Непростые истории 5. Тайны ночных улиц

Я проснулась, рубашка оказалась липкой от пота. «Куда шли эти люди? От кого они убегали? А куда убегаю я?» Весь день прошел в подавленном состоянии, племянница робко молчала. Лишь к концу следующего дня Косточка осмелела:

– Тетя, мы скоро приедем?

– Я же попросила тебя называть меня «мадам». Ясно?

Девочка испуганно кивнула.

«Все равно, в ее жилах течет наша кровь», – еще раз напомнила я себе.

– Мадам, мы скоро приедем?

– Считай, что мы путешествуем, Косточка.

Не принимать кров – условие не только для меня, но и для принимающей стороны. Сальвос де Труен – смелый мужчина, но и он не сможет противостоять псам Господним. Они слетались на запах. Один раз я уже нарушила уговор. Это произошло через год после оглашения приговора. Стояло позднее лето, я остановилась на ночлег около дороги. Не спалось, я решила прогуляться в кусты. Как потом оказалось, за ними скрывался крутой склон. В полной темноте я сорвалась с обрыва и скатилась вниз по каменистой насыпи. Как всегда, отделалась лишь разорванной одеждой, на теле не осталось даже синяка. Впрочем, в свое время и пытки тоже не доставили неудобств. Вот тогда я и решила рискнуть – проверить свою неуязвимость к болезням. Ведь что я теряю?

Лепрозорий никто не охранял, желающих подцепить проказу не находилось. Единственной связью с окружающим миром была повозка с едой, ее доставлял старый инвалид. Существовало солдатское братство, не позволявшее бросать попавших в беду товарищей. Большинство из обитателей убежища раньше служили на восточных землях, теперь же догнивали, забытые родными и близкими. В обычных домах я нежеланный гость – приговор накладывает печать на его носителя. Люди не знали, но чувствовали, что оставлять меня на ночь – занятие небезопасное. Здесь же меня не гнали прочь. В лепрозории я провела две ночи.

Псы Господни появились на рассвете второго дня. Семеро всадников на иссиня-черных лошадях. Я смотрела и чувствовала, как внутренности скручиваются в тугой узел, а ноги становятся ватными от ужаса. У седоков не было лиц – на их месте находилась гладкая фарфоровая поверхность. Но испугало меня не это. Мне чудилось, что я вижу проступающий на маске окровавленный рот моей сестры, темные подтеки вместо глаз, слышу, как она пытается сказать лишенным языка ртом: «Покайся…» До сих пор не могу понять, как оказалась в кибитке. Лишь вспоминаю вой, который издали прокаженные, кинувшись на всадников. Они хотели умереть в бою, как подобает воинам.

Внешне я совсем не изменилась. На лицо осталась юной девушкой, но внутренне казалась дряхлой старухой – проклятье дорог вымотало меня. Все думаю, как бы сложились наши с сестрой судьбы, если бы я не открыла тому человеку дверь? Или если бы он прошел мимо?

Наши родители умерли двумя годами ранее. Мать сожгли на костре. Она была очень красивой женщиной, мы с сестрой не годились ей и в подметки. Но красота – не самая уважительная причина для костра для дамы из знатного рода. Мама умела лечить. Отец до последнего надеялся, что ее оправдают, ведь она никому не сделала зла. Когда же понял, что справедливого суда не будет, то набросился на судей. Его убили на месте, а нас с сестрой не тронули.

Прошло время. В тот день ударил сильный мороз, мы завтракали в малой столовой – дров не хватало, чтобы протопить парадную. Слуга сказал, что со мной, как со старшей в роду, хочет переговорить человек, знавший моих родителей. Гость прошел в зал и остановился возле стены, в руках он держал широкополую шляпу.

– Помню вашу матушку, – проговорил он. – В молодости она была очень хорошенькой. Жаль, что после костра такое уже не скажешь.

Я попыталась вымолвить хоть слово в ответ, но спазм сжал горло мертвой хваткой.

– Мило у вас, – человек снисходительно осмотрел обстановку комнаты. – Смотрю, обшивка у стульев еще не протерлась.

– Что вам надо? – холодно произнесла я.

– Мне – ничего. Но возможно надо вам? Вы не хотите отомстить за смерть родителей? Или гордость вашего рода потрепалась со временем, как эта мебель?

Рядом со мной встала Эсмилла, она сильнее переживала потерю родителей.

– Что для этого нужно? – спросила сестра.

– Пара пустяков, – гость взмахнул шляпой. – Вы же знаете, что ваша матушка была ведьмой?

– Нет! – горячо запротестовала сестра. – Она была хорошей.

– Да, она была хорошей ведьмой, – человек сделал ударение на последнем слове. – Ведь она лечила не травами, а заговорами, наложением рук. Ведьма… Просто она доверилась не тому, думала, что если не связать себя уговором, то можно остаться чистенькой. А вон как все обернулось.

– Что за уговор? – мне удалось выхватить основное.

Шляпа маятником качнулась в обратную сторону, я, как завороженная, проследила ее путь. Казалось, она гипнотизирует.

– С дьяволом, – спокойно произнес гость, – всего лишь и требуется – признать его над собой.

– Нет! – я в ужасе отшатнулась.

– Вот-вот, ваша матушка тоже отказалась. И где она теперь? Что же Бог не защитил ее?

Нам с сестрой нечего было ответить. Все эти годы я спрашивала: за что? И не находила ответа. Посланник попал в цель. Сестра крепко сжала мою руку.

– Я не предлагаю вам продать души, – продолжил он, видя наши колебания. – Это такая малость – всего лишь признать Его вместо вашего равнодушного Бога.

– И что тогда? – уточнила сестра.

– Покровительство. Вас никто не посмеет тронуть, хотя возможностей для этого море. Никогда не задумывались, почему о вас забыли?

– И почему? – эхом отозвалась я.

Гость проникновенно ответил:

– Потому что ему не все равно, что погибнут его, кхм, дети, которых он любит. Вот чтобы ты хотела для себя помимо мести?

Мне было всего пятнадцать лет – легкая добыча для ловца душ. Какой ум в таком возрасте? Да и жажда справедливости лишила остатков рассудительности. Я пожелала всегда оставаться молодой и красивой, несмотря ни на что. Четырнадцатилетняя Эсмилла захотела видеть будущее.

– По мере возможностей, – добавил посланник.

Я так и не услышала его имени, да и сильно сомневаюсь в том, что он нашего племени. Мы с сестрой называли его между собой Черным человеком.

Вскоре так и вышло и с местью (и судьи, и доносчик умерли в течение месяца), и со способностями. Сестра могла прорицать крайне редко и невнятно. Лишь иногда ее прорывало на внятное предсказание, но в основном о неважном. Мне же мое умение далось легко.

Когда связываешь себя уговором, внешне вроде бы ничего не меняется. Только со временем обнаруживаешь, что любовь подменяется похотью, гордость – честолюбием, живость характера – распущенностью. Часть души безвозвратно теряется. День встречи с Черным человеком стал точкой невозврата. Дальше все катилось нарастающим комом. Сестра, не получившая в дар молодость, выглядела ужасно. Веселый образ жизни оставил несмываемое клеймо на ее лице: тяжелые мешки под глазами, обвисшие брыли, пожелтевшая кожа. Она плохо спала в последнее время. Ей снился нескончаемый кошмар, который она никак не могла вспомнить. Я все думаю, может, во сне она видела свою смерть? Темные провалы на месте глаз, лопающиеся красные пузыри вместо рта, обугливающаяся от нестерпимого жара кожа.

…Прошло несколько месяцев. Косточка привыкла к калейдоскопу мест, немного осмелела. Как-то притащила маленького ежонка, и я согласилась его оставить. Мне-то все равно, а ей – хоть какое-то занятие. Было смешно наблюдать, как она ловит ему насекомых, поит подогретым молоком, лезет в колючий малинник за ягодами. Племяшка умела слушать сказки, удивляться всему новому, играть в дочки-матери.

– Мадам, вы не расскажете о маме? Какой она была? – спросила она однажды.

По напряженному взгляду стало понятно, насколько ей это важно.

– Очень красивой, Косточка. В нее всегда влюблялись мужчины.

– И доброй?

Я внутренне усмехнулась. Когда-то давным-давно мы были добрыми и наивными, какими ветрами все это унесло?

– Да, – и добавила то, что так хотела услышать племяшка: – она любила тебя.

Девочка уставилась в окно, обдумывая услышанное, затем повернулась ко мне:

– А как умерла мама? Я спрашивала его светлость, но он не сказал. Никто в замке не хотел говорить об этом.

Пришлось выдумывать.

– Ее оболгали враги, сказали, что она ведьма. Твоей маме пришлось скрываться, поэтому она и не могла остаться рядом с тобой. А потом ее нашли и казнили.

Косточка долго разглядывала меня, затем схватила за руку и испуганно поинтересовалась:

– Вы тоже прячетесь? Из-за этого мы всегда куда-то переезжаем?!

– Да, убегаю. Вот только сильно скучала по тебе, поэтому и решила забрать с собой.

Я фальшивила каждым словом, стараясь привязать Косточку к себе, чтобы в одну из ночей племянница не сбежала.

Перед сном я вышла, чтобы размять ноги. Когда вернулась, увидела, что на пыльной дверце кибитки нарисована кудрявая девушка, а рядом неровные буквы: «мама». Я застыла, уставившись на рисунок. Интересно, какая бы мать вышла из меня? Как могла измениться моя жизнь, если бы Черный человек прошел мимо нашего дома? Я вышла бы замуж за Труена… Да, наверное, у нас могло получиться. Родились бы дети… Впервые я думала о детях без отвращения. Вечно орущие беспомощные существа – слишком долго приходится ждать, пока из них вырастут люди.

Простолюдины часто продавали своих отпрысков, особо не интересуясь, что их ждет. Им хватало слов, что бездетная пара хочет усыновить хорошенького младенчика. Наверное, искренне верили, что обеспечат ребенку надежное будущее, а себя избавят от лишнего рта. Иногда такое случалось, но чаще всего детей приносили в жертву на черной мессе. Среди высшего света это было модным увлечением.

Его величество закрывал глаза на причуды придворных. Еще бы, в наш круг входил брат короля. Никто не осмеливался встать на его пути: особа королевских кровей – это не провинциальная дворянка, за которую некому заступиться. В тот день мы с сестрой не хотели идти на мессу – предстоял обряд продажи души в обмен на услугу. Эсмилла всю неделю мучилась от кошмаров, содержание которых ускользало от нее поутру. Но для действа нужны были тринадцать высших адептов.

Любой в королевстве знает, что «каждый брат короля желает стать королем». Принц решил принести в жертву свою беременную жену и бессмертную душу, чтобы получить престол. В центральном храме на алтаре лежала орущая женщина. Ее огромный живот ходил ходуном, словно ребенок старался выбраться наружу. Брат короля стоял возле жены, капюшон скрывал его лицо, виднелась только жидкая козлиная бородка. Первый адепт подал огромный тесак, его высочество замахнулся, и в этот момент в церковь ворвалась гвардия короля вместе с епископом. Короли не спешат лишаться своих тронов. После устроили судилище. От обвиняемых требовалось одно – раскаяться, отречься от грехов через боль и кровь. А мне удавалось ускользнуть от палачей Господа.

Минуло еще несколько недель. Ночи стали по-осеннему прохладными, и племянница заболела. Она начала тяжело кашлять, продолжительные приступы выматывали ее, не давая уснуть хотя бы на пару часов. В ближайшем городке я нашла лекаря.

– Огненная лихорадка, – его лицо не выражало ничего хорошего.

– Я заплачу, сколько надо.

Врач пожал плечами:

– Как хотите. Но поручиться, что лечение подействует, не могу – девочка плоха.

Всю ночь я провела возле изголовья лавки, меняя полотенце на лбу Косточки. Племяшка бредила. Может, бросить ее, чтобы спасти свою шкуру? Но я не решалась – зря, что ли, я утащила девчонку из замка герцога? Давно надо было привести план в действие. Только страх, что все сорвется и пойдет не так, как хотелось, удерживал меня.

К утру Косточке стало лучше.

– Ёжка здесь? – первым делом поинтересовалась она.

– Здесь, – я погладила ее по голове. – Уже дала ему молока, так что не беспокойся.

Лекарь оставался немногословным:

– Ей надо остаться хотя бы еще на один день. Она очень слаба.

Мне хотелось ударить его наотмашь и заорать: «А что будет со мной?!» А потом долго-долго трясти, как перезревшую грушу, но пришлось сдержаться, хотя знобило от ужаса за себя вперемешку с волнением за девочку. День стремительно ускользал в ночь, все звуки вечернего города заглушал воображаемый топот копыт. Завтра может быть совсем поздно. А вдруг есть возможность изменить предначертанное? Ведь сестра не случайно решила родить ребенка, может, в племяннице моя надежда на спасение? Но смогу ли совершить задуманное? Ни на один вопрос не было ответа, но всё же я решила задержаться.

Вновь снился сон, связанный с проклятыми дорогой людьми. Все те же странники брели по нескончаемому пути. Пока они двигались, туман не осмеливался спуститься на тракт. Но ночью путники останавливались на отдых. Я увидела ту семейную пару, которая подобрала коляску. Муж с женой сели кружком, внутри которого находились их сыновья, и раскинули руки, словно оберегая от опасности. Рядом молодая пара отталкивала от себя плачущую девочку лет трех. Удивительно, что все происходило молча. Малышка пыталась вклиниться между ними, но парень с девушкой каждый раз грубо выпихивали ее, словно готовили в жертву. Тогда женщина из супружеской пары знаком позвала девочку к себе и впустила внутрь к мальчишкам. Утром юноши и девушки не было, остальные отправились в путь.

От лекаря мы выехали рано, едва заалела заря, взяв запас лекарств. Я нахлестывала лошадь, постоянно оборачиваясь назад. Но опоздала. Опоздала… И еще поняла, что не способна сделать то, что замышляла. Я собиралась подсунуть девчонку вместо себя. Запах крови… На нее летят псы Господни. Косточка чудесно подходила на роль жертвы, но что-то изменилось во мне.

– Бери ежика и прячься в кустах. И не смей оттуда уходить! – я прикрикнула на племянницу нарочито грубо.

Косточка выскочила, как ошпаренная, и побежала к укрытию. Я принялась погонять лошадь. Но они настигали. Из-под копыт скакунов вырывались комья земли, плащи реяли на ветру. Я остановила повозку. Как же страшно. В нашем роду нет трусов, но я закрыла глаза. Какая тишина, только бешеный стук сердца раздается в ушах. И лишь слышен слабый девичий крик:

– Не трогайте ее! Она добрая!

***

День выдался морозным. Окна украсились замысловатым узором, снег прикрыл уродство голой земли. Молодая девушка стояла в дверях и смотрела на мужчину. На него падала тень, и он казался совершенно черным.

– И в третий раз я отвечу: «Нам от вас ничего не надо».

Вероника Князева

Сетевой ник – Нерея, писатель и критик Синего сайта. Участник и призёр сетевых конкурсов. Рассказы опубликованы в сборнике «Синяя Книга» (2014, издательство «Дятловы горы»), итоговом сборнике рассказов «Кубка Брэдбери-2019» (2019, издательство «Перископ Волга», сборниках «Непростые истории: о самом главном», «Непростые истории: дороги звёздных миров», «Непростые истории: в стране чудес», «Непростые истории: печальные звёзды, счастливые звёзды».

Пишу прозу, в основном повседневность, иногда с нотами мистики, горячо люблю фантастику и фэнтези.

Профиль на Синем сайте: https://ficwriter.info/component/comprofiler/userprofile/Нерея.html

Хозяйка

Время застыло. Мгновение растянулось в бесконечные часы. Казалось, мир теперь состоит лишь из нестерпимого жара и неестественной боли.

В самом начале, когда похищение виделось нелепой шуткой, а сырая средневековая камера – местом розыгрыша, она лишь стояла и напряжённо следила взглядом за холодным лезвием скальпеля. Не пыталась вырваться или кричать, просто смотрела и не верила, что он погрузится в её плоть и заставит выть от боли.

Сейчас девушка уже ничего не видела из-за опухших раздражённых полумраком и слезами глаз – да и не хотела видеть; стискивала зубы так, что крошились передние резцы, впивалась пальцами в камень и выгибалась, изо всех сил пытаясь натянуть цепь и вырваться. Правая нога от бедра до стопы горела, словно её одновременно рвали на части зубами, насквозь протыкали острыми иглами и поливали кислотой.

Лучше бы она попала в лапы самому ужасному монстру из кошмаров, чем этому… человеку.

– Вот и всё, моя хорошая, ещё чуть-чуть – и всё, – тихо сказал мужчина, склоняясь над изуродованной освежёванной ногой. – Добровольная жертва – это почётно…

– Ааа! Ненавижу! – во рту ощущалась солоноватая кровь; она и не заметила, как прокусила губы.

– Не сомневаюсь, – белой рукой в перчатке он снова взял пинцет, подцепил край кожи и резко дёрнул вверх, – её крики метались от одной стены до другой, она билась затылком о камни до тех пор, пока свет не померк.

Когда она снова пришла в сознание, мужчина возился рядом со столиком, укутывая что-то в марлю. Девушка старалась держать взгляд на лампе, жёлтой пыльной лампе с приставшей к цоколю паутиной, и не обращать внимания на кровоточащий кусок мяса с белеющими участками чуть ниже пояса. Когда она не сдержалась в прошлый раз, её моментально вырвало. Освобождённая от кожи и мышц стопа начала мёрзнуть, и меньше всего хотелось думать о том, что начался некроз.

– Я бы дал тебе обезболивающее, но мне запретили, – мнимое сочувствие в его голосе перекрывалось затаённой гордостью. Натуральный психопат. В этом есть что-то обречённое, когда понимаешь, что можно просить, умолять, кричать, угрожать – что угодно; это не поможет. – Вот-вот всё закончится.

Он загородил лампу, нависая сверху, его душная тень прижала к стене. Где-то сквозь затуманенное сознание мелькнула мысль о смерти, и на секунду девушка испытала облегчение от того, что это конец. Однако холод скальпеля не коснулся шеи, мужчина всего лишь как-то бережно и почти нежно приподнял её руки. Послышался скрежет ключа в скважине наручников, грохот цепей – и всё замерло. Она хотела что-то сказать, и из горла вырвался хриплый стон. Холод от стопы поднимался выше и выше, пока ужом не скользнул вверх по позвоночнику и не воткнулся ледяной иглой в мозг.

Пространство в камере заволокло тьмой, едва слышно захлопали крылья, и в нос ударил сокрушительный запах можжевельника… смерти.

Прошла минута, две, три. Вспыхнула лампа. Молодая женщина медленно встала и выпрямилась, смахнула с глаз влагу, оглядела камеру и склонившегося к её ногам мужчину.

– Я – добровольная жертва, хозяйка, – он не смел поднять взгляд, поэтому она сама схватила его за волосы, оттянула голову назад и спокойно полоснула по горлу предложенным скальпелем.

– Пусть так.

На пол хлынула горячая кровь. Она прошла по ней к двери, прихрамывая на правую ногу. Каждый шаг четко выделялся в тишине глухим ударом пяточной кости о пол.

Снаружи камеры на бархатном толстом пуфе аккуратной стопкой лежали полотенце, чёрное хлопковое платье и серебряный пояс. На столике стоял таз с водой, от которой поднимался пар. Молоденькая служанка подала зажжённую сигарету, скользнула за спину, собирая длинные чёрные волосы в хвост. Со всех сторон – от стен и потолка, от каждого живого и неживого существа в доме – прошелестело:

– С возвращением в мир живых, хозяйка Яга.

***

Сияющий зал тонул в роскоши. Если на нижних ярусах царило безусловное средневековье с камерами и пыточными, с грубыми ритуальными залами и каменными идолами, то наверху – современное великолепие XXI века, когда белокаменные колонны и пушистые ковры соседствовали с цифровой техникой и круглосуточной охраной.

Яга потёрла точку между бровей, выдохнула дым и с тщательно скрываемым удовольствием от приглушённой боли в ноге прошествовала босиком по толстым коврам. Каждое перерождение – это пытка, наказание Чернобога за то, что когда-то они, «нечисть», посмели поймать его в ловушку обетов.

С тех пор он и Мара обязаны на каждые полгода принимать во владения мировую ось и защищать в студёную жестокую ледяную пору людей от нападок злых духов и прочих сущностей.

Смертная жизнь таяла остатками сновидений, чувства исчезали, будто их никогда и не было, прошлое забывалось. Яга прожила и забыла очередную жизнь по эту сторону. Ведьме, хозяйке леса, охранительнице границ царства Смерти, не пристало привязываться к кому-либо, не пристало иметь слабости или надеяться на счастливый конец.

Виски заломило от боли, перед глазами вспыхнула картинка: чьё-то лицо, голубые глаза и тысячи веснушек… она смотрела и не видела, слишком много солнца…

Будущее нельзя изменить, потому что его ещё нет. И всё же зачем-то к ней иногда являются эти видения. Что оно значит в этот раз? Кто это, друг или враг?

– Рад приветствовать, хозяйка, – Алексей тяжело поднялся из-за дубового стола ей навстречу, кустистая рыжая борода свесилась почти до пола

– Леший, тут как тут, старый хрыч, – колдовской взгляд на мгновение уколол; впрочем, Яга быстро взяла себя в руки: союзниками не разбрасываются. – Чем обязана?

– Не сочти за вопиющую наглость, но дело безотлагательной срочности, – он махнул мощной рукой, и служанка, которая тенью следовала за своей госпожой, после её одобрительного кивка скрылась за дверью.

Яга прислушалась к окружающему миру, провела языком между губ, словно пробуя воздух на вкус: несколько часов до осеннего равноденствия, места крайнего севера, погода нелётная.

– Конец мира наступает?

– Не скалься раньше времени, – леший нахмурился, кинул взгляд на часы и тяжело выдохнул: – Магический огонь пропал. Незнамо как, взял и пропал. Скоро Чернобог с Марой явятся, а костра нет, и мировую ось во владения им не отдать. Вот тогда-то аккурат все вместе и поскалимся в поисках пятого угла.

Яга передёрнулась от фантомной боли в ноге, невольно сжала пальцами костлявое бедро.

– А эта тут на что? – ведьма пренебрежительно кивнула в сторону худющей бледной девушки в обтягивающем зелёном платье; узкий подол так и лип к ногам, словно вторая кожа.

– Свидетельница. Она и притащила этого Ваньку. Ему, значит, велели всё как по уму сделать, а он спокойненько пролежал ушибленный возле дровишек, и того… – Алексей грузно опустился на стул, махнул рукой: – Марфа, не сиди, тащи сюда мальчишку.

Не гневайся, хозяйка, дело было так.

За три дня до праздника мы, честь по чести, нашли деревенского простачка – тьфу ты, героя – Ивана. Мальчишка смышлёный, но ленивый и, как сейчас говорят, инфантильный. Нам-то без разницы. Сказали, что работу предлагаем, всё подготовили. Всего-то и нужно было три дня в деревянном домишке на заговоренной еде посидеть, в баньке очиститься, из деревяшек огонь высечь да костёр поджечь. На деревяшки любо-дорого смотреть было! Беленькие, ровненькие, на одной девица повесилась, другая мальчишку из болота на себе вытащила. Лично выбрал по лесу-то. Так вот, сначала всё хорошо было. Дурачок – тьфу ты, герой! – согласился; три дня прошло, в баньке омылся, огонь высек. Мы, стало быть, всех отогнали – людей и нелюдей, – сами невдалеке периметр охраняли, как вдруг – крик! Глядь – Марфа стоит над мальчонкой, надрывается, а тот возле костра с ушибленной головой. Факел в двух шагах, огня нет.

Выручай, Яга, сама знаешь: житья нам не будет спокойного, коль эти явятся, а мы их лесом пошлём, пропади пропадом, вот такая вот несмешная шутка.

– Что вы мне голову морочите?! – накопившееся раздражение вспыхнуло, словно сухой хворост летом. – Мальчишка и украл поди или потерял, да прикинулся идиотом. А вы уши-то развесили и под носом ничего не нашли.

Алексей посуровел, но возражать ведьме не стал. Он-то сам нечасто из людского мира отлучается, да и то вспоминать лишний раз перерождение – страх за душу хватает: больно, мерзко, студёно. А Яга туда-обратно волей-неволей частенько переходит, и проклятье каждый раз подбирает новый сценарий: ногу то кромсают, то сжигают, то отпиливают наживую.

– Прости дураков, хозяйка, не смогли.

Марфа тихо скользнула в зал, втягивая за собой мальчишку лет тринадцати-четырнадцати. Да где мальчишка-то, право слово? Какой-то недокормленный ребёнок – без слёз смотреть невозможно. В былые времена такого даже на лопату сажать смысла не находилось, обуглится в печи до косточек и всё. Разве что в суп…

Ведьма отмахнулась от приятных воспоминаний, ухватила мальчишку за плечо и пригвоздила его к месту взглядом.

– Где огонь? – спросила мягко и тихо, однако возникло ощущение иголочки под ногтем, которая пока только примеривается к уколу. – Куда дел?

– Не помню, тётенька, – мальчишка паясничал и как будто не ощущал гнетущей атмосферы. – Кто-то по голове ударил, наверное, поэтому не помню.

– Надо же, как удобно.

Худой, жилистый, угловатый. Вихры во все стороны торчат. И во взгляде что-то мелькает такое – непростое. Знает, паршивец, что-то. Знает и молчит. Мальчик с привкусом виски и льда.

Яга топнула костью о пол, и мальчишка кулем свалился ей в ноги. Она топнула ещё раз, и он застонал, будто на него сверху наваливают тысячи камней.

– За что, тётенька?! – Иван судорожно дёргался, то ли пытаясь поднять руку, то ли отползти.