
Полная версия:
Убийца с автострады. История маньяка Рэнди Вудфилда
Как следователь в отделе тяжких преступлений Дэйв Коминек доказал, что обладает способностью, которая свойственна всем хорошим детективам – врожденным шестым чувством, которое заставляет сомневаться в очевидном и копать глубже того, что кажется правдой. Одним из его самых ранних случаев было «самоубийство» пожилого мужчины, жильца частного дома.
– Домовладелица сказала, что у него была депрессия, что он просто взял ее пистолет и выстрелил себе в шею. Но кое-что смутило меня, когда я просмотрел тело при вскрытии. Во-первых, мужчины-самоубийцы не стреляют себе в шею, они целятся в висок или в рот. Во-вторых, не было пороховых ожогов – ни единого. Мы провели баллистическую экспертизу и выяснили: для того чтобы застрелиться и не оставить вокруг раны порохового следа, у старика должны быть руки длиной не меньше ста сантиметров. Затем мы обнаружили свидетеля, еще одного пожилого мужчину, который боялся рассказать правду, опасаясь, что его тоже застрелят. Этот свидетель сказал нам, что домовладелица застрелила жильца, потому что тот отказался выполнять ее поручения! Мы не рассчитывали, что она отправится в тюрьму – женщина явно была не в себе, – но хотели выяснить правду. Ее поместили в психиатрическую больницу штата.
В течение следующих лет Коминек работал над десятками дел об убийствах, многие из которых приводили его в самые отдаленные уголки Соединенных Штатов. Он признает, что, работая в отделе тяжких преступлений, бывает упрям как бульдозер, но при этом отдает должное другим детективам и экспертам-криминалистам, которые работают вместе с ним.
В тот мрачный воскресный январский вечер 1981 года имя «Убийца с трассы I-5» еще не появилось на свет. Никто из следователей не знал, что ящик Пандоры с убийствами на сексуальной почве уже открыт. Но и то, что они уже знали, выглядело достаточно скверно.
Коминек уже уведомил о случившемся офис-менеджера здания «Трансамерика», который прибыл на место происшествия, осмотрел офисы и обнаружил, что там ничего не пропало. Очевидно, кража не была ни основной, ни второстепенной мотивацией для этой кровавой бойни.
Отец Шери Халл почти лишился дара речи из-за новостей о стрельбе, но затем смог наконец объяснить, что его бюро обслуживания не установило определенных часов для уборки здания, но закрепило эту уборку за двумя девушками.
– Шери и Бет, вероятно, приехали поздно – в эти выходные им пришлось работать в других зданиях – и должны были закончить уборку в «Трансамерике» задолго до девяти. На них можно было положиться – в случае необходимости они работали бы и за полночь.
Первоочередная забота всех служб, в том числе полиции, после получения тревожного вызова – это обеспечение выживания жертв. Если жертва жива или может быть жива, они должны стремиться сохранить ее жизнь любой ценой. Вот почему первыми на месте преступления были врачи «Скорой помощи» и помощники шерифа, задача которых состояла в том, чтобы обыскать и взять здание под охрану. Только после того, как Бет и Шери были срочно доставлены в больницу «Мемориал», у Дэйва Коминека появилась возможность непосредственно взглянуть на сцену убийства и попытаться найти то, что убийца, возможно, непреднамеренно оставил после себя.
Запрос на помощь в криминалистическую лабораторию полиции штата Орегон поступил вскоре после десяти вечера, и в половине первого ночи к Коминеку присоединились лейтенанты Килберн Маккой и Уильям Зеллер, а также криминалист Рэй Гримсбо из криминалистической лаборатории штата в Портленде. Спешить было некуда. Полицейских ждала многочасовая кропотливая работа по поиску и сбору вещественных доказательств.
Красный «Форд Бронко» (Бет по ошибке назвала его зеленым) все еще стоял у здания с работающим двигателем и ключами в замке зажигания. В машине лежали две женские сумочки, заднее стекло было опущено, и внутри виднелись лежащие инструменты для уборки.
Закусочная, где произошло нападение, находилась в конце короткого коридора, который шел от входной двери здания. На полу валялась одежда и какие-то предметы, брошенные медиками пожарной службы. Две лужицы крови в конце буфетной стойки, уже начавшие темнеть и подсыхать по краям, как грязь вокруг пруда в разгар лета, словно немые свидетели указывали, где именно лежали жертвы.
Одежда небольшого размера лежала там, где девушки бросили ее у входа по приказу убийцы: две пары джинсов, коричневый с белым свитер, синяя с белым толстовка, трусики лавандового цвета и зеленые с розовым трусики-бикини, бюстгальтер 32-го размера, сильно запачканный кровью, женская белая куртка из искусственной овчины, женская коричневая кожаная куртка, пара коричневых ботинок, шнурки на которых все еще были завязаны, и пара синих с желтым беговых кроссовок, шнурки на которых также были крепко завязаны. Вся эта одежда явно принадлежала Шери и Бет.
Преступник никакой одежды не оставил.
Посередине ковра лежало кольцо с ключами. Но они оказались всего лишь ключами от здания, когда Коминек попробовал вставить их в замочную скважину на входе.
Также были обнаружены пули. Одна пуля 32-го калибра застряла в складках белой куртки; вторая, похожая на первую, лежала на коврике возле раковины. Траекторию второй пули удалось проследить. В дверце шкафчика под раковиной была вмятина, и прядка светло-каштановых волос Шери Халл осталась в том месте, где пуля ударила в дверцу и срикошетила. Десятью сантиметрами ниже вмятины в дверце шкафчика обнаружилось отверстие. Внутри шкафчика также была отметина от пули на пластиковой банке из-под моющего средства.
Брызги крови темнели на стене и ковре, а на телефоне, по которому Бет звонила в службу 911, остались красные пятна. В отчете Гримсбо отмечалось присутствие на ковре «белого вязкого вещества» (которое, к сожалению, при проверке оказалось не спермой). Одежду упаковали в пакеты, которые пометили ярлыками, а пули аккуратно положили в контейнеры, где они хранились в том виде, в каком были найдены. Затем были сделаны снимки крови, которой, казалось, было усеяно все помещение.
И, наконец, комнату тщательно пропылесосили, чтобы собрать частицы пороха, волоски, волокна и прочий мусор, который мог там остаться.
Это было все, чем располагали следователи к рассвету 19 января 1981 года. Если оружие, из которого были выпущены пули, не будет найдено, если Бет Уилмот не выживет, если она не сможет опознать подозреваемого, когда тот появится, если сперма принадлежит человеку, который не является – как и 85 % населения – «секретором», то есть человеком, чью группу крови можно определить по телесным жидкостям, – то преступление, скорее всего, не будет раскрыто. Все детективы сходятся во мнении, что труднее всего раскрыть дело об убийстве, в котором жертва и убийца не знают друг друга и раньше не пересекались, а значит, никаких связей, из которых можно было бы сплести что-то значимое, в наличии нет.
Преступник, напавший на Шери Халл и Бет Уилмот, был где-то рядом, но кто он, Дэйв Коминек не имел ни малейшего представления.
Глава 3
Дэйв Коминек присутствовал на вскрытии тела Шери Халл в похоронном бюро Хауэлла Эдвардса Дорксена в Салеме и сделал фотографии, которые являлись необходимой частью материалов дела об убийстве.
Доктор Рэй Паттон провел вскрытие. Неожиданностей не было. Череп Шери был проломлен с правой стороны; пули попали в левую часть шеи, правую часть черепа, на семь сантиметров выше правого уха, и в затылок. Четвертая рана была, по-видимому, выходным отверстием. Осколки кости попали в область правого виска и практически уничтожили центр мозга. Волосы у Шери, как и у Бет, почернели от порохового ожога – убийца поднес оружие к голове жертвы, чтобы не промахнуться. Ранения соответствовали так называемому расстрельному стилю – преступник стрелял в упор в спину и правую часть головы беспомощной девушки. Защитных ранений на руках Шери не обнаружили. Она не сопротивлялось и сдалась без боя. Увидев раны Шери, Коминек удивился тому, что Бет, в которую попали те же пули, осталась в живых.
Пока Бет Уилмот уверенно двигалась по пути чудесного выздоровления, детективы из офиса шерифа округа Мэрион решали другую проблему: как найти человека, который безвозвратно изменил жизни своих жертв за эти двадцать минут бессмысленного насилия. Дело с самого начала проходило в категории «безнадежных». Девушки убийцу не знали. Бет по-прежнему была уверена, что никогда раньше его не видела, и у нее сложилось впечатление, что Шери тоже.
Вещественных доказательств, собранных следователями из округа Мэрион, оказалось слишком мало, и самыми важными предметами были пули. Эксперт-криминалист Рэй Гримсбо сообщил, что во время изучения выявились определенные характеристики пуль. Пуля, извлеченная из раковины в закусочной здания «Трансамерика», была в довольно хорошем состоянии – свинцовая, 32-го калибра, выпущена из оружия с правой нарезкой. Пройдя по стволу, она получила пять характерных насечек и бороздок размером 2,1 и 2,6 миллиметра. Остальные пули, извлеченные из тел жертв, были сильно сплющены и повреждены, а также испачканы кровью девушек. Тем не менее Гримсбо смог определить, что они соответствуют тому же классу и характерным параметрам первой пули. На данный момент эта информация была бесполезна, но если и когда подозрительное оружие будет найдено, Гримсбо сможет определить, из него ли были выпущены смертельные пули.
Введя спецификации в компьютер, связанный с Центральной базой данных ФБР, Гримсбо узнал, что пули, «скорее всего», были выпущены из следующих револьверов: «Смит-и-Вессон» двойного действия третьей модели, «Харрингтон и Ричардсон» модели 1905 года или «Янг-Америка-бульдог», карманный револьвер компании «Мериден» или карманный револьвер компании «Темз армз». Оружие этих марок было доступно Гримсбо, и при тестовой стрельбе из них была выявлена та же правая нарезка, с пятью насечками и бороздками. Однако нельзя было исключать возможность того, что существует и еще какое-то оружие с такими же характеристиками.
Но где его искать, это смертоносное оружие? Возможно, убийца оставил его при себе, а возможно, и выбросил – в Орегоне много рек. В первом случае преступник мог применить револьвер еще раз, и тогда, если оружие попадет в руки других полицейских…
Если…
Эксперты криминалистической лаборатории штата Орегон не только определили тип оружия, но и смогли определить группу крови убийцы, исследовав мазок со следами спермы, взятый из горла Бет. В образце обнаружились жизнеспособные сперматозоиды, и, что не менее важно, эти сперматозоиды были получены от мужчины, который был секретором. У убийцы была кровь либо второй группы, либо третьей. Эти группы крови встречаются более чем у половины населения планеты, но при этом третья – только у 9 % людей. Эта информация могла послужить для создания перевеса доказательств против подозреваемого.
В списке вещественных доказательств нашлось место и для самой мелкой из собранных улик. В то время казалось, что она не будет особенно важна для расследования. Гримсбо, Зеллер и Коминек нашли почти черный лобковый волосок на коврике в столовой. Исследование под сканирующим электронным микроскопом показало, что он не соответствует характеристикам лобковых волос обеих жертв. Волосок мог принадлежать убийце и определенно представителю европеоидной расы. Но, как и в случае с группами крови, лобковый волос квалифицировался как косвенное доказательство. Он также мог принадлежать кому-либо из офицеров или медиков, находившихся на месте преступления, однако вероятность этого была невелика, поскольку они все были одеты. Дейв Коминек связался со всеми врачами и полицейскими и попросил их предоставить образец лобковых волос.
Позже Коминек с усмешкой вспоминал:
– Я пошел в пожарную часть и выдал каждому расческу и маленький пластиковый пакет. Сначала они посмотрели на меня как на психа и спросили, не бросил ли я работу в полиции и не раздаю ли бесплатные образцы от компании чистящих средств «Фуллер браш».
Совпадений с этим темным лобковым волосом ни у кого из них не нашлось.
Жестокое нападение на Бет и Шери выглядело трагедией, которая была порождена случайно подвернувшейся возможностью. И убийца мог быть одним из той новой породы убийц, которых все больше бродило по Америке в семидесятые годы. Профиль убийств менялся – поначалу так незначительно, что служители закона этого не заметили, но резкий рост случайных, бессмысленных убийств больше нельзя было игнорировать.
В прежние времена, когда дело касалось подозреваемых в убийстве, детективы всегда могли положиться на проверенные практикой эмпирические правила: сначала обратите внимание на родственников и друзей жертвы. Близкое знакомство иногда приводит к убийству. Далее ищите того, у кого есть мотив: ревность, жадность, месть.
Но к 1981 году эти правила изменились. Согласно данным уголовной статистики, подготовленным для ФБР, в 1966 году всего лишь 5,9 % всех убийств могли быть признаны «случайными и бессмысленными». Другими словами, по всей территории Соединенных Штатов без видимой причины были убиты 644 человека. Более десяти тысяч жертв погибли от руки тех, у кого был мотив. Наличие внятного мотива обуславливает высокий процент раскрываемости. В целом статистика в те годы выглядела неплохо. В 1966 году процент раскрытых убийств в Америке достиг отметки 88, а 1310 убийств остались нераскрытыми.
В отчете о состоянии преступности за 1981 год дело Шери Халл вошло в статистику, которая в целом выглядела ужасающе. К концу 1981 года 17,8 % всех убийств считались случайными и бессмысленными, совершенными по причинам, понять которые не мог никто. Общее количество жертв убийств составило 22 519 человек, из них 4007 были убиты без видимых причин.
Неудивительно, что процент успешных расследований убийств резко снизился в 1981 году, когда только 72 % убийц были привлечены к ответственности, а это означало, что 6304 дела остались нераскрытыми.
В конце января 1981 года расследование убийства Шери Халл казалось почти безнадежным. Ответственность за раскрытие ее убийства ляжет самым тяжелым бременем на плечи детектива Дэйва Коминека и капрала Монти Холлоуэя. Они знали, что шансы найти темноглазого мужчину в куртке с капюшоном почти равны нулю. Бет и Шери были привлекательными мишенями, поскольку работали одни в здании, освещенные окна которого превращали его в аквариум. Убийца воспользовался этой возможностью, а затем растворился в ночи – возможно, навсегда.
Задача получить подробные показания от Бет Уилмот выпала на долю Дэйва Коминека. Разговаривая с другими детективами, Коминек может быть резким и деловым, но с жертвами он совсем другой человек – сочувствующий и понимающий.
Для Бет Уилмот Дэйв Коминек стал кем-то вроде старшего брата, с которым она будет разговаривать в ближайшие месяцы. И эти месяцы будут нелегкими.
Девятнадцатого января, когда Бет восстанавливалась после операции в больнице «Мемориал», у дверей ее палаты выставили усиленную охрану. Убийца Шери Халл покинул здание «Трансамерика», уверенный в том, что свидетелей не осталось. О том, что Бет Уилмот выжила, портлендские и салемские газеты сообщили на следующий день, и полиция опасалась, что, услышав эту новость, он может вернуться и попытаться заставить ее замолчать.
Дэйв Коминек впервые встретился с Бет на следующий день после стрельбы. Конечно, ему и раньше приходилось видеть жертв несчастных случаев и нападений, но все равно видеть опухшее, покрытое синяками лицо Бет было жутко. Из-за синяков и опухлостей было невозможно представить, как она выглядела до нападения.
Несмотря на травмы, Бет Уилмот горела желанием дать показания, и поскорее, пока она все помнила и ничего не забыла.
Бет объяснила, что давно знает Шери Халл, они были лучшими подругами. Семья Шери приняла Бет в свой дом, когда она переехала в Салем из города Спокан в штате Вашингтон в поисках работы, и обе девушки выполняли кое-какую работу в службе уборки отца Шери. В здании «Трансамерика» они убирались по воскресеньям. Обычно это не занимало у них много времени, поскольку здание содержалось в чистоте и было новым.
Объяснить, как они с Шери оказались в здании, не составляло труда. Закончив эту часть, Бет понизила голос и, отведя взгляд от Коминека, уставилась в окно, по стеклу которого стекали капли дождя.
– Расскажи мне, что ты помнишь, – начал Коминек. – Не торопись. Просто расскажи, как ты пошла на работу в тот вечер.
Бет вздохнула и кивнула.
– Мы вошли в здание около девяти десяти или девяти пятнадцати, закончили уборку примерно за двадцать минут. Но потом я заметила, что окно осталось грязное, и пошла в заднюю комнату за пульверизатором. Наверное, он увидел, что мы работаем одни, потому что Шери пошла вынести мусор в одиночку. Обычно мы выносим мусор вместе. Я закончила пылесосить, а она только что закончила уборку и вынесла мусор. Я пошла в подсобку за распылителем. Когда я вернулась, Шери была у двери, и он стоял там с револьвером в руке. Думаю, он тогда только-только вошел.
Бет замолчала, и на ее глаза навернулись слезы.
– Он убил мою лучшую подругу.
– Попытайся рассказать мне об этом, Бет. Повтори мне слова, которые он сказал, и расскажи, что говорили вы с Шери, – мягко попросил Коминек.
Бет объяснила, что единственное место во всем здании, закрытое от посторонних глаз как со стороны парковки, так и с Ривер-роуд, – это закусочная, именно туда их и загнал злоумышленник.
– Он сказал: «Давайте в заднюю комнату. Снимайте одежду. Обе. Раздевайтесь. Лежите и не поднимайтесь». Я сказала: «Скоро здесь будет мой папа».
Бет солгала. Она прекрасно понимала, что никто не придет их спасать, и надеялась просто отпугнуть его. Но он не поверил.
– Шери колебалась. Она не хотела снимать лифчик. И он прикрикнул на нее: «Так, давай снимай все это». Потом заставил нас опуститься на колени, а сам остался стоять.
Бет закрыла глаза и спросила, должна ли она рассказать обо всем, что этот мужчина сделал с ними. Коминек объяснил, что это будут не ее собственные слова – она всего лишь повторит то, что сказал убийца.
Она сказала, что мужчина расстегнул молнию на джинсах, обнажился, а затем потребовал, чтобы девушки сделали ему минет.
– Что он тебе сказал? Помни, то, что ты скажешь мне, будет его словами, а не твоими.
Бет закрыла глаза и глубоко вздохнула.
– Хорошо. Он разговаривал с Шери и сказал… сказал: «Отсоси мне. Давай, сделай так, чтоб я кончил». А потом он сказал мне: «А ты соси мои яйца». И потом нам обеим: «Заставьте меня кончить. Отсосите у меня». Шери он сказал: «Поиграй с собой». Она отказалась, и тогда он приказал мне пососать грудь Шери. Я притворилась, что послушалась. Он сказал мне встать и раздвинуть ноги, чтобы он мог совокупиться со мной. Его пенис не входил, и он сказал: «Черт, у тебя узкая щелка».
Тихо, почти шепотом Бет Уилмот излагала подробности жестокого насилия, которому она и ее подруга подвергались в течение примерно двадцати минут. Эти двадцать минут показались ей часами. Бет думала только о том, как успокоить его, чувствуя, что это единственный способ выжить. Но, по ее словам, Шери реагировала на приказания незнакомца нервно, почти истерично, и ее безудержные рыдания раздражали и злили его. В конце концов ее истерика вывела его из себя.
«Давайте возьмите поглубже, – приказал он, возвышаясь над двумя обнаженными девушками, стоящими на коленях. – Ну, кто будет первой?»
– Он заставил сделать это сначала Шери, потом меня, а потом нас обеих одновременно.
Бет отвернулась.
– Вот тогда он кончил… наконец-то. Мы думали, что теперь он уйдет. Он велел нам лечь на пол – лицом вниз. Спросил, есть ли у нас веревка. Он сказал: «Мне нужна веревка. У вас есть какая-нибудь веревка? Знаете, где ее взять?» Мы обе сказали, что нет. И тогда Шери сказала: «Не делай нам плохого. Пожалуйста, не делай. Мы никому не скажем. Просто отпусти нас». Шери плакала и умоляла, и я говорила: «Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Мы никому не скажем».
Бет хотела сказать Шери, чтобы она затихла, что ее плач и вопли бесят его, но боялась говорить вслух.
– Он постоял над нами несколько секунд… молча. Мы слышали, как он дышит, будто решает, что делать.
Дэйв Коминек заметил, что Бет начала дрожать, сначала почти незаметно, а потом сильнее и сильнее. Она сцепила пальцы, пытаясь сохранить хотя бы какое-то самообладание.
– А потом? – тихо спросил он. – Что случилось потом, Бет?
– А потом прозвучал выстрел. Думаю, сначала он выстрелил в Шери, а потом в меня… потом снова в Шери… и в меня. И последний выстрел в Шери.
После первого выстрела я просто лежала так тихо, как только могла, и притворялась мертвой. Шери продолжала стонать, и, возможно, именно поэтому он выстрелил в нее в последний раз. Я молилась и надеялась, что она тоже притворяется мертвой. После того, как он выстрелил в меня во второй раз, я ничего не слышала, кроме звона в ушах. Я боялась вставать, потому что не могла расслышать, там он еще или нет. Где-то через пять минут я встала, пошла в туалет и посмотрела в зеркало. С правой стороной лица было что-то не так – она распухла и была в крови. Я так испугалась. Подумала, что он может наблюдать за мной снаружи, поэтому опустилась на четвереньки, подползла к одному из телефонов в офисе, нажала кнопку и позвонила оператору.
Коминек ждал и ничего не говорил. Теперь история лилась из Бет сама собой.
– Шери умирала, и я боялась, что тоже умру, что он вернется и застрелит меня. Потом я увидела огни «Скорой помощи» и машину полиции и побежала к Шери. Я сказала: «Шери, поговори со мной!» Но Шери уже ничего не могла сказать. Было слишком поздно.
По щекам Бет Уилмот текли слезы. Она повернулась к Коминеку.
– Знаете, что я сказала Шери в последний раз? Самые последние слова? Я сказала: «Черт, Шери, мы забыли помыть дверь». А она в последний раз сказала мне: «Черт, давай помоем».
В этот момент одна и та же мысль пришла в голову детективу и рыдающей девушке, и эта невысказанная мысль повисла в воздухе больничной палаты. Если бы Бет и Шери оставили входную дверь здания «Трансамерика» невымытой, они были бы в безопасности. Они бы сели в «Бронко» Шери и уехали со стоянки прежде, чем убийца смог до них добраться.
Глава 4
Он должен был стать идеальным ребенком – сыном, о котором так мечтали родители. Он, безусловно, не был одним из тех «брошенных» детей, которые сначала становятся нежеланными, а затем переходят из одной приемной семьи в другую. Ни один криминолог никогда не назвал бы Рэндалла чем-либо обделенным. Он родился в любящей семье образованных родителей из высшего среднего класса. То, что он однажды может стать преступником, жестоким убийцей-садистом, казалось совершенно невозможным. И все же ему было суждено достичь успеха, который далеко превосходит мечты любого мальчишки, и в конце концов пасть и вместо славы погрязнуть в бесчестии.
Его отец, Уолтер «Джек» Вудфилд, и мать, Донна Джин, были представителями той эпохи, когда люди влюблялись, женились и остепенялись, чтобы вырастить идеальных детей. Это было всеобщей мечтой в сороковых и пятидесятых годах. Дочери вырастут, поступят в колледж и выйдут замуж за профессионалов. Сыновья станут звездными спортсменами, преуспеют в учебе и будут гордостью своих родителей.
Для многих из тех молодых пар, что поженились сразу после окончания Второй мировой войны, эти мечты сбылись. Для других, таких как Вудфилды, что-то пошло не туда, и они так и не поняли почему. Если в подходе Вудфилдов к воспитанию детей и было что-то ошибочное, то это произошло непреднамеренно; с самого начала они хотели только лучшего для своих детей. По какому-то любопытному, но неписаному правилу родители того времени стремились к тому, чтобы первым их ребенком был мальчик. Таким образом у отца появился бы маленький слепок, который можно было бы сформировать и которого можно было бы одарить теми преимуществами, которых был лишен он сам во времена Великой депрессии. Донна Джин проучилась два года в колледже, но ее планы перечеркнула война, а Джек Вудфилд получил только диплом об окончании средней школы. В двадцать один год он поступил в телефонную компанию «Пасифик норт-вест белл», где сделал хорошую карьеру и проработал более тридцати лет.
Первыми Донна Джин Вудфилд родила двух дочерей подряд: Сьюзен и Нэнси, хорошеньких, умных, послушных маленьких девочек. Оба родителя обожали своих дочерей, но все еще мечтали о мальчике, и Донна Джин была уверена, что ее третья беременность в 1950 году принесет им сына, после чего их семья станет полноценной.
Друзья помнят, что она выбирала, а затем отвергала множество имен для мальчика, объясняя, что имя очень важно для ребенка. Неудачное имя могло испортить ему жизнь. Хорошие, солидные имена для мальчиков, такие как Джон, Чарльз и Джозеф, вышли из моды к 1950 году; в газетных колонках под заголовком «Родились» появилось множество Брайанов, Кевинов и Марков. Новая идея заключалась в том, чтобы дать мальчику особое имя, которое он мог бы с гордостью носить на протяжении всей своей жизни. Обычай называть мальчиков в честь прародителя также утратил популярность. Дедушки, возможно, заслуживают второго имени в знак уважения, но не более того.