я не буду.

Он не улыбнулся, как обычно, отпуская свою боль и растворяя ее в беспечности, а только лишь уставился в одну точку, замолчал, и долго не хотел говорить. Глаза его стали цвета осеннего холода, и на время он превратился в грозную статую.

–Тим? – обратилась к нему Нелли. – Мы можем продолжать?

И он твердо ответил:

–Да, конечно.

Вечером того же дня он оторвался на каком-то незнакомце.

Тим приметил на себе чей-то «косой» взгляд, и вдруг позабыл о том, что его внешность часто оценивается окружающими, и что взгляды могут быть любыми, начиная от завистливых и заканчивая типично влюбленными.

Он вдруг стал дерзок, и, никого и ничего не видя вокруг, уверенно пошел на немного ошарашенного паренька («Я просто посмотрел на тебя, братан! – читалось в его глазах. – Ничего больше!»), но готового безусловно принять вызов. Они стали обмениваться резкостями, и их никто не останавливал – казалось, если прикоснуться к кому-то из них, можно было обжечься.

–А что случилось то? – не теряя рассудка, задался вопросом Кирилл.

–Не знаю! – ответила ему Дина, не скрывая своего недовольства. – Похоже, наш Тимон совсем погнал!

Следуя инстинкту сохранения, Кирилл стал изучать пацанов из «вражеского лагеря», и, признав со стыдом, что в одиночку он бы с ними навряд ли справился, мысленно поблагодарил Бога за то, что рядом был Айдын; в такие моменты от его присутствия всегда становилось намного легче.

Воздух накалился до предела. Тим придвинулся вплотную к своему «обидчику», так, что можно было чувствовать на своей коже его горячее дыхание, и, уже в следующий момент беспощадно накинулся на него, в стремлении положить на лопатки. Но не тут то было – противник оказал достойное сопротивление.

Дальше началось месиво.

Дине постоянно казалось, что вот сейчас Кирилл точно получит удар, который собьет его с ног, и его начнут жестоко пинать эти дикие животные. Глаза ее заблестели от слез, но она истово продолжала убеждать себя, что все обойдется.

Главный зачинщик этого глупого побоища, – Тимон, – стремительно сдавал позиции. Парень, на которого он решил спустить свой гнев, оказался недурен в рукопашном бою. Тимино лицо уже было в ссадинах и кровоподтеках (наметки для грядущих синяков), в то время, как из видимых показателей, которые оставляет на теле драка, у его противника была лишь разбитая губа, но при этом дышал он тяжело и громко.

Кто-то из свидетелей выкрикнул «дежурную» фразу:

–Зовите ментов!

«Превосходно!» – пронеслось в голове у Дины.

И вдруг она увидела, как Тим проделал со своим телом нечто, что может сделать только боец. Его корпус увертывался от ударов, как в танце; его руки закрывали лицо, и его глаза ждали удобного момента. Паренек отмолотил кулаками воздух, и когда в очередной раз его дыхание сбилось, Тим нанес свой удар. Не сокрушительный, но вполне успешный. Противник зашатался, стал терять равновесие.

Тим ощутил колоссальное облегчение. Но чествовать победу было нелепо, а точнее, неуместно. Битва еще не было кончена. Удары внушительной силы обрушились на Тима с другой стороны. Еще один «недруг». Если напал на одного члена стаи, готовься сойтись со всей стаей. Тим закрылся руками, не имея возможности оказать сопротивление.

Неожиданно удары остановились. Парень, молотящий кулаками со знанием дела, согнулся в какой-то неестественной позе, напоминая скрученного инвалида. Позади него стоял Айдын, который одним ударом помог тому лечь на землю.

То, что произошло дальше, Тим старался забыть, не придавая этому какого-либо значения, но у него так и не вышло.

Они впервые встретились глазами, так, как это бывает, когда заглядываешь в душу другому человеку. Тим увидел доброту, понимание, учтивость… И все это было адресовано к нему, к Тиму. А еще взгляд Айдына ждал взаимности.

Тим опешил от всего этого, но, не растерявшись, сказал:

–Это было не обязательно. Я бы и сам справился.

–«Спасибо» скажешь потом! – весело ответил тот, и,

«Будь я проклят!» – подумал Тим,

и увидел в глазах Айдына блеск, какой бывает, когда испытываешь восхищение.

(Леша: «Романтика!»)

Совершенно не понимая, что это было, Тим стоял на одном месте, как вкопанный, и очнулся только когда к нему подошел Кирилл и сказал:

–Если не хочешь встретить утро в обезьяннике, то советую пошевелиться!

Тим увидел его побитое лицо, и Дину, у которой был тот еще взгляд, и было непонятно, на что (или на кого) конкретно она злилась.

Вчетвером они быстренько совершили побег к машине Айдына, загрузились в нее, пыхтя, как старички, и вздохнули с облегчением, когда зарычал мотор. Они успели ретироваться до приезда кавалерии, и уже через полчаса сидели в своей студенческой квартире, попивали пиво и размышляли о том, как провести остаток вечера (часы даже не пробили полночь; Золушка в это время только начинает входить во вкус).

Тим до сих пор прибывал в недоумении – это продолжалось. Он решительно не знал, как стоит повести себя; нужно ли игнорировать откровенно интересующиеся им взгляды; эти блестящие глаза, вечно смотрящие в его сторону, – когда Дина настойчиво приближала к его ранам ватную палочку, искупанную в зеленке, приговаривая: «Хочу поблагодарить тебя за прекрасно проведенное время!»; когда он разделся и оказался по пояс голым; когда он незаметно выскользнул на балкон (наивно полагая, что остался незамеченным), затянулся несколько раз дымом через трубочку, набитую скифом (остатки с предыдущего раза), запил горечь парой внушительных глотков пива, и вернулся обратно в комнату… где его снова поджидали те же самые глаза.

В очередной раз Тим потерялся в догадках и в своих чувствах. Не было никакого влечения или сексуального желания. В воздухе витали все те же внятные ощущения доброты и легкости (и первое, и второе никак не ассоциировалось с Айдыном).

–Чего?.. – невнятно спросил Тим, откашлялся, и повторился: – Чего ты на меня так смотришь весь вечер?

Айдын помолчал, выдержав невесомую паузу.

Будто играет со мной, подумал Тим.

–Я и не думал, что ты такой дерзкий! – сказал Айдын.

Потом он улыбнулся, и край его нижней губы на несколько секунд оказался зажат в стройном ряду белых зубов, так, как это обычно бывает при флирте.

Тиму показалось, что его глаза полезли на лоб. Но они оставались на месте и старались не выдавать истинных чувств. Он сказал:

–По ходу, ты от этого балдеешь!

Айдын засмеялся и покачал головой.

Какие же у него глаза, черт возьми, подумал в этот момент Тим.

–Нужно беречь себя, – сказал Айдын.

И то было одно из первых проявлений благодушия с его стороны…

Дина: «Значит, это любовь!»

Тим: «Ничего подобного. Он оказался крайне заботливым человеком. Вот и все».

Леша: «Нет, не все. Что-то здесь не так. Чего-то не хватает».

Тим: «В последнее время я стал думать, что ему попросту не хватало друга. Настоящего верного друга».

Сергей: «Да перестань! Этот парень несовместим с обычной человеческой дружбой! Небо и земля!»

Дина: «Безусловно, Айдын может оказать поддержку. Но в основном, чтобы развеять повседневную скуку. Он самоутверждается через другие вещи. И одному только Богу известно, что это за вещи».

Леша: «Он никогда и ничего не требовал взамен…»

Тим: «Он любил находиться в компании со мной…»

Дина: «Вместе с ним ты подсел на таблетки. Не забывай об этом».

Тим: «Это важно?»

Леша: «Видимо, да…»

Сергей: «Когда ты стыл слышать голоса?»

Взойди на алтарь!

Сергей: «До того, как вы стали общаться? Или после?»

Война – отец всего.

Тим: «Это важно?»

Ты ключ к божественному.

Леша: «Здесь что-то скрыто. Нечто ужасное…»

Тим: «Голоса появились, когда стихли джунгли».

Когда стихли джунгли…

-Нелли.

…Как известно, бесконечно можно смотреть на две вещи: на то, как горит огонь, и на чью-то работу.

–Я бы добавил еще кое-что, – сказал Тим.

–Правда? – Нелли оказалась заинтригованной. – И что же это?

–То, как кто-то трахается…

Он выдержал паузу, ожидая реакции психолога-консультанта, чью роль исполняла Нелли. На ее лице не дрогнул ни один мускул.

–Конечно, если смотреть на это вечно, можно сойти с ума. Кто-то этого зрелища вообще не переносит (и, по-моему, занимается самообманом). Я же могу смотреть на это очень долго.

Нелли Артуровна, я не буду ходить вокруг да около. В разные времена были свои сексоголики. Калигула, Казанова, дон Жуан. И помимо них, кто-то еще. Обычные люди – назовем их так. Всегда это считалось нравственной проблемой. Сегодня угол зрения несколько поменялся. Сексуальная зависимость – это скорее проблема личная, и скрывать ее не имеет смысла.

Добро пожаловать в современный мир! Гаджеты стали продолжением нашего нерва. Вера стала продуктом в магазине – ассортимент на столько велик, что разбегаются глаза. Водочка! Ах, этот сладкий напиток! Вино виски шамПАНское! Что я забыл? Неважно! Лучше давайте затянемся? Сделаем крепкий затяг! Так, чтобы голова стала ясной, и все легло по своим местам! Чтобы разум прояснился! Устроим себе легкое просветление! Или нет! Лучше давайте заработаем себе статус! Точно! Это же так круто! Красивые машины портмоне с ожирением дорогие вещи beautiful life!

Это мир удовольствий, Нелли Артуровна. Мир, премьер-министр которого Его Величество Дофамин!

И среди всего этого мнимого великолепия спряталось нечто… Еще один элемент наслаждения… Он, как хамелеон, меняет свой цвет. Из отличного друга превращается во врага, иногда становясь тенью услады, прячась за вздохами чужого блаженства.

Что же это, Нелли Артуровна?

Это каменные джунгли. Это бешеный темп. Это самообман… В джунглях все трахаются. Вы знали об этом? Джунгли пропитаны сексом. Желание повсюду. Оно в самом воздухе.

Все это джунгли. Все это секс…

(Сергей: «Браво!»)

–Правильно ли я тебя понимаю?.. – Нелли попыталась найти лучшие слова, но остановилась на самых простых: – Ты считаешь себя сексоголиком?

–Только не сейчас… Нет… Сегодня джунгли молчат…

Это все из-за ваших прогулок, молодой человек. Слишком много их было, вам так не кажется? Сексуальное пресыщение. Сексуальная усталость. Джунгли замолчали… Потребность в любви превратилась в сладкое пирожное. Ты съел свою потребность, Тим.

(Сергей: «Это слишком категорично!»)

(Леша: «Я бы так не сказал…»)

–В начале нового века психологи дали ясный прогноз: порнография станет одним из лидирующих видов интерактивного развлечения. Они поставили интервал в десять лет, и эти десять лет прошли.

Сегодня нет ни одного сюжета, на который не была бы снята своя порноверсия. Любой современный или классический сюжет переложен на порно.

Представьте себе: камера, способная фиксировать такие вещи, какие подчас трудно выразить словами, в данном случае закрепляет в записи акт базовой потребности, причем во всех его изощренных формах. При этом самый обычный видеоряд, демонстрирующий самую неприхотливую работу съемочной группы, может в итоге принести далеко не самую малую финансовую прибыль. Люди не замечают вялый монтаж, закрывают глаза на вздорное актерство (даже стоны в процессе соития иногда выходят чудовищно неправдоподобными) и редко обращают внимание на отсутствие интеллектуальной индивидуальности (мясо занимается мясотерством). Иными словами, все видят то, что должны видеть. Секс.

Порно – это секс. Все остальные добавки только портят блюдо. Сюжет, если таковой наклевывается, заставляет ум скучать; романтика, подарок для женской половины аудитории, не сходится с финальными оргазмами, пещерными стонами и искореженными в физическом безумстве лицами; а любое структурирование, поиск определенного темпа и ритма, разваливается – невозможно регулировать досконально действия актеров, ибо тогда это будет нечестно, что означает только одно – это будет плохое порно.

Понимаете? Без честности нельзя даже здесь! Камера видит все!

Свой первый порнофильм я увидел еще когда начинал переступать школьный порог. Мой друг детства стащил у своего старшего братца диск, с тем самым кино. Для нас это была небольшая авантюра. Сначала взять чужую вещь, потом посмотреть то, что считалось запретным…

При первом просмотре из всего зрелища мы выдержали не больше минуты. Весь интерес пропал сразу, как только женский рот глотал сами знаете, что. От увиденного хотелось блевать! Это было настолько отвратно, что всякий раз, когда мы об этом вспоминали, нам обоим становилось тошно. И вот вам парадокс – то, что вызывало отвращение, притягивало ребенка так же, как и новая компьютерная игра, если не сильнее.

Не трудно догадаться, что мы потом пересмотрели все фильмы, которые были на том диске. Мой друг выказал большее равнодушие к подобному виду искусства, в отличие от меня. Я же смотрел на все, как завороженный. Оторваться от этого зрелища мне было сложно. К тому же, мне быстро перестало казаться это запретным.

Вообще, запретно ли это?

Шесть лет и первый порнофильм… Да… Любой моралист назвал бы это безнравственным…

–Не хочешь ли ты сказать, что порнография занимает особое место в жизни человека?

–Абсолютно верно! Именно это я и хочу сказать!

Более того, я считаю, что тот, кто хоть однажды увидел это, определенно получил свой пропуск в современный мир.

–То есть, современный мир – это мир порнографии?

Не совсем. Современный мир – это отражение эпохи. А сегодня мы живем в эпоху секса. Это очевидно. Порнография, как видеоаттракцион, лишнее тому подтверждение!

Секс, в своем большинстве, связан сегодня с деньгами. Деньги заставляют мир вращаться.

Мир, в котором мы живем, движется именно в этом ритме – в ритме секса. А тот, кто идет ему наперекор, становится аутсайдером.

–И постепенно обретает собственную индивидуальность. Разве нет?

–Аутсайдерскую индивидуальность.

Индивидуальность вне мира.

(Сергей: «Интересно, когда ты занимаешься сексом, ты тоже об этом обо всем думаешь?»)

(Дина: «Более того, я уверена, что он еще об этом и рассказывает! После секса, конечно. Или до него. Разницы нет».)

(Леша: «Меня эта страшная участь обошла стороной…»)

Мобильник зашелся в вибрации. Тим извинился, и ответил на звонок.

–Это очень важно, – сказал он.

Конечно, это важно, когда на связь выходит потенциальный сексуальный партнер, с которым случилось ночное интернет-знакомство.

Закончив короткий разговор, он откланялся, и сказал, что ему необходимо прервать консультацию и покинуть кабинет.