Прах человеческий

Я представил, как Отавия Корво тянет за собой по многомильному льду лишившегося чувств сьельсина, а за ней, сыпля отборной руганью, ковыляет раненый Паллино.

– Эти сьельсины были всего-навсего рабочими, – сказала Валка. – У них не было ни раций, ни достойного оружия. То, кого мы захватили, не знало ничего важного. Но кое-что мы все-таки выяснили…

Ее голова снова наклонилась, а голос зазвучал плоско:

– «Mareruni oyumn o-Shiomu siajun ti-tajarin».

– Оно сказало, что слышало, что я в плену у Дораяики, – перевел я, заметив недоумевающие выражения лиц Дорра и Нумы.

– «Marerunu oyumn o-kousum biqu ti-tajarin!»

– Оно сказало, что Дораяика собирается меня убить, – перевел я, гадая, зачем Валка цитирует эти фразы, зная, что слушателям они непонятны. Для драматического эффекта? От меня научилась?

Она заметила мой взгляд и выпрямилась. Кажется, даже самоиронично улыбнулась?

– Мы допросили его. Узнали, куда летим.

На Актеруму!

– Прежде чем мы попытались второй раз проникнуть на «Тамерлан», корабль-мир прыгнул в варп. Нам снова было некуда деваться. Пленника пришлось убить. – Валка опустила голову, как будто стыдилась этого. – После того как Толтен умер от криоожогов, никто не хотел рисковать и ложиться в фугу. Мы залатали раны Паллино и не высовывались. Пока корабль-мир шел в варпе, мы были в относительной безопасности. Сьельсины не могли выходить на поверхность, как и мы, а тела подстерегшей нас группы давно разметало ионными бурями и заволокло льдом. Через три года истощились запасы провизии. Мы с Отавией выжимали все из гидропоники, но этот лотрианский грузовик не был предназначен для длительных перелетов. Если бы все это продолжалось… мы бы погибли.

– Сколько всего времени прошло? – спросил Тор Нума.

– С момента вылета – семь лет, – ответила Валка; ее рассказ подходил к концу. – Как только корабль-мир вынырнул из варпа, мы помчались к «Тамерлану». Мы ждали семь лет на лотрианском работорговом корабле…

Она покачала головой и надолго умолкла. Я часто задумывался, не утаивает ли Валка что-нибудь. Но никогда не спрашивал ее прямо. Не спросил и в тот раз.

– Семь лет. По ощущениям – как семь тысяч. В окружении лиц полумертвых людей на полках. – Она вытерла глаза и жестом остановила меня, когда я захотел подойти. – Мы оставили их там. В морозильнике. Ушли и больше не вернулись. Не могли. Нам некуда было деваться. Либо идти на «Тамерлан», либо погибнуть. Мы долго это обсуждали. Спасти всех было невозможно. Но оставался шанс, что «Ашкелон» все еще в рабочем состоянии на борту. На нем поместилось бы полсотни человек в фуге. Пятьдесят человек из девяноста тысяч – крайне мало, но мы спасли бы хоть кого-нибудь…

Она взяла паузу и прикрыла глаза. Я отчетливо почувствовал ее эмоции, наблюдая, как ее голова наклонилась, словно в попытке вытряхнуть горе и сожаление из уха.

– …В нашем положении это можно было бы назвать победой, как бы ужасно это ни звучало.

Собравшись с духом, Валка выпрямилась и продолжила:

– «Тамерлан» не слишком бдительно охраняли. За годы, прошедшие с нашего прибытия, сьельсины перелопатили корабль. Это сразу стало понятно. Они расписали стены своей мазней, разорили каюты. Одни капсулы для фуги разломали, другие опустошили. В некоторых мы нашли… останки. – Она сглотнула. – Вероятно, они сделали проходы прямо к трюму. Рукава, шлюзы. Мы проникли внутрь через люк на верхней палубе и крайне удивились, не встретив сопротивления. Вскоре добрались до каюты охраны. Перевооружились и заменили краденую лотрианскую рацию. Затем разделились. Я отправилась искать «Ашкелон», спустилась вниз к ангарам для шаттлов, чтобы оценить их состояние. Остальные пошли на мостик. С тех пор… с тех пор я никого из них не видела живым.

Валка снова взяла долгую паузу, не отнимая руку от лица.

– Я служила в армии, – произнесла она наконец. – В молодости. В Демархии. В силах национальной обороны. Побывала в одном лишь сражении против прачарских сепаратистов. Мы никого не потеряли, но мне хватило. А тут… все. Все погибли.

Я опять поднялся, но Валка остановила меня. Она так долго держала это в себе, и я чувствовал ее боль. Эта боль время от времени прорывалась наружу; ее выдавала дрожь подбородка, подергивание глаз. Выдавали остаточные эффекты червя Урбейна. Валка страдала – иначе, чем я, но все равно страдала, а страдание неисчислимо и неизмеримо. Все страдают в равной степени.

– Адриан, спасибо.

По интонации Валки я понял, что должен сесть на место. Золотые глаза повернулись к генерал-губернатору.

– И тогда на «Тамерлане» появились сьельсины, – сказала она. – Я заперлась на «Ашкелоне», надеясь остаться незамеченной. Они начали будить команду. Спящих в фуге. Мы не могли им помешать без риска для собственной безопасности. Отавия с отрядом оказались заблокированы в служебной каюте у мостика. Сьельсины уже там побывали, забрав все ценное при помощи своих экстрасоларианских союзников. Нам пришлось отключить рации, чтобы не выдать себя. «Тамерлан» прицепили к нескольким лихтерам. Он сдвинулся с места. Нас собирались посадить на планету.

Валка взяла со стола бокал, обнаружила, что он пуст, и покрутила в руках, глядя в его полую бездну.

– В верхних слоях атмосферы «Тамерлан» начал разваливаться. Посадка на Дхаран-Туне уже далась ему с большим трудом, но на… на Эуэ сила притяжения была вдвое выше. Конструкция стала разламываться, и, когда мы сели, почти все нижние палубы смялись в гармошку. Спящие – команда – находились на верхних палубах, и как только корабль сел, сьельсины принялись их вывозить. Я наблюдала за этим по монитору. Их отвозили к экватору и скатывали в пусковые шахты для истребителей, как с горки; на «Тамерлане» этих шахт около десятка. Что было дальше, вы слышали от Адриана. О толпе, о храме, о старом городе он вам рассказал…

Она прервалась и наклонилась к столику, чтобы наполнить бокал.

– …Примерно в тот момент я и почувствовала Адриана.

– Почувствовали? – в замешательстве моргнул Дорр.

– Обнаружила Адриана, – поправилась Валка, осознав, что допустила оплошность. – Простите. Мой стандартный немного зачерствел. Я засекла его комбинезон. Попыталась связаться с ним. Сначала не получилось. Я сообщила остальным. Паллино с Бандитом собрали кого смогли и отыскали рабочий шаттл. Отавия отправилась на мостик. Там оставалось несколько сьельсинов, но она их перестреляла и взяла управление корабельными орудиями. Как только сьельсины покинули «Тамерлан», я завела субсветовой реактор «Ашкелона». Тогда Адриан наконец вышел на связь.

Она посмотрела на меня, выдохнула сквозь натянутую улыбку и прошептала:

– Дальше вы знаете.

Сыграв свою роль, она опустила голову и больше не произнесла ни слова.

Глава 5

Снова в поход

С окончанием рассказа Валки завершилась и наша аудиенция у генерал-губернатора – первая из многих. В последующие три месяца мы продолжали гостить у Велана Дорра. На это время нашим с Валкой домом стали те же апартаменты, в которых мы ночевали в наше прошлое пребывание на Колхиде. Каждый день приходилось перед кем-то отчитываться. Не могу даже сосчитать, сколько раз мы пересказали те истории, что поведали Дорру и его схоласту. Не меньше пятидесяти. О том, что случилось с нами после визита на Ведатхарад, мы доложили логофетам губернаторской канцелярии, помощникам легата звездной системы, агентам местного отделения имперской разведки. Очередь дошла и до Капеллы, хотя на этот раз нас с Валкой не допрашивали так, как меня когда-то.

Я предполагал, что им не позволил Дорр – или даже кесарь. Безусловно, вести о нашем возвращении уже достигли Форума и императорской флотилии, где бы та ни находилась. Мы рассказали все без утайки – разумеется, за исключением тех фрагментов, в которые никто бы не поверил. Мы не упоминали о Тихом, Наблюдателях и крабах-энарах.

В это мог поверить разве что сам кесарь.

– Сьельсинам известен маршрут императора, – сообщил я агенту разведки, присланному меня допросить.

Я уже рассказывал об этом людям легата, логофетам и лично генерал-губернатору.

– Они выведали курс, пытая членов моего отряда.

– А как насчет вас? – спросил агент, которого, кажется, звали Моданпотра.

Он был первым, кто так бесцеремонно и даже грубо задал мне этот вопрос. От неожиданности я едва не ответил утвердительно.

До сих пор мне удавалось избегать этой темы. Да, я тоже выдал сьельсинам маршрут его величества. Внутри меня разверзлась ледяная пропасть, и я, будто наяву, услышал лязг цепей и почувствовал, как в лодыжки впиваются холодные кандалы.

Но я поспешил все отвергнуть:

– От меня они ничего не добились.

Я спрятал руки под чистым стальным столом. Мои увечья достаточно говорили о том, как я осрамился, не навлекая большего позора на мое имя.

– Сьельсины захватили часть моего отряда на Падмураке. Тех, кто не был заморожен на «Тамерлане». Их пытали отдельно от меня, и мне неизвестно, кто проговорился. Я больше не видел их живыми.

– Но вам известно, что кто-то из них признался? – вздернул черную бровь Моданпотра.

– Я видел их трупы.

Мне вспомнились пустые глазницы черепа лейтенанта Уайта.

– Сириани Дораяика мне их продемонстрировал. И сказал, что знает о планах императора. Перфугиум. Ванахейм. Баланрот. Перечислил все остановки императорского турне.

– И вы не сообщили об этом по телеграфу перед тем, как направиться сюда? – прищурился разведчик. – Почему?

– Я уже говорил, – ответил я. – Мы с доктором Ондеррой опасались, что в Империи эта информация может попасть во вражеские руки.

– Какие еще вражеские руки? Мы все служим Империи.

Лицо Моданпотры исказилось от изумления и замешательства.

– Агент Моданпотра, вам прекрасно известно, что Империя не монолитна, – ответил я, надеясь, что ледяные нотки в голосе сыграют в мою защиту. – Я рыцарь Королевского викторианского ордена. Я служу императору и никому более.

– Но теперь вы делитесь со мной информацией, – заметил Моданпотра.

– У меня нет выбора. Ради этого мы и прибыли на Колхиду. Я могу лишь надеяться, что в ваших руках она будет надежно защищена.

– Ваша светлость, а чьи руки вы считаете вражескими? – спросил Моданпотра таким тоном, словно интересовался у ребенка о чудовище под кроватью.

– Сэр, – ответил я не менее высокомерно, – со дня поступления на службу его величеству на меня покушались уже полдесятка раз. Вы агент тайной службы, вы мне и скажите.

– Зачем вы прибыли на Колхиду? – получив достойный отпор, сменил тактику Моданпотра.

Этот же вопрос мне задавал Тор Нума, и с тех пор генерал-губернатор Дорр продолжал попытки подловить меня, очевидно не поверив нашим с Валкой объяснениям.

– Вы посещали атенеум, – допытывался Дорр. – Зачем?

Уже наступила ночь, и статуя Милосердия – Элеос – едва виднелась в бледном свете фонаря за окном. Голова ксанарта ухмылялась уродливыми квадратными зубами. Свежий стакан фенни запотел в моих руках; в плодовом напитке таял новый ледяной шарик.

Что я мог на это ответить?

В ходе допросов – и первого, и последующего – мы с Валкой осторожно обходили наше пребывание среди островитян. Перед тем как мы приземлились на холме у Нов-Белгаэра, Валка вычистила полетные данные. Если бы разведка или инквизиция провели тщательный анализ, то заметили бы, что базу подтерли, но я надеялся, что так глубоко они копать не будут. Семья Имры отнеслась к нам как к родным из-за моей прежней дружбы с Сиран. Я не мог отплатить им злом за добро, прислав имперских агентов. К тому же мы с Валкой провели с островитянами и Гибсоном несколько лет, хотя должны были – обязаны были – передать властям много важной информации.

Это было моей ошибкой. Моей слабостью.

Я молился, чтобы жители деревни не пострадали. С дрожью представлял, что будет, если на мирные острова нагрянут черные корабли инквизиции.

Но я еще не был готов вернуться в мир людей и вновь принять участие в придворных играх. Чудо, коим была встреча с Гибсоном, стало для меня неожиданным благословением, но из-за этого Империя потеряла несколько важных лет. Мы могли раньше предупредить о новой армаде Дораяики, но я не хотел закрывать последнюю страницу той жизни, которую так любил, – словно человек, не желающий покидать постель после приятного сна.

Однако долгий путь, который я проделал вместе с Гибсоном, подошел к концу, как любой сон.

Сьельсины надвигались.

– Я не могу об этом говорить, – ответил я после длительного молчания. – В атенеум меня привели личные дела.

Но я обо всем рассказал Тору Арриану, иначе тот не открыл бы мне правду о настоящем имени Гибсона. И когда Дорр не удовлетворился ответом, мне пришлось сдаться.

– В детстве у меня был учитель. Схоласт. Когда я покинул родной дом, он вернулся в атенеум и жил здесь, в Нов-Белгаэре. Я встретил его, когда был на Колхиде в прошлый раз. Теперь я прилетел почтить его память. Закончить незавершенное дело. Он ведь был для меня как отец.

Я не сомневался, что Дорр проверит правдивость моего ответа, и ожидал, что Арриан подтвердит, что мы беседовали о Гибсоне. Расскажет ли Арриан Дорру о Фессе? О поездках Гибсона на острова в годы, предшествовавшие его мнимой смерти, и о медицинском модуле, который тот заказал для продления жизни?

Вряд ли.

Арриан, пусть и невольно, позволил принцу Филиппу Бурбону вырваться из сетей схоластического Предписания. Ему бы не хотелось, чтобы это привлекло излишнее внимание, но такая вероятность существовала. Рано или поздно на Фессу и Раху могли заявиться люди Дорра или инквизиторы, и тогда бы семье Имры грозила суровая кара за доброту.

Я мог лишь молиться, чтобы этого не случилось.

Приказ пришел быстрее, чем я рассчитывал. Я отчасти полагал, что кесарь велит нам с Валкой оставаться безвыездно на Колхиде, как ранее на Нессе, дожидаясь его возвращения на Форум по окончании прифронтового турне.

Но приказ был таков: мы должны немедленно отправиться на Несс. Моя ссылка в поместье Маддало возобновлялась, и я обязан был представить подробный отчет о своих странствиях магнарху Венанциану. На Нессе нам следовало находиться до новых распоряжений или до прибытия императора. Нас возвращали не на игральную доску, а в число резервных фигур, готовых в любой момент вступить в игру.

Путешествовать нам предстояло не в одиночку.

Отремонтированный, заново окрашенный и заправленный «Ашкелон» дожидался нас в широком ангаре с низким потолком на окраине Ээи. По сравнению с давно затихшим коммерческим космопортом, правительственный еще подавал признаки жизни. Главные торговые пути давно удалились от Колхиды, в результате чего система приобрела репутацию уютного захолустья, единственной достопримечательностью которого была Имперская библиотека. Доступ туда, однако, имели лишь нобили и ученые, поэтому гостей на Колхиде было крайне мало. Одна из причин, по которой мне здесь так нравилось.

На Колхиде ты невольно забывал об остальной вселенной, а я был человеком, которому о многом хотелось забыть.

Но я слишком задержался на берегах Леты и слишком много испил из нее.

Одним туманным утром мы попрощались с генерал-губернатором Веланом Дорром в его дворце. Его помощники учтиво сопроводили нас к черному бронированному грунтомобилю. Я до сих пор прекрасно помню горгулий, глядевших на ворота со стен, окружавших особняк. Валка держала меня за трехпалую руку. Мы выехали на Солнечную улицу и миновали святилище Капеллы с его белыми башнями и изваяниями Милосердия, Правосудия и Стойкости.

Город как будто спал. На улицах лишь изредка встречались машины, а на тротуаре мне попалась на глаза одинокая группа крестьян. До часа пик было еще далеко; чиновники в серых костюмах только начинали подтягиваться на работу во дворец, а деревенские фермеры подвозили в город свои товары на грузовиках и телегах.

Это было отражением той Империи, которую я любил, хотя практически не жил в ней. Империя простых мужчин и женщин, живущих обычной жизнью. Я улыбался встречным, хотя и остро чувствовал расслоение между социальными группами, которое осознал еще в детстве в Мейдуа. Отделенный от народа бронированным стеклом, я как будто находился в зверинце, но не хотел даже думать, кто из нас на самом деле был посетителем, а кто – запертым в клетку зверем.

Дорога до космопорта заняла почти час. Взлетное поле представляло собой серый асфальтовый ковер с черными провалами шахт, окруженный монолитными бетонными стенами с противозвуковыми барьерами и диспетчерскими башнями. С одной стороны щерилось множество радаров и антенн, а в воздухе стоял рев репульсоров: на площадку как раз приземлялась огромная галера – вытянутое пирамидальное судно длиной почти в полмили.

Тихая маленькая городская империя осталась позади. Это черное грузовое судно было первым вестником большой Вселенной, этакой ложноножкой, которую галактика протянула к этой планете. Наша машина проехала в тени гигантского корабля и обогнула пусковую шахту в центре стартового терминала котона – нашей конечной остановки.

Бронированные двери распахнулись наверх, и портовый интендант – с иголочки одетая женщина в берете, под которым прятались заколотые каштановые волосы, – отсалютовала нам рукой в шелковой перчатке. Трое носильщиков подошли забрать наш багаж. После короткого обмена любезностями она проводила нас к рампе, по часовой стрелке уходящей вниз вдоль края шахты.

Я ненадолго задержался, спустившись чуть ниже уровня земли, чтобы понаблюдать за посадкой галеры. Люди на земле казались крошечными, как муравьи. Они шевелили направляющими стержнями, словно усиками, и что-то кричали друг другу. Какими путями этот корабль прибыл на Колхиду? Какие вести принес?

– Все хорошо? – спросила Валка, остановив меня, когда мы следом за интендантом спустились по рампе к частному пропускному пункту, за которым дожидался «Ашкелон».

Она поправила мой воротник и грустно улыбнулась, но улыбка не смогла скрыть озабоченности в ее взгляде.

Улыбнувшись в ответ, я чмокнул Валку в лоб.

– Я… немного не уверен, что готов к очередному долгому путешествию.

Взглянув через ее плечо, я с трепетом увидел старый перехватчик. Этот корабль почти тридцать лет был мне домом, почти двадцать – тюрьмой. Даже десятилетие, проведенное на Колхиде с Гибсоном и семьей Имры, не избавило меня от леденящего и гнетущего ужаса, который я испытывал, думая о том дне, когда мне вновь придется ступить на его борт. Стоя в коридоре, я подумал, что уже никогда не буду относиться к космическим путешествиям так, как прежде.

– Все будет хорошо, – заверила Валка, и ее улыбка стала шире и искреннее. – На этот раз тебя положат в фугу.

Я сглотнул и кивнул. Это было так. По просьбе магнарха Венанциана генерал-губернатор Дорр выделил нам в сопровождение экипаж из двадцати человек. Им предстояло доставить нас с Колхиды на Несс. «Ашкелон» был быстрым кораблем, гораздо быстрее «Тамерлана», но Несс и прочие центаврийские провинции находились в тысячах световых лет отсюда. Диспетчер, с которым мы разговаривали накануне, сказал, что на дорогу уйдет шестнадцать стандартных лет.

– Удивительное дело, – произнес я. – Когда-то я панически боялся фуги. Теперь боюсь бодрствовать.

– Лорд Марло! – окликнул меня звонкий, почти певучий голос.

Обернувшись, я увидел молодого офицера с оливковой кожей. Он махал мне. Несмотря на почти джаддианскую внешность, на нем была имперская черная форма, а на голове набекрень надет бордовый берет. В целом вид у него был неопрятный. Верхняя пуговица туники расстегнута, сапоги не начищены, а меч из высшей материи, вместо того чтобы быть убранным в ножны, болтался на магнитной застежке, словно фонарик. Стрижка у него тоже противоречила всем правилам легиона. Легионерам низкого звания предписывалось брить голову наголо; офицерам позволялось оставлять волосы, но насчет длины существовали строгие ограничения. Этот офицер на них наплевал, отпустив косу почти до пояса. Она была завязана красно-коричневой ленточкой и напоминала о сьельсинских косичках, символизировавших их статус в обществе.

Валка чуть отступила, когда офицер подошел ко мне и отдал честь. В этом жесте тоже читалось его отношение к протоколу. Он должен был остановиться, щелкнуть каблуками и прижать кулак к груди, прежде чем вскинуть правую руку. А вместо этого лишь ударил себя в грудь и махнул рукой.

– Вы капитан? – спросил я, решив не цепляться к этим нарушениям.

Молодой офицер вызвал во мне любопытство. Лицо у него было по-лисьи хитрое, брови вразлет, нос орлиный. Своей вальяжностью он напоминал мне… кого-то, кого я не мог вспомнить. Очевидно было одно: он мне сразу не понравился.

– Коммандер, – поправил меня офицер, хотя и кивнул. – Сэр Гектор Олива. Отдел особого назначения Разведывательной службы легионов. По распоряжению магнарха Венанциана должен доставить вас на Несс.

Он протянул руку:

– Польщен знакомством с вами, сэр.

Прежде чем пожать ему руку, я чопорно, по протоколу, отсалютовал. Несмотря на богемный вид молодого офицера, его рукопожатие было крепким, и он не подал вида, что заметил отсутствие пальцев на моей руке. Отдел особого назначения обычно занимался шпионажем и расследованием конфликтов между знатными домами, а также вмешивался в дела планет и государств, не входивших в Империю. Очевидно, этому агенту, помимо роли перевозчика, предстояло сыграть и роль соглядатая.

– Олива, – повторил я после короткой паузы.

Мне это имя было незнакомо – быть может, оно известно вам, читатель?

– Значит, вы из особого отдела? Есть новости от сэра Грея?

Этот Олива должен был отвечать непосредственно перед сэром Греем Райнхартом, заменившим недотепу Лоркана Браанока после неудачной попытки того избавиться от меня и Валки. Я не считал Райнхарта врагом, но и другом он мне вряд ли был. Олива только что сказал, что задание ему поручил магнарх. Не Райнхарт. Не император. Стоило ли из-за этого беспокоиться? Или командная вертикаль работала как надо?

«В чьей руке прячется нож? И есть ли он вообще?»

– Нет, милорд, – помотал головой Олива. – Сэр Грей не покидает императора. Вряд ли от него будут новости до следующей остановки их флотилии… Прошу.

Он жестом предложил нам с Валкой следовать за ним. «Ашкелон» дожидался в доке, свисая с направляющих рельсов, протянутых сквозь ворота ангара к пусковой шахте в центре котона.

– Полагаю, для вас немного… непривычно, что мы будем командовать вашим кораблем. Надеюсь, ни я, ни моя команда не доставят вам неудобств.

– Ни в коем случае, коммандер, – сказала Валка, взяв меня под руку. – Мы признательны вам за сопровождение.

– Это честь для меня, – ответил Олива. – И хороший повод сменить обстановку. Я уже восемь лет торчу на этой планете. Жду не дождусь, когда попаду на фронт.

Я замер:

– Вы серьезно?

– Сэр? – посмотрел на меня вполоборота Олива, что особо подчеркнуло его орлиный нос.

– Ждете не дождетесь? – переспросил я. – Вы когда-нибудь сражались со сьельсинами?

– Нет, сэр, – признался Олива. – Но все бывает в первый раз. Будьте уверены, я более чем готов начистить их бледные морды.

Валка рефлекторно сжала пальцы на моем бицепсе, с помощью аккуратно подстриженных ногтей передав два коротких слова: «не надо».

– Коммандер, если бы вы разбирались в том, о чем рассуждаете, то не испытывали бы такого рвения, – сказал я, игнорируя Валку. – Будьте уверены.

Когда-то и я был столь же нетерпелив. Считал, что лишь упрямство и религиозные догматы не позволяют нам заключить мир со сьельсинами. Жадность. Гордыня. Зависть. С истовым рвением и самонадеянностью я отправился на поиски Воргоссоса, желая изменить мир, Империю, галактику.

И поплатился за это.

Коммандер Олива с непроницаемым лицом выслушал мою реплику. Помолчав несколько секунд, он тихо хмыкнул и произнес:

– Beluto intusha.

«Немного разбираюсь».

Прежде я бы усмехнулся, услышав, как другой человек говорит на языке врага. Долгое время почти никто не тратил времени на его изучение, на то, чтобы понять сьельсинов так, как понимал их я. Это ввергало меня в отчаяние – сначала потеря надежды на мир, затем осознание моего одиночества. Ответ Оливы был тем, что я когда-то давал сам себе – и, вероятно, многим другим. Но не теперь. Ему было свойственно то же губительное высокомерие, что направило меня на мой путь, то же высокомерие, что привело меня с Эмеша на Воргоссос… и на Эуэ.

– Я изучал сьельсинский язык и культуру на Аресе, – сказал Олива, пользуясь моим замешательством. – Выпустился с отличием.

– С отличием… – повторил я почти шепотом. – Так вы окончили военный колледж? Потрясающе.

Военный колледж на Аресе был одним из лучших, если не лучшим космическим учебным заведением в Империи. И одним из старейших, не считая школ на Авалоне и Марсе.

Пробуждая задремавший мозг, я произнес:

– Paiwa oyumn o-cahoti gahatiri ji etadayu ti-jutar ija ba-okarin.