скачать книгу бесплатно
«Тринадцать, – подумал Шарапов, – Не совсем счастливое число. Да плюс два трупа в леднике».
– Старшина, пора вести смену.
Шарапов обернулся на голос Голубева. «Парень спокоен. Молодец», – подумал Шарапов, выходя из комнаты начальника.
– Караул, строиться.
Ребята встали, образовав подобие шеренги.
– Так, – начал Шарапов, – Я думаю, что особо ничего объяснять никому не нужно. Значит сразу переходим к делу. Седьмой пост становится двухсменным, так что, Катышев, сейчас заступаешь ты.
Катышев зачем-то усмехнулся и кивнул головой.
– Четвёртый пост – Осокин, пятый – Латышев, шестой – Снегов. Одеваться, вооружаться. Голубев, останешься в карауле, я сам поведу смену.
– Хорошо, – старшина, – кивнул Голубев и буркнул остальным:
– Давайте быстрее, уже десять минут одиннадцатого.
Смена оделась, после чего Голубев выдал всем автоматы.
Шарапов взял свой, оглядел всех и сказал:
– Смена, на выход, – и сам пошёл первым.
Открыв дверь, он ощутил прохладное дыхание реки.
«Забыли включить свет на периметре», – подумал он, переступая порог.
Раздался сухой треск подломившейся доски ступени. Правая нога Шарапова неестественно подвернулась в ступне. Падая, он успел чертыхнуться. Навстречу виску с угрожающей скоростью надвигалась дверная скоба.
В голове Шарапова на мгновение взорвалось маленькое солнце и тут же погасло.
Навсегда.
14
В первый раз Смирнов поужинал вместе со всеми в общей комнате. Ему даже не пришло в голову есть у себя на кухне. Слишком сильная встряска: сначала Морин, потом начальник. Неужели так бывает?
«Бывает. Произошло ведь», – успокоил себя Смирнов.
Когда все поели, он подозвал Трохина.
– Троха, по-быстрому собери посуду, со стола вытри. В общем, сам знаешь.
Тот кивнул.
– Давай, Троха, – напутственно хлопнул он его по плечу и пошёл на кухню.
На плите выкипала литровая кружка с водой для чая. Поспешно снимая ее, он обжёг руку.
– Чёрт! – выругался Смирнов, потом, поглядев на кружку, растеряно подумал: «Ну вот, готовил для начальника, а начальника больше нет. Что ж, бывает и так».
Сунув обожженную руку в кастрюлю с холодной водой, Смирнов подумал, что неплохо бы начать готовить суп на завтрак. Вздохнув, он набрал полную двадцатку воды и поставил ее на плиту. Потом пододвинул на середину кухни маленькую кастрюльку с водой, поставил рядом табуретку и полез в нижний шкафчик за мешком с картошкой.
Картошка, как всегда, была наполовину гнилой. Откуда её берут такую, Смирнов пытался понять чуть ли не с первых дней службы в армии. В поварской учебке, куда его направили с КМБ, их не раз посылали на склад перебирать капусту, картошку и тому подобные фрукты-овощи. Так вот, на самом деле там и перебирать-то было нечего – всё наивысшего сорта. Поэтому загадка о том, откуда во всех армейских столовых берется такая гниль, до сих пор была для Смирнова неразрешима.
Ещё раз, чисто по инерции, подумав об этом, Смирнов вздохнул для порядку и сел на табуретку. Вытерев об штаны нож, он стал чистить картошку, ковыряясь в мешке в поисках более или менее целых клубней.
Начистив полкастрюли, он отложил в сторону нож и вытер о тряпку грязные руки. Сигареты лежали в кителе, висящем на крючке. Достав и закурив одну, Смирнов снова уселся на табуретку.
Из караула доносилось позвякивание. «Вооружаются на смену», – механически отметил про себя Смирнов и снова взял в руки нож.
В этот самый момент он понял, что что-то идёт не так. Рука сама сжала рукоятку ножа с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Смирнов широко раскрыл от изумления глаза. Сигарета выпала из разжавшихся губ и коротко пшикнула в кастрюле с чищенной картошкой.
Острие ножа смотрело точно в живот.
Рука сделала быстрый рывок, Смирнов глухо ойкнул, и с лезвия ножа в кастрюлю, рядом с плавающей сигаретой, упали тёмно-красные капельки крови.
15
Ноги Шарапова лежали за порогом, а голова покоилась в коридоре. Роковой удар о дужку щеколды затормозил падение и отбросил верхнюю часть туловища назад. Увидев тонкую струйку крови, текущую из небольшой в, общем-то, раны на виске, и уже образовавшую маленькую лужицу на полу, Катышев вдруг не выдержал и заорал:
– Что это?!! Что это, я хочу знать?!!
Продолжение этого вопля было настолько нецензурным, что Латышев невольно поморщился.
Осокин не стал морщиться. Он развернулся и со всей силы съездил Катышеву по зубам.
– Заткнись, – процедил он.
Катышев прижал ладонь к окровавленным губам и молча отошел в сторону. И тут же, словно из ниоткуда, возник Голубев и склонился над телом помощника. Нащупал на руке вену и замер.
– Пульса нет… Всё, – сказал он по окончании томительно долгой минуты молчания и встал.
Где-то в углу судорожно дышал Катышев.
– Мужик ты или баба? – услышал Голубев спокойный вопрос Осокина, обращенный к Катышеву, после которого последовало не менее спокойное продолжение:
– А ну вали отсюда, а не то будешь лежать рядышком.
Катышев ещё раз судорожно вдохнул, пробормотал что-то и побрёл в сторону спального.
Осокин повернулся к Голубеву.
– Честное слово, я не знаю, что всё это значит, и как нам быть, но теперь… Ты командир.
От этих слов Голубев слегка растерялся. Действительно, теперь он за старшего, и ему решать не только за себя, но и за всех остальных.
В горле сразу пересохло.
Голубев сел на лавку и слегка охрипшим голосом подозвал Трохина.
– Троха, принеси чаю.
Трохин молча кивнул и пошел на кухню. Буквально через полминуты он вернулся весь бледный и, заикаясь, пробормотал:
– Там Смирнов…
– Что Смирнов?! – взвизгнул на него появившийся откуда-то Катышев.
– Заткнись! – заорал на него в ответ Голубев, потом повернулся к Трохину.
– Что случилось, Троха?
Тот, уже спокойнее, объяснил:
– У Смирнова нож в животе.
– Чёрт, – глухо простонал Голубев.
– Ещё один, – констатировал Осокин.
Остальные молчали.
«Что же это такое?!» – подумал Голубев. Он словно затормозился – в голове не было ни одной толковой мысли. Его взгляд, блуждающий по комнате, наткнулся на Конева. Тот пожал плечами:
– Надо выносить.
«Да, надо выносить», – тупо повторил про себя Голубев.
Он встал и, пытаясь придать голосу как можно больше твёрдости, сказал:
– Трохин, Латышев, несите Смирнова. Снег, ты с Москалёвым – выносите старшину.
Снегов опять пробурчал что-то, но встал с табуретки.
В этот момент Голубев услышал, такой знакомый ему, звук передёргиваемого затвора.
Из спального вышел Катышев с автоматом в руках. Глаза его бегали полубезумно, палец лежал на спусковом крючке.
– Я ухожу, – хрипло сказал он.
Услышав шорох, он повел стволом автомата.
– Не дергайтесь, мужики. Я спокойно уйду. Вы мне и на хрен все не нужны. Можете оставаться здесь и передохнуть, как мухи. А я уйду и буду в шоколаде, – он хихикнул. – Если не будете дёргаться и мне мешать, – резко нахмурившись, он вперил злой взгляд в Осокина, – Особенно ты, понял?
Направив ствол автомата в грудь Осокину, он на высокой ноте крикнул:
– Понял?!!
– Понял, – буркнул Осокин.
Голубев вдруг заметил, как дрожат руки у Катышева. «Чуть дёрнет спуск, и здесь будет мясо», – мрачно, но в то же время как-то спокойно подумал он.
– Уходи, – сказал он Катышеву. – Ты здесь тоже никому не нужен. Вали.
Срез ствола дернулся в его сторону.
– А ты, Голубь, не хами. Ишь, начальник нашёлся. Уйду и без твоих стонов.
– Вали, – глухо повторил Голубев.
Он увидел, что Москалёв тянется к автомату, который кто-то из собравшейся уходить смены бросил на скамейку. «Не надо, – пронеслось в голове. – Пусть уходит…»
Москалёв все-таки дотянулся до автомата, но взять его не успел. Катышев плавно, по кошачьи развернулся и… Короткая очередь, раздавшаяся в небольшом замкнутом пространстве долбанула по барабанным перепонкам. Москалёв согнулся пополам, закрыв руками живот. Колени его подломились, и, так и не издав ни звука, он ткнулся головой в пол.
– Я же просил не дёргаться! – взвизгнул Катышев. Руки его дрожали ещё сильнее.
Голубев тупо смотрел на лежащего неподвижно Москалёва. В голове носилось: «Я же просил – не надо. Я же просил…»
Одиночный выстрел разбил сгустившуюся было тишину.
Голубев вскинул голову. Кто?
Смешанные с кровью мозги Катышева забрызгали стену. Правой стороны его лица теперь просто не существовало. Ещё пару мгновений он стоял на ногах. Так и не выпустив из уже мёртвых рук автомата, он, не сгибаясь, словно деревянный, рухнул на пол.
Взгляд Голубева растеряно метнулся по комнате.
Трохин осторожно положил автомат на стол и пошёл на кухню.
Голубев хотел окликнуть его, но передумал: в движениях Трохина была завораживающая целеустремленность.
И тут раздался хохот.
16
– Трохин, Латышев, несите Смирнова, – сказал Голубев.
Трохин поднялся, но, сделав несколько шагов, услышал голос Катышева:
– Я ухожу.
Трохин обернулся и увидел, что Катышев держит в руках автомат. «Что же происходит? Почему это происходит?» – с отчаянием подумал Трохин.
Первые месяцы службы с постоянным дрочевом он считал самым диким и нереальным временем своей жизни. Но то, что происходило сейчас, было ещё более диким и нереальным. «Такого просто не может быть!!!» – кричало сознание, однако обстановка утверждала обратное.
С того момента, как раздалась автоматная очередь, сознание Трохина застлал теплый и влажный туман. В голове билась только одна мысль: «Это надо остановить». Сейчас угроза исходила явно от Катышева. Значит, именно Катышева и надо остановить.
