Песня для Корби

Корби медленно поднялся на ноги.

– Я не прощаюсь, – подумал он, – ведь мы не расстаемся.

– Да, – хором подумали Ара и Ник.

Токомин включил и протянул Корби большой желтый фонарь с ручкой. Яркий луч света промчался по темной воде, отогнал, рассеял туманное марево.

– Большое спасибо, – поблагодарил Корби.

– Как фара, – сказал Ник.

– Заряда часа на четыре, – предупредил отец Андрея.

«Если я проживу четыре часа», – подумал Корби и огорчился, поняв, что друзья слушали его мысли.

– Ты постараешься, – вслух сказал Ник.

– Да, я постараюсь, – обещал Корби. – Теперь уезжайте, пока тот, кто приходит из долин, окончательно не свел вас с ума.

Токомин остановился у крыла «хаммера» и несколько долгих мгновений смотрел на подростка.

– Спаси моего сына, – сказал он.

Корби ответил молчаливым кивком. Отец Андрея сел в машину. Ник поместился на переднее сидение рядом с ним, туда, где раньше сидел Корби. Ара остался сзади. Двери захлопнулись. За тонированными стеклами Корби почти не видел их лиц. Тяжелая машина медленно сдала назад с моста, развернулась на широкой части дороги и покатила назад. Корби смотрел ей вслед, пока красные габаритные огни не растворились в темноте. Он знал, что Ара повернулся на заднем сиденье и сквозь стекло смотрит на удаляющийся луч одинокого фонаря.

– Ну вот, мы одни, – тихо сказал Корби.

Он почувствовал на себе тяжелое холодное внимание. Взгляд невидимых глаз струился из темноты, поднимался пузырьками зловония со дна черных вод. Он был повсюду.

Корби пошел вперед.

***

Большой фонарь тяжело было нести в руках, и Корби положил его на плечо. Он чувствовал исходящее от диодов тепло – оно медленно нагревало корпус из толстой желтой пластмассы. Корби постарался сосредоточиться на этом ощущении, понимая, что оно может быть последним нормальным переживанием этой ночи. Он шагал посередине совершенно пустой дороги и смотрел, как по асфальту мечется белый луч света от его фонаря.

Затем он увидел что-то на дороге далеко впереди.

Оно было большое и стояло прямо посреди трассы. Луч фонаря с трудом доставал до цели, и предмет, окутанный темнотой, казался совершенно черным. Корби еще не понял, что именно видит, но его сердце забилось чаще.

Пятьдесят, сто, двести шагов. Многолетние ели поредели, уступая место не менее старым лиственным деревьям. В безлунную ночь кленовый лес казался таким же темным, как и еловый бор.

Корби прошел полторы сотни метров, прежде чем понял, что предмет посреди дороги – это брошенная машина.

Еще через пятьдесят метров Корби узнал ее по описанию Барыбкина. Это был старый зеленый джип-внедорожник с золотистой полосой на борту. Его багажник был распахнут, салон чернел темнотой, как жуткий безгубый рот. С заднего бампера автомобиля, как слюна, свисали знакомые Корби нити белесой субстанции. Они издалека заиграли серебристым блеском в луче фонаря.

С передней частью машины тоже было что-то не так. Из нее торчало какое-то аморфное, обвисшее тело. Подросток не мог понять, что видит, пока не подошел совсем близко. Когда он понял, ему пришлось закрыть глаза и несколько секунд стоять, не шевелясь, подавляя судорожные спазмы в желудке.

Машина убийц сбила беременную олениху. Массивная голова животного пробила лобовое стекло и тонула в темноте салона, среди осколков стекла и потеков крови, а ее задняя часть свисала через крыло автомобиля. Из промежности самки вываливалась розовая голова олененка.

– Корби, Корби, – раздался странный липкий шепот.

По коже подростка будто провели чем-то холодным. Он вздрогнул и открыл глаза. Голос был где-то рядом.

– Корби, ты пришел ко мне, – произнес он. – Открывающий двери, ты пришел, чтобы впустить меня.

«Это не Андрей», – подумал Корби. У него на лбу выступил холодный пот. Стоять стало тяжело – фонарь невыносимо давил на плечо. Подросток направил луч света на лес, но там никого не было.

– Корби, – снова позвал голос.

Корби оглянулся на машину и осветил ее. В ней было пусто. Только кровь и стекло. Но голос был так близко. Он был прямо здесь.

– Я преображу нас обоих, – обещал он.

Корби осветил олениху и с ужасом увидел, что с ним говорит голова нерожденного детеныша. Его глаза были закрыты – они не откроются уже никогда – но его губы шевелились, произнося человеческие слова, и с них вместе с кровью стекала серебристая слюна. Стекала и капала на асфальт.

Корби отступил от разбитой машины. Пятясь, он двигался от центра дороги к черной чаще деревьев. Его сердце колотилось, как после стометровки. «Бежать, бежать, бежать, – думал он, – я не смогу к этому приблизиться, не смогу на это смотреть».

– Корби, – сказал Ник, – остановись и успокойся.

Корби остановился.

– Ник, – вслух спросил он, – ты здесь?

– Конечно, мы здесь, – ответил Ара. – Мы уже проехали мимо бензоколонки. У нас все хорошо.

«Спасибо, друзья», – подумал Корби.

– Что бы ты ни увидел, – сказал Ник, – рассказывай нам. Мы не дадим тебе сойти с ума.

«Я увидел машину убийц, – ответил Корби. – Она сбила беременную олениху и стоит разбитая посреди дороги».

– Значит, все это правда, – сказал Ара. – Они действительно приехали в этот лес.

«Да, – согласился Корби, – есть повод идти дальше».

Он заставил себя сдвинуться с места. Шаг, еще шаг. Через пять минут машина осталось далеко позади. Дорога петляла, и, оглянувшись, Корби увидел у себя за спиной только серую полосу асфальта и темные силуэты деревьев, тянущих к дороге свои черно-зеленые лапы. «Сколько я прошел?» – подумал он. Неожиданно ему ответил Ара.

– Отец Андрея говорит, что там будет развилка и щит-указатель: «Черная искра пятьсот метров» и «Охотничьи угодья Белая Запь один километр», – предупредил он. – Они могли повернуть на любую из двух дорог.

«Охотничьи угодья, – подумал Корби. – Вот откуда бегут олени и волки».

***

Он прошел очередной поворот и увидел впереди зарево. Казалось, прямо на дороге горит огромный костер, но его пламя не поднималось высоко вверх, а как бы стелилось по земле, иногда распадаясь на несколько отдельных очагов огня.

Подросток двинулся к источнику света. Ему в лицо несло гарью. Дым был удушливым, едким, пах бензином и тлеющей листвой. Он клубился, сгущался в ветвях деревьев, и казалось, что старые клены оживают и шевелятся в темноте. Даже небо изменилось. С него одна за другой пропадали звезды. У Корби исчезло ощущение, что он идет вперед. Дорога как будто сама ползла ему под ноги, втягивая путника в себя, а обратным током, ему навстречу, выбрасывая свое тяжелое, сводящее с ума дыхание.

Корби стало казаться, что в темноте вокруг него появляются полупрозрачные лица. «Помнишь, как ты рубил траву в ночь после смерти своих родителей? – шептали они. – Хочешь напасть на нас? Хочешь бороться с нами? Мы не такие безобидные, как то несчастное дерево, которое ты избивал. Мы будем кусать в ответ».

Когда Корби подошел ближе к огню, он увидел, что необычное кострище находится прямо в центре дорожной развилки, о которой говорил Токомин. На земле был выложен круг из кленовых ветвей. Они почти прогорели, но пламя еще держалось за счет того, что кто-то облил сырые, не очищенные от листьев ветви керосином. Из центра круга поднимался закопченный в огне стальной щит с указателями направлений. К его круглому стальному основанию был привязан человек.

Корби в безумном порыве бросился вперед. У него в голове билась единственная лихорадочная мысль: «Это Андрей, все было напрасно, он уже умер, его добили и сожгли».

Корби добежал до границы горящих ветвей. Дым разъедал глаза, на асфальте под ногами плясали языки керосинового пламени, но он не обращал внимания на копоть и жар. Задыхаясь, измученным, слезящимся взглядом он смотрел на привязанного к столбу человека.

Его шея и нижняя часть лица были страшно изуродованы. Ему не просто перерезали горло, а удалили губы и часть щек. Под уцелевшими глазами мертвеца висела бахрома рваного мяса, дальше – рот с двумя рядами сжатых в муке окровавленных зубов.

Корби направил луч света прямо на него. Он увидел, что это не Андрей. Мертвец ответил на его взгляд тусклым блеском своих, уже подернувшихся пеленой смерти, но по-прежнему широко раскрытых глаз. Он был черноглазым и черноволосым, коренастым, но не таким крупным, как Оскаленный. Корби узнал в нем одного из убийц – того, которого подстрелил в школе.

Казалось, он должен радоваться – теперь его врагов не трое, а только двое. Но при виде изувеченного трупа он испытывал только ужас. Чудовище не проигрывало. Оно просто списывало тех, кто был ему больше не нужен. Корби боялся, что мертвый убийца заговорит, скажет какую-нибудь жуткую гадость вроде: «ты отстрелил мне яйца, а они доделали все остальное». Он отошел от огня, его трясло. Он опустился на колени, прямо на пыльный асфальт дороги и поставил фонарь перед собой.

– Ник, Ара, – позвал он, – где вы?

– Мы снова в Москве, – ответил Ник, – только что переехали МКАД.

– Как ты? – спросил Ара.

– Похитители Андрея совсем сошли с ума, – сказал Корби. – Они убили одного из своих. Привязали его к указателю, о котором ты говорил, изрезали лицо, а вокруг зажгли огненное кольцо.

Он почувствовал ответные мысли друзей.

– Это бы угрожало и нам, – сказал Ник.

– Да, – подтвердил Корби.

– Куда ты дальше пойдешь? – спросил Ара.

– Не знаю, – ответил Корби. – Наверное, туда, куда меньше всего хочется.

«Простите меня, – подумал он, – я пока помолчу». Голоса и мысли друзей затихли вдали.

Корби провел рукой по поверхности дороги. В свете фонаря пыльный асфальт серебрился, как лунная пустыня. Ветер принес одинокий осенний лист. Он промелькнул в темноте и прибился к колену подростка. Корби поднял его. Он был влажным и холодным. «Опять кленовый», – подумал Корби.

Он оглянулся на затухающее пожарище. Остатки пламени еще подсвечивали щит указателя, и можно было прочесть надписи. Корби понял, что лист принесло с той стороны, куда уходила дорога на Белую Запь. «Значит, мне туда», – догадался подросток. Он поднял фонарь, встал с дороги и пошел дальше.

***

Через двести метров он услышал, как звонит телефон.

Звук был дребезжащий, механический, будто у старого аппарата. Подросток медленно пошел ему навстречу. Телефон все звонил и звонил, терпеливо. «Неужели кто-то из убийц Андрея потерял мобильник?» – подумал Корби.

Но это был не мобильник. Корби пошарил лучом фонаря по асфальту и увидел старый желтый аппарат с круглым диском – такой же, как тот, что стоял на кухне в квартире его родителей четыре года назад. Оборванный провод телефона лежал в дорожной пыли.

Корби пришла в голову дикая мысль: «Это меня». Не в силах сопротивляться, он сел на корточки рядом с аппаратом и снял трубку.

– Алло, здравствуйте, – раздался на линии мальчишеский голос, – а Рябина можно?

– Кто это? – тихо спросил Корби.

– Это его сын, – ответил мальчик. – Он еще на работе?

Корби молчал.

– Скажите, пожалуйста, он еще на работе или уже уехал? – повторил мальчик.

Трубка начала безумно дрожать в руках подростка, и ему пришлось схватить ее второй рукой.

– Алло, алло, алло, – повторял мальчик. – Вы меня слышите? Вы меня слышите?

Корби не мог ему ответить. Он не мог сказать самому себе, что его отец мертв.

– Вы меня слышите? – спросил голос в трубке. – Слышите? Ты слышишь меня?

Он менялся. Это уже не был голос мальчика.

– Ты знаешь, что это я привел тебя сюда? – поинтересовался он. – Ты знаешь, какое нас ждет будущее? Я покажу тебе другие миры. Мы вознесемся вместе.

Корби бросил трубку. Где-то далеко в стороне от дороги раздался дикий надорванный смех. Он умножался лесным эхом, бился в темноте среди деревьев. «Оскаленный», – узнал Корби. Он поднял фонарь и пошел в сторону от дороги, в чащу, в том направлении, где смеялся обезумевший убийца.

***

Почва была неровной, бугрящейся корнями. Подросток то и дело спотыкался о коряги. Лесная подстилка хрустела под кроссовками. В прогалинах между кленами разросся кустарник, и Корби пришлось продираться сквозь него. Свет фонаря рассеивался в листьях. Отсвет луча казался зеленым.

Через несколько десятков шагов Корби потерял дорогу из виду. Он испугался, что может просто заблудиться, заплутать в темноте между деревьев, но очень скоро ночную тишину снова разорвал дикий хохот. Теперь смеялись в два голоса. Корби понял, что к Оскаленному присоединилась его боевая подруга. Их надорванные голоса звучали по-настоящему страшно – казалось, они пьяны или одурманены. Корби била нервная дрожь, но он продолжал идти на звук. Иногда ему начинало казаться, что деревья – вовсе не деревья, листья – вовсе не листья. Они шевелились, расступались перед ним и смыкались за его спиной.

– Все! – вдруг завопил Оскаленный.

– Все! – откликнулась девушка.

– Все, все, се… се… – повторило эхо.

Корби чувствовал, как влажные листья касаются его лица, гладят его по волосам, по рукам. Он наткнулся на лесную паутинку, и она серебристой ниточкой прилипла к его щеке. Подросток нервно сорвал ее. На мгновение ему показалось, что с ним случится то же, что и с отцом Андрея.

– Все и каждый! – крикнул Оскаленный.

Корби прорвался через последнюю линию кустов и вдруг вышел на лесную тропу. Она была достаточно широкой, чтобы по ней проехал внедорожник. Над старыми колеями нависали ветви деревьев, а посередине шла еще не заросшая до конца тропинка. Корби посветил на траву у себя под ногами и увидел на ней следы. Подорожник, разросшийся по бокам от тропинки, был смят, будто по нему тащили что-то тяжелое. На листьях остались следы крови и серебристой слизи.

«Я почти пришел», – подумал Корби. Он повесил фонарь на низкий сук ближайшего дерева и усталыми руками вытер с лица холодный пот. Он чувствовал, как часто и слабо бьется его сердце. Каждое движение казалось мучительным.

– Ты в порядке? – спросил у Корби Ник.

– Если честно, я, кажется, не могу идти дальше, – признался Корби. Он сел на землю, подальше от испачканной в крови травы, прислонился спиной к ближайшему дереву.

– Мы тебя вытянем, – сказал Ара. И Корби вдруг увидел, как растет, разливается свет фонаря. Он прищурился и различил на листьях блики солнца, отраженные от ручья. Они забегали вокруг, запрыгали по стволам старых кленов. Кровь потемнела и начала запекаться, а слизь поднялась облачками пара и исчезла.

– Что это? – спросил Корби.

– Не знаю, – ответил Ник. – Сила Андрея.

Корби посмотрел на свои руки и увидел, что они светятся. Эти блики, эти волны солнечных зайчиков исходили от него.

– Тебе лучше? – поинтересовался Ара.

– Да, черный брат, – сказал Корби. – Спасибо.

Прошла минута, и света стало меньше. Корби поднялся с земли. «Я скоро их догоню», – подумал он.

– Сделай все правильно, – пожелал Ник.

– И останься в живых, – попросил Ара.

Корби снял фонарь с ветки и пошел дальше. Скоро тропа повернула, и из-за деревьев показался неясный далекий свет – это мелькали лучи двух маленьких, но очень ярких карманных фонариков. Подросток ускорил шаги.

– Еще одна болезнь идет сюда! – завопил Оскаленный. – Еще одна пропащая душа!

Корби на мгновение ослеп: в него издалека посветили фонариком. Он ответил тем же и пошел быстрее. «Может быть, не все еще потеряно для них, – с безумной надеждой подумал он, – может быть, мы сможем поговорить». Как будто издеваясь над его мыслью, спутница Оскаленного разразилась диким смехом. Корби вспомнил, как эта девочка жалела умирающего кота Барсика. Теперь она сама могла бы у кого угодно вырезать на коже квадрат.

Один из фонариков, направленных на Корби, замигал, а потом потух. Он не обратил на это внимания и продолжал идти вперед.

Из темноты выступили старые сетчатые ворота. Их створки были распахнуты настежь. Почти прямо за ними начинался ветхий деревянный мост. Овраг, над которым он шел, был больше и глубже, чем тот, на дне которого Корби утопил пистолет Токомина. А на середине моста, рядом с волокушами, замотанными в черный целлофан, стоял Оскаленный.

На заборе рядом с воротами висела заржавленная табличка: «Охотничьи угодья Белая Запь».

Корби поднял свой фонарь выше и направил луч над головой убийцы, на другую сторону оврага. Его сердце замерло. Бледный, рассеянный блик света высветил из темноты деревья, и Корби мог поклясться, что они не зеленые. Их листья были желтыми и красными. Там, за этим мостиком, уже наступила осень.

Подросток прошел через ворота и остановился у начала моста. Внезапно в него сбоку ударил луч фонаря. Корби сообразил, что это спутница Оскаленного устроила ему засаду, но было уже слишком поздно. Девушка набросилась на него. Он попытался уклониться, но поскользнулся на мокрой траве и упал навзничь. Она ударила его ногой в бок. Сердце Корби ухнуло, по ребрам растеклась невыносимая боль. Он перевернулся лицом вниз и начал вставать. Когда он уже почти был на ногах, девушка стальной хваткой обхватила его за шею.

– Знаешь, случилась одна ужас-с-снная вещ-щ-щь. – Фраза превратилась в шипение, шипение – в мелкий сумасшедший смешок. – Как ты думаешь, какая? Угадай, хороший мальчик. Нет? Не хочешь угадывать? Молчишь? Ну-у… тогда я скажу сама!

Она стиснула горло Корби так, что тот почувствовал, как в его шее трещат и рвутся связки. У него в висках стучала кровь, он видел, как красные блики ненастоящего огня поползли сквозь темноту. Это листья ближайших деревьев из зеленых превращались в желтые и красные. Он терял сознание.

– Ты – уже не ты, – сказала девушка. – Вот что случилось. Людей больше нет. Нас всех съели, понимаешь? Я говорю не с человеком, а с тобой, адская тварь.

Она вдруг отпустила горло Корби и толкнула его на соседнее дерево. Он стукнулся лбом и упал на землю. Его лицо было в крови и в ссадинах, а над ним хороводом кружились осенние листья.

– Поэтому все пустые оболочки надо убить, а тела сжечь, – сказала девушка, – и тогда ты умрешь, проклятый монстр, ты вернешься в свой перекошенный мир.

Она схватила Корби за волосы, поставила одно колено ему на солнечное сплетение, а другим придавила шею. Он услышал странный влажный звук где-то у себя внутри и почувствовал, как обрывается жизнь. Из темноты поднимались столбы красного пламени. Алели ветви деревьев. Они казались вырезанными из раскаленного докрасна металла. А высоко в диком желтом небе, издавая нечеловеческие крики, парили крылатые люди.

Глава 32

Долины крови

Корби почувствовал, как девушка-убийца перестала давить коленом на его горло. Он хрипло вдохнул странный теплый воздух и почувствовал во рту привкус гари и крови.

– Вот ты и здесь, – сказала девушка. – С нами. С нами. Я проявила твою истинную природу.

Она провела мыском тяжелого тупоносого сапога по земле и бросила Корби в лицо черную пыль, напоминающую пепел, смешанный с песком, похожую на прах тел, умерших и распавшихся столетия назад. Подросток закашлялся.

Над ним возвышались красные, лишенные листьев деревья. Их ветви устремились в безоблачное бледно-желтое небо. А высоко в вышине парили крылатые люди. Это был не сон, потому что Корби чувствовал, как его глаза щиплет от ядовитого праха черной земли.

– Я добью твою жалкую оболочку на глазах твоего хозяина, – обещала подружка Оскаленного. Она схватила Корби за ногу и тяжело, но упрямо потащила его за собой. Он был слишком поражен увиденным и слишком слаб, чтобы сопротивляться.

Убийца втащила его на узкий пешеходный мост. Ненадежные, источенные коррозией металлические щиты загрохотали под ее ботинками. Корби посмотрел вверх и увидел сплетения истлевших от времени и готовых оборваться стропил. Вывернув голову, он взглянул сквозь перила моста. На другом берегу мерцали кварцевым блеском здания черно-красного города. Над их вершинами кружили люди-птицы. А внизу, под высокими опорами моста, текла кровавая река. Она не была однородной. По ней, как льдины в начале весны, сплавлялись корки запекшейся крови. Они хрустели и ломались, наскакивая друг на друга. Прогорклый воздух был полон их влажного треска.

Вдалеке раздался сумасшедший смех Оскаленного.

– Ты привела его! – закричал он. – Еще одного. Скоро здесь будут все. Все.

Его голос эхом отдался от берегов реки, загудел под ржавыми перекрытиями, заставил нескольких людей-птиц сорваться со своих мест и взмыть в небо.

– Еще один год, еще один труп, еще один верный солдат! – закричал Оскаленный. В его воплях появилась дикая ритмика. Казалось, он читает бредовые стихи. Корби слушал его и продолжал скользить вперед, к страшному городу, по металлическим плитам моста. Девушка-убийца без устали тащила его за собой, как большую, старую, нелюбимую куклу.

– Ник, – попытался позвать Корби, – Ара. Помогите мне.

Он не услышал их мысли – только новые выкрики обезумевшей парочки разрывали воздух чужого мира, умирающим эхом разносясь над загустевшей красно-коричневой рекой.

«Где я? – с ужасом подумал Корби. – Это уже не видения. Я чувствую, как ржавая короста на металле моста царапает мою спину. И эти люди – они настоящие».

«Долины крови, – сам собой прозвучал у него в голове ответ. – Это отсюда приходит то, что изувечило жизнь Андрея и твою жизнь. Это его земля».

Девушка догоняла Оскаленного. Корби начал различать впереди его тяжелые шаги, а потом их звук оборвался. Мост кончился, и они ступили на брусчатку черного города.

***

Этот был странный город. Его безлюдные улицы наполнял неясный шепот тысячи голосов. Здания казались только что построенными – и в то же время успевшими обветшать и распасться. Здесь не было ни одного разбитого окна, но улицы были завалены камнями и целыми фрагментами обрушившихся стен.

Когда девушка-убийца поравнялась со своим напарником, Корби смог лучше рассмотреть запеленатые в черный целлофан волокуши. С одной стороны они были приоткрыты, и из них торчала копна светлых, перепачканных в крови волос.

Андрей.

Сердце Корби сжалось. «Если друзья не отвечают, – подумал он, – значит, единственный, на кого я могу надеяться, это я сам». Ему удалось подхватить с дороги, по которой его волочили, крупный булыжник. Ощущая, как камни до крови сдирают кожу на его лопатках, Корби вытянул шею и начал сосредоточенно смотреть в спину своей мучительнице. На ней были водолазка с длинным рукавом и сетчатый жилет с множеством карманов. Пучок грубо стянутых на затылке волос мерно покачивался из стороны в сторону. Шея на коже девушки лоснилась, и Корби показалось, что это не только пот, но и слизь.

Когда подружка Оскаленного устала его тащить и обернулась, чтобы поменять руку, он на мгновение ясно увидел ее глаза. Они больше не были человеческими. Их закрывала серая пленка, а под ней плавал черный, по-кошачьи вытянутый зрачок. Веки девушки наполовину растворились и стекали по ее щекам алыми и серебристыми каплями.

Корби швырнул свой снаряд прямо в это лицо.

Его удар был неожиданным и точным. Убийца пошатнулась. Оскаленный увидел это и дико захохотал, но не остановился и продолжал тащить Андрея дальше. Он смеялся и плакал, и по его щекам тоже текли двухцветные слезы.

Свободной ногой Корби ударил девушку по колену. Он дрался с ожесточением последнего отчаяния. Ему удалось вырваться. Она отскочила, но, когда он попытался сесть, ударила его сама. Ее сапоги были подкованы металлическими накладками. Корби защитил лицо руками, но удар отбросил его обратно на землю.

Девушка налетела на него и стала избивать ногами.

– Оболочка сдохнет! – кричала она. – Оболочка сдохнет!

С ее губ слетали брызги серебристой пены. Оскаленный продолжал смеяться. Корби свернулся калачиком и вздрагивал от ударов. Он не мог сопротивляться. Они были одного роста и одного веса, но она умела драться, а он – нет. К тому же она была одержимой.

Когда подросток окончательно ослаб, избиение прекратилось. Убийца устало вытерла тыльной стороной ладони свое лицо, а потом несколько мгновений удивленно смотрела на испачканную руку.

– Ты больна, – прошептал с земли Корби. Она не ответила, схватила его за ногу и потащила дальше.

Его и Андрея выволокли на площадь. Она была огромной и пустынной. Черные небоскребы уходили в желтое небо. Между ними скрипучей паутиной тянулись провода электропередач. Влажные блоки брусчатки казались сделанными не из камня, а из старой, жесткой, пористой резины. Они как будто дышали, и от них поднимался слабый гнилостный запах.

– Здесь, – сказал Оскаленный и начал срывать с Андрея пакеты. Корби почувствовал, как девушка-убийца отпустила его ногу. Он лежал, распростершись на брусчатке, обессиленный, избитый, и прислушивался к тому, как шуршит целлофан. Над их маленькой группой, снижаясь, делая круги и снова взлетая, парили люди-птицы. «Им как будто что-то нужно», – сквозь боль подумал подросток.

Наконец подружка Оскаленного подняла его за плечи и заставила сесть. Теперь Корби впервые увидел лицо Андрея. Тот был освобожден от своих пут. Он тоже стоял на коленях и потускневшими глазами смотрел на Корби – или сквозь Корби. Его лоб был залит кровью, щеки и губы испачканы в черной пыли, но он все-таки был жив. Сердце Корби сжалось.