Шарада

Когда к ним присоединялся Айдын, трио превращалось в квинтет. Про Айдына никто и ничего толком не знал. Одни его побаивались, потому что считали отморозком (в основном, опираясь на слухи). Другие испытывали к нему уважение, потому что он был одним из лучших студентов, и, в целом, преподаватели его любили. Он был со всеми и ни с кем. Он приезжал в своей красивой машине, шел уверенной и свободной походкой, улыбчивый или хмурый, всегда по-разному, с кем-то здоровался, кого-то умышленно пропускал мимо себя. Поговаривали, что он бандит. Но трудно было поверить в бандитизм подростка, которому было всего двадцать (пусть и выглядел он старше), да и еще отличался интеллектом выше среднего и был на короткой ноге с доктором психологических наук Нелли Артуровной, – с женщиной, на лекциях которой все сидели смирно и боялись проявить свое скудоумие. Ибо всех, в итоге, ждали судные дни – сессия – и всем воздастся по делам и по речам их (это была шутка Тима, которую Дина обычно завершала суховатым: «Аминь!»).

Айдын выбрал себе в наперсники Кирилла. Все думали, что Кирилл единственный, кто знает что-то об этом «таинственном и опасном», но, все же, притягательном молодом человеке. На самом же деле Кириллу было достаточно того, что ему теперь было с кем поговорить, не стесняясь своих мыслей, которые порой уводили его в темную сторону бытия. Кирилл знал, что Айдын занимался чем-то, что может быть противозаконным. Но это его мало волновало.

На вопрос, как в одном человеке уживаются две полярные стороны: стремление к просвещению и потребность в противозаконных действиях, – он мог ответить однозначно и просто:

–Это новый уровень преступности. Гений и злодей в одном лице. Вот и все!

Для него это была шутка. Он был счастлив, и ему не хотелось нарушать устоявшийся баланс.

Сначала Дина познакомилась с Тимом, а уже только потом с Кириллом.

У Дины никогда не было друга. Все люди (исключая родителей) были «приходящие» и «уходящие». В начальной школе было несколько девочек, в своем или параллельном классе, с которыми Дина проходила детскую самоидентификацию, не испытывая никаких сложностей. Далее она переходила из одного класса в другой: из класса с техническим уклоном в класс гуманитариев; из одной школы в другую: из обычной средней в школу для одаренных; из одного коллектива в другой: где-то хуже, где-то лучше.

К тому моменту, когда началась учеба в университете, за ее спиной осталось несколько парней, которым она умудрилась разбить сердца, нисколько не сомневаясь в том, что они сами были в этом виноваты («Я предупреждала, что со мной сложно!»), и парочка подружек, опять же из разных классов и школ, с которыми она виделась редко и по отдельности. Как-то она решила собрать их вместе, но знакомства между ними не случилось – обе подруги крайне ревностно относились друг к другу, и к «общению на стороне».

Тим был ее человеком, и это она поняла сразу. Но она редко считала его своим другом. Она чувствовала родственность душ, но не была готова это признать. Она частенько находилась в некотором отдалении от него в большинстве своем уже по привычке, – дружеское сближение до той степени, что порою растворяешься в своем собеседнике, было для нее незнакомым опытом. И он ей казался не самым полезным, даже лишним.

Тима это совсем не огорчало. Он тоже предпочитал находиться с людьми на разумном расстоянии. Но так было не всегда. В прошлом у него было много хороших друзей, с которыми ему пришлось распрощаться. Причина была тривиальной. Однажды его семье пришлось переезжать в другую страну. Его родителям необходимо было поднимать новый регион. Результаты вышли отличными, как и всегда. Но домой возврата уже не было. Этот факт заставил Тима на некоторое, весьма продолжительное время, озлобиться на своих родителей. Он утратил друзей (тех, что встречаются в детском возрасте), и, конечно, ему пришлось попрощаться со своей первой и главной любовью. Пожалуй, в этом и заключалась невозможность «остановить бег». Все, кто был после, не мог заменить того, кто был первым. Трагедия первой любви. Тим был ее заложником. Он расставался с новыми знакомыми, которые только-только успели привыкнуть к нему, попасть под его природное обаяние и шарм; некоторые переносили эту утрату весьма болезненно. Но подростковая бесчувственность изолировала Тима от подобных сентиментальностей; по сути он не жалел никого, и общение с этим подростком могло стать вполне разрушительным. Сначала он в себя влюблял, а потом выказывал безразличие.

По каким причинам Дина все больше и больше привязывалась к совершенно чужому человеку, а Тим вдруг решил отбросить свою бесчувственность и проявить завидный интерес, было непонятно.

Они были из тех студентов, которые не все свое время проводили за подготовкой к семинарам. Любой материал они усваивали легко, и также легко подтверждали свои гранты. Но большинство свободного времени они проводили в каком-нибудь кафе, пили пиво, иногда напивались, и требовали продолжения банкета; обсуждали прохожих за окном, свою жизнь, нередко разговор заходил и о сексуальных пристрастиях. По поводу последнего, Дина, как девственница, сказать ничего не могла, и поэтому молча краснела, когда Тим делился откровениями из своего богатого опыта. Тим был единственным человеком, перед которым Дина могла позволить себе смущение и легкий румянец на смуглых щеках.

Однажды Тим пропал. Он не появился на учебе, и Дина, которая нередко сидела рядом с ним, сразу почувствовала в душе легкую обиду, – обычно они прикрывали друг друга, если того требовала ситуация.

Дина даже не знала истинной причины отсутствия друга, и от этого первую пару она отсидела в некотором недовольстве, ибо не знала, что конкретно говорить, когда преподаватели начнут устраивать свои допросы. Озлобленность усиливалась тем, что далее на горизонте появлялась Нелли, которая славилась нежеланием давать поблажки своим студентам, как бы хороши они ни были. Отсутствие на ее лекциях оправдывалось только в крайних случаях. Естественно, Дине пришлось выслушать по этому поводу отдельную лекцию.

–Позвольте вам напомнить, – сказала ей Нелли, – что студент, получающий образование за счет выделенного гранта, должен подтверждать оказанную ему честь. «Грант» – это не просто слово, которое вы употребляете между собой, когда знакомитесь друг с другом. Например, «Ты учишься на гранте?», «Нет, я на коммерческой основе!». – Нелли изобразила на своем лице студенческую беспечность. – Или: «Полученный грант нужно потом отрабатывать! Это не по мне!». – Она сделала круглые глаза. – Между прочим, я недавно встретила студента, который вообще не в курсе о том, что такое грант. Такое бывает тоже. Напоминаю, что грант – это деньги; которые, говоря между нами, мог бы присвоить себе какой-нибудь пухленький воришка-чиновник. Но эти деньги попали к вам!

Она указала пальцем на Дину:

–Помните об этом! Об этом должен помнить каждый «грантник»!

–Мы помним об этом! – вдруг выпалила, но совсем скромно, еще одна студентка, получившая честь учиться на бесплатной основе.

–Прелестно! – подытожила Нелли. – Тогда начнем нашу лекцию!

Лекцию о «подарке судьбы» (гранте) Дина выслушала очень внимательно, и принимала все усилия воли, чтобы не закипеть, как чайник, под свист и бурление собственного мозга. Такое же усилие она приложила для того, чтобы дождаться финала лекции (от которой, временами, невероятно клонило в сон), выйти из кабинета, и первым делом сделать то, что ей хотелось сделать на протяжении неполного часа, – обматерить как следует Тима и узнать, когда он, наконец, соизволит притащить в университет свой королевский зад.

Она набрала его номер, но ответа не дождалась. В трубке шагали только долгие гудки.

Дина «бомбила» его номер до тех пор, пока «электронная женщина» (так Кирилл называл голос в трубке, который появлялся при недозвонах) не сообщила о том, что «мобильный телефон выключен или находиться вне зоны действия».

–Вот же негодник! – сказала Дина.

Она подумала, что ее друг погулял, и погулял хорошенько, раз он даже отказывался отвечать на ее настойчивые звонки, а потом и вовсе отправил свой мобильник на время к праотцам.

Дина пообещала себе, что еще отомстит ему за такое вольничество. Отомстит не с чувством злости, как можно было подумать, а с тем ощущением дружественности, какое может возникнуть между парнем и девушкой.

Конечно, Дина была уверена, что Тим, рано или поздно, но выйдет на связь. Сам. Отоспится, умоется, приведет себя в порядок, или что он там еще может с собой сделать с похмелья, а потом просто позвонит, и расскажет ей, какой он падонок и негодяй.

Но этого не случилось. Ни к обеду, ни к концу учебного дня.

Тим мог выпить сколько угодно. Но проводить весь следующий день в амебном состоянии было не его прерогативой. Его можно было найти за рабочим столом, в ванной, на кухне, в конце концов, на брусьях в школьном дворе. Но никак не в постели.

Ну, случаются же исключения, сказала себе Дина, начинающая нервничать, как и любая другая нормальная женщина в подобной ситуации.

К удивлению, дома она его не обнаружила. Как и на турнике, на который она бросила взгляд, будучи еще находясь на улице.

Его кружка была чистой. Еда, оставшаяся со вчерашнего вечера, была не тронута (студенческий паек). Его постель была заправлена.

–Козел! – опять выругалась Дина, подумав о том, что друг загулял не по-детски.

Но она уже не могла остановить свою убегающую в воспоминания мысль.

Она вдруг поняла, что не видела его дома уже пару дней, только в университете. Что она была так поглощена учебой и ссорами с Кириллом, что на общение с другом у нее просто не оставалось энтузиазма. Она поняла, что он был молчалив, и, как ей казалось, сдержан, не потому что видел ее женскую нервозность и решал просто «не трогать» ее какое-то время, а, видимо, совсем по другой причине. Она поняла, что кое-что проглядела. Кое-что совсем непростительное.

Дина сделала вывод, что пропустила боль своего друга. Ту боль, о которой обычно молчат. Ту боль, о которой не говорят вслух по одной причине, – потому что она кажется вздорной. Иными словами, настоящую боль, боль истинную, далеко не надуманную…

К слову, о надуманности. Дина была вынуждена остановить свою минутную женскую слабость «накручивать себя и страдать от этого». Она сказала себе, что все в порядке, что Тим взрослый и умный парень

да он же ребенок черт возьми

все мужики ведут себя как дети это норма

и что рано или поздно, но он объявится. И вот тогда она устроит ему веселуху! Бог свидетель!

Дина не могла поступить иначе. Это была молодая женщина, которая развивала в себе интеллект, всегда и всю жизнь.

Развивающийся интеллект помогает женщине притупить на какое-то время ее природный дар видеть мир таким, каков он есть (не страдать от правды невозможно). Мужчина, развивающий чувствительность, способен на некоторое время избавить себя от вечного прагматизма.

Тим был чувствителен. И Дине потом снилась эта чувствительность. Редко, но снилась. Когда она просыпалась, то не могла понять, почему ее подушка была мокрой от слез. Ничего трагичного в своем сне она не видела и вспомнить не могла.

Прошли сутки, прежде чем Дина начала действовать. Все предыдущие двадцать четыре часа она называла мысли о пропавшем друге глупыми и лишними. В конце концов, кто он ей такой? Не брат, и не сват! Детей с ним крестить она не собиралась… Хотя, если задуматься, было бы и можно…

Да, по крайней мере, она старалась считать свое волнение вздорным. Оно возникало, как будто, ежесекундно, и она боролась с ним, как библейский персонаж боролся с ангелом.

Она увидела Айдына, и подошла к нему решительным шагом. Он ее заметил не сразу, но когда увидел ее возбужденный взгляд, решил ничего не говорить. Точнее, она даже не дала ему ничего сказать. Она выпалила:

–Айдын, кажется, я схожу с ума!

–О, ты должна была заметить это еще пару лет назад! Сейчас уже все потеряно! Можешь в этом не сомневаться!

–Без шуток! – Дина резко убрала прядь волос с лица. – Если я хоть с кем-то не поговорю, нервный срыв мне обеспечен!

–Я бы на это посмотрел!

Через мгновение они уже сидели друг напротив друга в университетской столовой, и Дина выкладывала все, как есть, на духу, – Тим пропал, и с ним определенно что-то случилось. Что-то неладное, конечно.

–Ты хочешь, чтобы мы на время стали Малдером и Скалли? – спросил он.

–Думаешь, его похитили пришельцы? – ответила она вопросом на вопрос, и не сдержала улыбки.

–Вот видишь, – сказал Айдын победно, – ты уже шутишь! Все отлично! Ты просто накрутила себя!

–Разум мой веселиться, но душа моя неспокойна!

–Это у всех так!

–Айдын, я знаю, что ты легко можешь узнать, куда он подевался.

–Легко?

–Более того, в короткие сроки! Ты должен вернуть мне мое спокойствие! Я хочу, чтобы все было, как пару дней тому назад: чтобы я занималась учебой, ругалась с Кириллом и вырубалась без сил еще до полуночи!

–Так вот почему ты решила рассказать об этом мне. Ты повздорила со своим женишком.

–Даже если бы у нас были идеальные отношения, я бы еще сотню раз подумала, нужно ли говорить ему что-то, или нет.

–Невротизм и истероидность. Тебе знакомы эти понятия?

–Айдын, я серьезно.

–Возможно, я не могу говорить о многом с таким настойчивым выражением лица, как у тебя. – Он передразнил ее. – Но, поверь мне, я тоже вполне серьезен. Я стараюсь превратить все в шутку только потому, что ты девушка моего друга. В противном случае ты уже была бы со мной в одной постели, либо я разговаривал с тобой совсем в ином тоне и ином порядке.

Дина скрутила губки в недовольный бантик, и сказала:

–Ясно!

Затем поднялась из-за стола, накинув на тело сумку и прихватив со стола бутылку с недопитым лимонадом. Она уже хотела развернуться и уйти, но не сдержалась. Сказала:

–Знаешь, что я думаю?

–Иногда я умею читать чужие мысли, но не сейчас.

–Я думаю, ты на него в обиде.

–На кого? На Тима?

–Да, на него.

–Хм! С чего бы это?

–Он пропал, скрылся, ничего никому не сказав… Ничего не сказав тебе!

–Поздравляю, Скалли! Ты нашла улики!

–Для тебя это должно быть оскорбительно, не так ли? Ты ведь уделял ему столько внимания!..

Дина ехидно улыбнулась.

Айдын усмехнулся, но потом стал хмурый. Сказал ей:

–Дина, я совсем не из-за этого не хочу заниматься пустым делом! Или, что бы ты там не думала своей женской головой… Тим самостоятельный парень! И всегда им был! Да, немного максималист! Но это только его фронт. И возраст; это тоже играет значение.

Дине не понравилось, что Айдын не поддался на ее провокацию.

Айдын тяжело вздохнул и сказал:

–Посмотри на меня. Вот он я здесь. Завтра меня здесь может не быть. Я могу сорваться в другую часть света в любую секунду, ни сколько не задумываясь о чувствах людей, которые окружают меня изо дня в день! И, знаешь, почему? Потому что я предоставлен самому себе! Точно так же, как и Тим. Могу поспорить, он встретил кого-то, и они сорвались в какую-нибудь поездку, или еще что-нибудь в этом роде. Полет души! Понимаешь, о чем я?

–Да, ты прав. В этом вы похожи. Но это не в твоем стиле. И, я думаю, Тим тоже не способен на подобное безрассудство. Я думаю, здесь что-то другое. Да. Я так полагаю…

–Как знаешь!

Айдын устало потер лицо ладонью.

–Все-таки, мне кажется, что ты равнодушен не так, как себе это представляешь.

–Это уже неважно! – Он тоже поднялся со стула. – У нас обоих есть дела, которые зовутся одним славным словом «учеба». Я планировал уделить сегодня именно этим делам немного своего времени. Если ты не против, конечно!

Дина покачала головой.

–Значит, ты будешь заниматься его поисками? – спросил Айдын.

–Только лишь ради своего душевного равновесия.

–Удачи!

Дина стала искать знакомых своего друга. Тех знакомых, о которых она знала. Таких было немало; но это, безусловно, была капля в океане по сравнению с тем, скольких на самом деле знал Тим и сколько людей, в свою очередь, знало его.

Дина считала неважным степень знакомства и общения по отношению к разным лицам – Тим всегда был на одной волне, в одном настроении практически со всеми, кроме редких исключений. В этом было его преимущество, о котором он, к сожалению, не догадывался. Дина считала это очевидным – парню несказанно повезло; он находил себя везде и всюду. И, наверное, от этого многое казалось ему простым, пустым и однодневным. Она решила, что не стоит очевидное переводить в конструктив – мальчик мог зазнаться. Теперь она понимала, насколько глупа была эта мысль.

Она могла сказать ему многое. Но почему-то этого не сделала. Причину своего странного поведения она искать не хотела; ей становилось от этого тошно.

На общение с малознакомыми ей людьми у нее было не так много времени, как ей бы того хотелось. За вечер она успевала созвониться или встретиться максимум с двумя, и то, при условии, если они еще согласились на встречу. Слухи разлетались быстро, и за несколько дней уже многие знали, что мальчишка пропал, и что мало кто знает, куда именно.

В конечном итоге, с Диной разговаривать отказывались все. Ее звонки игнорировали. Игнорировали ее персону.

Дина от этого не переживала. В уныние ее приводил тот факт, что большинство из окружения ее друга открещивались от знакомства с ним, как отказываются от человека с дурным тоном и отсутствием воспитания или выраженной мысли. Тиму не было свойственно ни первое, ни второе, ни третье. Но выходило так, что он все равно оказывался человеком второго сорта, чья судьба не особо волновала остальных. Всех, кроме Дины, конечно…

Неизвестно, как и откуда (скорее всего, от Айдына, как она полагала), Кирилл узнал о ее происках. Поначалу он не слишком обрадовался всему этому; прежде всего ему не нравилось, что его девушка занималась поисками другого парня, словно Тим был ей кто-то из родни или близких родственников. Дина ожидала похожей реакции, – она уже свыклась с мыслями своего избранника, и этот его выпад она приняла с равнодушием, сказав убедительно, что она не может «оставить все просто так». В итоге, Кирилл смог разделить с ней ее душевные (и сознательные) переживания, и даже, в какой-то момент проникся ситуацией. Ему стало жалко Дину, которая всхлипывала временами, отгоняя от себя истерику; и ему стало жалко Тима – действительно, с этим пройдохой могло произойти все, что угодно.

И поэтому Кирилл обратился к человеку, который, наверняка, смог бы пролить свет на многие вещи чистыми фактами. Кирилл обратился с ситуацией о Тиме к своему суровому руководителю и доктору психологических наук. Он обратился к Нелли.

И она, действительно, сказала то, что и должно было быть сказано:

–Мы уже в курсе об этом. Деканат связался с родителями Тима, и те сказали, что их сын не выходил на связь уже неделю. Насколько ты понимаешь, наш факультет готов оказать любую поддержку в поиске нашего студента. Но это не значит, что тебя, или кого-то еще, будут беспокоить лишними расспросами. Надеюсь, я выражаюсь внятно?

Кирилл молчал. Он не находил, что сказать.

–Кирилл, – сказала Нелли уже менее официальным тоном. – Мы знаем Тима уже достаточно долго для того, чтобы предполагать самые обычные вещи, которые частенько случаются в жизни подростков, живущих вдали от родителей и имеющих весьма скверный характер, – уж извини, но это так. Тим далеко не пай мальчик.

–Обычные вещи? – Кириллу нужны были уточнения.

–Например, он решил скрыться, никого не предупредив. Это вполне в духе таких людей.

–Дина не желает верить в это.

–Дина? – Ее брови изогнулись.

–Мне по большому счету безразлично. Хотя, это с какой стороны посмотреть…

–Главное, не поднимать панику.

–Думаете, мне не говорить ей о нашем разговоре?

–Почему? Рано или поздно, она узнает об этом сама. Только будь тактичен. Пожалей ее возбужденность. Наверное, она держится из последних сил. Они очень хорошо общались друг с другом.

–Она сказала, что у нее никогда не было такого друга, как он.

–Тебя это оскорбило?

–Скорее, удивило.

–В этом нет ничего удивительного, дорогой. Девушки частенько выбирают себе в друзья именно таких парней. Ты ведь понимаешь, о чем я?

Кирилл скривил рот, но утвердительно покачала головой – «конечно, понимаю».

–Она сильная, – сказала Нелли. – Она справится.

–Я знаю.

Для Дины поиски друга не увенчались успехом. Но она, как человек, ступивший на путь психолога, отыскала в этом факте плюсы. Например, неожиданно закончились ее бесконечные споры (или «дискуссии», как они их оба называли) с Кириллом. Он вдруг стал чрезвычайно нежен с ней, заботлив, и даже принимал завидную участливость. Дина думала, что Кирилл (наконец-то!) проникся ее переживаниями. От части, это было правдой. Но в большинстве он ликовал (в тайне, конечно) от того факта, что рядом с его девушкой хотя бы какое-то время не будет мельтешить другой парень (пусть и не представляющий никакой угрозы их отношениям).

Кирилл последовал настоянию Нелли. Когда он поделился с Диной тем, что узнал в отношении поисков Тима, он был крайне тактичен. Он уже устал повторять, что все будет нормально, и только обнял ее и прижал к себе, когда та не сдержала слез. На минуту он усомнился в том, что Дина сможет перенести стойко «временную» потерю друга. Но Дина была не из слабаков. Как только она почувствовала к себе жалость, сразу сделала глубокий вдох, вытерла слезы и вывернулась из объятий Кирилла, в которых, как и всегда, было приятно.

–Я в порядке, – сказала она.

Она была в порядке, безусловно. Стойкости ей было не занимать.

Да и все остальное было в порядке, по своей сути. Ей никто не сочувствовал, кроме ее парня. Никто не проникся, а даже, напротив, как только почуяли нечистое, так сразу все пропали, и отказывались разговаривать с ней. Это был порядок, в котором изо дня в день шагал этот мир. Так что, все было более, чем нормально.

Хотя некоторые вещи не вписывались в категорию нормы. По крайней мере, в сознании Дины.

Когда она старалась с кем-то связаться, чтобы дойти до какого-то края истины, любой ее грани, за ней постоянно велась слежка…

Нет. Ей казалось, что была слежка. На самом деле ничего такого не было. Ведь так?

Но я видела их Одни и те же люди Одни и те же лица Всегда где-то неподалеку

Чушь

Они смотрели на меня Прямо мне в глаза Настойчиво А потом отворачивались и уходили

В итоге, Дина решила, что у нее мания преследования. И уж о чем, но только не об этом стоило говорить кому-то еще!

Если ты сходишь понемногу с ума на нервной почве, то лучше об этом молчать, и… Что? Лечиться?

Чем? Успокоительными?

Этот вариант нельзя было исключать. Но Дина предпочитала взамен плацебо сухие факты. То, что видят глаза и слышат уши.

Пожалуй, именно поэтому она не смогла остановить свои поиски.

Позволив себе минутную слабость, Дина почувствовала, что не готова сдаться так быстро. На следующий день, во время учебы, она решила обратиться еще к парочке ее с Тимом знакомых.

На перерыве Дина вышла на улицу, чтобы не находиться в шумном помещении среди галдящих студентов. В такой обстановке говорить по телефону было невыносимо.

Дина решила поменять тактику, и в этот раз ей должны были оказать содействие. Хотя бы дружественной беседой.

Она достала свой мобильник, нашла среди контактов нужное имя, нажала на дозвон, и, оторвав взгляд от дисплея, оторопела. В шагах десяти от себя она вновь увидела тех же людей, что казались ей «шпионами». Они смотрели именно на нее, и никуда больше. Сложно было сказать, что конкретно было в их лицах – предупреждающая злоба, сосредоточенность, безразличие или что-то еще. Дина увидела все это сразу. Хотя мимика обоих никак не менялась. Она не могла оторвать от них взгляда, будто ее гипнотизировали. Один из них был немного старше другого. На обоих – костюмы. Никакой официальности и амплуа бизнесмена; никаких «людей в черном».

Дина вдруг поняла, что когда-то она их уже видела. И не только на этой или прошлой неделе, в толпе остальных лиц. Нет. Это было давно. Возможно, в прошлом месяце. Возможно, еще раньше. Она не помнила точно. Слишком много людей вокруг Музыка И Тим Он тоже там был…

…И когда Дина какой-то частью своего сознания вдруг поняла, что она замерла, как парализованная, и, одномоментно, как будто, увидела себя со стороны – с остекленевшими глазам, с мобильником в одной руке и открытой сумочкой, повисшей на другой, и, кажется, с открытым от изумления ртом – именно в эту секунду на ее плечи легли мужские ладони.

Дина вздрогнула. От испуга весь мир вокруг нее перевернулся.

–Что такое? – спросил у нее Кирилл. – В чем дело?

Мобильник, дорогостоящая вещица, выпал из ее рук и ударился об асфальт. Сказать, от чего именно Дине сделалось плохо – от этих двух, пристально смотрящих на нее, или от вида ударившегося о землю IPhone – Дина не могла.